Сinnamon boy

Знаете ли, Зигмунд Фрейд тот ещё уёбок, но что не сделаешь ради очаровательной попки Питера Паркера. У пацана возраст псевдо психолога и не за горами день, когда вдарится в евгенику, нет, конечно, с пацанами как Питер такого не бывает, такие альтруистично-милые мальчики. Но Уэйд так-то шарит, что в жизни может быть любое дерьмо. Питеру Паркеру шестнадцать и это знаете-ли — трудный возраст. У него дрочка на Ницше и Фрейда, у него внезапный бзик на Лане Дель Рей, и Набоков на полке, у него в Мусорке все трусы с Бэтменом, и (о боже) — Кэпом, а ещё у него домашний паук. В шестнадцати они становятся старше, ещё не взрослыми, нет, но уже скалят зубки. Я приду к одиннадцати! Питер Бенджамин Паркер, какие ещё одина… Питер возвращается в двенадцать. Они тусят со взрослыми мужиками, типа Тони Старка, Тони Старк — тот ещё кусок дерьма, но Пити подпевает себе под нос что-то про папочек и боссов. Тони Старк тот ещё папочка, Уэйд пересчитал бы ему все рёбра, как своему папочке в своё время. Уэйд — не ебёт пацанов, правило Уэйда Уилсона — купи мне бухала и тогда, тогда поговорим больше чем о дрочке. В тридцать с хуем лет — шестнадцать, это как шесть, только на десять лет больше. У Пити на быстром наборе тётушка и Старк, но Старку он никогда-никогда не звонит, Старк ему так-то тоже. Только вот Уэйда не обмануть старым алкашам, от них за километр несёт виски и слюной, которой они захлёбываются. Уэйд так-то шарит, знаете, один взрослый псих понимает другого взрослого психа. В чем разница, Пити-бой? Тони Старк на всех плакатах Пити, в его маленький головке одни мысли об ебаной железяке. Лучше чтоб в его голове были язвы и шрамы? О, дядюшка-Уэйд не так жесток, пусть лучше в маленькой головке Пити будут очаровательные женские грудки и мягкие ручки его сверстников. Взрослые мужики — путь в никуда, малыш, у них жены, детки и свои взрослые игрушки. Уж лучше в голове Пити был Кэп, хороший пример никому не повредит. Лучше чем спорящие у тебя в башке чуваки, они советуют только хуйню. Давай уничтожим всех Мстителей? А Паучок? Его оставим себе, помнишь, мы купили клетку, она… Зачем нам клетка? Ему шестнадцати, ебаный ваш рот! Мальчики как Пити ищут поддержку, но никаких пусканий сопель на плечо, взрослые мальчики, чтоб их. Психоанализы и вся хуйня. Знаешь, сосание члена это как покурить. Так говорил Фрейд? А может Заратустра? Нет-нет, так говорил какой-нибудь классный парень с классики, типа Винсента Вега? Ну типа. — Думаешь он сильно занят? — глазки у него совсем жалостливые, блядский Бемби. — Напиши ему, думаю он будет рад попиздеть с тобой, — не будет, старина-Дэд, сделает всё ради этого. Только вот Пити не пишет, может понимает, что не в игровой киношке от мышиной корпорации зла. Ты такая завистливая девчонка, Уэйд! Зависть — плохо, помнишь чему нас учила мама? Она у нас была? Была наверное. В башне Пит молчит, на Тони Старка он не глядит из принципа, будто все заговоры дядюшки-Уэйда подействовали, он тоже молчит. Нет-нет, он всем растреплется, что Паучок его детка, всяким там Старкам на него и глядеть не стоит. Просто сейчас стоит быть поддержкой его детки, кто если не он? Молчать — круто, если под столом ножка Пити на твоей и меланхолично покачивается. — Все свободны, Дэдпул, есть разговор. Ну конечно. Убьём его? Может уничтожим его империю под чистую? А может разложим на его глазах малыша Пити? Только Пити не уходит со всеми, шепчет на ухо «Надеюсь ничего серьёзного, удачи тебе», конечно, сладкий, удачи мне, тебе и всему святому. Говорить такое при Торе это