Отдай мне свою боль

      Мамочка Лу всегда поможет и поддержит. Мамочке Лу никогда не плевать. Мамочка Лу всегда одна.       Лу выбегает с испытания в слезах и мчится мимо, куда-то на лестничную площадку, куда-то на крышу; куда угодно, но ближе к небу. Девчонки одаряют её мимолётными взглядами, но обсуждение своих проблем продолжают. Им плевать.       Лу похожа на ангела с отрезанными крыльями, которые она так старательно пытается возвратить. Лу любит небо и звёзды. Лу где угодно, но только не здесь и сейчас и уж точно не на этой планете. И, честно, укрыть её своим телом от всевозможных страданий хочется неимоверно. Эта идея ни капли не стремная. И любить её тоже не стремно. Просто кроме неё любить-то и некого. Единственная такая настоящая и при этом чужая.       За Лу идут только чертовы операторы. Не идет даже психолог. Всем плевать.       Подождав немного, пока операторы в очередной раз возьмут своё, отсняв страдания беловолосой рыцарини, выхожу на крышу. Ветер развевает её пушистые волосы.       — Опять одна, — уже констатируя факт, грустно произношу я, неспешно приближаясь. Она не оборачивается.       — Уходи, все в порядке. — Сердце ноет и вот-вот выпрыгнет из грудной клетки от досады. — Просто нужно подышать, — отказывается от моей помощи. Слишком сильная. Отдаёт тепло, но не ожидает ничего взамен. Хочет, но не ждет. Слишком странная.       Не послушаю. Вымученная улыбка срывается с её уст, когда я присаживаюсь рядом. Не хотела, чтобы я уходила. Делает вид, что сильная, и это меня восхищает. Без меня бы справилась, но со мной гораздо лучше. Обе прекрасно это понимаем.       Солнце слепит глаза. Смотрю на неё. В голове нет ничего, кроме желания обнять и закомфортить. Спрятать от злых людишек. Отнять эту боль у неё, прожить эту боль за неё — хоть как-нибудь сделать ей лучше, любой ценой. Она точно не заслужила. Ей не место в этом мире. Она всегда отказывается приспосабливаться, становиться такой же, как все. Это пугает и вводит в ступор. И с такой же силой заставляет любить лишь сильнее. Кажется глупой, но ум её чувствуется так сильно и бесповоротно — таких больше нет.       Обнимаю её. Утыкаюсь носом в её шею, а она лишь издаёт смешок и всхлипывает. Она пахнет, как морозное утро. Запах мяты смешивается с кофейным ароматом. Отдай мне свою боль.       Ненавижу несправедливость. Ненавижу её доброту, потому что это не оправдано. Но она будто бы в порядке. Её всё устраивает. И ей нравятся эти жгучие страдания. Всем нравится, иначе бы не страдали. Всегда будет одна. И от этого осознания становится только больнее.       Все люди слабы и чисты душой где-то там, но их напущенную черствость это никогда не оправдает. Она любит людей. Я их ненавижу. Ненавижу в первую очередь за то, какой монетой они ей отплачивают. И я такая же черствая, слизкая, мерзкая, но с ней — никогда и ни за что.       Оглядываюсь, проверяя, смотрит ли на нас кто-нибудь.       — Поцеловать хочешь? — Застенчиво улыбается, по-доброму сложив брови домиком. Невинная. И слёзы на щеках её застыли. К лицу приливает краска, к глазам — слезы. Смотрю наверх, чтобы успокоиться. Успокоиться в очередной раз не могу. С ней я слишком сентиментальная. По-другому не получается. Разум раз за разом покидает тело, стоит ей появиться в поле зрения. И вроде давно я проживала любовь и всю эту подростковую гормональную чертовщину — я поумнела, в конце-то концов, мне уже за двадцать пять! — но она вообще не отсюда. С ней всё не так. Она не просто не с этой планеты — она из другой вселенной. Поэтому любить её страшно, но остановиться невозможно. Останавливаться и не хочется. Даже если причинит мне боль ненароком — я все равно прощу. Такой поток мыслей кружит голову.       