***
Шатенка вырядилась в чёрную кожаную рубашку оверсайз, такие же брюки, блестящий золотистый ремень и, как вишенка на торте — чокер цвета газовой сажи. На персиковых от природы губах ярко выделялась ядрённо-красная помада, добавляя ко всему и без того «кошачьему» образу ещё большую изюминку грации. Образ не был вульгарным(хотя это, конечно, кому как), наоборот — он был будто бы «случайным», словно закрытым. «Я прям Багира во всей красе» — пронеслось в мыслях Носеды, когда та подошла к большому напольному зеркалу, дабы насладиться своей ажурностью сполна. Что ж, черепная коробка девушки порой выдавала весьма нарциссические умозаключения и подобающие им действия. Подмигнув очаровашке в отражении, она поспешила на работу. Как уже упоминалась выше, свою работу она выполняла сегодня в студии, в которую часто захаживала и ранее, потому что, как показывает практика, она очень пришлась по вкусу дизайнеру-модельеру, что работает там же. А, кстати, надо сказать, что на столь важное для Носеды и Блайт "свидание" она уже опаздывает на десять минут. А ведь Луз только переступила порог дома..***
—О-о, — начала дизайнер, строго сложив руки на груди, — Я уж думала, что ты забыла, что у тебя сегодня есть работа, — девушка мгновенного сменила тон на более твёрдый, — ты опоздала на 30 минут, Носеда. Не хочешь объясниться? —Эй-эй, потише, бука, — выставляет вперёд руки, пытаясь утихомирить златоглазую, — О встрече с тобой, поверь мне, невозможно забыть, — усмехается, очень неоднозначно улыбаясь, — ну, у меня, конечно, есть объяснение, но сомневаюсь, что оно уважительное. И нет, не стоит думать, будто Луз такая смелая, что хамит модельеру. Будь на месте Эмити взрослая влиятельная тётка — Носеда бы уже забыла, как разговаривать. —Выкладывай, — нахмурив брови, отвечает Блайт, не обращая внимания на уже привычные подколы и заигрывания со стороны модели. —Ну-ну, не злись. Я ведь специально наряжалась, — Луз подмигивает, облокотившись о стенку и сложив руки на груди, копируя привычку типичного местного красавчика из сериала для подростков. Только после нелепого оправдания девушки Эмити заметила её дерзкий прикид, на что она то ли удивлённо, то ли озадаченно вскинула бровь. — В таком случае, это не просто "неуважительная причина", это наитупейшая причина, — тихо посмеивается модельер, — ты на хрена вырядилась так, если тебе сейчас всё это снимать? — не унимаясь от смеха, спрашивает та. —Тебя хотела удивить, — подмигивает шатенка, поправляя чокер, — Ну, вроде, получилось. —Подобные выходки от тебя уже не удивительны, — делает замечание девушка, закатывая глаза, — Ладно, меньше слов — больше дела.***
«Меньше слов — больше дела.» Что ж, такую инициативу Луз, конечно же, не восприняла должным образом. Она, по всей видимости, совсем забыла, что пришла сюда работать, а не смеяться над тем, какая Блайт «серьёзная и неприступная», именно поэтому по истечении половины рабочего дня, нервы вышеупомянутой были на пределе, а голова буквально кипела. Ей понадобилось два часа только на то, чтобы заставить смуглую ленивую задницу начать примерять костюм, который модельер в последние несколько месяцев особенно трепетно вышивала и разрабатывала стоящий дизайн. Но и тут все сложности не закончились: модель, примерявшая костюм, сочла отличной идеей шутить про то, что Эмити, якобы, настырно «пялится» на неё, пока та переодевается, в то время как девушка даже не смотрела в её сторону, терпеливо ожидая, пока Луз сама оповестит её о том, что оделась. Эмити, разумеется, очень терпеливая девушка, но это ещё не значит, что она готова приводить себя и свои нервы в жертву. — Чёрт, Носеда, ты испытываешь моё терпение, — огрызается Блайт, толкая полуголую модель назад, тем самым прижимая к стенке, — прекрати балаболить и начни работать. За это, прошу заметить, платят не только мне. В миг на щеках обеих всколыхнуло пламя бордового румянца от осознания пошлости сей ситуации: Эмити безжалостно прижала другую к стенке, фиксируя руками по обе стороны, оказываясь в сантиметре от наглой смуглой мордашки. Но спустя секунду хамка разразилась в громком смехе, хватаясь за живот. —Ты бы видела своё лицо сейчас.. Просто умора! — продолжает свою шарманку Носеда, — У-у-у, какая бука! Как ты меня напугала! — от былого смущения девушки и след простыл. И, чёрт тебя дери, она выпустила накопившееся исступление на волю. В ответ на насмешки Эмити чуть ли не вскипает как чайник. Кажется, будто ее нервная система — кипящий котелок, что вот-вот взорвется, если не потушить огонь под ним. Вот только коллега по работе, похоже, совсем распоясалась, решив, что имеет полное право разжигать его ещё пуще прежнего. Зубы скалятся, обнажая вид на чудные белоснежные клыки, лоб морщится, а в