Говорят, что самое грустное – это любовь, которая закончилась

      Алкоголь появился в жизни Дайшо по одной причине. Это была счастливая нота. Нота, игравшая на весенней вечеринке в композиции таких же различных нот.       Тогда Сугуру расстался с Микой и на радостях прихватил бокал вина с ближайшего столика. Девичьи крики и слёзы не тронули ни одной струнки в Сугуру. В нём играла на всех ладах свобода, давно желающая вырваться наружу.       Он никогда не любил Ямаку. Девушка понравилась ему, но не было надежд на что-то большее. Просто Дайшо было жаль её. Как никак она была очень популярной в институте, а портить репутацию он ей не хотел. Но терпеть Мику он не хотел больше.       Наслаждаясь тёплому жгучему чувству, парень не заметил как закончилось вино в бокале. Разочарованный вздох вырвался из груди. Дайшо любил только красное сухое. На столе осталась только жёлто-зелёная жидкость.       Пустой бокал оказался на столе. Дайшо облокотился на стену рядом. Было лень найти ещё один столик, где стоял любимый напиток. Радость после расставания ушла, оставив место для скуки и грусти.       Песня, игравшая в колонках, когда-то нравилась Дайшо. Под неё у него был первый поцелуй с Микой. Он был настолько противный, что мелодия стала отталкивающей для Сугуру.       Говорят, что самое грустное – это любовь, которая закончилась. А если это не любовь? Получается, что жизнь Сугуру всегда полна веселья, и грядущее событие ещё впереди. Он настроен, что счастье марширует с ним в одну ногу. А звёзды сошлись в одну белую полосу, не уступая дорогу чёрной.       Дайшо никогда не уступал место лени. Иначе, она сядет и будет отдыхать вдвойне. Сугуру решил встать со своего стула, не уподобляясь своей подруге.       — Не хочешь выпить? — Дайшо сел обратно на стул, подняв взгляд на губы, растягивающиеся в тонкую улыбку.       Рука сама потянулась за протянутым красным вином, забрала ножку из тонких изящных пальцев. Грусть сменилась на антоним, который попросил назвать учитель во время урока японского.       Возможно, Сугуру поспешил с выводом, и песня ему всё-таки нравится. Дайшо просто оглох на время, не слыша припева, выливающегося из огромного динамика.       Глаза напротив смотрели по лисьи с прищуром. Светлая макушка наклонилась вправо вместе со свободой Дайшо. Путь смыл дождь, которого не предсказывал личный прогноз погоды.       — А что выпить? — спросил Сугуру, опустошив бокал с предложенным вином.       Блондин удивлённо вскинул тонкие светлые брови:       — Ты забавный, — посмеялся он. — Коноха Акинори, — Дайшо поднёс чужую руку к губам, приветствуя нового знакомого.       — Дайшо, — невесомое касание губ. — Сугуру.       Это была счастливая нота на весенней вечеринке. Такая же приятная, как губы на чужой руке.       Дайшо не сменил перчатки за один день. Он их всего лишь поменял на новые. Старые протёрлись до дыр и мозолей на пальцах. Теперь больно убирать бутылки по квартире одному. .       — С нашей первой встречи я помню, что ты любишь красное, — Акинори выкинул последнюю бутыль из-под вина. Стекло глухо стукнулось о дно мусорки. В висках Сугуру застучало.       С их первой встречи он не мог отдать своё пропитое сердце кому-нибудь другому. Коноха Акинори, сказанное с уст блондина, заняло особое место, не нагретое никем. Ведь Мика даже двери не отворила, чтобы добраться до этого своеобразного дивана. Акинори открыл ключом эти двери, закрыл и проглотил его, оставшись здесь навсегда.       Коноха подходит сзади, поднимает руку. Эта его привычка, щипать за щёки, независимо какая ситуация сейчас происходит. Он кладёт голову Дайшо на плечо. Волосы свисают, эстетично закрывая часть его лица, а пальцы всё ещё оттягивают покрасневшую кожу щеки.       