То есть нет лекарства от любви. Овидий
— Елизавета Дмитриевна, я понимаю, что у вас есть дела поважнее больницы, но, будьте так добры, оторвитесь на пару минут от своих бумажек и проведите уже эту чёртову летучку! — возмущённо затараторил онколог, сидя в окружении недоумевающих коллег. — Мы уже пятнадцать минут здесь сидим, а вы хоть бы слово проронили. Чем это вы так заняты? — Родионов ехидничал по двум причинам: дурное влияние Рихтера и неумолимо приближающееся время приёма пациентов. А ещё он являлся другом Лизы и из всех присутствующих был единственным, кто мог себе позволить как-то привлечь её внимание. Елизавета Дмитриевна в очередной раз зло зачёркивала, даже скорее закрашивала, буквы, ранее выведенные аккуратным почерком, не оставляя от них даже намёка. Несчастный листок бумаги такого измывательства над собой не выдержал, и на месте, где раньше красовалось огромное синее пятно от чернил, сейчас, словно распахивая рот в издевательской усмешке, зияла дыра. Главврач раздражённо рыкнула и швырнула авторучку подальше от себя. Последняя пролетела около двадцати сантиметров по воздуху и, приземлившись на стол с чётким «тук!», проскользила дальше по шероховатому столу, пока не ткнулась на колени к вздрогнувшему хирургу из детского отделения. — Прошу прощения, коллеги, — она дождалась пока ей передадут обратно ручку и начала пятиминутку.***
Тонкие каблуки звонко стучали по полу больничного коридора. Лиза взволнованно теребила ключи в кармане, думая, куда ей стоит направиться дальше. Заработавшись, она совсем пропустила время, когда начались приёмные часы в поликлинике, и теперь безуспешно пыталась найти Рихтера. Вдруг из-за угла выскочил Егоршин, но, завидев главврача, тихо выругался и стремительно развернулся. Она практически почувствовала, как он внутренне взвыл, когда увидел её возле ординаторской, и ускорил шаг ещё больше. Однако, когда она его окрикнула, вынужденно обернулся. — Руслан! — Елизавета Дмитриевна рукой подозвала к себе подчинённого. — Ты не видел Рихтера? Я всё никак не могу его найти, уже полдня по больнице бегаю. Егоршин удивлённо приподнял брови. — Так это… В поликлинике он. — В смысле? — этот вопрос всколыхнул раздражение Руслана. — В прямом, — резко ответил Егоршин, слишком сильно напомнив в этот момент своего ненавистного начальника, только позже сообразил с кем разговаривает и поспешно исправился. — То есть, я только что оттуда, консультировался с ним по пациентке, которая вчера прибыла. И вряд ли он куда-то ушёл. — А разве он в это время не… — она замялась. — В прочем, не столь важно. Спасибо, — досада в её голосе несколько удивила Руслана, но он только пожал плечами, и раз его всё равно уже не только поймали, но и отпустили, продолжил путь в ординаторскую. Никольская медленно прошлась до кабинета, где работал Рихтер, но зайти не решилась. Недовольных людей в очереди не было. Вернее, не было людей более раздражённых, чем обычно, значит, Андрей работает. Странно. — О, Лиза! — Родионов подкрался незаметно, но Елизавета Дмитриевна даже не вздрогнула, сделав вид, что рассматривает что-то важное, хотя мысли были где-то далеко, а взгляд устремлялся в абсолютную пустоту. — Что, действительно такой интересный план эвакуации? Или прикидываешь у каких ещё дверей поставить охрану, чтобы Рихтер не слинял до окончания рабочего дня? Лиза страдальчески вздохнула и закатила глаза. — Да ладно, не дуйся. Я просто тоже его ищу и никак не могу найти. Мне с ним по одной пациентке нужно проконсультироваться. Очень срочно. Думал, что ты знаешь, где он. У тебя поразительная чуйка на Рихтера. Никольская сжала зубы, прежде чем ответить: — Знаю я эти ваши «консультации», нечего Рихтеру там делать. Он, между прочим, в отличие от некоторых, работает, — прозвучало несколько ревниво, но упрёк в голосе всё заглушал. — И вообще, мобильный телефон придумали не для того, чтобы вы так бездарно игнорировали его существование. — А я и не игнорирую, но ты же знаешь Рихтера! — обиженно пробурчал онколог. — Я надеялся, что он как обычно будет «Народного целителя» смотреть, а потому с превеликим удовольствием оторвётся для просмотра другого национального достояния. Родионов руками показал какого конкретно размера это самое достояние было. Никольская в очередной раз закатила глаза. — Ну, конечно! Больше же не у кого на достояние посмотреть. Бедный, разнесчастный Рихтер! Вань, ну что за бредни? Хватит относится к пациенткам, как к бесплатной порнографии, иди работай, тебя уже заждалось это ваше национальное достояние. — Эмм… Лиз, ты что обиделась? Нет, не переживай, у тебя в сто раз лучше, — Родионов запнулся. — То есть, я не видел, конечно, но я почти уверен в том, что говорю. Вернее… Айй, ну, короче, — чем больше слов говорил Родионов, тем больше он усугублял ситуацию, поэтому поспешил перевести тему. — Слушай, Рихтер, конечно, говорил мне, что сюжеты «Народного целителя» стали слишком скучными, но не настолько же, чтобы он совсем перестал их смотреть? — Ваня! Иди. Работать! — каждое слово было чётко отделено друг от друга и сказано с такой злобой, что даже несколько пациентов, до этого не обращавших внимания на диалог двух врачей, подняли глаза, чтобы посмотреть на разыгравшуюся сцену. Иван принял всё на свой счёт и, подняв руки в жесте абсолютной капитуляции, молча пошёл в свой кабинет, оставив взбешённую Лизу наедине с её эмоциями. Точнее, не совсем наедине, и это раздражало её ещё больше — несколько незнакомых людей абсолютно точно прожигали спину взглядами. Никольская сделала глубокий вдох и начала было уходить, но сзади кто-то окликнул. Пришлось брать себя в руки и развернуться, нацепив самую благодушную из всех улыбок. Но, видимо, выглядела она так же мило, как барракуда, потому что окликнувшая её пожилая женщина вздрогнула и немного замешкалась. — Да-да? Я могу чем-то помочь? — от натянутой улыбки сводило скулы, но Лиза держалась мужественно. — Деточка, милая, ты вот нам скажи… — начала, видимо, самая смелая из пациенток. — Мы тут как раз услышали, как вы обсуждаете передачу, а мы ведь тоже. Дорогуша, вот вы как врачи тоже согласны, что раньше советы были куда более дельными? Тут Никольская не выдержала, улыбка сползла с лица, губы сжались в тонкую полоску и побелели, выдавая предельную раздражённость главврача: — Серьёзно? Вы все серьёзно? Дельными?! Вы считаете, что произнести заклинание и помахать своим бедам на прощание сосновой веткой — это самый лучший совет, помогающий избавиться от депрессии? Или, может, правда верите в сглаз и порчу? Думаете, что от мужского бессилия поможет молитва богу Солнца? Как бы не так, дорогие мои! Не поэтому ли вы все сейчас здесь? Или может потому что чёрта с два это всё помогает?! Сейчас там есть хоть что-то, отдалённо напоминающее народную медицину. Лиза распсиховалась уже не на шутку и собралась высказать этим поклонникам псевдонародной псевдомедицины всё, что думает о них и об этой идиотской передаче, но на удивление вмешался человек, от которого это ожидалось меньше всего. Рихтер, выпустивший из кабинета очередного сопливого пацана, приведённого бабушкой, которую саму нужно было лечить от гиперопеки. — Что за шум? Передрались за моё внимание? Не переживайте, я может выгляжу не очень, но внешний вид иногда бывает крайне