злате глаз, над которым так и хочется чахнуть(как и над его обладательницей, в прочем), ясным соколом отражается раздражение и пассивная агрессия. Всё как и в той мудрости — «От любви до ненависти один шаг». Носеду резко берут за шиворот, вновь прижимая к стене, обхватив запястья и совсем не ласково сжимая их. Красный полосчатый след от тонких Блайтовских пальчиков точно останется. —Я не хотела доводить до этого, но, как погляжу, ты не понимаешь по-хорошему, — радужки охристого цвета насквозь прожигают испуганную мордашку напротив, сохраняя зрительный контакт, — Носеда, с самого начала я была куда более лояльна к тебе, чем к остальным моделям. Видя твою лёгкую рассеянность и неуклюжесть во время работы, я давала тебе гуру шансов. Я никогда не оказывала тебе жесткой критики по поводу деформаций внешнего вида, абсолютно деревянной походки и скованных, однообразных поз, — сглотнув, продолжала она, — когда твоих коллег, а может, соперниц, называй как хочешь, я гнала из-под палки — к тебе я была мягка и снисходительна настолько, насколько могла. Делала поблажки, связывалась с агентством, твоими родителями, пыталась разговаривать с тобой, — хватка рук ослабла, а выразительные глаза заблестели от подступающих слёз, — но всё ни к черту. Бес-по-лез-но. Ты не управляема, Носеда. Я много раз приходила к этому выводу, свыше пяти раз задумывалась о том, чтобы попросить уволить тебя. Но всякий раз рука не поднималась. Чтобы оставить тебя на работе, при этом избавив себя от мук, мне требовалось подать на увольнение. И я так и сделала. Я готова была пойти на крупные жертвы, я пренебрегала своей работой мечты. Но в тот же вечер, когда я принесла заявление — я вышла с ним же из кабинета, даже не отдав его. Я решила выбрать себя, Носеда, а не девчушку, которая не может даже спокойно, блять, померить пару нарядов, над которыми я горбатилась месяцами, — голос дрожал, а по белоснежному фарфору щёчек бежали слёзы, — и я правда не понимаю, что это за чувство, которое заставляет меня идти и ломать свою карьеру, зарплату, благодаря которой у меня должен быть кусок хлеба, да в конце-концов саму себя. Я не знаю, почему именно ты. Почему именно в твоих глупых, безответственных, детских карих глазах, взор на настоящее нутро которых закрыто розовыми очками, я растаяла. А растаяла так, что влипла. По уши и, кажется, уже безвозвратно. Каждое вышесказанное слово врезалось в хулиганку острыми кинжалами, оседая на глубине души. Шоколадные глаза расширились по пять копеек, выражая искреннее удивление. Она была не из бесхребетных, из-за чего чувство вины нахлынуло на неё по шею. Только сейчас модели пришло осознание того, как жестоко она истязала эту бедную девушку, с и без того туманным прошлым и просроченными нервными клетками. Это было понятно по её непроницательности, холодной и строгой натуре, с которой она всегда подходила к названным до этого «соперницам» Носеды. Сейчас Луз понимает, какое нереальное количество поблажек и излишних поощрений было оказано её персоне. Она была единственной, на чьи глупые шутеечки отвлекалась Блайт, выдавливая улыбку, даже когда настроение оставляет желать лучшего. —Я.. — не знает, что и говорить. В горле тяжёлый ком, не позволяющий издать и звука, — Я правда сожалею, осознаю свою вину от и до, — невозможно представить, что она чувствует по отношению к этому модельеру. Это ни в сказке сказать, ни пером написать, — Простых извинений тут недостаточно. Но мне надо сказать, что какой бы я не была эгоцентричной нарацисской, хулиганкой и разгильдяйкой, как бы я неосознанно не портила тебе карьерную жизнь и не только, я все равно испытываю к тебе то же самое, что и ты ко мне. Ты самый часто мелькающий персонаж в моих мыслях, чем кто-либо другой. Ты воплощение и предел моих фантазий, как бы я сама того ни хотела. Слова снимались с языка, падали камнем с души. Спустя столько времени модель наконец-то смогла почувствовать свободу от бесконечной рефлексии и отрицания чувств, играя с ними в догонялки. Подколы, шуточки и вся ребяческая дичь закончилась здесь и сейчас. Никто больше не шутит, никому из ныне присутствующих сейчас несмешно. В ответ на признание девушки Блайт молчит, лишь трясущиеся руки выдают её с головой. Ей хочется заплакать. Да, прямо здесь и сейчас, на глазах виновницы сей спектакля, но Эмити не может. Подступающие слёзы так и иссохли на ресницах, больше не возвращаясь. Внезапно дизайнер накрывает тёплые, слегка подрагивающие от стресса губы Носеды своими собственными. Поцелуй был кратким, невинным, с ноткой нежности, но он прекрасно иллюстрировал чувства обеих девушек. Блайт отстранилась первая, посмотрев в карие глаза собеседницы. В них отражалось всё: любовь, вина, восторг, желание. Все чувства