Акинори улыбается и отпускает Сугуру, уходя отдохнуть к нему в комнату. Темноволосый смотрит вслед.       Они знакомы чуть меньше трёх лет, а блондин практически каждый раз уходит спать к нему. Ещё одна его привычка, появившаяся из-за частого недосыпа.       Акинори модель, и помимо этого подрабатывает в книжном магазине, работающем круглосуточно. Рабочий график с восьми вечера до восьми утра.       Нет, у Акинори более, чем достаточно денег, просто нужно больше для одного дела. Так он говорит Дайшо.       Сугуру никогда не провожал Коноху до работы, магазин был совсем рядом. А дом блондина был в пол часа езды от сюда. Поэтому он часто приходил высыпаться к Дайшо, чтобы не проспать и не опоздать.       Время шло к без двадцати восьми. Уже давно стемнело. В окно падал жёлтый свет фонаря, напоминая Сугуру о том, что нужно поднимать парня. Его телефон лежал на кухне с поставленным будильником, который практически никогда не было слышно из-за выключенного звука.       Сугуру встал и пошёл будить Акинори. Он заходит в тёмную комнату, падая тенью на правую часть кровати, подходит ближе и забирается на кровать, нависая над спящим. Локоть левой руки продавливает матрац рядом с лицом Акинори. Правую Дайшо запускает в мягкие волосы. Голова Акинори медленно повернулась, глаза приоткрылись, пытаясь понять, кто и зачем его потревожил.       Сугуру целует его мягко, сминая неподвижные губы. Рука переместилась на лоб, пропуская между пальцев чёлку. Акинори жмуриться, сводит светлые вечно удивлённые брови, чуть жалостливо постанывает, приподнимая подбородок.       Через прикрытые веки Дайшо смотрит на дрожащие ресницы и целует более напористо, не давая опомниться блондину.       Внезапно Сугуру охватила злоба, взявшаяся из ниоткуда. В этом порыве он прокусывает Акинори губу, чувствуя во рту вкус крови. Парень под ним замычал от боли. Он всегда был очень чувствительным.       Дайшо сразу отпрянул от блондина. Из-за света в коридоре он замечает размазанную кровь ниже губы. Сугуру извиняется, говоря, что увлёкся.       Почему он так разозлился? Ничего же не произошло. Не было даже никакого повода. Это была злость, которая появляется, например, при виде твоего любимого человека в компании чужого парня или девушки. Они смотрят с похотью, желая друг друга прямо сейчас.       Дайшо ужаснулся – он приревновав Акинори просто так. Смятенно опустив голову, Сугуру пропустил момент, когда блондин встал и незаметно прошёл за вещами.       — Извини.       Акинори улыбнулся:       — Не нужно извиняться опять. Ничего такого не произошло.       — Нет, я разозлился на тебя, — Коноха остановился, так и не взяв свои штаны. — Во мне внезапно вспыхнула ревность, поэтому, извини, пожалуйста.       — Ничего страшного, бывает.. — светлые брови свелись домиком, и блондин вышел из комнаты. — Я никогда не посмею тебе изменить, — уверенно сказал Акинори. — Пока, — хлопок входной двери.       Он никогда не испытывал ревность. Тем более, никогда не подозревал своего парня в измене. Я никогда не посмею тебе изменить, — после этого Сугуру усомнился не только в себе. Почему он вообще сомневается? Им руководят только чувства, из-за этого совершает какую-то херню. Разум кричит, что он долбаёб, но что-то не действует. Уколоть что-ли что-нибудь? Или выпить.       После этого случая Дайшо стал контролировать себя, но тут как с диетами – ограничиваешь себя, запрещаешь продукты, а потом срываешься. Так и случилось. Дайшо накричал на Коноху за то, что ему звонил какой-то парень, оказавшийся просто другом, а Акинори улыбнулся и ушёл с теми же словами:       — Я никогда не посмею тебе изменить.       