Set Fire to the Rain — Adele
***
— Ксавьер? Ты здесь? — аккуратно отодвигая гобелен, я становлюсь ногами на скрипящий пол, сталкиваясь лицом к лицу с гнетущей темнотой и кричащим одиночеством. Окна открыты нараспашку, стул перевернут, а одна из картин разрезана и истерзана острым предметом. Ксавьер не мог этого сделать. Он слишком спокойный, слишком умеющий глотать боль и обиды. Он не тот, кто однажды раскроется с другой стороны и покажет совсем иную сторону себя. Я знаю его слишком долго для того, чтобы быть уверенной в том, что я действительно знаю его. Я не вижу и намека на то, что он находится в этой комнате. Я не чувствую его присутствия, не слышу никаких движений вокруг. Мастерская пустует, а некоторые из картин стоят на подставках у стены, а я не могу отказать себе в удовольствии, чтобы посмотреть на его произведения. Раньше он часто просил меня постоять на месте. Ксавьер часто рисовал мои портреты и никогда не показывал их, говоря, что это не то, что он бы хотел, чтобы я увидела. Он говорил, что это не шедевр, а я заслуживаю намного большего, на что я отвечала, что он то, чего я не заслуживаю. Он был моим спасением от реальности, в которой я не хотела жить. Он помогал мне справиться со своей ненавистью к родителям и к тому, что меня заперли здесь. Он научил меня благодарить судьбу и я действительно благодарна своей маме — благодаря ей я встретила Ксавьера. Я часто приносила ему кофе в эту мастерскую — он забывал есть и пить, когда приходило вдохновение и он мог находиться здесь достаточно долго. Настолько, что терял счет времени и забывал, какой день на календаре. Я хотела бы найти то занятие, благодаря которому я смогу получить новый глоток воздуха и хотела найти то, что будет вдохновлять меня. Я хотела убивать время с пользой и удовольствием, потому что у Ксавьера не было времени. В последнее время, он был занят. Он говорил, что рисует и у него много домашнего задания, а я молча кивала и предлагала свою помощь, если она ему понадобится. Он заслужил немного помощи и заботы в свою сторону, а я была просто обязана её дать — это то, что я обязана ему подарить в ответ. Ксавьер был джентельменом. Он всегда улыбался, делал комплименты, подавал руку и предлагал пойти в кофейню, где он работает. Он делал это со всеми девушками, но мне казалось, что я особенная. Мне казалось, что он смотрит с искрами в глазах только на меня и что он только мне дарит эту самую широкую улыбку.— Эта улыбка дарит боль.
Бьянка мне казалась завистливой сучкой, что пытается разрушить наше маленькое счастье. Она всегда смотрела на нас искоса, всегда говорила мне, что эта любовь меня погубит и я всегда отмахивалась от её слов. Я имею ввиду, почему я должна верить бывшей девушке парня, которого люблю? Никто не знал, почему они расстались и Ксавьер всегда обходил эту тему стороной. Возможно, это она виновата в их расставании и пытается сделать виноватым именно его. Точнее, так и было. Ксавьер хороший парень, он знает, что такое порядочность и честь. Он знает, как обходиться с женщиной и никогда не позволит себе обидеть её. А уж тем более меня. И поэтому он не сказал мне, что я не особенная. Как оказалось, он мог смотреть вот так не только на меня. Эта улыбка была обычной из его арсенала, в ней не было ничего персонального, что было посвящено исключительно мне. Эти объятия были крепкими и для другой девушки, что теперь казалась мне той самой. Я не винила Уэнсдей в том, что она стала той, коей считала себя я. Я не могла винить её в том, чего она не старалась сделать. Она была моей полной противоположностью — она была бледной и с черными волосами, тихая и замкнутая в себе. Я была светловолосой и смуглой. Я любила шутить и много говорить. Она не пыталась привлечь к себе внимание и всячески избегала его, а я не старалась затеряться, я хотела выделяться и всегда быть на виду у всех. Я не знала, почему Ксавьер вел две игры одновременно, я даже не знала о том, что есть есть еще один игрок. Я узнала об этом, когда увидела всё своими глазами и больше мне не стоило объяснять. У нас не было ярлыков, мы никогда не были парой, никогда не говорили друг другу слов любви и клятв о верности до конца дней, но мне казалось, что между нами большем, чем просто дружба. Я думала, что это заметно по нашим взглядам, но, как оказалось, это было не так. Картина Уэнсдей, висящая на особом месте в его мастерской, сказала всё, о чем я не догадывалась и не имела ни малейшего понятия. Он рисовал её. Он был влюблен. Не в меня. В неё. Это больно. Бьянка была права — это чертовски больно, но с другой стороны, это была моя фантазия. Он никогда не обещал мне, что мы будем вместе, он никогда не говорил, что любит меня. Он был моим другом, которого я любила больше, чем просто друга, а он чувствовал это по отношению к совершенно другой девушке. Я была уверена, что знаю Ксавьера, но, как оказалось, я совсем не знала, кто он на самом деле.