miroir empoisonnе

в этот раз чуе даже не кажется, что что-то идет не так. обычно то, что вызывает отвращение и сомнение, сейчас заставляет подставляться и молча просить о большем. он с трудом поднимает голову и, лишенным всяких мыслей взглядом, смотрит напротив — прямо в большое зеркало, отражающее два тела на кровати; тяжело дышит и даже в слабом освещении гостиничной спальни замечает, что цвет его лица слегка изменился в сторону красного. чуя кусает губы, пока горячие поцелуи покрывают его кожу, и задыхается, когда холодные пальцы обхватывают его живот, сжимая, не оставляя ничего кроме желания. дазай медлит, дразнит, пытается растянуть момент, довести до нужной температуры, распробовать его как следует, чтобы после насладится послевкусием. чуя — это вино. на его губах все еще липкий вкус, а в глазах затуманенность, и дазай целует более ревниво, чем должен по отношению к напитку, не желая, чтобы этим вечером на чуе остался даже его собственный вкус и запах: дазай заберет все и даже немного больше. чуе все равно. ему нравится ощущение пустой головы, он сосредоточен на звуках и ощущениях. ему нравится чувствовать себя больше животным, нежели человеком, забываясь во времени и проживая каждую секунду нынешним моментом. чуя умеет отдаваться. дазай однажды сказал, что в этом и заключается его человечность. гостиница «камелия», находящаяся под прямой юрисдикцией портовой мафии, всегда была их местом встречи. ни один из них за многие годы не приводил сюда, в 47 номер, и в это здание, ветхое, но такое необходимое, никого постороннего. они не договариваются о встрече, но каждый последний четверг месяца они встречаются в коридоре глазами, полными ненависти, а после молча выдирают из рук друг друга ключ-карту. сегодня одиннадцатое число, неизвестно почему они оба здесь. но кажется чуя всегда умел находить дазая в нужный момент — или же дазай никогда на самом деле не прятался от него, оставлял яркие следы уходя. если бы чуя мог, он держал бы дазая на цепи в своей квартире, только чтобы поддерживать свое эмоциональное равновесие. да, он называет это именно так. встреча, ссора, поцелуи, постель, а после долгие объятья раз в месяц — или видимо чаще — всего лишь способ сбросить напряжение, сбросить лишний груз так сильно давящий на плечи, пуская свое тело в расход для чужого удовлетворения — именно так. чуе не интересен секс, ему не нравятся женщины, и к мужчинам он равнодушен. он обожает лишь своё отражение в зеркале, пока его тело ласкает злейший враг. никто иной, только он, обжигающий, отравляющий, но восполняющий все потребности; знающий от и до каждое слабое место, вырывающий крики, шипение, стоны. бьющий током по нейронам, вызывающий всплеск чувств и, вместе с тем, заставляющий испытать умиротворение. чуя чувствует единение своей души и тела, когда его медленно, но крепко прижимают спиной к чужой груди, одаривая касанием острых зубов на скуле. дазай чувствует себя нужным, когда чуя шумно дышит, полностью доверив себя его рукам. зеркало слабо запотевает, когда в обоих головах больше не остаётся ни одной лишней мысли. на губах чуи больше нет вкуса вина, а на его коже больше нет аромата гостиничного геля для душа. на короткие мгновения он сам не свой: судорожно сжимает плечи дазая и кажется больше не ищет свое отражение, пытаясь спрятаться от собственного голоса, так жадно произносящего чужое имя. дазай тянется к чужим губам, чувствуя солёный привкус во рту. чуя отвечает, не спрашивает, потому что знает, что это точно не кровь, и он никогда не признается что по вкусу это самый лучший напиток на этот вечер. чуя почти гордится тем, что заставляет чувствовать того, кто на это даже близко не способен. в наступившей тишине он гладит чужие волосы. открывает глаза, разрывает поцелуй, и наполняет свой взгляд всем доверием, на которое только способен. дазай без сил прячется, уткнувшись лицом в чужую шею. чуя тащит их в душ. они никогда не разговаривали после, и никогда не принимали ванну вместе. но в этот раз чуя нарушает свою зону комфорта: нарочно разбивает все зеркала в 47-м номере, а затем их общую: просит дазая остаться. хватая осколок с кафельного пола, пока его колени гладит вновь холодная рука, возвращая тело в реальность, чуя не отводит взгляда от отражения, от глаз наполненных таким же доверием в ответ. — мы с тобой как две капли похожи. — верно. как две капли яда. отравляя друг друга спасают. от кого-то близкого. пожалуй, от себя.