Такое ощущение, что улыбка Акинори будто отрепетированная, но понимал, что тот просто привык к его закидонам. Дайшо не хотел бы видеть самого себя. Да, Акинори сейчас просто ушёл на работу до следующего раза, но если он уйдёт и больше не вернётся? .       Дайшо решил встретить Акинори после смены. Без четверти восемь утра, а фонарь также светит в окно. Сугуру оделся и вышел, хлопая дверью. Поймал себя на мысли, что даже в этом они с Акинори похожи.       Выйдя из подъезда, Дайшо направился к магазину. Практически восемь, а жизнь уже кипит во всю: толпа людей торопиться зайти в трамвай, толкаясь и возмущаясь, магазины начали открываться, и туда тоже врывается целая куча людей, а в книжный магазин пока никто не направлялся. Все торопились на работу, школу, институт.       Сугуру не знает, почему решил сходить сюда в первый раз. Акинори обычно сразу уходит домой, чтобы собраться и пойти по делам. С самой ночи буря на душе, почему бы не унять это беспокойство?       Снаружи витрина магазина выглядела очень уютно: книги на стенде, гирлянда с, прикреплёнными на канцелярские прищепки, фотографиями поэтов и писателей, снежинки на стекле, и маленькая белая ёлочка.       Темноволосый открыл дверь и вошёл внутрь. В нос ударил приятный запах имбирного печенья. Дайшо посмотрел на кассу, перевёл взгляд на часы и удивлённо спросил:       — Здравствуйте, а у вас уже первая смена?       — Здравствуйте, мы открываемся с пол восьмого утра и работаем только в первую смену, — дружелюбно пояснил сотрудник.       — У вас разве не круглосуточный магазин?       — Уже как месяц, — не менее удивлённо ответил молодой парень, наверное, такого же возраста, как и Дайшо.       Пару секунд потупив на часы, Сугуру кивнул себе:       — У вас работает Коноха Акинори?       Сотрудник пожал плечами:       — Я работаю здесь пол года и в первый раз слышу имя этого человека. Вам помочь чем-нибудь ещё? — Сугуру медленно покачал головой и пошёл к выходу. — До свидания.       — До свидания...       Что же получается? Акинори тут и не работал никогда. Книжный магазин в этом районе только один, а Коноха говорил, что ходит именно в этот, рядом с домом Сугуру.       Дайшо решил купить кофе и присесть на лавку. Оплатив напиток и забрав его, парень отошёл от кофейни.       Не успел Сугуру дойти до скамейки, как заметил светлую макушку, выскочившую из соседнего подъезда. Сразу начал думать, кто может жить там из знакомых. Однако, Сугуру был знаком только с Такачихо, который жил напротив его квартиры.       Дайшо решил пойти домой и дождаться Акинори. Тот не заставил долго ждать. Коноха позвонил в дверь ближе к четырём часам дня.       — Привет, — Акинори кинул сумку рядом со шкафом и прошёл в комнату, падая обессиленно на кровать.       Проигнорировав приветствие, Дайшо сел рядом.       — Устал? — заботливо спросил парень.       — Не представляешь как, — протянул Акинори, переворачиваясь на спину. — Институт, агентство, ещё и эта ночная смена, — при последнем словосочетании Сугуру нахмурился.       — Ну ничего, сейчас отдохнёшь, — Дайшо сел на ноги парня и положил руки на его грудь. — Мне вот интересно, а почему же ты меня обманываешь?       — О чём ты? — неподдельно удивился Акинори.       — Не понимаешь значит... — Дайшо схватил парня за рубашку и процедил, как змея, прямо в губы. — А я о том, что не работаешь ты в том книжном магазине. Зачем ты меня обманываешь, и к кому ты сегодня ходил?       Что-то сменилось во взгляде Акинори. Он не стал отпираться от обвинений, понимая, что Сугуру всё знает. А Дайшо ждал ответа.       — А я обещал тебе, что никогда не посмею тебе изменить, — прошептал Коноха в губы. — Извини.       