О мышах и ведьмаках

Слэш
NC-17
Завершён
127
автор
Размер:
34 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
127 Нравится 9 Отзывы 19 В сборник Скачать

одним апрельским вечером

Настройки текста

Нет сказок лучше тех, которые создаёт сама жизнь.

Ханс Кристиан Андерсен

      В других обстоятельствах из этой истории могли бы сделать сказку. Кажется, он читал одну подобную, где были все необходимые атрибуты, — и красный плащ, и корзинка для свежих трав, которую он сейчас сжимал в руках. Правда, огромного поместья, с мраморных ступенек которого он сейчас спускался, в сказках обычно не упоминалось.       — Безусловно, я держу это в голове! Нет нужды так волноваться за меня, mamă. Обещаю быть предельно осторожным!       Откровенно говоря, обещал он вполсилы. Его мать имела дурную склонность к гиперопеке и глаз с него не сводила после того, как он вернулся в поместье после длительной регенерации. Да, он был виноват сам в том, как сильно когда-то оступился, однако это вовсе не означало, что ему нужен пристальный контроль. В этот раз он намеревался отправиться в окрестности Вызимы на сбор трав, — путешествие на пару недель, не больше, — и в сравнении с его прежними эскападами идея смотрелась по-детски невинной.       — До свидания, mamă. Я скоро вернусь, — с нажимом произнёс Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой, позволяя расцеловать себя в обе щеки, и натянул капюшон красного плаща пониже на лоб.       В глубине души он подозревал, что mamă беспокоилась вовсе не из-за его тяги к крови, но из-за другого небольшого нюанса. Он вспомнил о нём уже позже, пока двигался по направлению к городскому тракту. Обыкновенно Регис спокойно преодолевал большие расстояния, однако теперь после часа пешего пути у него неприятно заныло в икрах, и в низу живота закололо, опалив искрами боли. К несчастью, до полнолуния оставалось чуть больше трёх недель, и в случае форс-мажора на звериное обличье надеяться не стоило. Сил на туманную форму тоже было немного.       Ему шёл триста девяносто седьмой год, и неудивительно, что слишком часто хотелось списать слабость на возраст. Не будь он истинно высшим вампиром, вероятно, Регис бы так и сделал. В пояснице начало стрелять, и он постоял, заставил себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов; физическая нагрузка должна была отодвинуть начало его проблем или хотя бы ослабить. По его расчётам, течка должна была застать его уже по возвращении, и потому нельзя было терять ни минуты.       Ох, эта течка… Oestrus, так называлось это состояние в научных трактатах, что он смог раздобыть под большим секретом у знакомых из Оксенфуртской библиотеки. Если оно и было хорошо исследовано у млекопитающих, то о бестиях — и тем более высших вампирах — там не было и речи. То, как испугался Регис, когда испытал это впервые, ещё мальчиком, в свои… Сколько же ему было, сто пятнадцать? И вспоминать было страшно, как его тогда трясло под слоем из пяти пуховых одеял, пока вся семья бегала вокруг него в растерянности и шоке. Потом было жарко и влажно, были лихорадочные сны, агония, где он умирал и бился в оргазме одновременно. Был стыд, поспешно спрятанные простыни и всё прочее, что совершенно нормально для пубертата. Жаль, что Регис узнал об этом гораздо позже. Не в правилах семейного воспитания было обсуждать половой вопрос, и он отчасти отстал от сверстников, долгое время считая, что чем-то болен.       Возможно, оттого он привык к собственному одиночеству. Период юношеской разгульной похоти, когда он ворвался в общество сверстников, прошёл, как страшный сон. Теперь, спустя годы долгой борьбы с зависимостью и отношением к людям, как к сосудам с кровью, Регис едва мог представить, как вернётся к своим собратьям. При всём прочем, он до сих пор остерегался приближаться к человеческим кругам, хотя теперь люди практически не вызывали у него жажды крови… По крайней мере, в лучшие его дни. Не сказать, что он мог сосчитать достаточно много их для того, чтобы с чистой совестью выйти за пределы общения с семьёй.       Его одиночество медленно превращалось в затворничество, и это Регису не нравилось вовсе. С каждым днём он всё больше замыкался в себе, раздражая домочадцев. Возможно, поэтому ему нужно было это импровизированное путешествие. Иногда так хотелось почувствовать себя наивным персонажем сказки, бредущим по тропинке, куда глаза глядят, и в этом отношении Регис не слишком отличался от простых смертных.       Вместе с тем у него была конкретная цель. Потеряв старый уклад жизни, он приобрёл новое взамен, в попытках сбежать от зависимости погрузившись в научные трактаты, и обнаружил в себе невиданный интерес к человеческой медицине. Не то, чтобы у него была возможность обучаться ей на равных с людьми, но Регис исправно посещал уроки в Оксенфуртском лекарском корпусе, — и за последние сто лет прекрасно заметил, как сильно медицина продвинулась вперёд. Применять знания на практике порадовало ещё больше. В лучшие периоды жизни Регис вёл вполне успешную практику, впрочем, не выходящую за пределы округи его поместья. На его взгляд, этого было достаточно.       Собственно, поэтому ему и были нужны травы. Часть видов он начал собирать уже на кладбище на задворках Вызимы, не собираясь заглядывать в город. Аренария, пижма, пастушья сумка… Он торопился, многие травы собирая практически вслепую. Нужно было накопать и корня мандрагоры, на местных почвах приобретающего совершенно особенный привкус. К тому же, для ослабления симптомов течки не хватало тысячелистника, и он мог пригодиться Регису раньше, чем тот рассчитывал. Состояние слабо, но ухудшалось с каждым часом: его начинало немного знобить, и колени отекали, стоило засидеться на одном месте слишком долго.       