***
Александр, собирая чемоданы, то и дело поглядывает на свою руку и тонкий красный браслет на коже запястья. Вылет во Францию через шесть часов. Францию, которая так часто являлась ему из воспоминаний родственной души. Кто знает, может быть, ему повезёт. Даже если нет, образование там достойное. Не даром всё-таки он готовился к поступлению три года. Дверь за спиной едва слышно скрипит и обернувшийся Александр видит младшего брата, который смотрит на него таким взглядом, что, кажется, вот-вот расплачется. — Ну зачем ты уезжаешь? — практически пищит он, хлопая ресницами. — За образованием! — он подхватывает брата на руки и кружит его по комнате, не давая ему заплакать, — ты что, думаешь что я не вернусь? Как бы не так, следующим летом опять будем рыбачить в Великих Луках, моё слово твёрдое!***
— Видел первокурсника из России на филфаке? Он ничего так, и в твоём вкусе, кажется — Леонарда весело пихает в бок однокурсник Жерар, который, кажется, в курсе всех новостей университета. — Не видел, но только его мне не хватало. Если я ещё хоть раз впутаюсь в отношения до того как защищу диплом, я съем свой зимний ботинок. — Два, если он окажется твоим соулмейтом — ухмыляется Жерар, подавая ему руку для заключения пари. На ней три отметки. Лучше бы о своей личной жизни так заботился, как о его. Берньеру не повезло хотя бы всего один раз.***
Впервые они пересекаются с глазу на глаз в университетской библиотеке. Кудрявый парень как-то слишком долго оглядывает ряды полок, а Леонард следит за ним вместо того, чтобы следить за текстом курсовой на экране своего ноутбука. Он явно скучнее растерянного первокурсника. — Вам помочь? — Да, пожалуйста. Не подскажете, где тут раздел по философии? Мне тут книги по истории метафизики нужны... — Это совсем в другом конце библиотеки, давайте я вас доведу. Блуждать между стеллажами довольно долго и между ними завязывается разговор. — На каком вы факультете? — История Античности, четвёртый курс. Прямо сейчас курсовую про Марка Аврелия пишу. Даже не про того, что из пяти хороших императоров, а про Марка Аврелия Проба. Скука страшная. Кстати, как вас зовут? — Александр. Розинский всеми силами пытается не выдать того, что ничего не понял. Ну не фанат он Римской империи. — Леонард, приятно познакомиться. Не стесняйтесь обращаться за помощью, если вдруг. Я сам тут в первое время терялся.***
— Вы ищете своего соулмейта? — интересуется Алекс. Берньер согласился быть его репетитором по математике (разумеется не бесплатно), и прямо сейчас блондин всеми силами пытается отсрочить разбор интегралов. — Давай на ты, а то мне кажется, что мне не двадцать один, а шестьдесят один. Не ищу. Нужно будет, сам найдёт. Или сама. — А какие у ва... Тебя сны? — Человек явно был аристократом. Мне снится до безумия много балов, иногда поле битвы, пару раз потоп, ещё часто я просто куда-то еду. Часто снится кто-то убитый, думаю, это было сильным потрясением в его жизни. Многое размыто, не могу точно понять место действия, но век скорее восемнадцатый. А ещё ты отвлекаешься от занятия. Записывай: параметрическая форма поверхностных интегралов...***
— Мне пора стричься — мрачно константирует Лео, потряхивая отросшими волосами. — Ни в коем случае! — Алекс смотрит на него взглядом, полным неподдельного ужаса. — Твои волосы слишком хороши, чтоб их стричь. — Ты предлагаешь мне ходить обросшему как пудель? — скептически вскидывает бровь Берньер. — У пуделей кудрявая шерсть, а не прямая. — Буду честен, Алекс, я понятия не имею у каких собак длинная прямая шерсть, которую можно сравнить с моими волосами и даже если бы знал, вряд ли бы сейчас вспомнил. — У афганов. — Ты придумал эту породу только что?***
На дворе ужасно холодный январь и Леонард простудился. Третий день он безвылазно сидит в съёмной квартире, закутавшись в плед, и читает. "Идиот" Достоевского. Розинский посоветовал. В дверь звонят. "Одиннадцать утра. В такое время по квартирам ходят разве что сектанты" — мрачно думает Лео и слезает с кровати в полной решимости прогнать их к чертям. За дверью оказываются не сектанты, но раскрасневшийся от холода Александр, в расстёгнутом нараспашку пальто и с пакетом апельсинов. — Ты с ума сошёл так ходить? Минус пять на улице — Берньер втаскивает парня в квартиру. От него веет морозом. — Так вообще не холодно же, не минус двадцать в конце концов, да и я не мерзлявый... И погода у вас тут... — Ощущается теплее чем в Петербурге, потому что влажность меньше и ветра нет, ты уже говорил. Ты как мой адрес узнал? — Жерар... Он когда-нибудь убьёт этого Жерара. — А апельсины зачем? — Они повышают иммунитет — обезоруживающе улыбнулся Алекс, ставя пакет на пол. — Даже лучше чем все лекарства, которые я сейчас пью? — усмехнулся болеющий. — Может и не лучше, но они определённо тоже помогут. Спорить с ним бесполезно и Лео уносит пакет на кухню. В конце концов, это мило. — Кофе будешь? — А чай есть?***
За окном цветёт март, а Берньер понимает, что он пропал. Пропал в этих глазах, что чище чем весеннее небо, в золотых волосах, словно сотканных из лучей солнца. Чужие сны снятся ему всё реже и становятся всё мимолётнее и расплывчатее. Он не видит в них почти ничего, больше чувствует. Соулмейт вряд ли сильно расстроится, если ему придётся подождать ещё немного... Или даже ещё одну жизнь. Увидь он Розинского, он бы точно понял чувства Леонарда.***
Они впервые целуются в Люксембургском саду тёплым майским вечером. Договариваясь об этой встрече два дня назад, они не называли её свиданием, но всё было понятно и без прямых слов. Целоваться слегка неудобно из-за разницы в росте, но им плевать. В руке слегка колет, Лео бросает на неё быстрый взгляд и понимает, что красная полоса, так неряшливо выглядывавшая из-под рукава его рубашки ещё десять минут назад, сейчас исчезла. Он мягко отстраняется от поцелуя и проводит по опустевшей руке пальцами, понимая, что он Вспоминает. — Романов? — Бонапарт. Они остаются в саду до утра — им нужно обсудить столько всего, что они просто забывают уйти. — Не считаешь ли ты глупым, что система меток работает только со второй жизни? Думаю, тогда они могли бы исчезнуть на Немане, мой дорогой брат. — прозвище из прошлой жизни звучит непривычно и забавно, но Берньеру оно определённо нравится. — И ты бы взял меня в мужья? Или не втянул бы нас в континентальную блокаду? Не было бы войны двенадцатого года? — хитро улыбнулся Алекс, нет, Саша. — По крайней мере, я бы постарался что-нибудь придумать. — Женитьбу на моей сестре, например? — Так, будешь об этом напоминать — я спрошу с тебя твою домашку по матрицам прямо сейчас, а я знаю, что ты ничего не делал. — Помилуйте, мой император! Леонарду кажется, что он готов вновь завоевать пол мира лишь для того, чтобы передать его этим голубым глазам. Александру кажется, что тот драматизирует, но он безумно польщён. Париж сентиментален и молчалив перед рассветом, до защиты диплома ещё две недели, а есть ботинки, кажется, всё-таки придётся...