Он думает, что ему послышалось. Или же просто не так понял. Не могли его так кинуть. Это были только его чувства, на поводу которых он повёлся. Та песня не может стать опять ненавистной. Если всё то, о чём он думает, правда, то он сопьётся этим вином.       — Бывает, ничего страшного, — хрипло сказал Дайшо и встал с Акинори.       Сугуру не верит, что его обманули. Думает, что это всё нереально. Но хлопок несчастной двери говорит об обратном.       Молчание было бы выходом из этой ситуации? Нет, Дайшо человек эмоциональный и не вынес бы молчания со своей стороны. Что тогда выход? Что теперь делать? Сугуру любит Коноху и думает, что сейчас он снимет 3d очки, выйдет из зала, обсуждая с Акинори фильм про неудачные отношения и тупого главного героя, подозрительно похожего на Дайшо. Но никакого кино, зала, попкорна нет. Потому что розовые очки любезно кто-то снял и разбил вдребезги, как бутылку вина, треснутую от удара о дно мусорки.       Дни летят точно также, как и бутылки в помойку. Уже как месяц прошёл с последнего диалога в соцсетях. А воспоминания в голове такие свежие, словно ты видел человека вчера, говорил с ним, смеялся, спал под одним одеялом, заботливо отдавая его полностью, чтобы он не мёрз.       Только на следующий день после ухода Акинори, Дайшо понял, что у него был день рождения. Он мог подождать хотя бы несколько часов, чтобы увидеть уставшее лицо, закрытые глаза, раскиданные по подушке волосы. Всего несколько часов, чтобы просто поспать рядом с ним.       Но спустя месяц рядом лежит Мика, пришедшая только что из душа. Сугуру всё равно на её наготу, которую она представила, лёжа на животе, всё равно на то, что ей скорее всего холодно, и девушка ждёт одеяло. Дайшо накрывал тёплым куском ткани только его.       На следующее утро Дайшо не удосуживается открыть глаза, когда Ямака тихонько собирается и бесшумно закрывает дверь. Не было будильника, выскальзывающего из утренних объятий, грохочещего обувной ложкой и отбивающего вечером дверь.       Не раскиданы тапки, которые Акинори никогда не носил, но каким-то образом умудрялся запендорить их в разные углы квартиры. Коноха ходил босиком, из-за чего часто простужался и не лечился. Он за своим здоровьем не следил вообще. .       На самом деле Акинори никогда не думал, что ему кто-нибудь понравится. Он дразнил Кейджи, делая весьма двусмысленные намёки, зная, что тот нравится Бокуто. Но когда связующий начал отвечать, блондин удивлённо хлопал невинными глазами, шептал, прижимающему его к стене Акааши, на ухо, что считает того лучшим другом, не более. Они до сих пор лучшие друзья. Поэтому Акинори позвал парня на весеннюю дискотеку, а когда был уже там, на телефон пришло уведомление.       — Не мог раньше сказать? — блондин раздражённо засунул телефон в карман, проклиная Кейджи за то, что тот не предупредил о своём времяпровождении за книгами вместе с Бокуто.       Сурово смотря на присутствующих, Акинори испытывал желание закурить, однако, не хочется ловить на себе лишние взгляды. Уж лучше вино.       Блондин подходит к столику и берёт один из бакалов, разворачивается и облокачивается на стену. Пустой желудок обволакивает тепло. Хочется есть. Светло-карие глаза смотрят прямо, натыкаясь на такого же одиночку, нашедшего себе ровную белую подругу. Змеиные глаза с грустью смотрят в землю, рука громко ставит пустой бокал на место. Протяжный вздох вырвался из груди.       Акинори взял второй фужер. Вялые ноги сами пошли к стене напротив. Блондин поправил волосы, наклоняя голову вправо и улыбнулся.       — Не хочешь выпить?       