Ко всему прочему, течка делала его подозрительнее обычного. Он не знал собратьев с подобным состоянием лично, но чувствовал, что не способен дать отпор в той же степени, что раньше, — и оттого невольно тревожился. Люди были меньшим из зол. Прежние из его собутыльников, помнившие его запах, всё ещё могли найти его по следу, хоть он и сумел убедить семью съехать из Туссента прочь.       — Эй, поосторожнее в лесу! — крикнул ему стражник на окраине Вызимы, но Регис только вздрогнул, запахивая плащ плотнее, и бодрее зашагал по тропинке.       Предупреждение его не удивило. Недавно прошедшая зима была почти бесснежной, обрекая многих жителей леса на смерть или голодовку, — запасы белок растаскали птицы, норы кроликов то и дело раскапывали лисы, — и бестии вроде низших вампиров только и успевали пользоваться случаем, чтобы прикончить последних несчастных или горячих голов, надумавших охотиться в одиночку. По пути ему уже встретились группки охотников, с воодушевлением ругавшиеся на повылезавших из болот и нор монстров. Пара человек посоветовали ему заходить в лес с ножом, а ещё лучше — захватить пса. Может, пёс и не лучший защитник, однако примет на себя первый удар, пусть и ценой собственной жизни.       Судя по всему, жертвовать невинными людям было не впервые. В очередной раз поразившись двусмысленности человеческой морали, Регис отказался от помощи и направился в старый пролесок неподалёку от Вызимы, где когда-то находил целые заросли образцов.       Густо заросшую полянку он нашёл по старым ориентирам, — кое-каким зарубкам на деревьях, что оставил в прошлое посещение. Грело остатками тепла предвечернее апрельское солнце, поднимая в воздух ароматы древесной коры, трав и мха, и Регис с наслаждением вдохнул глубже, напитываясь ими всем своим существом. Здесь, в лесу, ему нравилось, несмотря на тяжёлый мертвенный дух сосен, от которого у людей порой возникали головные боли… Здесь, в отличие от родительского поместья, он был предоставлен сам себе, и никто не хлопотал над его желанием выпить или, хуже того, судил о его интересах к человеческим наукам. Честно говоря, Регис уже приготовился уезжать в Вызиму или Новиград и подкопил неплохую сумму для покупки дома, но отчего-то тянул время.       Теперь его ещё и некстати одолела течка. Последние лет семьдесят Регис провёл без всяких на неё намёков и искренне понадеялся, что ему мерещится, когда дражайшая матушка уловила первые признаки раньше его самого.       — И зачем тебе эти разъезды? Ты не можешь предугадать, что с тобой стрясётся, — причитала она неделей ранее. — Всегда можно встретить вампира с дурными намерениями. Кажется, я тебе рассказывала, как подруга Орианы родила в результате…       — Начнём с того, что я не женщина, mamă. В этом случае роды, боюсь, физиологически невозможны.       — О, полно тебе! Так ли много ты об этом знаешь, Мими?       — Предостаточно, чтобы оценивать свою дееспособность, — сквозь зубы проговорил Регис. Родители без того отслеживали каждый его шаг, сколько он себя помнил: сперва — в детстве, пока он был единственным наследником поместья, потом — в молодости, стоило ему попасть в западню зависимости… Теперь поводов прибавилось, и даже удивительно, как его ещё не додумались посадить на цепь.       Ради всех богов, ему было триста девяносто шесть лет, и добрые две сотни Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой провёл рука об руку с этими странными периодами нервозности, повышенного возбуждения и ноющей боли, делающими его до постыдного слабым. Согласно его исследованиям, около двадцати процентов вампиров сталкивались с этим явлением. Регис начал изучать свойства своего тела сразу же, как только понял, что в своём окружении является уникальным, — и скоро обнаружил, что среди vampires superiores предрасположенность к брачным периодам и вовсе является рудиментарным. Течки, гон и прочие атрибуты животной природы были больше присущи фледерам, катаканам и экиммам. Например, такой, что заявилась на его полянку, с недовольным ворчанием взмахивая кожистыми крыльями.       Это была крупная, молодая особь, должно быть, едва выбравшаяся из спячки. Несуразная, облезлая после недавней линьки, она угрюмо проковыляла к Регису и зачем-то боднула его мохнатой головой в бедро. У него закралось подозрение, что самка — а это точно была самка — почуяла гормональные изменения его тела и сама пришла на запах. Обыкновенно сезон родов у низших вампиров был в июне, и на вид экимма однозначно ожидала приплод: живот был достаточно заметен. Неудивительно, что её привлекли феромоны собрата по виду. Рожать они, как и летучие мыши, предпочитали группами.       — Pleacă, — сказал ей на родном наречии Регис, но экимма только уставилась на него телячьими глазами, и не думая уходить.       Интеллектом низшие вампиры не блистали. Пожав плечами, он вернулся к прежнему занятию, наполняя корзинку пучками пижмы и кровохлёбки. В процессе Регис так увлёкся, что подобрался к краю чащобы, уже начинавшей полниться стволами сосен и берёз, переживших не один десяток лет, — и не сразу обратил внимание на то, что пыхтение экиммы стихло. Громкие звуки в его нервном положении только раздражали, и он даже успел порадоваться перемене. Потом послышался неприятный треск, ударивший по перепонкам, звон склянок... Странно. Неужели он оказался здесь не один?       — Аы-и-их! — захрипело нечто за соснами, и совсем рядом затрещали ветки малинника.       Инстинкты, потревоженные резким шумом, потребовали насторожиться, но Регис, благо, оставался в здравом рассудке. Взявшись за корзинку, он прижал её к груди и поднялся, прислушиваясь к звукам. Да, человек, определённо... Один? Двое? Он попробовал подойти ближе, мысленно перепроверив уровень собственной маскировки. Когти пришлось трансформировать в человеческие ногти, тупые и оттого непривычные. Оставалось надеяться, что в малиннике засел не чародей, и тот не почувствует его магии.       — Эй! Есть здесь кто?       Голос молодой, почти мальчишеский, но твёрдый.       — Только я, милостивый государь, — отозвался Регис, — Если можете, спрячьте оружие, прошу. У меня при себе оружия нет. Можете совершенно в том не сомневаться.       Из зарослей показалась тень, и он мгновенно увидел того, кто потревожил его рутину. Это был молодой мужчина, — нет, юноша в лёгких доспехах и с мечом в руке, крепкий и подобравшийся, как молодой хищник. Сердитая гримаса ничуть не портила его черты, строгие и по-звериному острые. Необыкновенный цвет его волос привлёк внимание Региса: белёсые, практически белоснежные, они явно были такими под воздействием седины. Не хотелось думать, от чего мальчишка мог поседеть, но...       Через секунду он догадался, что тому виной. На него смотрели два жёлтых глаза с кошачьим зрачком.       — Виноват, что помешал вам, мастер ведьмак, — выдавил из себя вежливость Регис. Не узнать ведьмаков было трудно. Он предостаточно встречал их в юности, большей частью уходя с парочкой ранений, и очередное знакомство с одним из убийц чудовищ его совсем не радовало.       Впрочем, ясно, откуда тот здесь появился. С неудачным сезоном охоты желающих воспользоваться его услугами явно стало больше прежнего. На груди у ведьмака висел медальон в виде волчьей головы, и на ум снова пришла сказка о красном плаще.       Кажется, главный герой там тоже встретил волка. Окончание сказки Регис не помнил.       — Куда там, — махнул рукой незнакомый ведьмак. — Упырица и без тебя сбежала. Думается, спугнул я её, дурень. Ты-то цел?       От глупости вопроса захотелось хихикнуть. Знал бы он, с кем разговаривает…       — О, я в порядке и добром здравии, — улыбнулся Регис, не разжимая губ, — Можете возвращаться к своему заказу без страха. Я вам не помешаю.       — Лучше бы и помешал, — неожиданно сказал мальчишка. — Или подсказал, что ли. Не видал здесь вампирихи, господин?       — Вампирихи?       — Её, родимой. Говорили мне, они тут кишмя кишат, а я... Одну нашёл, и только. Проворная, холера, хоть и с дитём. Пузо-то у неё было до земли.       Отчасти Регис успел порадоваться, что беременная экимма сумела уйти от его меча. Раздражённый вид ведьмака только подтвердил догадки.       — Так вы не намерены продолжать поиски?       — Ну, если сегодня не найду, то и шут с ней. Кинется ещё, и мало не покажется.       — Вот как. Стало быть, юному ведьмаку проще преследовать чудовище в слабом положении?       — Да отпустил бы я её, — удивлённо фыркнул мальчишка, и лицо его приобрело враждебное выражение. — Не изверг я. Всё равно, что бабу с младенцем прибил бы. Прогнать мне её надо из этого леса, и дело с концом. Никак, другие зарубят.       Неожиданная откровенность смутила обоих. Ведьмак спрятал жёлтые глаза, засветил краснеющими ушами, и Регис невольно умилился этой непосредственности юношества. Кто ещё станет так открыто делиться планами с незнакомцем? Неизвестно, лгал ли ему мальчишка, пытаясь выставить себя в выгодном свете, но отчего-то его искренность подкупала. Похоже, в своём отдалении от людей он ощутимо зачерствел, раз отвык от подобных проявлений морали.       Настолько, что, раздумывая об этом, Регис почувствовал, как в животе слабо затрепетало от волнения.       — Тем более, злобная она, — вдруг добавил ведьмак, — Мамки-то у них сейчас гнездятся, им нужен покой. Чуть что не по ним, и начинается… Вот и эта цапнула, пока я ушами хлопал.       — Ранение серьёзное? — по инерции напрягся Регис, сразу припомнив о профессиональном долге.       — А, мелочи. Жить буду, — и мальчишка шагнул к нему ближе, демонстрируя рассечённый когтями рукав, под которым виднелось несколько неглубоких ран.       О, он сразу почуял это. Ведьмачья кровь пахла луговым мёдом и какой-то неприятной, прогорклой ноткой, от которой хотелось сморщить нос. Так, возможно, пахла для людей тухлая рыба, только стократ интенсивнее… Знал бы мальчик, как повезло ему, что его кровь пахла с этим отвратительным привкусом. В других обстоятельствах Регис мог бы и не сдержаться. Поразительно, как за столько лет в человеческом обществе отточился его талант к маскировке, и он даже сумел изобразить сочувствие, изо всех сил отвлекаясь от старой тяги выпить.       — На мой взгляд, выглядит прескверно, — произнёс он таким ровным тоном, на который только был способен, — и, на самом деле, был прав.       Практика подсказывала ему, что о процессе заживления не шло и речи. Даже странно, что природные ведьмачьи мутагены никак не желали его восстановить, — но токсины экимм иногда давали столь сильный эффект, не позволяя краям ран закрываться. При прочих равных человек с его ранением давно бы был парализован, истекая кровью. Если мальчишка не предпримет ничего в рамках здравого смысла, вполне может испытать нечто подобное, пусть и слабее…       Голос зверя внутри, дремавшего долгие годы, внезапно заговорил у него в голове. Иди с ним, потребовал тот, урча. Он о нас позаботится. Иди.       