Убить время

      Горшок сидел на крыше и курил уже пятую сигарету. Или седьмую. Может даже десятую. Он уже не помнит, как попадает сюда из разу в раз, в один и тот же момент. Ему надоело пытаться выбираться из этих неисчислимых кругов ада, которые заканчиваются одним и тем же.       В очередной раз к нему приходит Андрей. Да, он появился здесь вовремя, ровно через час после того, как Миша забираëтся на крышу, достанет спички и заставит сигарету тлеть в руках от еле заметного в сумерках пламени. Он снова кладёт руку на плечо и хмурится, смотря на Горшенёва, явно собираясь поговорить с ним. А Мише это надоело. Надоел этот сплошной день сурка, который тянется вечность. Он готов на всё, лишь бы выбраться из этой преисподней, которая жгла рану до боли в груди, до кома в горле, который ощущался острой рыбной костью, впивался ему прямо в глотку. Он быстро хватает Князева за плечи и сбрасывается вниз.       И всё повторяется снова.       И снова.       –Андрюх? -Да? — Князь отвлекается от написания очередных стихов с немного пошлым, но смешным контекстом. -А ты когда-нибудь задумывался о том, что будет после смерти? Что будет, если вот так просто взять — и в один миг не проснуться? — Горшок смотрел в потолок, отойдя после очередной дозы героина. Везёт же паршивцу. С таким сердцем любой другой бы уже коньки отбросил. –Не задумывался. И тебе не следует забивать голову глупостями.       Глупости. Для Миши это были далеко не глупости. Простые тупые мысли не мелькают каждый раз в голове и перед глазами, да и рука, наверное, не должна тянуться к верёвке и мылу в ванной. Он должен смотреть на ножи лишь как на инструмет для нарезки, а новый предмет для сведения счётов с жизнью.       Горшенев сидел на диване. Андрею еле-еле удалось остановить артериальное кровотечение. Он был далеко не врачом, но под адреналином быстро сообразил подставить руки Миши под холодную воду и туго затянуть раны бинтами. –Как же ты напугал меня, дурак… — Князев прижимается лбом к бледной шее Горшка. От Андрея приятно пахло молоком и вафлями, в то время как его пассия шманила за два метра дешёвыми сигаретами, коньяком и пылью из подъезда. Но Миша лишь морщился. Ему уже давно не нравилась эта показная нежность супруга. Князев боялся ответственности за смерть Горшенёва, пытаясь заглаживать вину поцелуями, обнимашками и почти принуждениями к сексу. А Миша в этом плане был тем ещё поленом, особенно после жёстких отходняков и ломок, за что нередко получал. На бледных ногах и руках виднелись еще не зажившие ссадины, жёлтые и фиолетовые синяки, огромные гематомы, которые он скрывал за модными чёрными кожаными штанами и смоляной мятой, пропахнувшей частыми пьянками и шлюхами, рубашкой. –Хватит, блять, делать вид, что я тебе нужен, прошу. Это мерзко и уебищно. После таких слов Князев бесился, срывал с Миши эту рубашку и…       И Горшок просыпается, снова стоя около края крыши. Как же хочется мести. Как же хочется, чтобы Андрей мучался так же как он, мучался от того, что пожирает Горшенëва изнутри, молча, без слез, но с бесконечными страданиями. Месть не принесëт ему счастья, просто сейчас есть шанс сделать то, за что наказания он не понесëт никогда. Князев поднимается по скрипучей лестнице на чердак, затем на крышу. Он уже видит его осветленную и блестящую в свете уже сверкающей луны макушку, его голубые и постоянно пиздящие в лицо о бесконечной и нежной любви глаза. Миша валит Андрея на холодный бетон и бьёт его с размаху по челюсти, ломает ему нос и коленкой ударяет по животу. Князев пытается его оттолкнуть, но от закипающей ненависти Горшок лишь сильнее отбивает об него свои костяшки. Он ломает ему кадык, мелкие кости на руках, от чего тот орёт всё громче и истошнее. Удар за ударом сыплются в солнечное сплетение злящего Мишку супруга. Князев замолкает. Сердце уже не бьëтся, а изо рта течëт тонкая струйка алой как роза крови. –Сдох, — на выдохе шепнул он и сбросил труп с крыши. Он услышал, как ломается позвоночник Андрея, увидел, как его мозги расплываются по асфальту вместе с глазами, выкатившимися из орбит.       