Думал, что не понравится. Как только Акинори понял, что влюбился, то сразу испугался. Он обещал, что не полюбит. Обещал, что даже не поймает себя на мысли, что может полюбить. Он не должен, ему запретили. Но практически каждый день давал себя обнимать, сминать его губы в нежных поцелуях. А вечером шёл домой к отцу, который жил в соседнем подъезде в доме Дайшо.       Не только Коноха приходил в гости к отцу. Квартира у него огромная, комнат много, соответственно, и посетителей.       Когда Акинори переступал порог квартиры, сразу попадал в крепкие руки мужчины, обнимающие, словно клещи, хрен вырвешься. Сердце каждый раз стучало с бешеной скоростью, и Акинори знал, что отец это чувствует. И знал, что тот гадко ухмыляется. После он поднимает лицо блондина за подбородок и надевает маску на глаза, чтобы запустить в квартиру. Акинори же называет это борделем-притоном.       В этой комнате всегда душно от запаха, витающего по ней, расслабляет, что становится сложно двигаться. Чужие руки держат твои запястья за спиной, вжимая щекой в кровать. Уже не стыдно, лишь немного жаль. Жаль, что лежишь на простынях, а не в гробу, кануя в лету.       Мечтой является просто полноценный сон в комнате Сугуру и лучше, чтобы он был рядом. Или работать в этом долбаном книжном магазине.       Когда Акинори ходит в общественных местах, то выглядит с иголочки, но в душе панически боится всех, кто проходит мимо него. Он знает, что им восхищаются, но сердце говорит, что они знают о его секрете. Они смотрят на обложки журналов и восхищаются, но не думают ли о том, как же эта модель проводит свои вечера?       Акинори противно, что отец купил его, как какой-то животное, что руководство подписало контракт за него.       Мама с отцом в разводе. И ей пожаловаться нельзя. То есть можно, но в этом нет смысла. Он сам захотел стать моделью, имея худое телосложение и красивую мордашку. В последнее время он мало ест, из-за чего сильно похудел. Отец говорит, что ему нравятся фарфоровые куклы. А Акинори реально стал куклой. Последние эмоции он тратил на искреннюю улыбку перед Дайшо.       Слова Сугуру о ревности усилили паранойю блондина. А мне вот интересно, а почему же ты меня обманываешь? и а я о том, что не работаешь ты в том книжном магазине. Зачем ты меня обманываешь, и к кому ты сегодня ходил? совсем сломали парня. Он ведь изменял. Не по собственной воле, но изменял. Боялся смотреть в змеиные глаза и изменял.       Акинори просто убрал себя из жизни Дайшо. Избавил от такой ноши, как он.       Но через пять месяцев он сидит с Кейджи на диване, громко играет музыка, дверь клуба открывается, и заходит парень вместе с девушкой шатенкой, волосы которой зачёсаны в аккуратный хвост.       Акинори смотрит с болью в глазах, которые колит, и застилает грязная пелена. Приоткрытые губы дрожат, словно их сводит судорога. И если бы не рука Акааши, Акинори бы разревелся на месте.       — Я знаю, что тебе больно, но просто закрой глаза, — Коноха послушался. — Подумай о хорошем.       Он думает.       Красное вино, чужая грусть, радость, кровать, одеяло, тень над ним, поцелуи и...       — Сугуру... — получилось не слишком громко, но достаточно, чтобы это было слышно.       Веки распахнулись. В животе закололо от выпитого алкоголя на голодный желудок. Дайшо остановил свой взгляд на светлой макушке, находящейся в метре от него.       До того момента, как Акааши закрыл ладонью поле зрения Акинори, Дайшо заметил в зрачках столько боли и отчаяния, сколько он сам не испытывал никогда в жизни.       Сугуру опять забыл про Мику, ушедшую в туалет, прикованный к таким желанным и недоступным губам.       — Сугуру, — громче проговорил Акинори, еле шевеля губами. — Сугуру, Сугуру, Сугуру, Сугуру, — лихорадочно тараторил блондин.       