***
— Фу, — говорит Чимин, без сомнения, в четвертый раз за последние пятнадцать минут, драматически вздрагивая и отворачиваясь, насколько это возможно в пределах своего места, от своего мужа, сидящего через проход. — Да, — он снова вздрагивает, вытаскивает Bvlgari и распределяет на точки пульса. — Иисус... — Не мог бы ты, пожалуйста, — огрызается Юнги, поворачиваясь к нему и несколько яростно потрясая своей папкой. — Заткнуться? — Вау, — фыркает Чимин, закатывая глаза, когда его голос слегка срывается. —Я не вижу, чтобы адвокат Тэ-Тэ кричал на него. — Это потому, что ты вообще не видишь его адвоката, — вежливо говорит Юнги, указывая на пустое место между Тэхеном и Ким Намджуном, старшим консультантом фирмы, которую нанял Тэхен. — Ты бы предпочел адвоката, который даже не утруждает себя тем, чтобы приходить вовремя? — Если он не будет кричать, может быть, да, — бормочет Пак, опускаясь на свое место, раздраженно скрестив руки на груди. До начала судебного разбирательства осталось всего около пятнадцати минут, и Мину начинается казаться, что он с легкостью выиграет это дело. Намджун, безусловно, кажется достаточно беспокойным, и он безостановочно щелкает ручкой. — Он здесь, — шепчет Хосок, ставя чашку кофе перед Юнги и еще одну перед собой, садясь на стул рядом с его. — Судья? — спрашивает Юнги, вытягивая шею, чтобы заглянуть во все еще закрытое помещение за скамейкой. — Нет, нет, — говорит Хосок, не очень тонко указывая головой в сторону главной двери в зал суда. — Адвокат Тэхена. Чон Чонгук. Юнги слышал порядочно бесящих историй о новом вундеркинде Намджуна, непобедимом новом адвокате с лицом ангела и телом юного бога, если судить по горькому хрипу Чимина. Он поворачивается как раз вовремя, чтобы увидеть копну черных как смоль волос и большие, цвета бренди, карие глаза, прежде чем судейский молоток ударяет по столу, призывая суд к порядку. — Да, да, пожалуйста, сядьте, — судья Ким Сокджин сегодня выглядит особенно раздраженным, его волосы слишком туго собраны, губы уже поджаты от раздражения. — Мы собрались здесь сегодня по делу Пака против Кима, которое касается вопроса о разводе, — он откидывается на спинку стула, тяжело вздыхая, и поправляет мантию. — Сначала мы выслушаем истца, а затем ответчика. — Ваша честь, — Юнги не упускает из виду, как адвокат Тэхена мгновенно напрягается при звуке его голоса, слегка наклоняя голову, чтобы ему было лучше слышно. — Мой клиент, Пак Чимин, считает, что этот брак исчерпал себя и не имеет для него благоприятного будущего, — Тэхен бросает обиженный взгляд на Чимина, который возмущенно фыркает. — Он просит ответчика согласиться с ним на взаимно согласованный развод из-за непримиримых разногласий, чтобы его не подтолкнули к предъявлению более серьезных обвинений, примерно как в случае с «манду» или «дамплингами» в 2019 году. На мгновение Сокджин просто удерживает взгляд Юнги, что-то непонятное мелькает в его глазах при упоминании дамплингов, прежде чем он глубоко вдыхает, кивая в защиту. Чон Чонгук встает, что-то почти застенчивое в том, как он прикусывает нижнюю губу, взгляд скользит вниз к заметкам на его столе. Он красивее, чем говорил Чимин, у него глаза лани и пышные волосы, запах его духов Диор доносится до Юнги с другой стороны прохода, но он также более нерешительный, пальцы нервно постукивают по дереву. На секунду он бросает взгляд на Мина, и Юнги не может сдержать легкой улыбки, он знает, какой эффект его репутация оказывает на тех, кто идет против него. Ему почти жаль Чона. — Ваша честь, мой клиент Ким Тэхен желает оспорить ходатайство о разводе, — Юнги замирает, все колебания и застенчивость давно прошли, голос Чона гладкий, как шелк, почти страстный в том, как он смягчает края своих слов. — Он считает, что истец совершает серьезную ошибку, устраивая одну из своих, и я цитирую, «фирменных истерик», —Чимин вздыхает, прижимая руку к груди, — пытаясь положить конец совершенно счастливому и продуктивному браку, — Чон прочищает горло, аккуратно откидывая волосы назад прежде чем