***
Leave a Light On — Dreaming High Из всех друзей Чимина, Чонгук был единственным, кому тот безоговорочно доверял. С самого детства они росли вместе и, сколько Пак себя помнит, Чон всегда был рядом. Находился с ним больше, чем собственные родители. Их отцы были лучшими друзьями, ребята ходили в один садик, в одну школу, в один университет. Были рядом почти все триста шестьдесят пять дней в году. В какой-то момент, после смерти матери Чимина, мама его друга заменила ему самого дорогого человека в жизни. После всего этого парни стали словно продолжением друг друга. Когда Чимин начал сходить с ума, первым он пошел к Чонгуку, и позволил тому увидеть все грани своего отчаяния. Именно его он попросил о помощи, когда понимал, что сам не справляется и единственным выходом видел смерть. Именно Чон был тем, кто доставал его из петли и сидел у больничной койки до самой выписки. И именно Чон попросил отца Пака нанять Джина для оказания помощи. Они были вместе и в лучшие, и в худшие времена. Первый поцелуй случился в тринадцать. Обычная детская шалость ради утоления интереса. Глубину отношения начали обретать в пятнадцать. И, несмотря на протесты прознавших секрет отцов, они не сдались. Чимин вообще был не тем человеком, который сдаётся из-за такой мелочи, как осуждение. Он кричал, ругался, лез драться. Его бунтарству в подростковом возрасте можно было только позавидовать. Парни отстояли право на любовь в тот момент, когда всё пошло наперекосяк, и Чимин сломался. Но даже тогда они не думали сдаваться, и отец Пака принял всё условия, лишь бы сохранить жизнь своего сына. Он искренне любил первенца, но тот этого упорно не замечал. Отношения с его матерью у семьи были натянутые из-за характера женщины. Но Чимин никогда не был изгоем ни в одной из семей. Просто не видел себя продолжением отца и считал, что его ненавидят за то, что он «не такой, как все». Величайшая ошибка его жизни. Если бы они могли просто поговорить после того, как Пак потерял себя, всё произошло бы по-другому. Чимин помнит, как плохо ему было в тот момент, когда он понял, что его парень по уши влюбился в его лучшего друга. Но хуже всего стало от того, что он понял, что не любит Чонгука так, как его любит Техён. Их отношения стали скорее братскими, чем любовными. Он не приносил в них разлад, не ругался и не отталкивал обоих. Такой исход событий пришлось просто принять. На удивление, это оказалось не так уж и сложно. В первый раз, увидев их вместе как пару, он не испытал грусти. Только страх из-за настигающего его одиночества. Но он перекрывался бесконечной радостью за человека, который прошёл с ним всю жизнь и ни на миг не оставил. Его не бросили. Наоборот. Чимин получал так много любви, как никогда прежде. Это помогло ему не сломаться. Отдых в домике Джина в первый раз был именно их с Гуком решением. И последующие тоже. Они веселились, хорошо проводили время, потом к ним присоединился Техён, и стало ещё лучше. За время, что проходило между поездками, происходило много вещей, но кое-что оставалось неизменным. Они всегда возвращались сюда все вместе. Даже чужая ранее для них Бетси нашла тут место. И все надеялись, что и у Юнги получится. Вся эта поездка была устроена скорее ради него. В этом домике они давали своим душам отдыхать, и Мину это было нужен сильнее, чем кому-либо. — Так ты всё-таки раскрыл глаза? — выдыхая свежий воздух из лёгких, Чонгук слегка повернул голову в сторону, чтобы получше видеть друга. Они сидели на подвесных качелях у дома, как делали это обычно, но на этот раз рядом не было Техёна. Он предпочёл в одиночку доставать хмурого Юнги на берегу. — Ага. Представляешь, как странно влюбиться в первого встречного преступника с улицы, который к тому же не