Акааши растерянно опустил руку и молча просил помощи у Дайшо. Ситуация совсем проходит не так, как он себе представлял.       Кейджи поднял друга с дивана и подтолкнул его к темноволосому. Сугуру поймал обмягшее тело. Он не верил, что касается человека, такого дорогого и хрупкого, как те самые фарфоровые куклы на витринах в магазинах.       Дайшо огляделся по сторонам и подхватил парня под коленями, унося в пустую комнату. Шаг за шагом, они казались нереальными. Будто он сейчас провалится под пол и потом проснётся в холодном поту, ворочаясь на кровати один, без него.       Он сажает Акинори на широкий подоконник, а сам садится напротив. Рука медленно скользит и подталкивает пачку сигарет к ногам, к которым он готов падать каждый день, но только потому что неуклюжий. Так происходило часто.       Акинори берёт одну сигарету и поджигает её. Дайшо повторяет за ним.       — Ты начал курить? — подал голос Коноха.       — Ага.       — Вот подлец, — он ухмыляется. — А обещал не курить.       — У нас много обещаний, которые мы не исполняем, — Сугуру тушит сигарету, так и не затянувшись ни разу. Вот он и бросил курить. — Теперь я своё исполнил, — заметив растерянность, парень понял, что ляпнул. — Извини.       — Бывает, ничего страшного, — саркастично тянет Акинори, выдыхая дым в сторону Дайшо. — Можешь уходить.       Сугуру встал и поклонился, целуя тонкие пальцы, от которых пахло сигаретами.       — До встречи.       Как бы он не хотел прощаться, придётся расстаться. Эта первая и короткая встреча. Следующие будут длиннее и длиннее.       Лень сама встала и уступила ему место. Смотрит на него, как на старого человека, которому нужно срочно сесть на стул от боли в коленях. Они горят от свободы, ударившей битой справедливости по ним.       Слышится песня, некогда любимая Дайшо. Он улыбается, пятясь к двери и выходит. Блондин робко машет вслед.       Позабылась обида. Сугуру уверен, что Акинори любит его. Он видел смущение и улыбку в его глазах.       Фигура легко выпорхнула из клуба и остановилась возле. Можно сбиться со счёта, сколько же раз Дайшо забывал про девушку, с которой он расстанется сегодня, выпивая бокал красного вина.       И скоро позовёт его на ужин, состоящий из вина и их собственных чувств. Будущее соберётся по кирпичикам, планы наконец воплотятся в жизнь. А мечта, заключающаяся в тонких мягких губах, сбудется.       Не успел Сугуру пройти на другую сторону улицы, как услышал глухой шлепок чего-то тяжёлого. Он развернулся, с интересом смотря на бордюр.       Стоя на середине проезжей части, которая в этом месте пустовала без выхлопных газов, Дайшо не мог сделать две вещи: сдвинуться с места и поверить своим глазам.       Отросшие блондинистые волосы закрывали остекленевшие светло-карие глаза. Сугуру сделал шаг, ещё один. Они не казались, они были нереальными.       Сугуру остановился.       Говорят, что самое грустное – это любовь, которая закончилась. Дайшо поверил в это, но буквально несколько минут назад думал, что она продолжается.       Взволнованный Кейджи вышел из клуба и чуть не споткнулся. Опустив глаза, Акааши тихо вскрикнул.       — Почему?       Сугуру пожал плечами.       — Подойди сюда.       Сугуру стоял на месте.       Он видел не смущение и улыбку в его глазах, а стыд и боль. Дайшо не умеет читать эмоции.       Второй вскрик Акааши вырвался, когда Дайшо упал подле от Акинори. Машина даже не остановилась. Номера Кейджи не запомнил.       Пальцы Сугуру практически касались руки блондина. Их судьбы не успели сойтись, им просто не хватило времени. Акааши подошёл и выпрямил одним движением пальцы Акинори, сомкнув чужие руки кончиками фалангов.       Это грустно.       Когда любовь закончилась.