обманчив. Не беспокойтесь, меня хватит на всех, — Андрей Александрович подмигнул разинувшим от удивления рот пациенткам, подавляющее большинство которых были уже далеко не молоды. — Ой, Лизонька, а ты что здесь делаешь? Это она вас обидела? — Она сказала, что в «Народном целителе» раньше показывали ерунду, а теперь, якобы то, что действительно помогает, — не мешкая наябедничал какой-то дед, у которого явно были проблемы с коленями. И с инстинктом самосохранения. — Да вы её не слушайте. Это местная сумасшедшая, опять где-то халат стащила и гуляет теперь по этажам. Потерялась. Мы ей обычно подыгрываем, чтобы она не нервничала потом. Правда, душа моя? Давайте я её сейчас обратно отведу, а потом вернусь и продолжу приём. И вот теперь Лиза уже была не нахалкой, которая совершенно не считалась с мнением старшего поколения, а душевнобольной, бедной девочкой, которую под сочувственные причитания очереди, под локоток аккуратно уводил великодушный Андрей Александрович. Из-за непривычного поведения диагноста, Никольская не сразу осознала в каком свете её выставили, и не смогла быстро среагировать. Очнулась уже у стойки регистрации. — Не трогай меня! — Лиза вырвалась из рук заведующего диагностическим отделением и чуть не бегом припустила в свой кабинет, негодуя от несправедливости. — Безобразие! Дурдом какой-то!***
В кабинет без стука зашёл крайне недовольный Рихтер. Точнее, гораздо более недовольный, чем обычно. А Лизе казалось, что хотя бы внешне она уже успокоилась, но внутри всё буквально кипело от обиды. — Никольская, а… Тут Андрей Александрович отвлёкся от бумаг, которые принёс, и заметил в поведении начальницы что-то неладное. Она сидела хмурая и злая, сверлила глазами журнал, расположенный вверх тормашками, и делала вид, что совершенно не замечает зашедшего в кабинет врача. Но костяшки пальцев побелели от того, как сильно она сжимала в своих руках плотные страницы с глупыми статьями каких-то графоманов. — Ага, понятно, — он подошёл вплотную сбоку, заглянул в журнал, не без труда прочитал повёрнутое вверх ногами название статьи. — «Топ пять фильмов для хорошего окончания рабочей недели». Ну, и как? Интересно? Что-то посоветуешь или всё ещё ждёшь пока прогрузятся? — Очень смешно, но местная сумасшедшая разнервничалась, обиделась и больше с тобой не разговаривает. Иди отсюда, — теперь Елизавета Дмитриевна хоть и заметила, что журнал в таком перевёрнутом виде читать совершенно невозможно, но даже не потрудилась его перевернуть. — Лиза, ты сегодня бесишься целый день, — не выдержал Андрей Александрович. — Ты вызверилась на всех, кого встретила, что с тобой не так? Пациенты из очереди просто достали меня вопросами о «Народном целителе», зачем ты вообще начала говорить на эту тему? — Ты пришёл для того, чтобы меня отчитать? — усмехнулась Никольская. Но Рихтер замолчал на несколько секунд только затем, чтобы перевести дыхание и продолжить, а не для того, чтобы потом отвечать на глупые вопросы начальницы. — Из-за тебя мой рабочий день длился больше, чем обычно на четыре часа. — Два с половиной. Не драматизируй. Считай, что прикрыл парочку собственных опозданий. — Ты заставила меня разговаривать с пациентами. — Ессс! Хотя всё же посмею напомнить, что это очень даже входит в твои обязанности. — Лишила меня возможности, — он тщательно подобрал слова. — Пообщаться поближе с пациенткой Родионова. — А вот кстати и виноватый в увеличении твоего рабочего дня. Это он начал тему с «Народным целителем». И, к вашему сведению, это больница, а не бордель. — А разницы?! Я её не вижу из-за твоего декольте. — Хам, — парировала Никольская. — А ты истеричка. Устроила