гей, — хохотнув, Чимин отвлекся от рассматривания спины одного единственного интересующего его человека и тоже посмотрел на Чонгука. Он мог рассказать об этом другу, зная, что его не осудят. — В Техёна я тоже влюбился с первого взгляда. А теперь не представляю своей жизни без него, — взяв в свою руку чужую перебинтованную, парень принялся изучать пальцами бинты. Он видел, как ранее так делал Юнги, но до сих пор не понимал, что в этом действии есть такого, чтобы вызывать у человека «такой» взгляд. Мин смотрел с болью. — Как будто… — Нашёл свою родственную душу? — продолжил за него блондин, переплетая свои пальцы с чужими. Привычное действие для них обоих, но таких чувств, как с Юнги, оно всё равно не вызывало. Парень пару раз утвердительно кивнул, прикрывая глаза. Он не любил Чимина так, как в детстве, когда их отношения только начинались. И никогда не любил его так, как Кима. Но эти ощущения всё равно были для него за гранью понимания. Разве можно так сильно любить человека, что просто не представляешь своей жизни без него? Можно, если этот человек блондин, лежащий рядом. Они не подходили друг другу как пара, совсем не сочетаясь во всём, что касалось отношений и близости. Хотя они и учились всему этому вдвоём, ничего из того, что они оба хотели бы получить, не сходилось. Их любовь не должна была быть такой. Возможно, познакомься они в более сознательном возрасте, черту бы никто не перешёл. Но уже было поздно об этом говорить. Они сделали то, что сделали, и это не сломило их доверие друг к другу.***
Ghost — Ryan Caraveo Техён, вопреки своему характеру и бунтарской натуре, был не таким противным, как Юнги думал ранее. Да, рядом с ним он злился в тысячи раз чаще, чем обычно. Но осознание, почему именно все так любят этого назойливого Кима, догнало его позже. Нагрянуло как гром среди ясного неба и окатило ледяной водой. Ким был живым. Эта странная формулировка подходила ему больше всего. Кажется, этого веселого парня невозможно сломить или потушить. Рядом с ним начинаешь сам невольно оживать. Его шумная натура и глупые шутки оставляют в душе особую энергетику и настроение, которому невозможно сопротивляться. Благодаря Техёну Мин ловил себя на улыбках чаще, чем последние два месяца вместе взятые, что он провёл в этом городе. После знакомства с Чимином его жизнь вообще начала сильно меняться. Юнги никогда бы не представил себя в большой шумной компании, в таком уютном доме на берегу озера, спокойно рыбачащим уже второй день. Его жизнь ещё никогда не была такой… Умиротворённой. — Ты вообще меня слушаешь? — кидая очередной камень в воду, прямо у поплавка, Техён рассеянно выдохнул. Наверняка его действия всё это время пугали всю рыбу в округе, но Юнги никак не подавал виду что раздражён. Он просто молча пялился в воду. Ким думал, что тот начнет ворчать как обычно, но реакция Мина противоречила представлениям. Его невозможно было прочитать. — Нет, — честно ответил Мин, отмирая и оборачиваясь. Чимин и Чонгук всё ещё катались на качелях, о чем-то тихо переговариваясь и легко держась за руки. Юнги не раз ловил их на таком странном для друзей контакте и диалогах с двойным смыслом. Но сильнее всего удивляло простое отношение Техёна к этому. Ким более бурно реагировал на чих Мина, нежели на то, что его парень обнимает другого человека с излишним чувством осторожности и нежности. — Слушай, ты не ревнуешь? — возвращая взгляд к поплавку, Юнги перестал издеваться. — А? — Техён сначала удивился, не поняв, что имеет ввиду шатен. Обернувшись, он секунду задержал взор на парочке на качелях, а потом вернулся к Юнги. — Если ты об этих двоих, то нет. Его спокойствие вынудило шатена посмотреть на сомнительную парочку ещё раз. Картина не изменилась. Они всё ещё