Настроение, до того выдержанно-спокойное, ощутимо подпортилось. К интуиции он предпочитал не прислушиваться, руководствуясь трезвым умом, а уж к подобным фантазиям... Кто угодно сказал бы ему, будь он человеком, — голоса в голове до добра не доведут. Безусловно, Регис был осведомлён, что это и по каким причинам берётся. Проклятая течка... Мало того, что приходилось отслеживать боли в теле, — теперь нужно ещё и заглушать в голове этот нечленораздельный рёв.       Иди с ним, повторил зверь, ты можешь помочь ему. Он поможет тебе. Нам обоим.       Да что за напасть!       — Думаешь? — округлил глаза мальчишка, ничуть не намереваясь отойти в сторону.       — Уверен. Видишь ли, по роду деятельности я лекарь, — для наглядности Регис указал на корзинку. — И как раз занимался сбором трав, ослабляющих кровотечение. Без должной обработки подобная рана может обернуться не самыми радужными последствиями.       — А-а, вот зачем ты здесь. Слышал, слышал. Вас тут не первый год собирается, как блох.       — Весьма мило с твоей стороны и крайне уважительно к профессии, что могла бы спасти тебе жизнь.       — Думаешь, я сам не знаю, что мне делать? — огрызнулся ведьмак, но в тоне его низкого тона уже закралась неуверенность. — За идиота меня держать не надо, господин…       — Эмиель Регис, — мягко представился он, — И я всё же настаиваю. Поверь мне, я видел достаточно травм, чтобы судить о характере повреждений. Это не то ранение, к которому стоит относиться легкомысленно, ведьмак. Во всяком случае, на твоём месте я бы занялся им тщательнее, чем прочими.       В этот момент мальчишка дёрнулся и зашипел, прижимая предплечье к груди, — и, наконец, заметил, что кровь и не думала останавливаться. Слова Региса, казалось, начали действовать на него на глазах. С минуту жёлтые глаза внимательно изучали рану, потом — поднялись на Региса, словно оценивая, можно ли ему верить. Отчасти он сам не знал, так ли это, но поймал себя на мысли, что готов перебороть себя ради медицинской помощи. Рана явно причиняла юному ведьмаку боль, а оставлять больного без лечения было не в правилах достойного лекаря.       Только из крайней необходимости, твёрдо сказал Регис зверю. Прежде всего он намеревался помочь ведьмаку без всяких двусмысленных предложений. Врачевание обязывало давать клятву не навредить, и Регис относился к ней с серьёзностью рыцарского обета.       — Так, говоришь, знаешь, что делать?       — Не посчитай, что я навязываюсь, но я мог бы решить твою проблему.       — Не врёшь? — прищурился мальчишка, — Задаром?       — Абсолютно и совершенно бескорыстно, если тебя это беспокоит, — вздохнул Регис, прикидывая, насколько сильно об этом пожалеет. — Считай это проявлением акта доброй воли.       — Ну, раз так, я не дурень, чтобы отказываться, — пожал плечами ведьмак, стараясь не морщиться от боли. — Идём, как тебя там…       — Можешь звать меня Регис, ведьмак.       — Я Геральт, — отозвался тот, — Тогда шевелись, Регис. У меня здесь хижина неподалёку. Там и займёмся делом.       Геральт. Ге-ральт. Терпкое, остро-сладковатое, как холодный вкус свежей крови, имя ему подходило. Ведьмак развернулся и направился через чащобу, и Регис без вопросов последовал за ним, доверяясь его знанию пути. Широкая спина его на мгновение закрыла солнце, и это показалось дурным знаком… Или наоборот? В конце концов, его решение всё ещё ничего не значило. Пара часов, как ему думалось, в его положении пусть и были весомы, но ненамного.       Довольное урчание зверя, как и подступающую к разуму горячку желания, Регис решил игнорировать. Лишь на секунду в полумраке леса ему показалось, что он увидел насмешливый оскал нетопыриной морды, — и лучше бы это была счастливица-экимма, чем плод его бурного воображения.

***

      Вечерело уже отчётливо. Домик ведьмака они нашли в розово-сизой дымке тумана, от которого тянуло сырым холодом.       — Дождь будет, — гаркнул Геральт, распахивая скрипучую деревянную калитку. — Следи за обувью. Плотва иногда гадит на дорожки.       — Плотва?       — Кобыла моя. Вон стоит, — и он махнул рукой на самодельный навес, где в самом деле фыркала лошадь гнедой масти. Навес, сооружённый явно наспех из плотной парусины и частокола, примыкал к покосившейся хижине, отжившей свои лучшие годы. Впрочем, Геральт распахнул перед ним дверь, словно приглашал во дворец, достойный короля.       — Мне нужна горячая вода, — сразу же распорядился Регис, — И мыло, если возможно.       — Будет сделано. Сядь где-нибудь, я сейчас вернусь.       Устроиться удалось за небольшим деревянным столом, и он сумел осмотреться. Должно быть, Геральт купил этот дом за скромную сумму, — цену выдавали и гнилые балки потолка, и облупившаяся краска печи, и даже сомнительного вида перегородки, выполнявшие роль ограничителей комнат. Насколько понял Регис, в хижине было нечто вроде мастерской, спальня… Может быть, ванная где-то в глубине. Место, где он решил разложить медицинские принадлежности, больше всего напоминало кухню. Правда, судя по виду кастрюли с подгоревшей кашей внутри, повар из Геральта был не высшего класса.       — Всё для вас, господин лекарь, — перед ним водрузили небольшой таз, положили кусок мыла, и Регис немедленно принялся тщательно мыть руки. Краем глаза он заметил, что ведьмак поджёг каким-то заклинанием несколько свечей, и в небольшом помещении стало светлее. Геральт нехотя начал стягивать доспехи здоровой рукой, но быстро оставил попытки: по шипению его стало ясно, что боль от раны усиливалась.       — Я помогу, — вздохнул Регис. — Больше ранений нет?       — Вроде целый. А что за тон? Никак, хоронить меня пора?       — Яд экиммы, к твоему сведению, никак не способствует нормальному самочувствию. Редкое сочетание нейро- и гемотоксинов, боюсь, в высокой концентрации несло бы самые плачевные последствия. Конечно, настойка пижмы должна снять местное воспаление, однако, будь у тебя в крови больше токсина…       — Понял, понял, — закатил глаза Геральт, — Какой зануда. Тебе что, лет сто?       Регис чуть не поправил его, но вовремя напомнил себе, что мальчик так пытается шутить. По его опыту, для людей было нормальным явлением подтрунивать над трёхзначными цифрами возраста. Судя по лукавому, неприкрыто насмешливому выражению его гладкого лица, самому ведьмаку, должно быть, было двадцать три — двадцать четыре года, не больше. Будь тот старше, в его чертах появились бы первые признаки усталости, разочарования от бренности и злоключений жизни... Однако Геральт был молод, бодр, скор на решения, — и, к несчастью, вместе с тем преступно хорош собой.       Необычная внешность его направила прежние мысли совсем в иное русло. Сколько в нём было уверенности и силы, точно в молодом волке, дерзком, но знающем, на какую мощь удара он способен. Геральт нёс её в себе, как ещё один скрытый меч, но тяжесть веса его, кажется, ничуть не тяготила, и это тоже невольно восхитило, заставило залюбоваться им чуть дольше. Должно быть, Геральт заметил его любопытство, — жёлтые глаза изредка бросали в сторону Региса пристальные, пронзительные взгляды, и от неловкости он принялся рассматривать ведьмачьи руки. Это были красивые руки, крепкие, с длинными пальцами, покрытыми мелкими шрамами и кое-где мозолями от меча. Точнее, двух мечей, что сейчас стояли в углу, и Регис успел рассмотреть их рукояти краем глаза. Узоры на них перекликались с медальоном, висевшим у Геральта на шее.       Большой и страшный белый волк, стало быть.       — Жжёт, сука, — прорычал тот, вздрогнув, когда Регис очистил края царапин и протёр их тканью, смоченной настойкой трав на спирту.       — Ещё немного, и начнётся восстановление. Пижма, она же пиретрум девичий, прекрасно справляется с нарушениями свёртываемости крови, в особенности в комбинации с Andrographis paniculata.       — Ни хрена не понял, но спасибо. Ты мне здорово помог, господин лекарь. И как мне тебя благодарить?       Собой, чуть не предложил Регис, но вовремя себя одёрнул. Да что с ним такое творится? Должно быть, с приближением течки всё больше разумного в голове отходило на второй план, уступая место животному.       — Боюсь, ты рано приступил к благодарностям, — улыбнулся он, сдерживаясь, чтобы не обнажить зубы. Пора было накладывать повязку из чистых бинтов, что всегда лежали у него в корзинке на непредвиденный случай.       — Будет тебе. Я сам-то, чего скрывать, хреново бы справился. Глядишь, помер бы…       — Все вы, ведьмаки, так драматизируете?       — …Хотя теперь и помереть не страшно. С таким-то хорошеньким, — не слушая его, добавил ведьмак, и Регису потребовалась добрая минута, чтобы поверить собственным ушам.       В животе ёкнуло, обожгло отголосками желания. Только что его, вампира, насчитавшего почти четыре сотни лет, назвали хорошеньким.       — Что?...       — Что слышал, — буркнул Геральт, снова светя ушами, красными, как реданские полотнища. — Долго будешь ещё возиться?       — О, осталось совсем немного. И... Благодарю, — тихо ответил Регис, и шею у него отчего-то начало жечь.       С закреплением бинта он поторопился, не слишком аккуратно завязывая по длине маленькие узелки. И почему так задрожали руки? Не к лицу ему, с рациональным отношением к жизни, испытывать неловкость от неожиданного комплимента... Он слишком долго был затворником, чтобы не ценить искренности в этом смысле, и чувствовать на себе чужое восхищение было приятно, пусть и удовольствие это было обманчиво. Слова задели Региса, заставив вспомнить о собственном несовершенстве; о прошедших столетиях, едва отпечатавшихся на его лице. Из находящихся в хижине двоих живым из них можно было назвать только ведьмака. Сам он, путём долгих размышлений, в какой-то степени видел себя разлагающимся заживо, — и, что хуже, запустившим процесс гниения лично.       Он знал, что смотрится рядом с Геральтом практически ровесником, и оттого не мог не ощущать злой иронии. Конечно, его когда-то осыпали множеством витиеватых сравнений, равняя с полубогами и демонами, — при желании он и сейчас он мог изобразить из себя порочного развратника, если бы хотел. Даже после травматичной регенерации Регис выглядел, судя по комментариям семьи, удовлетворительно, и похвала Геральта поразила только отчасти. Неудивительно, что он может показаться мальчику интересным... Вот только если в нём и осталась какая-то красота, то она была подобна отцветающей белладонне, насквозь пропитанной ядом его былых проступков.       В противовес ему Геральт, этот строгий юноша, был похож на скромный цветок пижмы, коих Регис успел предостаточно сорвать на полянке. Белые соцветия как раз перекликались с цветом его светлых волос.       — Ну, на том и покончим, — хмыкнул тот и поднялся, повертев для пущей убедительности забинтованной рукой. — Что дальше? Там, похоже, полило. Слышишь?       Над головой несмело стукнуло, рассыпалось мягким шорохом по старым черепкам кровли. Прислушавшись, Регис замер и с прискорбием признал: за окном действительно начинался дождь.       — Что ж, с твоего позволения, мне нужно идти, пока…       — Э, нет, — резко оборвал его Геральт. — Куда ты пойдёшь? Не знаешь, что ли, как здесь льёт? Дороги развезёт через минут пять, и завязнешь в грязи по уши. И всё равно ведь вернёшься сюда, знаю. Что, лучше бегать туда-обратно впустую?       На самом деле Регис хотелось возразить, поспорить, убедить его, что перенесёт обратный путь без происшествий, — но сам он верил в это уже с трудом. В животе ныло, крутясь огненным волчком, и ему нестерпимо хотелось лечь, свернуться в клубок в тёплом углу, дождавшись, когда придёт самая страшная волна похоти. Ни к чему хорошему она бы не привела, — скоро его бы превратило в возбуждённое, полубессознательное тело, которым при желании мог воспользоваться любой встречный, — и это было аргументом куда весомее любого дождя.       Было и ещё кое-что. Если он останется здесь, в этой хижине, рядом с Геральтом...       О, нет-нет-нет. Ведьмак даже не подозревал, кто из них двоих является настоящим охотником, — и меньше всего Регис хотел идти на ещё одно убийство. Безусловно, можно было поддаться искушению и соблазнить мальчика: зверь уже урчал внутри, подсказывал быть настойчивее, встать, исподволь коснуться плеча, погладить спину одобрительным жестом... Он начинал хотеть от Геральта большего, и отрицать это было глупо.       Столь же бессмысленно было позволять себе сделку с совестью, думая, что ведьмак просто проведёт с ним ночь и отпустит, не догадавшись, кто он такой. Сказки обязаны были заканчиваться хорошо. Желательно, для них обоих.       Прежний Регис, конечно, решил бы эту проблему иначе. Сколько же их было? Сотни? Тысячи? Множество тех, кого он пил, сходивших с ума от его ласк, — все они мелькнули в памяти стайкой птиц, растворившись в полумраке, едва освещённом последней горящей свечой. Высокие, маленькие, худые и в теле, рыжие, тёмные, светлые, мужчины и женщины, люди и нелюди… Слишком часто похоть смешивалась с жаждой выпить, и теперь, после регенерации, Регис установил за правило не приближаться к вопросу плотских утех без тщательной проверки собственных чувств. Возможно, именно долгое воздержание и сыграло с ним злую шутку.       Успокаивало только то, что в сравнении с собой из прошлого Регис был достаточно благоразумен, чтобы держать себя в руках. По крайней мере, хотелось в это верить. К тому же, вредить столь привлекательному мужчине хотелось меньше всего... Скорее, наоборот. Воображение приподняло внутри него заинтересованную голову, и влечение отозвалось жаром по внутренней стороне бёдер, — сладкая, тянущая боль, вместе с воспоминаниями о былых пьянках так напоминающая о религиозном грехопадении. Заслуживал ли ведьмак разделить с ним этот грех, недостаточно смертельный для анафемы, но возвращающий его на ступень ближе к бездне?       Нет, искренне хотел произнести Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой.       — Благодарю за гостеприимство, — вместо этого сказал он, — Пожалуй, действительно будет разумно переждать здесь ночь.       — Вот и славно, — кивнул Геральт, — Тогда устраивайся поудобнее, что ли. Всё равно распогодится не скоро.       Дождь вправду усилился, зашумел по ветхой крыше барабанной дробью, добавляя жилищу уюта. Влажность прибавила красок запахам, витавшим в хижине, обострила дух сырых брёвен и то, что, похоже, было собственным ароматом Геральта. Трудно было сказать в двух словах, что это был за аромат. Кожа, смесь полыни, спирта и хлопка, дубовые бочки, металл стали... Немного крови, теперь лишившейся неприятного привкуса, — сладкой, таящей на языке ровно настолько, чтобы рот наполнился слюной.       Да начнётся моё испытание, с досадой подумал Регис. Крылья носа у него затрепетали против воли, жадно вдыхая бесподобное сочетание нот.       — Пойду, проверю очаг, — вдруг сказал, поднявшись, ведьмак. — Никак, дровишек подкинуть придётся, не то ночью задубеем. Ты как, не мёрзнешь? Вечерами ещё бывает зябко.       Резко присев у огня, он принялся переворачивать кочергой поленья, и Регис невольно залюбовался им, изредка бросая косые взгляды. Сколько пружинистой резвости крылось в его крепких, жилистых, как у гончей, ногах, сколько натруженности в мышцах предплечий, освобождённых от доспехов и краёв рубашки... Смотреть на Геральта было всё равно, что на безмерно красивого дикого зверя, отдыхающего после охоты.       — Пожалуй, что так, однако я чувствую себя прекрасно, можешь не сомневаться, — почти не солгал Регис. Холод вампиры ощущали редко, и чаще всего при экстремумах температур.       — Да? Крепкий орешек, значит. Другой бы уже разнылся, — одобрительно кивнул Геральт. — Стало быть, и жратвой моей не побрезгуешь?       — А должен?       — Если тебе по нраву кусок сала и овёс у Плотвы, милости просим. Не ждал я гостей, Регис. Уж прости.       — Идея не так уж и плоха, — вдруг хмыкнул Регис. — Из овсяной крупы, по моему опыту, можно приготовить вполне сносный гарнир. Как ты смотришь на подобный ужин, Геральт?       К его счастью, Геральт смотрел на его идею положительно во всех отношениях. Скоро они разобрались с грязной кастрюлей, и та забулькала на очаге, разнося по кухоньке запах готовящейся каши. В старых мешках под обеденным столом отыскался лук и морковь, и Регис, быстро почистив и нарезав их на кусочки, добавил их к ароматному вареву. Дождь шумел снаружи, приятно контрастируя с потрескиванием поленьев в очаге, и отчего-то маленькая хижина показалась и ему своего рода временным домом.       