Яд предназначения

Малахитовые кроны дубов замерли,словно в ожидании, затихли лесные ветра. Потрескивал миниатюрный костерок, сколоченный на скорую руку, да бились в груди беспокойные сердца чародея и его господина. — Принять магию или обречь Мордреда на смерть? — подобно крику о помощи раздался вопрос Пендрагона. И спрашивал Артур не столько своего слугу, сколько друга, которому доверял беззаветно. И снова на плечи мага легла тень небывалой ответственности, судьбоносный выбор, способный изменить ход истории. Решение, которое ознаменует падение Камелота или же даст великому королевству новую жизнь, новый рассвет. — В Камелоте не место для колдовства, — вынес вердикт маг и поднял глаза, затуманенные и поблескивающие от подступающих к горлу горьких слёз. Мерлин давно пришёл к решению. Принять его было мучительно больно, словно ощутить на себе пронзающие плоть железные клинки. Он упускал шанс, который ждал столько лун подряд, который стал для него заветной, несбыточной мечтой. Мечтой, за исполнение которой он многое был готов отдать. Однако, любые сказочные грёзы или же осознанные в своей серьёзности стремления не могли быть желанней и выше порывов защитить Артура Пендрагона, короля Камелота. Сильнее порывов исполнить долг, предназначение. Сколько раз твердило ему мудрейшее из существ о его врагах, о том, чего допустить нельзя. Сколько сомнений роилось в душе мага раньше, сколько раз человечность препятствовала жестокой рациональности и тем убивала шанс обратить судьбу Артура. Больше он не собирался медлить, позволять чувствам верховодить, а неверию тратить драгоценные минуты. И вот крепко схватившись за эту самоотверженность, он снова не осознаёт, что не просто тушит всякий свет надежды на освобождение от оков запрета, но и уготавливает Камелоту судьбу куда более страшную. Ох, как яростно теперь звучит его разочарование. Вот слуга стоит на вымощенных из камня плитах рядом с резвым скакуном, совсем недавно доставившим его в Камелот, и смотрит широко и неотрывно. В ошеломленном неверии вглядывается в багрянец развивающегося алого плаща. Всё ближе и ближе это странное видение и вот оно уже наяву. Подобно буйному водопаду Эмриса бьёт страх. На него взирает живой друид, и, как иронично, рыцарь королевства, где за использовании магии отдают на съедение огню. Защитник Артура, но и его будущий убийца не погиб. Он обменивается с ним братскими объятиями при свете солнечных лучей. Он снова улыбчив и весел, он победил смерть и теперь снова среди своих товарищей слушает их добрые слова. Радуется своему воссоединению с жизнью. И это всё значит лишь одно — Мерлин снова совершил глупость. Он попал в ловушку прислужниц Триединой. Смерть Мордреда — символ победы, символ того, что пророчество не исполнится. Но маг снова допустил ошибку, снова принял неверное решение. Мерлин застывает посреди оживленного топотом двора и пребывает в ужасе от того, что натворил, сделал собственными руками. Предостережения Киллгары, пророчество ватаса. Падение Камелота грянет, теперь уж точно злой рок всё ближе. “Я не должен был этого допустить, не должен был…” — беспощадно клял себя маг. И вот наступает рассвет следующего дня, и он ждёт встречи. Подбирает достойные и убедительные фразы, вдыхает запах свежей листвы и вслушивается в гармонию звуков. Густая чаща окружает его с головы до пят. Ещё одно нетерпеливое мгновение и надламывается с хрустом ветка: одна, вторая, слышится лязг тяжёлых колец кольчуги. — Ты звал меня, Мерлин? Зачем? — опасливо, но с любопытством интересуется вышедший на солнечный королевский страж. В его глазах нет осуждения, нет затаенной обиды. Абсиданные кудри слегка волнуются под гнётом холодного, лесного ветра. — Надеялся, ты поможешь мне. В сборе трав, — неуверенно произнёс заготовленные строки маг. — Это ли причина, Эмрис? Тебе, кажется, нетерпится о чём-то поговорить со мной? — не медля, распознал ложь юноша. — За делом поговорим. От сбора морозника и… — Мерлин достал клочок пергамента с искусно выведенными его учителем заковыристыми именами растений. — И… ещё минимум десяти произрастающих по всей территории леса трав меня никто не освобождал. Твоя помощь лишней не станет. — Я думал морозник – это отрава? Зачем он Гаюсу? — озадаченно спросил Мордред. — Морозник — это тот вид растения, что может как отнять жизнь, так и спасти её. — ответил Эмрис и одарил друида долгим пронзительным взглядом. — Насколько мне известно, Гаюс использует его для промывания открытых ран, оно хорошо убирает гной. Морозник полезен при лечении разных болезней, борьбе с инфекциями. — Вот как. И отрава и лекарство, верно? Это естественно. Основа большинства противоядий – сам яд. — Так и есть. А теперь пойдём. — Я не могу долго здесь находится, наверняка Артур будет искать меня, — вспомнив, рыцарь стал тревожно озираться. — Не будет. Я просил за тебя. Сказал, что после случившегося в пещере дизир тебе не помешает хотя бы денёк просто побыть наедине с собой, сходить в таверну наконец. — Не хожу я по тавернам, Мерлин, — рассмеявшись уверил юноша. — Ну, думаю король не против, если тебе вдруг захочется. Артур волновался о твоём самочувствии и поэтому решил уступить. В конце концов ты рисковал своей жизнью, — поспешил успокоить слуга, уводя взгляд в сторону колышущихся под ногами трав. — Не думаю, что это необходимо, но спасибо