были слишком близко. Уловив растерянность на чужом лице, Техён бросил в воду очередной камень и рассмеялся. Юнги не кажется тем, кто переживает за чужие отношения, но он был весьма внимателен к другим для человека, которому плевать на всех кроме себя. — Они не сойдутся снова, если ты об этом. — Снова? — на пробу Мин взял с берега камень и бросил в воду. Возможно, нашёл это чем-то занимательным. Ким пожал плечами, словно говорил о чём-то совершенно обыденном, а не о бывшем своего парня, с которым тот сейчас в обнимку лежал на качелях. — Угу. Они встречались где-то со школы. А потом появился я, и Гук изменил Чимину со мной. Юнги казалось, что он уже ничему не сможет удивиться. Но это… Чимин не кажется тем человеком, что простит измену, а потом будет лобызаться с придурком, совершившим такое по отношению к нему. Да и Чонгук не был похож на человека, жаждущего отношений на стороне, будучи привязанным к своему парню как верный пёс. Тёмная история. Но понять её он даже не старался. Если бы изменили ему, случилось бы убийство. — Пиздец, — в воду полетел второй камень. — Я тоже так думал, когда запал на парня лучшего друга. А потом Чимин в очередной раз доказал, что он святой. На его месте я бы разорвал обоих в клочья. — Думаешь, ему не хотелось? — буль. — Не-а. Он принял нас спокойно и даже радовался. Не знаю, что там у него в голове, но спокойнее и добрее человека я не знаю. — Значит, ты плохо его знаешь, — поднимаясь на ноги, Юнги снова запустил камень. Но на этот раз не в воду, а в голову возмущенного его высказыванием Кима. Чимин и правда добрый и спокойный человек. Но это тот Пак Чимин, которого он показывает всем. За всем этим лоском прячется страшная оторва, способная на сумасшедшие поступки. Возможно, Техён даже не пытался копнуть в душу друга глубже чем ему позволили. Незнание — тоже сила. Потирая ушибленную голову, Ким встал следом и ворча под нос поплёлся за шатеном к качелям. Те были достаточно большими, чтобы вместить всех четверых. Но Юнги выбрал место посередине и бесцеремонно свалился прямо на слипшихся в том месте парней. Пару раз сматерившись, Гук быстро откатился в сторону, а Чимин, придавленный чужим телом, пискнул. Увечённый разговором парень не заметил приближения Юнги, и не успел среагировать. Юнги сжалившись слегка приподнялся, позволяя Чимину отползти немного в сторону, и снова плюхнулся в подушки как только место освободилось. Пак не отодвинулся сильно, давая себе возможность быть к Юнги немного ближе, чем обычно, а Мин, никак на это не реагируя, просто провалился в обеденный сон. Сон — лучшее решение для наркомана, который не хочет сорваться и снова принять, когда тянет. Единственный минус, который можно выделить из кучи и без того неприятных факторов зависимости — это кошмары.***
angel call — me karizma Дорога до нового дома была ухабистой. Старый, покрытый ямами асфальт словно предсказывал все сложности, которые встретятся на пути, как только Юнги таки выберется оттуда. Он был слишком юн и наивен, чтобы полностью понимать, куда его везут. Мама только нервно стучала наманикюренными коготками по кожаному рулю дорогого спорт кара и спускала в окно дым сигарет, идущих одна за другой. Мин сидел тихо, пока они не приехали. Дети в публичных домах взрослеют рано, и мальчик знал, для того, чтобы выжить, надо молчать. Его мама была такой же. Талия — имя, взятое ею для работы — была тихой женщиной. Она много хмурилась и ворчала, когда оставалась одна, но на публике была спокойна и неприступна. Чаще всего Талия и оставалась такой. Шурша колёсами по щёбёнке машина медленно остановилась у ворот большого дома. — Пошли, — выходя из машины, женщина коротко оглядела ребенка, проверяя, не забыл ли он что-то, и сразу направилась