продолжить. — Кроме того, мой клиент хотел бы предупредить истца, что в случае обострения этого вопроса и получения разрешения на развод у него не будет права на посещение их общего ребенка, померанского шпица Ким Ёнтана. — Он не может так поступить! — рявкает Чимин, довольно больно хватая Юнги за руку. — Скажи им! — Тишина, пожалуйста, — говорит Сокджин, стуча молотком немного слишком агрессивно. — Не могли бы обвинение и защита, пожалуйста, подойти к скамье подсудимых. Юнги вытаскивает свою руку из промежутка между конечностями Чимина, ему приходится встряхнуть ее еще несколько раз, чтобы как следует отстраниться от него, прежде чем идти по проходу к Сокджину. Он слишком хорошо понимает, что Чон идет рядом с ним, слишком хорошо понимает, когда их плечи соприкасаются, когда они останавливаются, слишком хорошо понимает, как нежно, но настойчиво Чонгук смотрит на него. Он выбрасывает такие мысли из головы, поворачиваясь к Сокджину. Но Чон, ну, во всяком случае, Чонгук, опережает его в этом. — Ваша честь, кто-нибудь когда-нибудь говорил вам, что этот цвет вам прекрасно идет? — он говорит тихо, его ресницы роскошно касаются щек, когда он моргает, притворяясь невинным, что раздражало бы, если бы на это не было несколько очаровательно смотреть. Сокджин щурится, неуверенно глядя вниз. — Черный? — Угу, — мягко улыбается Чонгук. — Ну, — тихо стонет Юнги, когда видит, как уши Сокджина начинают краснеть от смущения, а на его губах появляется довольно довольная улыбка. — Мне сказали, что это универсальный цвет. — Чепуха, — мурлычет Чонгук, Юнги пользуется возможностью, чтобы довольно громко прочистить горло, прерывая маленькое товарищество, возникающее у него на глазах. — Какие-то проблемы, Юнги? — вежливо спрашивает Сокджин. — Только одна, — многозначительно говорит Юнги, и Чонгук снова смотрит на него, настороженно. — Как мы будем действовать дальше? — Ну, я действительно хотел покончить с этим, чтобы не прерывать мои рождественские каникулы, но очевидно, что… — Сокджин смотрит на них обоих так, как будто это исключительно их вина. — Это не вариант. Итак, — он просматривает бумаги на своем столе, прежде чем вручить подписанную повестку как Юнги, так и Чонгуку. — Я принимаю личные заявления обеих сторон прямо сейчас, а затем мы сможем встретиться здесь через две недели. — Получается… — осторожно говорит Чонгук. — На следующий день после Рождества? — Это будет проблемой, Чон? — Юнги удивляет сам себя, когда говорит это, Чонгук слегка вздрагивает, когда он это делает. Но все же он здесь, прислонившись к судейской кабинке, лениво скрестив ноги, с довольно вызывающей полуулыбкой на лице, ожидая ответа Чонгука, другой немного взволнован, когда он смотрит на свою повестку, щеки покрываются румянцем. — Нет, нет, — напевает он, наклоняя голову набок и улыбаясь, немного слишком понимающе, Юнги. — С чего бы это? Мин понимает, что это немного знакомо. Как будто Чонгук уже смотрел на него раньше, как будто он регулярно носил средства по уходу, ткань, которую он держит так близко к коже, что ее невозможно отличить. Вероятно, это более драматичное проявление собственного ума Юнги, но он думает, что видит это запечатленным и на лице Чонгука, что-то не такое неизвестное, каким оно должно быть. — Ладно, тогда решено, — пренебрежительно вмешивается Сокджин, жестом приглашая их вернуться на свои места. — Давайте сначала выслушаем истца, пожалуйста. Юнги возвращается на свое место, не сводя глаз с Чонгука, хотя он и не уверен почему. Он проработал на этой работе почти десять лет, его совсем не так легко отвлечь, но прямо сейчас в биении его сердца появился странный ритм, которого раньше не было. — Можешь перестать ухмыляться, как Чеширский кот, и сосредоточиться, — шипит Хосок ему на ухо, тыча острым локтем в ребра. — Ты можешь подкатить к нему после дела. — Я и не думал об этом, — шипит Юнги в ответ. Возможно, на самом деле он вообще не думает. — Я подвожу итоги дела. — Конечно, —фыркает Хосок, — если ты и правда в это веришь.***