в совокупности самых ярких красок. Девушка и не заметила, как пялилась в шоколадные глаза той ещё около минуты. В комнате не было слышно ничего, даже дыхание, казалось, у обеих замерло на этот миг. Был слышен лишь звук учащённого биения сердца. Первой игру в гляделки решила прервать модель. Одному только дьяволу известно, что на тот момент творилось в голове Луз, что она вдруг решила сменить позицию, вырвавшись из хватки Эмити. Теперь уже она прижимала другую к стене, на что та растерялась, не ожидая такого поворота событий. Девушка затянула ту в горячий страстный поцелуй, и обеим будто окончательно снесло крышу. Через пару секунд голубки отстранилась из-за нехватки воздуха. Обе туманно и влюбленно смотрели в глаза друг-друга, пока Луз не уткнулась курносым носом в плечо девушки, пытаясь восстановить дыхание. Воспользовавшись моментом, она шепнула на ушко Блайт то, о чем так давно хотела ей признаться, но всё никак не было подходящего момента. —Ты даже не представляешь себе, как сильно я тебя хочу.. — слова шёпотом сорвались с губ сами по себе. —Луз?! — смущённая и обескураженная девушка тут же предательски залилась алым румянцем, ибо такое заявление было ни разу не ожиданным. Носеда решила не заморачиваться над объяснениями, она просто оставила горячий поцелуй на мочке уха особенной для неё девушки. —Можно?.. — наконец соизволила спросить нахалка, чьи пальцы уже прозорливо бегали по талии Эмити. —Ла-адно, так уж и быть, — закатив глаза, отрезала модельер, в очередной раз решившая пойти на встречу этой безответственной дурочке. Услышав долгожданное разрешение, радостная Носеда кусает чужую мочку уха, после чего спускается к молочной шее, оставляя на ней бордовые метки, на что другая громко выдохнула, поджав губы. Смуглая ручка ловко пробралась под выглаженную рубашку, расстёгивая кружевной лифчик красного цвета. —Воу, Эмити, я смотрю ты готовилась? — игриво, полушёпотом спрашивает модель, — специально надела этот вызывающий комплект, чтобы впечатлить меня? В ответ на это модельер фыркнула, закатив глаза. —Пора бы уже понять, что не одна ты любуешься своим отражением, — подмигнула она, подчёркивая тонкий намёк своего изречения, — и вообще, тебе не кажется, что ты уж больно много болтаешь? Пора бы тебя заткнуть, — после сказанных слов дизайнер накрыла персиковые губы напротив своими собственными, затягивая собеседницу в страстный поцелуй, одновременно принимаясь расстёгивать пуговицы на мешающей черной рубашке. Носеда, конечно, очень красиво вырядилась, но сейчас этот боевой прикид был очень лишним. Расправившись с пуговицами, Блайт приступила к ремню, наощупь прошивая его узорчатой стежкой. В это время другая уже успела отправить чужую красную юбку на пол, вновь вцепившись зубками в нежную кожу возлюбленной, начиная украшать ключицы укусами, что через секунду превращались в отметины, в цвете бисмарк-фуриозо. В ответ на волчьи укусы Носеды, которые та продолжала воспроизводить, Эмити блаженно постанывала, поглаживая бледными руками талию возлюбленной. В какой-то момент любительница укусов решила переключиться на влажные поцелуи, которые она рассыпала дорожками вдоль ключиц своего объекта воздыхания. Каждое прикосновение, каждый вздох и оброненный комплимент в сторону Блайт, был подарком неимоверной любви, которую та испытывала по отношению к девушке. Луз спускается поцелуями до Блайтовской груди, после чего обхватывает губами сосок и начинает посасывать его, иногда слегка покусывая, из-за чего другая цепляется в каштановые волосы руками, перебирая их и прикрывая глаза, закусив нижнюю губу от несказанного удовольствия. Луз решила не растягивать прелюдию и не дразнить модельера, хотя так хотелось. Рука плавными движениями спускается в самый низ, поглаживая промежность через ткань трусов, отчего из уст Блайт вырвался первый громкий стон. Модель поползла проворной ручонкой в трусы обладательницы златых глаз, сначала массируя клитор, давая привыкнуть, а затем вводя во влагалище два тонких, но длинных пальца. Та протяжно простонала, изящно выгибаясь в спине от удовольствия. Носеда начинает вводить пальцы быстрее и глубже, из-за чего внутри партнёрши разгорается пламя. Студию заполнили растворяющиеся в стонах и вздохах звуки страстных, а иногда и нежных поцелуев, прикосновения тел друг о друга и слова о бесконечной любви, что часто роняли уста обеих. Через несколько минут послышались два протяжных вскрика, оповещающих об окончании. Луз выдыхает, уже рефлекторно уткнувшись носом в плечо Эмити, что тоже рьяно пыталась восстановить своё дыхание. Она обвила талию возлюбленной руками, укусов её за смуглое ушко, напоследок сладко прошептав: «—Можешь считать, что ты загладила свою вину, а я больше ни о чём не жалею.»