к входу. Юнги был её точной копией, как характером, так и внешне. Но ещё страшнее для женщины было то, что ему досталась её память. Он помнил буквально всё, что видел, что ему говорили, он как губка впитывал в себя всю информацию до боли в голове. Талия при нём часто принимала различные таблетки от боли, мучаясь от похожего недуга. А ещё чаще она принимала наркотики, показывая своему ребенку не лучший пример. Она говорила с директрисой совсем не долго. Обычно отдать ребёнка в такие дома было нелёгкой задачей из-за недостатка места или нежелания управляющих кормить ещё один рот. Но деньги творили чудеса. Маленький Мин уже тогда запомнил, как много в мире могут решить эти шуршащие невзрачные бумажки. — Такой большой дом, — Юнги с интересом, свойственным всем детям его возраста, осматривался по сторонам. — Мама, тут живёт много детей? — мальчик был очень любопытным ребёнком, не смотря на свою отрешённость. — Сам сейчас и узнаешь, — вздыхая, девушка обратилась к полной женщине в возрасте, сидящей за столом. — Все его вещи при нём, так что я поехала. Она уже выходила за дверь, когда маленький ребёнок снова окликнул её. Это были их последние слова друг другу. — Прощай. Талия, замерев, ухмыльнулась, но лёгкий угол в сердце заставил губы дрогнуть и превратиться в теплую улыбку. Ребёнок редко видел подобное проявление эмоций от матери. Чаще всего он ловил её на слезах боли, отчаяния и злости, когда та сидела в одиночестве в соседней комнате. Но и эта слабость была редким событием. — Не помри, клоп, — потрепав такую же смоляную макушку, как и её, она в первый и последний раз в жизни наклонилась, оставив на лбу собственного ребёнка быстрый поцелуй. Юнги ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел, как она, постукивая каблуками о грязный паркет, уходила. Их расставание не было большим ударом для мальчишки, ведь в публичном доме его по большей части воспитывала управляющая и болтливый охранник в гримёрке. Но он не был привязан ни к одному человеку в том доме достаточно сильно, чтобы тосковать. И то, что его мама больше не вернётся, он был уверен. Их последние дни вдвоём в том доме проходили неспокойно. Сменился хозяин, и Талия быстро приняла решение расстаться с Юнги. Этот ребёнок был ошибкой её первой любви, но она не считала его проклятьем. Он скорее был небольшой головной болью, которая напоминала ей о собственной глупости. Она любила его, но ещё сильнее хотела защитить. Женщину нельзя назвать лучшей матерью. Она уделяла ребёнку мало времени, редко с ним говорила и вообще не проявляла тёплых чувств. Но несмотря на всё, стремилась обеспечить ему хотя бы мизерную безопасность. Его отец — тот человек от которого они бежали. В уплату жизни сына, она отдала главе преступного дома свою, но узнал об этом Мин слишком поздно, чтобы успеть поступить по совести. До этого момента он сам уже всё разрушил. Будучи ребёнком, Юнги не понимал, почему его оставили. Он жил так, как считал нужным и на проблемы нарывался с периодичной регулярностью. Первым его конфликтом в доме ребенка стала страшная поножовщина среди детей… — Чем вы занимаетесь? Три парнишки девяти лет, выстроившись в очередь с камнями в руках, разом отвлеклись на новенького. Мин был младше них, меньше, физически слабее. Это придавало им храбрости. — Издеваемся. Хочешь с нами? — самый старший подошёл к Юнги, вложив в его руку увесистый камень. Проверял на вшивость. Юнги, коротко повернув голову, наткнулся на две залитые солёной водой бусинки глаз. Возможно, из-за явной несправедливости или его детского эгоизма, он решил не мучать того, кто не мог дать отпор. Это было не интересно. Вместо этого он отвернулся и снова обратился к детям постарше. — Нет. Давайте лучше поиграем. — Во