Юнги умывается в слишком модной ванной, расположенной в передней части здания суда, события последних нескольких часов размыты в его голове. Он не уделял слишком много внимания, если быть до конца честным, он начал отключаться во время слезливых речей Чимина неделей ранее и, к сожалению, не смог найти средство от вновь возникшей проблемы. А потом появилась новая проблема, или Чон Чонгук, как некоторые могут его называть. Юнги провел приличную часть слушания поливания грязью между Чимином и Тэхеном, наблюдая за лодыжками Чонгука. Как они пересекались и не пересекались, как один висел крепким, но изящным крючком над другим. Время от времени он случайно бросал взгляд и на его лицо, но видел, что тот быстро отводит взгляд, внезапно оказавшись слишком занятым своими заметками. Это заставило Юнги почувствовать себя странно мальчишеским, пьянящий прилив бабочек в животе и в голове. Но сейчас у него нет времени думать об этом, он должен вернуться в офис и начать составлять ответ для второго слушания. В любом случае, лучше сейчас, чем позже. Вздыхая, он отпирает дверь, проводя пальцем по вычурному золоту дорогого крана, по красным сиденьям, умоляющим его присесть и покурить хотя бы на одну сигарету. И, может быть, он так и сделает, его рука уже тянется к пачке, засунутой в карман, когда он слышит легкий, как перышко, стук в дверь. — Занято, — говорит он, нащупывая зажигалку, проклиная Хосока и его собачье обоняние за то, что они заставили его сделать это втайне. Ручка поворачивается, Юнги вздрагивает, когда она поддается. — Я сказал, что это занято... Чонгук просовывает голову внутрь, хотя выглядит немного неуверенно, на его лице написана жалкая решимость. Он загорается, когда видит Юнги, прикусывает губу, проскальзывает внутрь и закрывает за собой дверь. Ой. Юнги должен был это предвидеть, Намджун всегда говорил, что он слишком красив для его же блага. — Я искал тебя, — тихо говорит Чонгук, Юнги открывает кран и позволяет холодной воде стекать по мозолям на пальцах, позволяя им онеметь от любых ощущений. — Ну, ты нашел, — Юнги смотрит на него и поднимает бровь. Чонгук делает глубокий вдох, осторожно закатывая свой длинный рукав. Теперь он снял пиджак, немного слишком открытый в тонком материале рубашки, Юнги старается не пялиться. — У меня есть предложение, — говорит Чонгук почти скрытно. Юнги хихикает, тихо и немного довольный, когда он прислоняется к раковине, не сводя глаз с Чонгука. — Конечно, у тебя есть. Чон на мгновение выглядит неуверенным, склонив голову набок, как будто пытается расслышать слова, которые Юнги не произнес вслух. — Юридическое предложение. — И какое же? — спрашивает Мин. Чонгук фыркает, явно раздраженный, хотя он подходит ближе, понизив голос так, что его едва слышно. — Это очень далеко от того, что я должен делать, но, — он бросает взгляд через плечо на дверь, прежде чем повернуться обратно, глаза большие и полные надежды. — Я думаю, нам нужно работать над этим делом вместе. Юнги моргает, уверенный, что ослышался. — Прошу прощения? — Чимин и Тэхен идиоты, они - лучшее, что когда-либо случалось друг с другом, если они разведутся, они просто будут сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь, — Теперь он так близко, что Юнги может сосчитать созвездия, скрытые в его глазах. — Нам нужно свести их обратно до следующей даты суда. Мы должны сделать это обратно к Рождеству. Юнги позже признает, что он не совсем прислушивается к словам, которые ему говорят. Это не его вина, действительно трудно думать, когда он практически ощущает аромат духов на шее Чонгука, трудно заставить свой разум сосредоточиться, когда он чувствует его теплое дыхание на своей щеке. Он обнаруживает, что слова слетают с его губ без разрешения мозга. — Конечно.***
