***
Он не понимал. Почему здесь и в таком положении. Не верил до сих пор, что простой консультант мог устроить ему встречу с самим Мораксом, и не верил, что он правда сейчас отдает оружие миллелиту. — Глаз бога, — произносит стражник и вытягивает руку, ожидая, когда в нее вложат ценную вещицу. Тарталья мнется. Это последнее, что могло позволить ему все же выполнить задание Царицы, не разочаровать ее. Он и так упустил достаточно шансов сделать то, зачем и приплыл сюда, а теперь… Он вкладывает глаз бога в чужую руку, сразу ощущая пустоту в теле. Пальцы покалывает от того, что больше нет возможности ничего сделать, и по спине идет холодный пот. Ему придется остаться один на один с драконом. Без оружия. Слабым. С губ вслух сорвалось «ничтожный», но его уже никто не услышал: в коридоре он остался один. Чжун Ли пообещал ему встречу с драконом, вот только больше ничего не дал. И сейчас, стоя перед тяжёлыми деревянными дверьми, Тарталья думал, а зачем он здесь? Что скажет? Не навлечет ли на себя гнев божества тем, что впустую тратит время? Он отступает назад, желая убраться, уйти отсюда и не возвращаться, его уже тошнит от этого волнения. И все же, любопытство и желание еще раз, хотя бы мельком взглянуть на дракона, было куда сильнее страха. Парень стоит еще с минуту думая, стоит ли стучать. Кажется, такие двери не пропустят звуки его неуверенных ударов по ним, так что, он сразу толкает их. Они открываются удивительно легко, и Чайльд уже смотрит на огромный зал. Сколько людей здесь было? Достоин ли был хоть кто-то, кроме верхушки Цисин, посещать этот храм? Или же Моракс принимает каждого? Тарталья сомневался, что это место видело много глаз. Зал был пуст. Среди множества колонн тяжело было рассмотреть его весь, но мебели он точно никакой не обнаружил за исключением каменного стола по центру. Тот был литой, янтарь притягивал взгляд, и Тарталья коснулся его рукой. Холод мурашками прошел по телу, и парень снова обернулся, слишком четко ощущая на себе взгляд. Внутри все неожиданно вопило об опасности. Его редко подводило его чутье, и сейчас он невольно отступил назад, упираясь поясницей в каменный стол. Среди колонн мелькало... Оно. Чешуя переливалась под тусклым светом масляных ламп и свечей, она отдавала благородным золотом и янтарем, но большего он рассмотреть не мог. Существо двигалось плавно и быстро, перемещаясь по залу и обвивая хвостом то одну, то другую колонну. Чайльд пытается зацепиться взглядом хоть за какие-то детали, за шерсть на загривке и извитые рога, но снова и снова дракон скрывается. Парень чувствовал себя потерянным. Он не понимал, куда ему деться и было полное ощущение того, что он загнанный зверек, а хищник лишь играет, оттягивая его гибель от острых зубов. О, Архонты, как же ему хотелось исчезнуть. Тарталья всегда испытывал трепет перед божествами. Стоя на коленях перед Царицей, он не мог осмелиться и взгляда на нее поднять, а голос дрожал так, словно он был и вовсе мальчишкой у школьной доски. Но сейчас его охватило не только волнение. Жар разливался в груди, вытесняя страх и нарастающую до этого панику. Он разрастается внутри, заставляя щеки гореть от каждого взгляда на мелькнувшее гибкое тело в этом лесу колон. Он заламывает собственные пальцы, пытаясь хоть чем-то себя занять, чтобы не побежать к дверям на выход, либо же навстречу ящеру. И все же, Чайльд рискует: делает шаг к выходу. Один из множества, что были до них, и это осознание, что он даже убежать не успеет, заставило его замереть, смотря в конец зала. Он вздрагивает, ощущая чужое дыхание рядом. Опоздал. Упустил из виду и оказался в капкане. Предвестник не знает чего ждать, и оборачиваться так страшно сейчас. Совсем рядом ложится тяжелый хвост, и Чайльд взглядом впивается в его кисточку. Мягкая шерсть со светлыми прядями, крупные твердые пластины. Он шумно сглатывает, понимая, что жар в его груди опускается ниже, к животу, уже там разливаясь странной тянущей болью. Заставить себя обернуться было не самым легким, но это явно того