богохульство? — Паучок, я сказал «Все свободны», что из этого ты не понял? — До свидания, сэр, — какого ещё свидания? Такие мужики нахерачатся и будут блевать в ближайшие кусты, такое тебе нужно свидание, Пити-бой? В кабинете Старка остаётся запах перегара, на столе — чертежи и сплошной мусор. Пити такое не любит, Пити, наверное, ещё моется шампунькой без слёз два раза в день, в его комнате бедненько, но чисто. — Хочешь посплетничать о Паучке? Прости, но мы типа, не в том сериале про сладеньких малышек, ну знаешь… — Сядь. И Уэйд садится, доводить Старка весело, но пусть только скажет про Пити-боя и окажется нашинкованным в чимичангу. — Такие разговоры лучше проводить Кэпу, но ты серьёзно? Ты знаешь сколько ему? — конечно он знает, они знают про малыша-Пити, всё-всё, даже то, на какое порево он дрочит. — Ему шестнадцать, а тебе сорок с хуем, чувак, — сорок это много, почти как целая жизнь, вот ему будет сорок, а Пити станет взрослым мальчиком и им ничегошеньки не помешает. — Заметь, я не пытаюсь сунуть руку ему в трусы. — А мы пытаемся? — конечно нет! Никаких поползновений к Паучку! Они умеют ждать, они не мерзкие старикашки, у них кодекс и честь. Или почти. — Давай договоримся, — Старк нервничает, такой раздраженный дядька, хреначит свой скотч и так злостно его болтает, словно вот-вот выльет его к херам. Таким мужикам не вытянуть свою Кармен, для них Карменситочки это как дуло у виска. — Хочешь купить Пити-боя, Старк? — руки автоматически хватаются за пистолет, блядский кусок дерьма, никаких Карменситочек-Лолиточек, думаешь это о любви? — Сколько ты хочешь, Уэйд? — и он правда думает, — Мы ведь взрослые люди, назови цену, — цена? Руки впервые дрожат, голоса в голове устраивают баталии, — Все мы знаем, что деньги для тебя важнее малыша-Пита. Деньги? У Старка много денег, чувак. Но мы хотим Пити? У Пити сладкая задница, она лучше всех нулей на счёте. А ещё Пити хихикает с твоих шуток. У вас может быть долго и счастливо. — Мы хотим Пити и не хотим деньги, шаришь, Старк? Зачем тебе Пити? У тебя хоть встанет на него? Типа, знаешь, чувак, ему шестнадцать, он даже школу не кончил, — зато кончил тебе в ладонь. Нет, конечно нет. — Зачем тогда тебе Питер? — зачем? Просто они любят Пити, даже очень-очень злого, Паучок может быть злым, тогда даже голоса замолкают. — Мы любим его, да-да, любим. Представь, Паучок волнуется за нас, а ещё его тётя печёт такой вкусный пирог, представь?! Паучок любит нас, да-да. Не обманывай себя. Он скоро полюбит нас, вот увидишь. — Уэйд, ты пиздишь сам себе, смотри правде в глаза, ему совершенно поебать на тебя, может он считает тебя знакомым, но… — Хочешь сказать, что дрочит то он на тебя? Враки, ебаный ты мудила, спроси самого малыша Пити о всей этой хуйне. Решил в крысу купить его и гладить по головке, пока он хнычет тебе в плечо? Старк дёргается как от блядского леща, но через секунду на него уже наставлен пистолет. А жаль, он считал его почти прикольным. Расходятся они почти мирно. Пити выберет сам, кто из них больше папочка. Из Уэйда херовый папочка, из Старка ещё хуже. Может хочешь стать нашим щеночком? Щеночки милые, у них даже глаза такие же, у маленьких волчат уж точно. Уэйд их достаточно навидался в Канаде. *** — Тётя приготовила пирог, будут только свои, но только давай не как в прошлый раз, хорошо? Она уже и так тебя фактически считает моим женихом, иначе она нас точно обручит, — смех у Пити мягкий, Пити сегодня семнадцать и он взрослая детка, — ты ведь придёшь, да? Не совсем конечно, но на год ближе того, чтобы получить в подарок