Дрожащими руками Миша берёт из бочка унитаза пакетик с белой пылью. Эта дрянь вытягивает его из реальности, заставляет забыться, одурманивая разум на каких-то два часа, а потом сковывая тело судорогами во время очередной ломки. Он не боится получить побои. Ему не будет больно. Ему не будет страшно. Вот бы просто умереть и ходить по облакам как по мягким одеялам. Танцевать с молодым, полным любви к нему Князем.       –Хочешь я тебе сыграю? — Миша достаёт гитару из чехла и улыбается, обнажая смешную дырку между клыками. Да, Андрею это всегда казалось смешным, но по-доброму. Он воспринимал это как отличительную черту любимого, его изюминку в образе. –Хочу. А что? –Да хоть из мюзикла! –Какого? — Князев посмотрел на Горшка удивлённо, заинтересованно уставившись на него голубыми глазами. –Его пока нет, но обязательно будет! Я сочинил пару песен, хочешь послушать? –Говно вопрос, Миш, — улыбнулся Андрей и чмокнул Горшка в висок.       Улыбаясь воспоминаниям, Миша затушил сигару и пошёл к лестнице. Пыльный пролёт встретил его серой мрачностью, но ему казалось, что здесь стало светлее и свежее. Он тихо зашёл в квартиру, Князев как раз собирался идти его искать. Он нежно поцеловал его в уголок губ, тот аж присел от удивления. Инициативы от Горшка ждать что снега в июльскую жару, а тут… –Я завяжу. Я обязательно завяжу с этой дрянью, Андрей. И ты не бей, ладно? — он прижался плечом к Андрейке, нежась об его подбородок лохматой макушкой. Князь, смущённый внезапными действиями мужа, смог лишь погладить его по голове и русым волосам. Запах сигарет уже не был так противен, а алкоголем даже и не пахло. –Ты трезв? Покажи зрачки. Миша впервые за долгое время посмотрел на него с нескрываемой нежностью. Он был не под кайфом. Не под алкоголем. Просто пара сигарет, чтобы успокоиться. Князев был крайне удивлён. –… Ты будешь есть? Я там картошку приготовил. Твою любимую, с лисичками. -Буду, Княже, — улыбнулся ему Горшок.                               ***       Миша проснулся в холодном поту в своей квартире среди бутылки коньяка и пачки сигарет. Ему уже давно не двадцать три, он взрослый мужчина, давно завязавший с наркотиками. О том времени напоминало лишь шалящее переодами сердце да шрамы на запястье. Он действительно сильно поссорился с Князевым из-за мюзикла и, чтобы ненароком не сломать чего-нибудь, ушёл успокаиваться в свою вторую квартиру.       Голова жутко болела, а на лбу запеклась бурая кровь. Похоже, ему стало плохо. Сердце. -Черт…       Голова разламывалась от напряжения и давления. Миша взял сигареты и сёл на кровать, рассматривая бело-красную пачку «Мальборо». Пару минут он задумчиво смотрел на коробку, потом сорвался с места и помчался на маршрутку.       Первое, что увидел Миша за дверью — это сонное лицо Андрея с еле заметными синяками под глазами. Крепкие объятия Миши заставили уткнуться в его большое массивное плечо. Он пах приятным парфюмом и коньяком, пах шоколадными конфетами, немного расстройством и радостью от скорого примирения. Князев лишь поластился к него плечу и погладил ладонью по спине. -Будешь есть? Я там картошку приготовил. Твою любимую, с лисичками. -Буду, Княже, буду. — Мишутка улыбнулся и нежно чмокнул Князя в нос.