Оглядываясь назад, он осознает, что это определенно глупый план. Юнги в уродливом рождественском свитере, его лучшая улыбка в пятницу вечером противостоит явно кислому взгляду, которым Чимин одаривает его с тех пор, как забрал из жилого комплекса. Хосок несколько нервно щебечет на заднем сиденье, изливая поток бесполезных замечаний, волнения и комплиментов ни для кого конкретно. — Разве это не непрофессионально с твоей стороны? — спрашивает Чимин, тщательно протирая линзы своих солнцезащитных очков, прежде чем суетливо надеть их обратно на лицо, несмотря на то, что время приближалось к 11 вечера. — Нет, теперь Хосоку можно ходить в бары, это был временный запрет, — Юнги въезжает на переполненную парковку перед «Синим бобром», музыка изнутри уже гремит через сиденья его машины. — Нет, — вздыхает Чимин, — разве это не непрофессионально - выпивать со своими клиентами. — Не совсем, — говорит Юнги, отстегивая ремень безопасности. — Кроме того, ты мой друг, и я приглашаю своего друга выпить. Ничего такого, правда? Чимин закатывает глаза, уже выходя из машины, пробормотав себе под нос что-то насчет «адвокат никогда бы так не сделал».***
Бар представляет собой удушающую смесь ремиксов bad holiday и дыма, более густого, чем утренний сеульский туман. Чимин занимает им столик, пока Хосок направляется к бару за напитками, Юнги пытается, но безуспешно, успокоить свой беспокойный взгляд. — Ты кого-то ищешь? — спрашивает Пак, теребя шнуровку своего топа, чтобы убедиться, что он подчеркивает миниатюрность его и так миниатюрной фигуры, с явным раздражением. — Нет, нет, нет, почему? — Юнги немного чересчур громок, его голос пронзительно звенит в его собственных ушах, Пак бросает на него подозрительный взгляд. Мин никогда раньше не делал ничего настолько коварного, он уже чувствует, как пот начинает покалывать его кожу, слишком жарко для второй половины декабря. Хосок - это столь необходимое облегчение, выпивка исчезла почти так же быстро, как и появилась. Чимин как раз заканчивает второй бокал, когда знакомый голос шипит прямо позади них, глубокие, сонные интонации ни с чем не спутаешь. — Так, так, так, похоже, кошка притащилась сама, — Тэхен неторопливо прогуливается вокруг стола, волосы Чимина встают дыбом, совсем как у вышеупомянутого животного, с которым его только что довольно некрасиво сравнивали, его глаза сужаются до щелочек враждебности. — Преследуешь, правда? — Я пришел сюда буквально до тебя, придурок, — выплевывает Чимин, его рука инстинктивно тянется за напитком, который Юнги отодвигает подальше от него. — Я знаю, что в моем телефоне все еще установлен этот трекер. — Не льсти себе, —Тэхен прислоняется к столу, лениво скрестив ноги. — Мне все равно, где ты решишь заблудиться. Я поместил это туда только из-за твоего ужасного умения ориентироваться. — И все же ты здесь, — ухмыляется Чимин, поправляя свободный воротник своей рубашки. Он замирает, когда замечает Чонгука, Юнги тоже чувствует странный стук в груди, когда видит его. Без костюма он выглядит намного моложе, его волосы цвета красного дерева растрепаны, в сером свитере и узких джинсах. Если бы Юнги был хотя бы немного пьян, ему было бы трудно проглотить небольшое «вау», которое поднялось у него во рту. — О, — фыркает Чимин, — я вижу, ты привел Барби. — Чимин-щи, — улыбается Чонгук, весь такой мягкий и определенно немного слишком лукавый, — я надеюсь, что между нами нет обид. — Я надеюсь, что тебя собьет автобус, — вежливо отвечает Пак. Чонгук сочувственно кивает. — Можно только молиться, — он поворачивается, дергая Тэхена за рукав, Юнги чувствует вспышку раздражения от вопиющего игнорирования, несмотря на то, что вся эта неловкая ситуация была глупой идеей Чонгука. — Хен, давай найдем столик. Хен. Он действительно очень юн, моложе, чем думал Юнги. Как кто-то такой молодой становится таким известным? Откуда у него столько опыта? Что-то здесь не совсем правильно- — Юнги, ради всего святого, перестань пялиться на задницу Чона, — Мин несколько запоздало осознает, что когти Чимина впились в его кожу достаточно глубоко, чтобы потекла кровь. — Я не пялюсь, — он поправляет свой свитер, пытаясь понять, что смущает больше: это маленькое недоразумение или его глупый мысленный бред о якобы злом восхождении Чонгука на вершину. Он не соглашается ни на то, ни на другое, возвращая