колечко, о, он подарит ему розовое кольцо от гранаты, нет ничего милее этого. Это так мило, но Уэйд найдёт самый красивый камушек из всех, лучшие друзья пауков это бриллианты, сука. Никаких гранат на пальчиках Паучка. — А в пятнадцать разве можно? — Мне семнадцать, придурок, — Уэйд довольно ухмыляется, у него определённо фетиш на фемдом и злых мальчиков. Чёртов сётакон. — Конечно я приду, Пити-бой, я пришёл бы, даже если бы ты меня не пригласил. На дне рождения Питера целых три человека, не включая Питера. Друг-задрот — Нед, тётушка — Мэй и он — самый болтливый из наёмников. Никаких Старков! Даже жить стало легче, будто завтра они с Паучком счастливо свалят в Лас-Вегас. Оо, он однозначно покажет ему страх и отвращение в Лас-Вегасе, никаких Старков, только старина-Дэд и Питер, сука, Пэн. За столом всё слишком нормально, всё слишком человечно, никто не морщится от его шрамов и язв. Словно он нормальный? Они будто и не видят того, что перед ними. Будто это нормально, что с их Пити тусуется такой мужик. А потом Пити встаёт и Уэйд замолкает, как и голоса в голове. — Знаю-знаю, это мой день рождения и я должен принимать поздравления от вас, но хей, — Паркер машет рукой, будто они сами поняли его мысль, Уэйд если честно нет, он вообще никогда не бывал на детских днях рождения, — Сейчас тут находятся только самые близкие для меня люди, обычно, мы всегда праздновали втроём, но в этом году к нам присоединился и Уэйд. Честно, я не могу выразить словами как я вас люблю, каждый из вас — частичка меня. Мэй, ты удивительная, я благодарен тебе за каждый миг, ты — моя семья, не просто тётя, ты самый родной для меня человек, Мэй, я так тебя люблю. Паучок смахивает слёзы, пока горячая тётушка зажимает его в крепких тисках. Уэйд думает, что это прекрасно, черт возьми, он сам едва сдерживается, чтобы не кинуться обниматься с ними. Мэй плачет на плече у племянника, что уже перерос её, но Пит дрожащим голосом продолжает: — Нед, ты был тем, с кем я прошёл все неприятности, ты вытаскивал меня из раза в раз, я тебя люблю, чувак, просто, черт, ты мой самый-самый-самый лучший друг, — Теперь Пити зажимает его друг, бедный, тоже еле сдерживает слёзы, такие сентиментальные ребята, этим ребяткам только в аниманьяки или утиные истории, ей богу. Но осознание приходит быстро, теперь его очередь, теперь он услышит что-то про себя. Пит не скажет ничего хорошего. Или? — Уэйд Уилсон, — он сидит как на казни, он взволнован и ему так страшно-страшно, — Знаешь, мне тяжело говорить такие слова, но ты за полгода стал родным мне человеком, мне было очень легко ненавидеть тебя, пока я не понимал тебя. Мы знакомы всего полгода, но ты удивительный, понимаешь? Ты — чудесен, даже со своей очевидной шизой, ты был рядом всегда, когда я думал, что больше я не смогу, но ты давал мне сил двигаться дальше. Я знаю, что тебе не легко быть тут без маски, но мы тебя любим, неважно каким, понимаешь? Уэйд Уилсон, моя голова всё ещё цела только из-за тебя, я люблю тебя, чел. Уэйд находит себя ревущим на плече у Паучка, черт, у него передоз милости, будто все сезоны «Золотых девочек» подряд. У Пити мягенькие ручки и не менее мягкое сердечко. Разобьём? Съедим? Слёзы сотри, тряпка. — Какой же он сладкий, дорогая секси-тётушка, — Уэйд смотрит на неё с благодарностью, той, которая застревает на языке, как свинец, «спасибо за Пити». — Я конечно понимаю, что у вас большая и чистая, но напоминаю, ваша старая тётушка всё ещё тут, — и Мэй гладит их по головам: мальчишеской - растрёпанной и испещренной струпьями и шрамами. — Старая, ох, Мэй, ты