скандал прямо под моим кабинетом! — Я не устраивала скандал! — Лиза вскочила, чтобы подчинённый не нависал над ней, но всё равно была ниже. — Как можно принимать тот бред, что показывали раньше в передаче, за чистую монету? Ну, как тебе это: «Ветер в поле, сова в дубу, умри червяк в зубу!» Что за бред? То есть это нравится людям, а не реальная народная медицина? — Людям не интересны советы от травницы, бабушки Лизы, понимаешь? Люди хотят верить, что ячмень можно вылечить, наплевав кому-то в глаз, людям нравится смотреть, как актёр изображает человека, помешанного на приведениях, а потом, под чётким руководством ведущего, при помощи сожжённого лаврового листа, потушенного молоком из глиняной чашки, изгоняет дух давно погибшей кошки, которая преследует героя передачи ещё с малолетства. Это интересно, а то, что пустырник помогает от влюблённости, потому что успокаивает нервы, — нет. Мало того, что это скучно, это ещё такой же бред, как и пример с кошкой. Могу отдать тебе должное — ты пыталась. Но не вышло, Лизонька, — Андрей Александрович понял, что, кажется сболтнул лишнего и попытался прикусить язык. — Знаешь что, Рихтер! Это уже ни в какие ворота не лезет! — Никольская перешла на крик. — Что? Не нравится, когда говорят, что ты в чём-то не права? — Выйди и закрой дверь с той стороны, иначе… — Иначе что? Любовь, Лизонька, травами не лечится. И напишешь ты об этом снова в следующем сценарии или нет, большой роли не сыграет. В кабинете повисла тишина. Кажется, попытка Рихтера вовремя умолкнуть потерпела крах. — Что? — злость на лице Лизы сменилась растерянностью и тревогой. — Что слышала. Рихтер бросил бумаги ей на стол и, на секунду застыв в дверном проёме, обернулся и припечатал: — Агрессивная маньячка. Ты даже не травницы, ты — ведьма. Пока Рихтер шёл к выходу, Лиза в шоке машинально следовала за ним, а теперь громкий хлопок двери раздался прямо перед её носом, из-за чего она и очнулась от наваждения. Возмущению не было предела, она выскочила вслед за диагностом. — Андрей, подожди! Что ты имел в виду? — Когда? — он не остановился ни на секунду. — Рихтер, только что, — устало сказала Лиза, пытаясь не отстать от Андрея Александровича, который на удивление быстро шёл, постукивая тростью. — Где? — Ты когда-нибудь прекратишь валять дурака? В кабинете, — Лиза вновь начинала вскипать. — Когда? — то, что Никольская шла позади, спасло её нервы хотя бы от самодовольной усмешки Рихтера. — Я тебя сейчас ударю. Рихтер, что ты имел в виду, когда говорил про сценарий, пару минут назад, стоя в моём кабинете? — А я думал, что, когда назвал тебя ведьмой. — За это я прибью тебя отдельно. А сейчас не уходи от ответа. — Уже ушёл. Перед её носом захлопнулась очередная дверь. Её Рихтер не просто захлопнул, но ещё и запер на ключ. — Андрей! Елизавета Дмитриевна раздосадовано ударила кулаком дверь, зачем-то показала ей же неприличный жест и резко развернулась на сто восемьдесят градусов. Полы белого халата красиво взметнулись вверх.***
Елизавета Дмитриевна уже собиралась уходить, но на глаза попалась бумажка с наброском новых идей, которые она хотела предложить для сценария. Никольская до боли закусила губу, раздумывая над чем-то, и через несколько мгновений ускользающая до этого мысль сформировалась окончательно. Лиза решительно достала телефон. После, она несколько минут задумчиво вертела его в руках, никак не решаясь напечатать сообщение. «Я увольняюсь. Наше сотрудничество было весьма плодотворным, но, к сожалению, у меня осталось недостаточно времени для моих основных обязанностей. Завтра привезу заявление в письменном виде.» Это даже было почти