Мое чудо в прострации.

Февраль окутывает колючей, тёплой шалью. Белые хлопья снега на плечах, выцветший небосвод. Длинноволосая девушка выходит на общий балкон, хотела покурить. Время давно за полночь. Откидывая взгляд в сторону, натыкается на дрожащее то ли от холода, то ли от безысходности тело. Дело мутно. Сигарета в зубах, мерцающая даль и снежная пустота. Происходящее выходит за рамки привычного. Крис пытается заговорить, получая лишь молчание, плавно переходящее в истерику, подразумевающая отьебаться. Последняя затяжка и бычок отправляется в бесконечный полёт длиною двадцать этажей. — Пошли. - Захарова кинула взгляд на изнеможенную девушку, которая отозвалась на голос, подняв голову. Помогая встать, неспешно ведёт до избитой жизнью двери, открывая ту с противным скрипом. Стягивает с темноволосой потрёпанную куртку, а та отчаянно сопротивляясь, пытается отстранится. — Я сама. - впервые подала голос незнакомка. Шума в примирительном жесте подняла руки вверх, и с осторожностью наблюдала за действиями. Верхняя одежда оказалась на полу, открывая взгляд на истёсанные руки. Тактично промолчав, Кристина ведёт девушку на кухню, усаживая на табурет и принимается искать хотя бы что то похожее на пластырь. — Как тебя зовут то? Я Кристина. - наконец найдя то, что нужно, садится напротив, наблюдая как нервно обдирают обветренные губы, не в силах найти места не на кухне Захаровой, ни в своей собственной жизни. Недоверчиво смотря исподлобья, все таки называет своё имя. — Я Лиза. - коротко и ясно. Кивнув, старшая берёт чужую руку и аккуратно стирает застывшую кровь, проводя ватой смоченной в обеззараживающей жидкости по свежим и старым ранам. Та морщится, пытается вырваться, но ее руку лишь сжимают крепче. Матерится и хрипит, когда касаются чуть проглядывающей жировой ткани. Задается вопрос: на кой черт резала? Порезы надёжно заклеиваются, не разойдётся. Лиза с опаской протягивает вторую руку. В воздухе застывает шлейф февральской пустоты и лунных слез. Пока индиго умоляет не вызывать полицию, Крис смотрит на ее худую шею и осунувшиеся, дрожащие плечи, думая зачем ей эти проблемы. Цепляется взглядом за руки, обглоданные дикими псами. Забавно это все. Голос мягкий, отчасти детский, с едва заметной хрипотцой. — Поговорим? - в попытке Кристины разговорить, приходили неохотные ответы, как вдруг слова надрываются и на горизонте виднеется туманная пелена в чужих глазах и громкий плачь. Мир застывает на рассказе обо всем, что так обнажает все нутро. О матери, грузной женщине за тридцать, о бывшем-животном, о попытке суицида, о таблетках и проблемах с психикой, о глубоком отчаянии и безнадёжности. Душа раздевается перед незнакомкой. Внимательно выслушав монолог, Шума притягивает девушку к себе, приобнимая за плечи и прижимая к груди, та на удивление не сопротивляется. Осознавая, что коротковолосая не будет слушать лепет о счастье бытия, просто перебирает пряди волос — сырые, позже поражаясь, что позволили. Даже не надеялась. — Можно стакан воды? - Лиза нервно ерзает на месте. Угловатые, неловкие движения. Отдавая кружку с теплой водой, Крис чиркает зажигалкой, подкуривает сигарету и глубоко затягиваясь, наблюдает за мерцающими каскадами белых огней вдалеке. Приглушённые блики очерчивают чужое многострадальное лицо, а руки трясутся. — Я вообще не здесь живу на самом деле. - прерывисто, нервно поясняет, ещё крепче сжимая стекло в руках. — Сюда пришла чтобы спрыгнуть и покончить со всем. - минутная пауза под внимательный взгляд длинноволосой, собственные глаза прячутся вниз. — Но зассала. В голове Кристины это театр абсурда. Не хочет уходить – боится возвращаться домой. Кончик сигареты плавно тлеет и еле светит алым цветом. Никотин сгущает мысли в одну кашу. Немного помедлив, хозяйка озвучивает предложение остаться, на что другая отказывается, отнекивается, но постояв с полминуты, наконец соглашается. У неё явные проблемы с головой. Индиго вновь неуверенно присаживается к столу, Захарова включает чайник и идёт рыться на полках, в поисках чего нибудь съедобного. Высыпая печенье из пакета в пиалу, пододвигает ближе чудо-блюдо, к заметно нервничающей девушке, которая раз за разом отводит взгляд и ковыряет частично заклеенную руку. Тяжёлая шаль откровенно начинает душить. Закусывая губу, Кристина продолжает наблюдать за действиями и эмоциями Лизы. Та закрывает глаза, тяжело выдыхая: губы дрожат, брови нахмурены – выступают первые слёзы. Психика рвётся. Плачь перерастает в крик, волнение в истерику. Раздирает ещё не зажившие повреждения, впиваясь в них ногтями. Щелчок чайника и следы крови на столе. Гладя по спине надрывно плачущую девочку, чуть подаётся вперёд, оставляя поцелуй на макушке. Слышится сдавленный выдох. Все никак не успокоится, скуля уткнувшись в стену. Ветер за стеклом воет в такт. Мягко проводя по чужому плечу, реакции не наблюдается. Чайник все ещё горячий. Взяв руку и вытянув ее над столом, Шума получает непонимающий взгляд. Одно мгновенье и пар взмывает ввысь, как только кипяток касается кожи. Болезненный крик отбивается от бетонных стен, разносясь по всему пространству. Приложив усилия, темноволосая вырывается и в тот же момент оказывается на полу, хрипя прижимаясь к дверце холодильника. Шокирующий взгляд и юное лицо, дробленое агонией. Аффект уничтожает рассудок. Палённая плоть и убитое лицо – это очаровывает. Поднимая легкое тело на руки, длинноволосая направляется в спальню. На кровати ведь удобнее, так? Сопротивления нет от слова совсем. Мое чудо в прострации.