явно себя давно не видела в зеркало, — Пит хихикает Неду что-то на ухо и Уэйд улыбается уверенней. — Ты такой подлиза, молодой человек, — и Мэй чмокает его в щеку, ту, которая нещадно изуродована, ту, от которой шлюхи блюют, — Всё-всё, закончим тут ласки, время подарков. Подарок Уэйда Пити открывает вторым, щеки покрывает алый румянец, а после шок. Кажется пацан понял. — Это самые первые выпуски Бэтмена? Черт, сколько ты за них отвалил? — Уилсон молчит и только отрицательно качает головой, нет они не скажут, конечно нет, — Ты явно не в себе, Уэйд. Благодаря кому? *** Сидеть на диване с Питером и глядеть кинцо - почти романтик, о да, с Пити, фокусы типа закидывания руки на плечо пройдут на ура. Поцыкает, но руку не скинет. Пацану так интересно смотреть на блядских клоунов, зачем ему чужие, если всегда есть старина Уэйд, он точно не подведёт. Пацан не шиша не сечет в классных фильмах, нагляделся своих виноваты пёзды и пятьдесят оттенков серого (типа Грея, вот умора, ахаха, ну вы поняли, да?), голодных уёбков, всё это конечно с сомнительной легальностью. Что поделать, таким только Голодные игры, он разевает рот на каждой фразе, визжит тебе в ухо, даже не обращает внимание если мацать его за угловатую коленку. Тут ему не до заумной херни, типа Ницше и Фрейда, куда уж там, тут ведь Китнес. Сегодня у них в программе прирождённые убийцы и: ну отвали, дай кино посмотреть, заткнись хоть на минутку, вот бы им сюда саундтрек с Ланочкой Дел Рей. Малышка, я социопат, прирождённый убийца и вся херня, для грустный мальчиков, самое то. Пити стоит попросить и Уэйд устроит ему турне по Югу Америки, купит ему дерьмовую шляпу и изрежет хоть всю чертову Америку в лоскутки. Питер пьёт вишнёвую коллу и морщится на моментах обнаженки, словно вот-вот войдёт Мэй. Толь вот Мэй тут нет, а Пити не найти свою настоящую любовь этой ночью. Голливуд так много пиздит сладким пацанам, топчет их мечты, как папаша Уэйда своими блядскими ботинками мечты-планы-надежды. - Зачем он изменил ей? Шнурки худи, Пити теребит в своих мягеньких ручках, словно они нанесли ему личное оскорбление, только Уэйд знает, делает так Питер только в моменты непонимания, когда руки нужно занять хоть чем-то. - Ты серьёзно хочешь оценку от шизофреника психопату? Отражение его семейной драмы и травмирующего опыта, ну ты типа понял, да? - А ты бы изменил? - Питер смотрит с надеждой, для него измены как один из страшнейших грехов. Толь не Пити. Идея с сексом на глазах у заложницы - один из моих фетишей, старина. Он бы изменил нам первее. - Уж точно не такому сладкому мальчику как ты, после тебя у меня не встанет даже на Кэпа. - Придурок. Верно. Регенерирующий дегенерат. *** У Пити бардак в голове похуже чем у Уэйда, вот кому точно не помешает спасительная пуля в голову. Адиос, сеньоритас. Они не переходят границ, будто дальше обстрел. — Знаешь, это всё так странно, нас можно назвать друзьями? — бедная маленькая голова малыша Пити, что-то в ней не уложится никогда, тут не поможет психоанализ или Тони Старк. — Ахахаха, нет, Паучок, мы ведь явно не друзья, понимаешь? — от слова «друзья» в груди что-то отвратительно сжимается, у Питера — от «не друзья». Может позже, когда малыш Пити будет зализывать душевные прорехи после Уэйда — он поймёт, а что поймёт? Уэйд и сам не понимает, они зашли в тупик. Чтобы выйти из тупика нужны слова, слова выводят на новый уровень, а уровни это как аркадные автоматы. — Тогда, что вообще происходит, Уэйд? Что-то очевидно происходит. Это что-то происходит и в этом что-то, есть Пити, Железный