свое внимание к пустому месту рядом с ним. — Хосок. — Хмм? — Хосок смотрит на него через стол, вопросительно приподняв одну бровь. — Где Чимин? — Не знаю, — отвечает он, уже снова глядя на свой телефон. — Но я почти уверен, что он пошел ругаться с Тэхеном. Юнги ругается себе под нос, встает и проталкивается сквозь толпу туда, куда, как он видел, направлялся Тэхен. Тела вокруг него теснятся, слишком много рождественских ароматов и света, он чувствует легкое головокружение. — Красивый свитер, — дыхание у его уха горячее, тихий смешок, прежде чем его хватают за руку и тащат обратно тем же путем, которым он пришел. Чонгук поворачивается, глаза загадочно сверкают, и Юнги ни за что на свете не может вспомнить, почему он решил надеть светло-зеленый свитер с вышитыми на нем тремя северными оленями в горошек, но в то же время это казалось справедливым решением. Тем не менее, он не упускает из виду то, как рука Чонгука остается прижатой к его груди, легкий румянец на его щеках, несмотря на его игривые слова. — Тебе нравится? — спрашивает Юнги, лишь наполовину поддразнивая, Чонгук прижимается к нему, как кот. Он не пьян, но явно успел уже выпить, его дыхание отдает малиной. — Думаю, мне еще больше понравится то, что под ним, — шепчет он, и Юнги требуется целая минута, чтобы мысленно вернуть себе рассудок, прежде чем он вспоминает Чимина. — Чимин, — говорит он неосознанно. Чонгук останавливается, слегка нахмурившись. — У тебя под свитером Чимин? — Нет, — пыхтит Юнги, — я потерял Чимина. — Он там с Тэ-Тэ, разговаривает, — Чон снова хихикает, его руки сжимаются вместе. — Они любят друг друга. — Что, черт возьми, с тобой не так? — Юнги издевается, Чонгук мгновенно скисает, его руки скрещены в защитном жесте. — Мы должны быть там, помогая им идти в ногу друг с другом. — Боже, ты действительно ничего не знаешь о сердце, не так ли? — Чонгук фыркает, Юнги замечает, что его ботинки доходят до бедер, когда он раздраженно пинает его по лодыжкам. — Если мы пойдем туда, мы просто испортим всю обстановку. Мы идеально расставили их по местам, я даже начал разговор, а потом ушел. — Хорошо, — тяжело вздыхает Юнги, день и так уже слишком длинный, его член ведет слишком ожесточенную войну с его мозгом, чтобы на него так действовали легчайшие прикосновения. — Что мы должны делать до тех пор? — Мы можем узнать друг друга получше, — Чонгук придвигается ближе, протягивая руку, чтобы слегка отряхнуть пыль с плеч Юнги. — Любым способом, который тебе нравится. — И я должен верить, что ты не просто пытаешься отвлечь меня, пока твой клиент уговаривает моего клиента заключить какую-то феноменально глупую сделку, — спрашивает Мин, слегка улыбаясь, несмотря на свои слова. — О, — Чонгук моргает, его глаза расширяются до почти комичного размера. — Я должен был подумать об этом, — он качает головой, очищая ее от демонов, которые явно роились в его голове. — Боюсь, я не настолько умен, я просто думаю, что ты вроде как, — он застенчиво наклоняет голову, совсем как накануне в туалете суда. — Интригующий. — Интригующий? — Юнги издает смешок, Чонгук что-то тихо бормочет себе под нос. Он позволяет себе расслабиться, чуть-чуть ослабить бдительность, Чонгук слишком застенчив, слишком нерешителен в золотистом свете бара. — Ну, мы всегда можем... — ТЫ!! — Юнги резко оборачивается как раз вовремя, чтобы увидеть летящего на него Чимина с когтями, с его губ срывается поток угроз из-за того, что его бросили в пользу личной выгоды. Из-за атаки Чимина, которую Юнги отважно пытается отбить, он видит невероятно сердитого Тэхена, с которого капает то, что, как он чувствует, является клюквенной водкой Чимина. — Чонгук! — он рявкает. — Планы меняются, я хочу выдвинуть обвинения против этой психованной банши.***