Отвечать не имеет смысла. Знает, что это не вопрос был, а утверждение, завуалированное в вопрос. Смахиваю слезы с её щёк, едва касаясь бархатной кожи, будто бы от прикосновения она рассыпется; заправляю выбившиеся пряди за ушко. Красивая безумно. И красота эта от душевной чистоты. Сдерживаю слёзы из последних сил, как и всегда в такие моменты, иначе опять будет переживать. Всегда переживает за других больше, чем за себя. Глупышка. Никогда не понимала таких людей, не признавала и, пожалуй, даже относилась к ним с предубеждением, но она к их числу в моей башке не присваивается. Её просто хочется защитить. Но защитит она скорее меня, чем я её. Она сильнее, потому что не боится быть нежной и настоящей. Такая мысль разливает по моему телу жгучую обиду. Обиду на себя.       Она подаётся вперёд. Сосредоточенный взгляд направлен на мои губы. Сердце стучит настолько быстро, что стук перестает быть дискретным. Что она во мне такого нашла? Ни за что не пойму. И говорит, что просто любит считать веснушки на моём лице. Веснушки мои мне не нравятся. А она их обожает.       Я слегка ухмыляюсь, очевидно дав ей добро на поцелуй. Не люблю, когда медлит. Заставляет меня улыбнуться и лишь после этого целует. Как будто ей нужно мое согласие. Как будто не знает, что я всегда согласна. Хочется отдаться и позволить ей делать со мной всё, что пожелает. Кажется, что могу доставлять ей удовольствие. Это сносит крышу окончательно.       Наконец, мои обветренные губы соприкасаются с её пухлыми и влажными. Чувствуется привкус шоколада. Люблю шоколад, но когда чувствую его в поцелуе с ней — просто обожаю. Томно выдыхаю, она слышит и, улыбаясь, отстраняется, продолжая глядеть прямо на меня. Соприкосновение губами продлилось секунд пять. Получился просто чмок. Обидно и мало безумно, хотя, впрочем, время замедлилось и казалось, что целовались несколько минут, не меньше. Но и этого мало.       Я недовольно хныкнула, показав, что расстроилась. Хочется ещё. Но и «ещё» - недостаточно. Нужно больше, чем "ещё".       — Ох, маленькая моя, чего хнычешь? Ну? Ещё хочешь? Моя девочка, — нежность в каждом звуке. Тепло разливается по всему телу, — опять отдает его мне. Найти бы способ отдавать ей столько же, но в троекратном объёме.       — Мамочка, — едва слышно срывается с моих уст. Она заглядывает в мои глаза. Вижу в её бездонном голубом омуте огонёк. Слишком любит, когда её так называют. Слишком любит, когда её так называю я.       Повторять не приходится. Утягивает меня в поцелуй, усаживая на коленки. Я готова мурлыкать. Извиваюсь на её коленях, она ещё и в шейку кусает. Не знаю, есть ли такой водопад, который смог бы описать мое состояние и чувства в тот момент. Залезает под кофту, проводит руками по спине, заставляя меня вздрагивать и выгибаться. Довольна собой. А я и не против быть такой в её руках. Зарываюсь руками в её волосы, открываю вид на свою шею. Она знает прекрасно, что люблю я всю эту тему с укусами. Да и ей самой нравится со мной вытворять всякое.       Увы, продолжается всё недолго. Звонок прерывает наши ласки, напоминая о том, где мы.       — Ох, солнышко, всё, пойдём. Нас уже заждались. — Жалобно смотрю на неё, без слов меня понимает, — Знаю, что хочешь ещё, но нам пора. Давай, пойдем.       — Люблю, — шепчу едва слышно, предполагая, что это она точно не услышит.       Она накрывает мои покрасневшие щеки своими холодными ладонями и, слегка приподняв мое лицо, произносит:       — И я тебя, моя звёздочка.