что? — от скуки второй ребёнок ввязался в разговор, подбрасывая камень в руках. Никто из этих детей не был виновен. Все они лишь жертвы обстоятельств и подлых поступков взрослых. Но Юнги таковым себя не считал. Он знал о том, что был причиной тех самых «последствий». Этому его научил мускулистый охранник борделя, с которым часто общалась его мама. Он ошибочно считал его своим отцом, потому что мужчина был добр с ним, как тогда казалось маленькому Мину. — «Выживает сильнейший». Папа научил меня ей. Нужно драться на ножах, пока один не сдастся. Следовательно, выживает сильнейший. При слове «папа» другие дети сразу включились. У многих из них не было отцов, или они были ужасными. Им было плевать, во что играть, если этому чему-то научил взрослый мужчина, по описанию подходящий на отца. Юнги же ошибался, не понимая, что это не была игра. Так же, как и не понимал, что тот мужчина не был с ним добр и не был его отцом. Ни одно его действие не было сделано со злым умыслом, но дети пострадали. И наказание не заставило себя долго ждать. Воспитатель и директриса, не смотря на внушительный задаток за ребенка, не питали к нему тёплых чувств. Зато любили власть и чувство превосходства. Они не сдерживали силу ударов, когда били маленького ребёнка, который сам не понимал, что сделал не так. Никто и не пытался объяснить ему, в чём тот был не прав. Единственный, кто воздержался от рукоприкладства, был повар. Это был третий сотрудник дома ребёнка. Высокий, жилистый мужчина лет пятидесяти. Ему не было дела до детей и их проделок, и он никогда их не трогал. Но никогда и не вступался. На этой работе он воровал продукты для своей большой семьи, и ему не было дела до остальных. Несправедливость. Но Юнги уже привык к этому, как привык и к синякам. — Спрячь его в чулан, пока не уехала проверка, — полная дама с шумными возмущениями снова опустилась в своё кресло. — И «это» заберите. Проблем не оберемся, если увидят с такими синяками. Ребёнок, над которым до этого издевались, не уехал на скорой с остальными ребятами. Он был ниже травы и тише воды, когда они один за другим падали на землю с громкими криками. Даже сейчас директриса заметила его присутствие в самую последнюю очередь. — Нет! Рядом сразу вырос мальчик точь-в-точь похожий на первого ребёнка. Юнги не видел его до этого момента. Но они прекрасно умели сливаться с окружением, оказываясь незаметными до тех пор, пока не открывали рот. Зло рыкнув, женщина махнула рукой в его сторону. — И этого туда. Пусть посидят там денёк и подумают о своём поведении. Директриса не понимала, что маленький светлый чулан с небольшим окном у потолка совсем не был наказанием. Скорее самой большой в мире удачей. У всех младших в детском доме одна судьба. Быть изгоями. Вопрос только в том, насколько сильно над ними будут издеваться. Тихое и спокойное место для них было сродни благословению. Так Юнги познакомился со своими первыми в жизни друзьями. — Классно ты их уделал! — победно сжимая кулак, русый мальчик с зубастой улыбкой слишком активно реагировал, занимая в чулане последнее и без того узкое пространство. — Угу, — тоже подал голос второй ребёнок. Он не прыгал, как его брат, из-за свежих синяков и болячек, но улыбка на лице была такой же яркой. Там же Мин впервые понял, как чувствуется благодарность и героизм. Ему понравилось, как они хвалили его. Возможно, даже слишком. Но он всё ещё оставался ребёнком. Немного дерзким, способным совершать ошибки, но по-взрослому нести за них ответственность. Эта драка не была первой в его жизни. Так и не стала последней. Шатен ещё добрые восемь лет защищал двойняшек, за что его постоянно ругали и угрожали сослать подальше или выгнать. Любой из детей боялся, если бы их прогнали. Но