правдой. Вряд ли она могла назвать настоящую причину… Хотела быть причастна к вашей дурацкой передаче, потому что её смотрит дорогой мне человек. Хотела избавить себя даже от мелких частиц свободного времени, чтобы не думать о нём. Но не получилось. — Да. Возможно, это верное решение, — не самое простое, но верное. Никольская достала чистый лист и написала обещанное заявление. Скучные формулировки, заученные на зубок и давно набившие оскомину, складывались в предложения из которых состояло любое стандартное заявление об уходе. Елизавета Дмитриевна грустно улыбнулась, подумав о том, что вся её жизнь с каких-то пор стала лишь занудным шаблоном, места в котором креативу не предусмотрено. В кабинет тихонько зашёл Рихтер и захромал по направлению к главному врачу. — Уже поздно, почему ты всё ещё здесь? — спросила Елизавета Дмитриевна, ставя подпись под собственными записями. — У меня к тебе тот же вопрос. — он взглянул на бумагу. — Наконец-то. Я всё ждал, когда это случиться. Лиза, позволь спросить, кем же ты работала в моей любимой передаче, что смогла так сильно её испортить? — вопрос, конечно, был задан из природного ехидства, в ответе Андрей Александрович явно уже давно не нуждался. — Не паясничай, Рихтер. Редакторы всего лишь попросили меня, как квалифицированного специалиста в области медицины, помочь завоевать внимание нового зрительского сегмента. Они хотели взять за основу сюжетов реальные рецепты народной медицины. А я всего лишь помогала. Так что не надо меня обвинять в этом меня! — она начинала злиться, даже понимая, что на самом деле злится на себя. Рихтер смотрел на Никольскую удивлённо, но в какой-то степени начальница невыносимо его умиляла своей беспомощностью. Снисходительный взгляд и такой же тон Рихтера обижал Елизавету Дмитриевну. — Лиза… — Не надо меня успокаивать, Андрей! — она уронила голову на руки, чтобы спрятать слёзы и, почувствовав, что наружу рвутся всхлипы, не желая показывать свою слабость перед подчинённым, сказала: — Уходи. — Даже не собирался тебя успокаивать. Ты — бездарность. И я очень рад, что ты вовремя это поняла и ушла из медицины в руководители. Молодец! — торжествующе завершил своё, возможно, последнее выступление Рихтер. Никольская быстро осмыслила слова Андрея Александровича, резко вскочила с места, приглядываясь к предметам на столе и примеряясь чем можно было бы кинуть в противного диагноста. Под рукой была только тяжёлая печать, но такой, к сожалению, можно было и убить, а Лизавета Дмитриевна в этот момент особенно остро нуждалась в том, чтобы Рихтер мучился, и чем дольше — тем лучше! Глаза неприятно пощипывало от попавшего в них макияжа. Лиза раздражённо шипела: — Ты! Да ты… Ты сволочь! Неблагодарный старый козёл! Я бы вообще никогда не пошла на эту передачу, если бы не ты! Это вообще всё только ради тебя! — выкрикнув это в сердцах, Лиза тут же замолкла, поняв, что сказала многим больше, чем нужно. Сейчас она хотела только исчезнуть. Или зареветь. Но совсем уронить честь не хотелось, поэтому она зажмурилась и попыталась успокоиться, удержав внутри все свои мелочные порывы и судорожные рыдания. Какое же глупое признание в любви! — У тебя тушь потекла. Но не сильно, — уголок рта слегка дёрнулся в секундном подобии улыбки, которую Лиза, естественно разглядеть не смогла бы даже при сильном желании. Тёплый шершавый палец аккуратно коснулся нежной кожи нижнего века, стирая чёрные крупицы туши. Никольская удивлённо распахнула глаза, но тут же подозрительно их сощурила. — И как давно ты знаешь? — спросила она осипшим от слёз голосом. — О чём? О том, что ты втрескалась в меня по уши? Это было не сложно, ты