Несмотря на то, что Юнги отправил Чонгуку серию возмущенных сообщений о том, что его блестящий план не принес ничего, кроме продления срока рассмотрения дела, Чон остается странно оптимистичным. Он воспринимает эту первоначальную конфронтацию как «бурю перед затишьем» и игнорирует все протесты по поводу того, что это даже не правильная фраза. Это впечатляет, как он умудряется затащить Тэхена туда, где он шантажировал Юнги, чтобы тот забрал Чимина, заставляя их двоих взаимодействовать с мастерством искусного кукловода. За исключением того, что, ну, ни Пак, ни Ким не являются марионетками, и каждое взаимодействие, кажется, приближает их к диким, огрызающимся и лающим друг на друга даже в общественных местах. Это достигает кульминации, когда Тэхен отказывается позволить Чимину подержать Ёнтан на открытии галереи в Сеульском доме искусств, его новейшем проекте «Маленькая страсть». Пак поднимает холст со стены только для того, чтобы швырнуть его в него, прежде чем выбежать, рыдая слишком драматично для утешения. — Нам нужно остановить это, — бормочет Юнги в полусне, прижимая телефон к уху. Часы рядом с его кроватью показывают 2:30 ночи, но это уже что-то вроде ночного ритуала, он действительно не может вспомнить ни одного дня за последние две недели, когда он засыпал под что-либо, кроме звука голоса Чонгука. — Ну, осталось всего три дня, но я уверен, — Чонгук звучит немного неуверенно, хотя он хорошо это скрывает. — Им просто нужно еще немного времени. — Чонгук-а, — это имя тяжело ложится у него на язык, взвешенное и немного слишком сладкое. — Почему это так много значит для тебя? — Хмм? — голос Чонгука немного неуверенный, как будто он понял Юнги с первого раза, но сопротивляется ответу. — Почему для тебя так важно, чтобы Чимин и Тэхен снова были вместе? На другом конце провода долгое молчание, глубокий вдох, затем вздох. Приятно слушать дыхание Чонгука, немного похоже на возвращение домой. — Они родственные души, хен, — Мин пытается не дать своему дыханию перехватить дыхание, такое простое слово, хен, но оно звенит в его ушах, заглушая все остальные звуки, тепло распространяется в его груди почти болезненно. — Они должны быть вместе.***
Сегодня канун Рождества. Уличные фонари мягко сияют, их оранжевое сияние придает им призрачный оттенок, мерцающий, как жидкое золото в морозной ночи. Это сонная часть города, настолько сонная, насколько Сеул может позволить себе быть в сезон отпусков, холод покусывает пальцы Юнги маленькими, острыми укусами. Намджун устраивает рождественскую вечеринку, музыка изнутри - пьяная мешанина обещаний и желаний на падающих звездах. Чимин и Тэхен уже успели поругаться, злобные слова и колкости были брошены за несколько бокалов шампанского. Юнги не настолько поражен, чтобы поверить, что теперь осталась хоть какая-то надежда, все, что у него есть, - это ледяное прикосновение перил к пальцам и сожаление о том, что он потратил впустую столько дней до суда по делу, которое, как он теперь боится, проиграет. Колокольчик на двери звенит, несколько музыкально, теперь уже знакомый звук шагов Чонгука. Он опирается на перила рядом с Мином, лицо осунулось, глаза щиплет от бессонницы. Он хорош в том, чтобы говорить красивые слова, питать более красивые надежды, но реальность начинает отражаться в его взгляде, он знает, что битва уже проиграна. — Прости, — говорит Юнги, толкая его плечом, глядя на почти полную луну, укрытую воздушными облаками. — Нет, ты меня прости, — говорит Чонгук, хотя слова выходят невнятными и бессвязными, расстроенность, которую он испытывает, окрашивает его голос. — Я потратил столько твоего времени впустую. Юнги колеблется всего мгновение, прежде чем протянуть руку, чтобы погладить Чонгука по спине. Чон одаривает его усталой улыбкой, легким приступом смеха, который облачками застилает его лицо, снежно-белое. — Тогда никаких рождественских чудес для нас не будет. — Я бы не сказал, что этому прям не суждено сбыться, — пожимает плечами Юнги. Чонгук кивает, обхватывая себя руками, чтобы согреться, хотя он шаркает на несколько шагов ближе к Юнги. — Может быть. — Хочешь зайти внутрь? — спрашивает Юнги, пытаясь игнорировать жар, исходящий от того места, где Чонгук теперь прижат к его боку. — Хочешь еще выпить? — На самом деле, я думаю, я просто пойду домой, — тяжело