только не Юнги. Он желал этого. Нарочно создавал проблемы, влезал в драки и был их зачинщиком. К тринадцати его боялись даже воспитатели. Но, несмотря на это, он всё ещё оставался там и не мог уйти. Мама заплатила достаточно, чтобы он прожил там до семнадцати, а потом за ним приехала мафия. Юнги узнал об этом случайно, подслушав разговор директрисы. Но радости не испытал. За годы отсутствия матери, у него не осталось к ней ни единого тёплого чувства, кроме того лёгкого поцелуя в лоб, когда она уходила. У шатена была одна большая проблема. Его отличная память. Даже будучи ребёнком и не смотря на годы, которые прошли, он помнил её лицо. Отчётливо, будто видел его сегодня. Поэтому он решил бежать. Он не собственность. И если судьбу ему уже уготовили, он просто будет бороться с ней до тех пор, пока не победит. Так бы делала его мама. Двойняшки идею побега поддержали, и ночью тринадцатилетний Юнги и дети на два года младше него сбежали из приюта. Юнги помнил много. Слишком много. Поэтому этот побег и то, что произошло после, до конца дней останется с ним, в его голове. Он решил нестись оттуда со всех ног в лучшую жизнь. Он обещал тем, кто следовал за ним, защиту. И он был тем, кто не смог сделать ничего из того, что пообещал. Убежать от судьбы не так уж и просто. А особенно если твоя судьба — мафия. — … !!! Первым воспоминанием того дня был крик. Не помнит чей. Но от него закладывало уши. Дальше он видел только кровь и сходил с ума. Сходит и по сей день. Даже захлёбываясь кровью, он не мог перестать кричать. — Юнги! Маленький мальчик, поглощённый своим занятием, резко замер. Детский голос. Его позвал голос. — Юнги! Юнги, проснись! Ребёнок метался из стороны в сторону, потирая глаза от жидкости, заливающей весь мир вокруг красным. Руки были липкими от крови и пахли соответствующе. Железом. К горлу подходила тошнота. — Шуга, проснись! И он проснулся. Часто дыша, шатен резко открыл глаза, быстро промаргиваясь. Крови больше не было. Ощущения её на руках и запах тоже пропали. Он видел лишь лицо обеспокоенного Чимина, обоими руками держащего его голову. Других ребят рядом уже не было, а на улице начало смеркаться. В детстве его никто не звал Шуга. Это имя он взял, когда перешёл в мафию и узнал правду о матери и отце. Это имя носила его мама, когда занимала его место в организации. Фальшивый глава. Иронично, что по итогу они оба стали козлами отпущения этого проклятого криминального дома. — Ты в порядке? Ты кричал во сне. Чьё-то имя… Парня снова затрясло. Он не хотел слышать этого. Не мог. Мир вокруг при произношении этого имени затухал. Пропадали краски, запахи, звуки. Но он всё равно знал, что сейчас произнес. Он не мог забыть. Слишком хорошая память. Мамина память. Такая же, как и у той женщины, которую не хочет знать. Которую не хочет помнить. Пак, растерянно оглядываясь, решил не ходить за психиатром, а остаться с Юнги. Он приблизился настолько близко, насколько позволяли развернуться качели, и мягко поцеловал чужой мокрый от пота лоб. Мин не оставил его в сложной ситуации, и он не оставит. Они сидели так некоторое время, пока дыхание шатена не начало успокаиваться. От этого короткого действия без особого умысла у шатена снова перехватило дыхание. Чимин был собой и этого было достаточно, чтобы заставить его перестать дышать. — Ты как? — немного отстраняясь, Чимин всё ещё крепко держал чужое лицо в израненных руках и облизывал солоноватые губы. Возможно, это действие и стало катализатором позволившим ему окончательно очнуться. Юнги спокойно выдохнул и покосился на бинты, отвлекаясь от чужого лица. Одна его рука скользнула вверх, забирая чужую ладонь от своей щеки, и мягко начала поглаживать. Так же, как раньше пытался повторить за ним