за твою заботу. — усмирив волнение, согласился Мордред. Внезапная забота чародея по-настоящему обрадовала его. — Почту за честь помочь тебе, Эмрис. Я немного смыслю в травах, постараюсь быть полезен. Так за работой провели старые друзья некоторое время, истоптали тропы, оставив дружную пару шагов, которые Мерлин то и дело стирал при помощи колдовства. На это признавался Мордреду, что не хочет нагоняй от Артура за то, что использовал его рыцаря для работы слуги. Так шагали они среди дубов и ясеней и оставляли изредка бесцветные тени на древесной коре. Остановились, заслышав размеренное журчание ключа. — Слушай, Мордред. Ты наверняка хочешь знать, по какой причине я не доверяю тебе? — решившись, прервал тишину Мерлин. — Не доверяешь? Теперь ясно. И по какой же? — смирившись, приготовился внимать истину друид. — Дело в пророчестве, Мордред. — В пророчестве? — спокойно, пока ещё только ради любопытства спросил Мордред и подошёл ближе. — Да, есть пророчество нерушимое, пророчество ватаса. Я видел его. — продолжил как ни в чём не бывало слуга. — И о чём же оно? — Ты своей рукой убьёшь Артура. — признание звонко прогремело и исказило слух, словно посреди лесной чащи кто-то ударил в набат. — Что?! Я не…не понимаю… — Мордред посмотрел на чародея испуганно, будто не знал раньше, а сейчас всё понял о нём. — Мерлин, так ты хотел уберечь Артура? Поэтому тогда, в прошлом, собирался обречь меня на гибель? Я был ранен жрицами Триединой богини. И это ранение, нанесённое магией, и спасти меня могла только магия. Разве не ты помог мне? — Не я, — дрожащим голосом произнёс Мерлин. — Дизиры сами позволили тебе жить. — Так ты ничего не пытался сделать? Ты – Эмрис. Ты, столь сильный маг, которому раз плюнуть, чтобы излечить меня! И ты ничего не делал? Хотел, чтобы я умер? — в приступе панки голос юноши звучал ещё громче. — Да, — холодно отрезал маг. Подули холодные ветра, деревья сплелись верхушками и заслонили сияющий свет солнца. — Поэтому с таким подозрением каждый раз смотрел на меня. Думал, я хочу убить Артура?! — обвиняющим тоном заключил друид. Не переставая разглядывать в лице мага малейший намёк на сожаление, он в глубине души хотел верить, что Мерлин ему не враг, что тот признает свою вину. — Думал. Сейчас я так не считаю, — мгновенно парировал Мерлин попытки Мордреда оправдать себя. — По своей воле ты точно не сделаешь ничего подобного. Ты верен королю и ко всему прочему не раз спасал ему жизнь. Я хочу сказать, что ошибался на твой счёт, Мордред. Я сожалею, что не понял этого раньше. Друид, не подобрав слов, лишь промолчал и опустил взгляд себе под ноги, словно всё ещё пытаясь осмыслить услышанное. — Ошибался? Почему? — будто не доверяя собственному слуху, потребовал ответа друид. Ему казалось, слышать подобные речи сейчас даже слишком хорошо, слишком желанно. — Я так сильно боялся проклятья, что пытался сделать тебя злодеем. Но чем дальше, тем сложнее... И я решил для себя, что это не имеет смысла. Ты ведь не желаешь зла. А пророчество, пророчество может и не сбудется. Я верю, что у нас не одна дорога, что любое предначертание можно переписать. — Можно, Мерлин. Я не пойду на поводу у пророчеств. Я клянусь, что никогда не причиню вред королю. Только не ему. Не Артуру, — словно убеждая самого себя, клялся чародею Мордред. — Конечно. Прости за то, что был таким… ослом. И мне жаль, что это произошло с тобой... — Мерлин говорил эти слова так, будто читал проповедь. Он словно извинялся за что-то, что совершил или только собирался. — Всё хорошо. Я прощаю тебя, Эмрис. — Искренняя улыбка украсила лицо юноши. — Видишь, мы определенно можем стать друзьями. — Да, — отвернувшись, сухо произносит чародей, серые глаза его казались застывшими, словно заледенели. Слуга наклоняется к журчащему прозрачному ручью, берёт из рук рыцаря его бадью и заботливо наполняет её прохладной водой. Протягивает, предлагая утолить жажду. Замечает, что после его смелых слов в глазах друида светится надежда. Мерлин словно в ожидании замолкает и смотрит вглубь струящихся под ногами вод. Мордред, слегка потревоженный жаждой, принимается осушать сосуд. Следующие мгновения замирают, тянутся медленно до самого исхода. Где-то вдалеке кричит беспокойная птица. Друид, ошеломленный и напуганный, падает на колени и, схватившись за горло, начинает задыхаться. Это его последние секунды и в темных глазах от понимания просыпается не только мольба, но и ненависть. — Есть яды, которые созданы для того, чтобы убивать. Прям как ты, Мордред. Не сейчас, но потом ты убьёшь Артура. Зря я не верил в это. Чародей же, исполнив задуманное, смотрит на него без торжества, без радости. Так называемая победа над врагом Артура не кажется ему приятной. Он лишь пытается подавить бушующее в нём сожаление, разрывающую на части тоску. Перед глазами снова предстаёт всё ещё живой и необыкновенно чёткий образ пребывающей в такой же агонии Морганы. Иначе и быть не могло – действует один и тот же яд. Достаточно было подменить бадью другой, измазанной с внутренней стороны соком болиголова. — Мне жаль, Мордред. Правда жаль, но он должен выжить. Любой ценой. “Гаюс, я знаю, ты осудишь меня. Не поймёшь. Но я вырос. Я вырос и понял значение слова долг. Это расплата за мою медлительность в прошлом. За то, что не послушал Киллгару. За моё упрямство, за мою человечность”.