вздыхает Чонгук, Мин мгновенно скучает по его присутствию, когда тот отстраняется от перил. — Спокойной ночи, Юнги хен. — Подожди, — бездумно говорит Юнги, протягивая руку прежде, чем его разум успевает остановить себя. Его пальцы переплетаются с пальцами Чонгука, пугая его, большие глаза лани поворачиваются, чтобы неуверенно моргнуть на него. — Я-позволь мне, — продолжает Юнги, слов в горле внезапно становится слишком много, чтобы выдавить их, он хочет удержать Чонгука, хочет держать его как можно ближе. Отпускать его почему-то кажется несправедливым. Но он не имеет права на эти слова, пьяного флирта Чона несколько недель назад недостаточно, чтобы разжечь огонь, который горит так ярко. Поэтому вместо этого он просто продолжает. — Позволь мне проводить тебя до твоей машины. Чонгук улыбается, немного чересчур счастливо, крепче сжимая руку Юнги. — Конечно. Буду только рад. Они идут рука об руку, Чонгук напевает себе под нос «O, Holly Night», их шаги слишком медленные для относительно короткого расстояния. — Я не понимаю, — тихо говорит Чонгук, его глаза устремлены на посыпанную гравием дорогу. — Я был так уверен, что все, что им нужно, - это свести их друг с другом. Я даже столкнул Тэхена с лестницы, чтобы он упал в объятия Чимина, — умоляюще поворачивается он к Юнги. — Почему это не сработало? — Я думаю, что эти вещи просто идут своим чередом. Может быть, мы слишком старались. Возможно, некоторая дистанция действительно помогла бы им осознать, чего им не хватает, — Юнги нежно сжимает руку Чонгука. — Мы сделали все, что могли. Они входят в тепло освещенный гараж, потолок увешан гирляндами и рождественским декором, внутреннее тепло приятно отличается от бушующей зимы снаружи. — Ну, — Чонгук поворачивается, чтобы улыбнуться Юнги, — я думаю, это... Он замирает, уставившись в точку за плечом старшего, затаив дыхание. Он хватает Юнги за руку, почти больно: — О боже, хен, посмотри. Юнги поворачивается, следуя за его взглядом, с его губ срывается задыхающийся смех недоверия. В задней части гаража, взгромоздившись на капот машины Чимина, сидит Тэхен, а ботинки Челси тяжело свисают с его колен. Даже на таком расстоянии Юнги может слышать голос Пака, тихий и нежный, с любовью разговаривающий с мужем. — Смотри, — шепчет Чонгук, Юнги поворачивается назад, чтобы увидеть, как волшебный свет отражается, как золотые искорки, в его карих глазах. — Родственные души. Мин кивает с легкой усмешкой, что-то слишком теплое в его груди разливается от волнения на лице Чонгука. — Все еще хочешь уехать? — спрашивает Юнги, безрассудный от чувства счастья, которого он не ожидал почувствовать. — Мы можем пойти куда-нибудь выпить по случаю праздника, за мой счет. Чонгук качает головой, явно отказываясь, его глаза смотрят в потолок. — Мы не можем, хен. Юнги сглатывает, его горло немного пересохло. — Почему нет? — Омела, — Чонгук поднимает голову, и Юнги тоже, омела низко нависает над их головами. — Ты должен поцеловать меня, если хочешь двигаться, — он придвигается ближе, одной прохладной рукой касаясь разгоряченных щек Юнги. — Ты поцелуешь меня? — Тебе не нужно просить меня дважды, — шепчет Юнги. Чонгук на вкус как ежевичный сидр, сладкий, крепкий и чересчур пьянящий. Он тает рядом с Юнги, обвивая руками его шею и притягивая его все ближе и ближе, оставляя слишком мало места, чтобы дышать. Он отстраняется, немного раздраженный, с тихим смешком, прижимаясь лбом к лбу Мина, самый легкий из поцелуев, но Юнги чувствует, как его мир выворачивается наизнанку, ось всей его вселенной наклоняется. — Я хотел сделать это с тех пор, как впервые увидел тебя, — бормочет Юнги. — Я тоже, — говорит Чонгук, его пальцы вплетаются в волосы старшего, его губы мягко касаются его подбородка. — Могу я отвезти тебя домой? — спрашивает Юнги с ленивой улыбкой, обнимая Чонгука за талию обеими руками и нежно прижимая его к себе. — Ну, — Чонгук отстраняется, ненадолго задумывается. — Теперь, когда нам не нужно завтра быть в суде, я могу предложить несколько лучших способов провести время.