Чонгук. Мин делал это по-другому. Он делал это так, что у блондина мысли заканчивались, когда он так много чувствовал и тонул в чужих чёрных глазах выглядывающих из-за полуопущенных век. Шатен не ответил. Только кивнул. — Юнги, — мягко убирая чужие отросшие волосы со лба свободной рукой, блондин не спеша начал. — Понимаю, что не лучшее время… Но твой отец написал мне полчаса назад. Как от пощёчины, Мин сразу дёрнулся, приходя в себя. Он слишком расслабился в последнее дни. Конечно, враги не будут сидеть сложа руки. — Молодец, что сказал. Собирай ребят. Надо ехать домой. Я поведу, — Юнги подрал охрипший ото сна голос и, окончательно проснувшись, встал, нехотя отпуская теплую ладонь. Если Намджун написал сам — это не шутки. Что-то произойдёт или уже произошло.***
Это началось ещё вчера. Один из преданных крыс Хана раскололся и рассказал, что вечером глава планирует большой праздник по случаю победы над организацией Joe. Хосок новости не оценил и на ужас ганца плохой новости разозлился. Всё, что происходило потом, даже охране Хоби вспоминать страшно… На разработку плана у него был лишь день, и он смазанно предупредил отца о происходящем, попросив связаться с Юнги. Старший как воду канул после того, как наделал шума в Манхеттене своей дракой. Сердце Хосока не находило себе место до самого вечера воскресенья, когда он должен был прийти в логово врага. Он не переживал за себя. Его не знали, как главу. Но вот Юнги был тем, кто сейчас ходил с мишенью на спине круглые сутки. Лишь вопрос времени, когда его всё-таки удастся поймать. По стечению обстоятельств Тихуан, сын главы Хана, что был в Нью-Йорке, также не был настоящим главой. На самом деле сегодня должно было произойти две битвы. Двух подделок и двух настоящих правителей преступного мира Тегу. И какая из двух будет более кровавой, сказать было сложно. Хосок не волновался о своей победе. Она была предрешена ещё заранее с помощью разговорчивого парня на его электрическом стуле. А вот неизвестно куда пропавший Юнги напрягал. Знает ли он, что за ним идут? И знает ли, что по случаю победы над ним уже закатили банкет. Вдруг он уже в Корее и скоро появится в этом зале мёртвым. Тряхнув головой, Чон отбросил эту мысль и схватил один из бокалов с шампанским у проходящего мимо официанта. Его брат силён и не дурак. Он точно ждёт нападения и точно будет к нему готов. До «главного» блюда было всего два часа, поэтому Хосок под маской крупного инвестора отлично развлекался в банкетном зале врага, убивая время. Люди не замечали под его дорогим костюмом бронежилет и два пистолета. Так же, как и обменявшийся с ним парой слов Хан, сидящий на инвалидном кресле после встречи с его братом, не знал про снайпера на крыше соседнего здания. Смерть в лице Чона дышала ему не в затылок, а в лицо. Почти вся охрана в здании была куплена. Почти все люди здесь не те, за кого себя выдают. Сроки подготовки представления были сжаты, но он успел сделать достаточно, чтобы сегодняшний вечер вошел в историю. Именно поэтому представление вызывало в младшем такой восторг. Он был гением манипуляции. И побеждать ему нравилось больше всего на свете. Но нельзя побеждать вечно. Его слепая уверенность в себе немного пошатнулась, когда в отведённое время для «пира», на экране одного из множества телевизоров в зале, он увидел как его брата, прижав к земле, душит Тихуан. Оператор был далеко, снимая драку с крыши, но даже так было понятно, кто именно был перед ним. Кто именно терпел поражение, несмотря на своего противника, а вечно оглядывался в сторону. Он даже не сопротивлялся… Прямо сейчас его тёмный, шаткий мир рушился. Всегда сильный и непобедимый Юнги, который был ему примером, умирал на его глазах. И он ничего не мог сделать.