всегда неровно ко мне дышала, сколько бы не пыталась это скрыть. Но оно и не удивительно, я ведь такой красавчик! — с лёгкой ноткой самодовольства протянул диагност, но продолжил, придав своему голосу издевательски-опечаленных интонаций: — Или ты не об этом? А о чём же тогда? Может о том, что ты числишься в помощниках редактора «Народного целителя» и нарушаешь свои утренние воспитательные беседы с собственными сотрудниками? — подушечками пальцев Рихтер легонько провёл по мягкой щеке. — Плохо прячешься, Лиза. Знаешь, я ведь спец по пряткам, иногда и сам свой трамадол найти не могу, и, если ты, конечно, очень сильно попросишь, то могу как-нибудь дать тебе пару советов или рассказать о какой-нибудь нычке, где можно затырить свои графоманские наброски… — Рихтер, я тебе последний раз говорю, прекрати паясничать! И убери свои руки от меня! Никольская попыталась отмахнуться от Андрея, но удавалось плохо: его мозолистая ладонь неизменно подлетала вверх, нежно занимая своё уже законное место на щеке начальницы. В конце концов Лиза сдалась и для неё осталось только два пути: либо проиграть эту глупую дуэль, либо возглавить хаос, который случался в её кабинете перманентно, стоило только Рихтеру появиться на пороге. И, помня о том, что лучший способ избавиться от искушения — это поддаться ему, Лиза положила свои наманикюренные пальчики на ворот пиджака, принадлежащего диагносту, и резко дёрнула того на себя, заставляя Рихтера оступиться и податься вперёд, прямиком к пухлым губам главного врача. — Да, любовь травами не лечится, это ты верно подметил, — выдохнула она ему прямо в губы. — Но у тебя же всегда есть средство, Андрей… Так вылечи же меня, — её рот маняще-призывно приоткрылся, однако делать последний шаг она не решилась, предоставив Андрею самому определить дальнейший ход событий. Женщинам, (а в особенности красивым женщинам), никогда не приходилось долго упрашивать Андрея Александровича. И хотя мольбы главврача могли ему сильно польстить, в тот момент он совершенно забыл подумать о своём эго, подчинив его воле этой сумасбродной неудавшейся сценаристки. Их поцелуй совсем не был похож на воссоединение или слияние, гораздо больше он походил на борьбу двух неуёмных стихий: льда и пламени, и они были прекрасны в этом своём противоречивом единстве. Уступать не хотел никто. Языки пламени тонкими женскими пальчиками сбрасывали пиджак и лизали бугристые мышцы на оголённых руках, пробирались под футболку с дурацким рисунком, сжигая мосты за спиной и не давая своей хозяйке больше ни шанса на отступление. А ледяная глыба с вечной мерзлотой в душе только ближе прижимала за талию такое убийственное, опьяняющее тепло этой властной женщины. Он мог бы ещё бороться с ней, но не хотел, не видел в этом смысла. Хотел растаять от исходящего от неё жара… Когда они разорвали поцелуй, Никольская неловко отступила на шаг, ожидая от Рихтера колкости, ехидства, но ни того, ни другого не последовало. Андрей даже не отпустил её из рук, оставив их на талии. — Скажи, куропатка, тебя же как главного врача беспокоят жалобы твоих сотрудников? — дождался неуверенного кивка. — У меня жалоба. Сегодня один мой коллега не дал мне посмотреть народное достояние. Можешь это как-то исправить? — Рихтер, как заворожённый, почти с восторгом, смотрел на губы Никольской, застывшие в мягкой ухмылке, не опуская взгляда ниже. Помада была беспощадно размазана в ходе схватки, потеряв всю эстетичную чёткость контура. Главврач медленно повела плечами, сбросив с них халат, и, взяв руку Рихтера в свою, спокойно расстегнула длинную молнию на боку. Платье полетело на пол вслед за халатом…