стоило. Перед самым лицом пасть зверя. Выпирающие клыки внушали страх и восхищение, от которого совсем в глазах мутнело. Чайльд забывает, где он и с кем, тянет руку, осмелев. Его не пытались ударить, не кинулись, чтобы разворотить грудную клетку, значит… Не тронут? Ящер замирает, когда видит тянущуюся руку и клокочет вдруг. Тяжело понять, что именно было вложено в этот звук, но если это и было предупреждение, чтобы не трогали, было уже поздно. Чайльд касается острого носа, лишь самыми кончиками пальцев ощущая чешую. Ведет выше, к переносице, словно желая погладить, но не давит, опасается. Дракон фырчит, дергает мордой, ускользая из-под рук предвестника. Чайльд не успевает опомниться, когда по ногам уже бьет тяжелый хвост, заставляя повалиться на пол. Удар о каменную плитку выбивает весь воздух из легких, парень хрипит, на локтях пытаясь приподняться, но падает обратно. На груди тяжелая лапа и когти давят на тело даже сквозь одежду. Он ощущает их остроту: сердце бьется все быстрее от осознания, насколько близка его смерть. Кажется, подайся он навстречу, и каждый из этих когтей мог с лёгкостью проткнуть его — он уже слышит, как трещит ткань рубашки, когда ящер усиливает давление. Дыхание перехватывает от происходящего, когда дракон склоняется над ним, жаром выдыхая в лицо. Он снова выдает рокот, но теперь Чайльд уверен, что слышит в этом насмешку, как и в прищуре глаз ящера. Он дергается снова, в сторону, не может просто лежать и ждать гибели. По правде говоря, предвестник и вовсе был готов встать на колени и молить Моракса отпустить его, но гордость не позволяет так легко сдаться. А сам дракон не позволяет так легко уйти. На тело, вместо лапы, опускается тяжелый хвост, и Тарталья моментально ощущает, как сильно его придавило. Он пытается приподняться на пробу, но его тянет обратно и он так и остается. Сил не хватает даже сдвинуть это с себя. Дыхание сбивается, а Чайльд с внутренним ужасом понимает, что его сковывает не только хвост, но и тугое возбуждение. Он облизывает нервно пересохшие губы, жмурится, стараясь подогнуть хотя бы колени: хвост в той части был тонкий и шевелить ногами парень точно мог. Вот только хвост ложится прямиком между коленей. Чайльд старается, правда старается свести ноги, потому что это все казалось ему ужасным. Он глаз не может поднять сейчас, и правда ощущая себя слишком жалким в таком положении. И если сам парень залился весь смущением, то Моракс был более чем спокоен для подобной ситуации. Хвост еле сдвигается и Тарталья не сдерживает тихий стон. Он выдыхает, снова пытаясь сдвинуть колени, но уже хвост сползает ниже, широким основанием ложась меж чужих ног. Чайльд боится смотреть вниз, боится увидеть то, как вставший собственный член жмется к чешуе, пластины которой он ощущал даже через одежду. Так что он поднимает мутный взгляд выше, на вытянутую морду и, кажется, делает себе лишь хуже. Дракон скалится, обнажая те зубы, что не выпирали из пасти: множество острых клыков были так близко к его коже. Ящер, словно издеваясь, склоняется, чтобы зубами коснуться груди парня. Тот дышать перестает от подобного, только совсем жалобный скулеж вырывается. Что он ощущал, смотря на Моракса? Кажется, он соврал тогда Чжун Ли. Это было желание, такое сильное, что сейчас он отбрасывает все страхи подальше. Жмурится, словно это поможет прогнать всю неловкость ситуации и осторожно подается на встречу, вжимаясь пахом. Он слышит урчание совсем рядом, а после хвост убирают, тонким кончиком, словно специально, шлепая по его возбуждению. Тарталья шипит, втягивая воздух сквозь сомкнутые зубы. Это было слишком для него, и нет, дело вовсе не в касаниях и давлении на член. Эмоции. Их так много, что он мечется, не понимая, бросаться ему в тихие всхлипы или дальше, с замираем сердца, восхищенно смотреть на дракона. Он вздрагивает, когда на его груди снова оказывается лапа. Она не задерживается в этот раз, лишь ведет ниже, цепляя пуговицу на штанах предвестника, и Чайльд быстро понимает намек зверя. Пальцы