дровосек и чучело. У них дерьмовая порно пародия, дерьмовый сюжет, дерьмовые герои и нет ебли. Это определённо плохая порно пародия. Только вот щеки у Пити мягкие, совсем ещё не познавшие бритву, с лёгким пушком, если провести по щеке рукой, то Пити жмётся ближе. — Я не знаю, сладкий, не знаю. Всё это банальности, Пити, взрослые мужики те ещё лгунишки, уж поверь. Все они знают, только слова застревают на кончиках их острых языков. Они не хотят ничего решать, думать, поэтому врут тебе на блядских крышах, пока ты дрожишь в чертовом спандексе. Если прижать Пити к себе, то можно услышать тихий всхлип, если легонько чмокнуть его в нос, то можно получить самый восхитительный вздох. Весь Питер это как карта для слепого, вместе букв и слов он издаёт звуки. Может пора что-то решать. Украдём? Изнасилуем? Бросим? — Кажется у нас с тобой что-то вроде отношений Леи и Люка, не думаешь? Или мы типа Леди и Бродяга? — и Уэйду страшно, пуля в лоб подарит в случае чего немного тишины, сколько? Столько, сколько его любимейшей Леди-Смерть будет угодно. — У тебя отвратительные способы признаться в любви. — Что скажешь, если я украду тебя на одно свидание? Всего одно. Для бесконечности, один — это так мало, песчинка. Отпустишь его после? Решил втянуть мальчонку в свои абьюзивно-созависимые отношения? Да ты глянь, пацан у нас не хуже женщины кошки тебя объебёт. — Снова в Тако-белл? Напомню, что в последний раз, мы бегали до унитаза на перегонки. — Хочешь в рестик с мишленовской звездой, маленькая содержанка? Оо, Уэйд организует ему и эту маленькую прихоть, даже расщедрится на бокал вина. Поможет? На ебало своё глянь, Дон-Жуан. Ты - так-то, чисто Дон-Хозе. Скажи спасибо, что не Гумберт Гумберт. — Я в мак хотел, но если ты платишь, то конечно ресторан, а нам типа, ну… — В масках, расслабься, Паучок. *** В ресторан им так и не удаётся выбраться. Зато они почти всегда вместе в Башне, на диванчике он липнут друг к другу, словно растаявшая парочка твикс. Это выглядело, ну… Странно, не правильно. Для Старка почти мерзко, никто не любит подтаявший шоколад, особенно, если он отвратительно измазывает всё вокруг. Они как подтаявший шоколад, Тони может сказать вам, что они на уровне пенки в молоке. Питер заливисто хихикает, словно перед ним распинается самый лучший стендапер, словно не ощущает привкуса железа и свинца. Карменситочкам свойственна переменность, всё их нутро жаждет объебать тебя и переебать. Им нравятся плохие шутки, нравятся старенькие фильмы расцвета Голливуда. Только вот, Питер Паркер не больше чем ребёнок. Иногда дети влюбляются, иногда всё их нутро сжимает в тисках стеснения, иногда им хочется быть старше чем они есть. В семнадцать они повидали жизнь, уже знают, что больно — это не разбитая коленка. Только вот им нужно на себе собрать все шишки, чтобы после их больше не собирать. Такая вот сложная схема, Питер Паркер почти собрал свою коллекцию шишек. На диванах слышится только тихий смех и история, который место в шоу Джерри Спрингера, но Паркер только хихикает, фантазии так увлекают этих пацанов. — Ты такой врун, Уэйд, — ну конечно, на телике не говорят правду, привыкай. Питер привычно перекидывает ноги через Уэйда, словно это обычное дело. — Если он взял тебя в заложники, то надень жёлтую футболку, парень, — колкости Наташи к своим собратьям паучкам совсем невинные. Питер так и не надевает жёлтых футболок и не подаёт спасительных знаков. Зато лыбится распугивая всех вокруг. Кажется Уэйд выиграл. Иногда ты выигрываешь бой, но проигрываешь войну, ваш ход, мистер Старк.