Две тайны

Обои в комнате были бледно-зеленые, и белокожая светловолосая девушка на их фоне смотрелась выходцем. Винить было некого: Валентин сам выбрал ее из дюжины других в доме госпожи Рени. Альт-Вельдер предлагал ехать сразу к Марианне, но Валентин решительно воспротивился, ничего не объясняя, впрочем, и не отказываясь от идеи поехать вдвоем к дамам. Учитывая выбор Валентина, максимально непохожий на Звезду Олларии, возможно, зять спишет все на вкусы. Хорошо, что он не знает, и хорошо, что остался внизу, за карточным столом, вполголоса посоветовав не спешить и отдать все в руки опытной дамы. Девушка положила его ладони себе на талию и поцеловала в шею — почти такая же высокая, как Валентин, очень удобно. Вот так, чуть больше нерешительности, и она не догадается. Податься назад, нащупать ногой кровать и позволить уронить себя на подушки. Девица деловито села сверху, и Валентин прикрыл глаза, чтобы не видеть кошкин зеленый шелк. В будуаре Марианны стены были красными. И сама Марианна, в золотистом платье, в облаке сладких благовоний, выглядела как багряноземельский цветок на богатой клумбе. Юстиниан, делая ему этот подарок на день рождения, высказывался о баронессе только в превосходной степени, и та действительно была хороша, как только может быть хороша любовница. А главное — она была не похожа, совсем не похожа… Девушка потерлась о него и застонала, откидывая голову, он взглянул на нее — свечи дрогнули от дуновения из окна, тени легли жестче: на лицо, на блондинистые локоны, и Валентин торопливо обхватил ее грудь, чтобы ни на секунду не забыть, с кем он, не поддаться иллюзиям — ни желанной, ни кошмарной. С Марианной было проще. При взгляде на нее не вспоминалась ни Марагона, ни Придда, и он даже мог сделать вид, что нормальный — абсолютно нормальный юноша, которого любящий старший брат приобщает к взрослой жизни. Когда Валентин покинул будуар, и они оба распрощались с красавицей баронессой, Юстиниан, озорно улыбаясь, спрашивал, понравилось ли ему. Больше всего тогда Валентину понравилось хотя бы ненадолго не чувствовать себя грязным — какая ирония, именно в постели куртизанки. Это совершенно невозможно было рассказать брату, и Валентин улыбался, радуясь общению с ним, а не долгожданной потере невинности, как тот думал. Через полгода Юстиниана убили. Та ночь стала худшей в жизни Валентина, потеснив с первого места летнюю безлунную ночь девяносто третьего, когда он обзавелся грязной, греховной тайной — второй за год. Валентин бережно придержал девушку и перевернулся, оказываясь сверху. Она мягко рассмеялась и обняла его ногами, впуская в себя. В бликах свечей ее ореховые глаза лукаво блестели, и Валентин не отрываясь смотрел в них — чтобы не забыться, не назвать чужим именем. Ей будет все равно, но он ревниво относился к своей первой тайне. В тот год Ирэна вышла замуж. Пока в замке шли приготовления к свадьбе и само торжество, зять успел завоевать расположение Валентина — выходил с ним фехтовать, брал с собой на конные прогулки, терпеливо объяснял непонятные места из Пфейхтайера — и они становились понятными только со второго раза, потому что в первый Валентин неприлично засматривался на длинные пальцы марагонца, листающие книгу. Хвала фамильному самоконтролю: жгучий стыд не оставлял следов на бледных щеках, и оставалось только дождаться, когда Август заберет сестру в Альт-Вельдер, и Валентин снова станет нормальным. Но и после их отъезда льдисто-голубые глаза снились слишком часто. После Летних Волн эти сны из проклятия стали благословением, заслоняя от стыда куда более страшного, чем гайифские грезы. Иногда, в минуты слабости, Валентин думал — что, если бы он сразу рассказал Юстиниану или Августу? Что бы сделали двое молодых мужчин, если бы Валентин пришел к ним с тем, что не расскажешь матери и отцу? Он посчитал себя не вправе говорить, чтобы никого больше не коснулась грязь, пусть только он, он один. Тогда, душной летней ночью в Васспарде ему не спалось, и он вышел в сад в надежде охладиться. Как там оказалась Габриэла, как сумела сбежать от надзирающих служанок? Но в ту ночь ничто в ней не выдавало безумия, как будто вернулась прежняя сестра, что читала ему в детстве сказки, и Валентин остался с ней в беседке. Габриэла показывала на небе созвездие Всадника и рассказывала какую-то легенду о нем, тяжелый, нагретый за день воздух почти не двигался, у Валентина была распущена шнуровка рубашки, и он не заметил, как Габи оказалась слишком близко, неприятно горячая рука проникла в ворот, губ коснулось мокрое, мягкое — рот сестры, и она все повторяла и повторяла хриплым шепотом «Не кричи, не кричи», уложила его на узкую скамью и освободила из одежды только то, что было ей нужно, и держала его руки, такая неожиданно сильная, а потом оказалась сверху, и вокруг, и везде. Несколько месяцев после этого Валентин боялся, что она понесет. И больше никогда не оставался с Габриэлой наедине. Светловолосая куртизанка лежала рядом, утомленно дыша. Валентин оставил на кровати кошелек с серебром, оделся и вышел. Теперь только спуститься вниз, забрать Августа и медленно ехать с ним до ворот Лаик — это будет лучшая часть дня, полного ненужных воспоминаний. Лошади шагали бок о бок по вечерним улицам Олларии, Август поглядывал на него. — Валентин, вы задумчивы. Все хорошо? — Да, Август, все отлично. Благодарю за вечер. Зять склонил голову влево — не поверил. — Надеюсь, я не сделал хуже. Валентин покачал головой и чуть улыбнулся. Только за две вещи он был благодарен душной неправильной ночи месяца Летних Волн. За то, что ночь случилась позже, чем он познакомился с Августом. И за то, что ночь была — ведь после нее он больше не мог считать свою тягу к мужу сестры чем-то грязным. Осталось перестать чувствовать грязным себя, и когда это случится, Август узнает первую тайну. Вторую Валентин унесет в могилу.