трясутся, когда он пытается расстегнуть ширинку. Не с первого раза, но ему удается справиться с пуговицами. И, о Архонты, как же это сложно, когда извитой, длинный язык касается его шеи. Тянет руку под резинку белья, сжимая сам себя, не сдерживается и толкается пару раз в ладонь. И на этом все, ни одного лишнего движения сделать не дают: зубы угрожающе стискивают его запястье, заставляя отвести в сторону. Парень отворачивается, прячет лицо в сгибе локтя и предпочитает не видеть того, что происходит дальше. Хвост снова ложится поперек груди, но теперь тонкий кончик легко обвивает член. Резинка белья давит на основание неприятно, а красная, налитая возбуждением головка подрагивала от каждого касания к себе. Язык скользит по шее, к покрасневшим ушам и щекам, чтобы там уже оставить влагу на скуле парня. Дракон словно просил повернуться на него, но Чайльд не мог это сделать. Просто не мог, когда его член сжимают крепко, и чешуя чуть царапает кожу, заставляя пальцы на ногах поджиматься. Влаги между ног становится только больше с каждой минутой, дракон двигает хвостом совсем медленно, предпочитая наблюдать за тем, как парень ворочается на полу, то выгибаясь навстречу, то наоборот, пытаясь уйти от касания. Чайльд был красив, и было жаль, что он не видел себя. Красный, с прилипшими ко лбу волосами. От него буквально исходил жар. Чайльд, может, перестал стесняться, а может уже дошел до той стадии, когда сдерживать стоны тяжело. Дракон наблюдает, как тот зажимает рот себе ладонью, пытаясь сдержать стоны, но тихий скулеж и всхлипы то и дело срывались с его губ. Он то жмурился крепко, то распахивал глаза, пораженно смотря вниз, где уже шерсть у самого кончика хвоста стала мокрая, потому что перепачкалась его смазкой. Дракон укладывает голову совсем рядом, обжигая жаром своего дыхания. И это то, от чего не может удержаться парень: он поворачивается к нему, тянется, насколько возможно в такой позе вообще, чтобы лбом уткнуться в мягкую шерсть у морды. Тихое урчание успокаивает, дает понять, что все в порядке. Оно было так нужно. Вся неловкость и стыд, сковывающий его до этого, смог отступить только сейчас, позволяя парню раскрыться. Он разводит ноги в стороны шире, подставляясь чужим движениям. Так обоим было удобнее, хвост скользил по члену куда размашистее и быстрее, а чешуя больше не приносила дискомфорта — перепачканная в смазке, она легко скользила по коже, податливо загибаясь на кончиках. Стоны стали куда громче, парень больше не боялся, наоборот, он цеплялся руками за шерсть, стискивая ее в своих пальцах, гнулся, заходясь в скулеже снова и снова. Он не знает, в какой момент все сменилось, почему он уже сам толкается в кольцо хвоста: тот замер, вынуждая парня судорожно вскидывать брови. Немного, совсем немного и он молить готов, но может пока лишь всхлипывать, носом зарываясь в шерсть. Дыхание сбитое, и он гнется, ощущая дрожь, прошедшую по телу. Хвост стискивают крепко на члене, и у парня руки трясутся от того, как тело сводит удовольствием. Острое, яркое, оно осталось белесыми следами спермы на его рубашке. А сам он и двинуться не мог, вжимаясь в дракона, словно мог спрятаться и раствориться в его теле.***
— Как прошла… встреча? — Чжун Ли облокачивается на каменную стену позади и наблюдает, как парень пытается отыскать что-то в карманах. Тот совершенно не замечает довольного прищура глаз мужчины, только кривит лицо, не найдя нужного. — Я не смог поговорить с ним и, — он выдыхает: воспоминания разливались теплом внутри, — нормально. Наверное. — Видимо, я должен извиниться. Кажется, ты не был готов к тому, что произошло, — мужчина приближается, опуская руку на плечо парня и сжимая, — я полагал, ты знаешь, что это зал подношений. Парень вскидывает брови удивленно. Мужчина знал. Чжун Ли прекрасно понимал, на что отправляет его, и от этой мысли щеки покрылись неровными пятнами смущения. Тарталья прокашлялся, стараясь согнать неловкость, но в итоге лишь прикрыл глаза, сдаваясь. — Ты сможешь устроить мне еще одну встречу?