Мысль была опасной, практически преступной с учётом его секрета. Нельзя было и думать о том, чтобы обременять ведьмака своим присутствием дольше положенного, особенно на срок течки, если она продлится больше суток. Да и… Его всё ещё беспокоил аромат Геральта, искушающе привлекательный настолько, что сбивал с толку. Поразительно, неужели запах ведьмачьей крови каким-то образом изменился? Интересно, дело в адреналине или каких-либо эликсирах?       В любом случае, продолжись так дальше, и терпения у него могло не хватить. Регис напомнил себе сохранять спокойствие. Вышло у него откровенно паршиво: незаметно для себя он вдохнул запах ведьмака полной грудью, и в горле начало скрести.       — Неравный у нас счёт получается, — заметил Геральт, снимая пробу с его кулинарного шедевра.       — О чём ты?       — Услуга за услугу, — пояснил ведьмак, отправляя в рот ложку каши. — Ты меня подлечил, теперь кормишь… Херовый из меня хозяин.       — О, не беспокойся, — не смог сдержать искренней улыбки Регис. — Ты предоставил мне кров и приятную компанию, Геральт. Для моей скромной персоны этого вполне достаточно.       — Ну-ну. Льстишь, как пить дать. Погоди, придумаю чего…       Высказать мысль до конца ведьмаку не дали. Где-то у потолочных балок раздался тихий писк, и, тщательно прожевав кашу, Геральт стремительно поднял голову.       — Что, тоже это слышишь? Кого ещё принесла нелёгкая?       — Мне показалось, ты рад гостям, — лукаво улыбнулся Регис, но всё же встал из-за стола. — Позволишь мне проверить, что это за неожиданный визитёр?       — Скорее, прихлебатель. Всяко на сало пришёл, поганец… Ну, посмотри, раз вызвался.       В темноте и правда шуршало нечто, и Регис осторожно подошёл ближе, в угол, где хранилась разного рода хозяйственная утварь — старое седло, веник, несколько старых вёдер и прочий хлам. Крохотная тень металась у окна, выходящего в темноту, бездумно надеясь выбить себе выход через стекло. Одним рывком он поймал её, отрезая пути к отступлению, и маленькое существо изо всех сил задёргалось в его хватке, пытаясь выбраться наружу. Приподняв его за загривок, Регис вытащил пушистое тельце на свет, чтобы не дать понять Геральту, что прекрасно видит в темноте.       К тому же, из всех возможных силуэтов эту крылатую гостью он узнал мгновенно.       — Летучая мышь, — осторожно произнёс он, и Геральт как-то неопределённо хмыкнул.       — Давай сюда. Ещё не хватало кормить паразитку.       На вид это была простая рыжая вечерница, Nyctalus noctula, самая типичная, — из самых примечательных её черт было только неподдельное желание жить. Мышь боролась за свободу с храбростью льва, и Регис отодвинул её подальше от лица, не радуясь перспективе получить в глаз когтистым крылом. Присмотревшись, он уже второй раз за день заметил живот, округлившийся чуть больше обычного. Этому Регис уже не удивился.       Совпадение не могло быть случайным. Отчего-то ему стало жаль очередную беременную самку, что он не по своей воле привёл в ведьмачье логово.       — Должно быть, она всего лишь искала здесь приют на время дневного сна. Не стоит убивать её без особой вины.       — Убивать? Зачем? — уставились на него жёлтые глаза. — Да я просто выпущу её на улицу. Устроится у Плотвы под навесом, если захочет. Давай, Регис.       Вздохнув, он сдался и передал визжащую мышь Геральту, и тот вышел за порог хижины, скрывшись за входной дверью. Ведьмак ненадолго задержался снаружи, видно, размышляя о чём-то в одиночестве, — а, когда вернулся, смотрел как-то совсем недобро, исподлобья, насупив тёмные брови.       — Что, думаешь, все мы сволочи? Так ведь говорят?       — Отнюдь, — вздохнул Регис, — Но исключения, по моему опыту, только подтверждают правило.       — И много ты встречал правил?       — Достаточно, чтобы составить мнение, как видишь. По роду деятельности мне приходилось лечить не только подобных тебе, ведьмак, но и, в свою очередь, пострадавших от твоих собратьев.       — Я не такой, — раздражённо бросил мальчишка, полный уязвлённого самолюбия. — Пока твари не трогают, у меня и своих забот хватает.       — Интересно узнать, распространяется ли этот принцип на настоящих тварей?       — Отчего нет. Я, может, и молокосос по нашим меркам, но убивать без надобности не стану. Как по мне, даже с самыми мерзкими гадами можно ужиться.       Необычное мировоззрение, заставил себя подумать Регис. Где-то в глубине сердца у него предательски таяло, и обращать внимания на эмоции, в его-то положении, только вредило. Этот мальчик... Никто не требовал у Геральта проявлять милосердие, однако отчего-то не проливать лишний раз крови казалось ему правильным. Или Регис настолько отвык от людского общества, что совсем забыл, чем именно занимаются ведьмаки, — или ему попросту встретился ведьмак необыкновенный.       — И как же, в таком случае, ты миришься с собственным ремеслом? Не всегда можно понять, когда убийство действительно необходимо. Мораль чудовища может весьма кардинально отличаться от человеческой, но быть не лишённой логики, — заметил он.       — Если зла не делают, пусть идут с миром, — пожал плечами Геральт. — А между меньшим и большим злом я не выберу никакого зла вовсе. Я сам придумал себе это. Считай, кодекс своего рода. Людям нравится, да и мне проще.       А вот это уже становилось интересно. Дождь прибавлял к атмосфере вечера философского настроя, и, заинтригованный, Регис подпёр щёку рукой, усаживаясь за столом поудобнее.       — Что же ещё входит в твой кодекс, ведьмак?       — А ты уже и уши развесил?       — Изволь, не каждый день удаётся поговорить с убийцей чудовищ лицом к лицу. Разве тебе не доводилось сталкиваться с интересом посторонних?       — Кому я нахер сдался. А вопросы твои ни к чему, — неожиданно прищурился Геральт, — Престранный же ты тип, Эмиель Регис.       — Страннее тебя, стало быть?       — Смотря как мерять. Тебе вот странно, что я мышь пожалел, мне — твои расспросы. Не подлатай ты мне руку, расспрашивал бы уже я.       — Почему бы и нет? Ты вполне можешь проявить ответное любопытство, ведьмак. По моему опыту, вечерние часы наиболее подходят для особенно душевных бесед.       — Да-да, как же. Скажи это дворовым девкам. Уж с ними-то вечерами только и беседуют, — осклабился Геральт, и во рту его Регис неожиданно заметил маленькие клыки.       Зверь внутри победно застрекотал, полный нетерпения. Должно быть, мутагены действительно делали из ведьмаков не совсем людей, во всех смыслах этого слова. До чего привлекательная мелочь…       — ...Будешь?       — Что, прости? — спохватился он, уловив, что пропустил мимо ушей какой-то вопрос. Геральт внезапно оказался от него на приличном удалении, остановившись в дверном проёме.       — Говорю, так до утра можно трындеть. Ополаскиваться будешь? Я думал набрать ванну, — пояснил тот. — Надоело ходить и чесаться, как псина. Ну, что скажешь?       — Если ты в самом деле не возражаешь...       — Услуга за услугу, — пожал плечами ведьмак, и Регис заметил, как красиво перекатываются мышцы под тканью его рубашки. Ох, как трудно противостоять такому зрелищу... Да, минута уединения бы ему не помешала.       — Буду только рад, Геральт. Сообщи, как ванна будет готова. И, прошу, будь осторожнее с бинтами.       — Я ведьмак, а не дитятка какая, — пробурчал тот в ответ и скорчил такую забавную гримасу, что мгновенно захотелось его поддразнить, — но Геральт вышел из комнаты раньше, чем он успел придумать достойную шпильку.       Отмокая в большой деревянной ванне, Регис второй раз задумался о своих намерениях. Всё шло к тому, что ему придётся перетерпеть течку здесь, — за окном громыхало, и не хотелось думать, каким раскисшим будет завтра тракт. Зверь внутри радостно урчал, предвкушая растущий жар между ног, и Регис сердито обругал себя, яростно намыливая грудь и живот. Он уже млел и слабел, готовый к тому, чтобы его взяли с животной грубостью, и тепло воды подогревало желание, пусть тела и касались свои собственные руки. На пробу Регис погладил себя, коснулся пальцами напряжённого, жаждущего входа... Боги. Ещё не наступило полуночи, а он уже был готов, поддавшись томительному полумраку ночных теней, располагающих творить разного рода непристойности.       Да, mamă была права, не стоило ему отправляться в путешествие накануне. Даже думать не хотелось, как он будет добираться домой. Впрочем, он всегда мог остаться в этой хижине, переждать самую острую фазу. Объяснить Геральту, назвать это обстоятельствами непреодолимой силы… Может быть, уговорить его…       — Мм-х, — вырвался у него тихий вздох, и Регис с трудом подавил дрожь в ногах, выбираясь из ванны.       Нет, безрассудные решения были исключены. Ему стоило лишь перетерпеть эту ночь, пиковую для его состояния, и не предпринимать бездумных действий сгоряча. Геральт не зря припомнил именно дворовых девок: он сам мог принять интерес в свою сторону, как ещё один способ воспользоваться уютом его жилища. Злоупотреблять чужим радушием Регис не собирался вовсе. Пока что причин держать себя в руках было больше, чем причин вести себя иначе, — и, пока расклад сохранялся таким, портить его не стоило.       Твёрдо запретив себе отвечать ведьмаку взаимностью, он сумел ненадолго успокоиться. Наскоро обтерев тело чистым куском ткани, что оставил ему Геральт, Регис протёр вьющиеся прядки волос, — и рассудил, что бессмысленно надевать обратно дорожный камзол. Он вполне мог остаться в брюках и рубашке, в которой рассчитывал спать, как в сорочке. Одевшись, он вернулся в кухню, чувствуя, как липнет тонкая ткань к мокрой груди.       Доедавший свой ужин Геральт мгновенно обернулся к нему, видно, надеясь что-то сказать, — и вдруг поперхнулся кашей.       — О, боги, — вздохнул Регис, похлопывая его по спине, пока тот кашлял, что есть силы. — Не сочти за оскорбление, но я задаюсь вопросом, как с профессией, требующей исключительной живучести, у тебя ещё сохранились подобные черты.       — Иди ты… — беззлобно замахнулся на него Геральт, но жёлтые глаза всё же мерцали ехидством, — и маслились, скользя по его телу изучающим взглядом с головы до ног.       Как назло, Регис не смог его не заметить. Течка тоже отозвалась на эту реакцию, и в низу живота запульсировало, грозясь брызнуть горячей влагой. Внимание Геральта взбудоражило кровь сильнее всех прочих его интересов, потребовало немедленно ответить, наброситься на него, поцеловать руки, плечи, красивое лицо… Интересно, что бы предпринял тот в ответ? Оттолкнул бы в шоке? По опыту Региса, обманчивая дерзость часто крыла за собой хитро спрятанную неловкость. Мальчик мог быть даже девственником. Впрочем, он всегда мог бы обучить Геральта, как следует...       Правда, тот украдкой зевнул, и Регис сразу же оборвал цепочку мыслей.       — Пожалуй, я начинаю пренебрегать твоим комфортом, — вздохнул он, и Геральт поднял непонимающий взгляд.       — А?       — Час поздний. Полагаю, самое время для сна, Геральт.       — Дело говоришь. Сейчас, — согласился ведьмак и принялся задувать свечи, не замечая, что Регис наблюдает за ним, как заворожённый.       Постели в маленькой комнате, отведённой под спальню, они соорудили вместе, застелив старые простыни на двух больших сундуках, стоявших друг напротив друга. Один из них Геральт уже использовал, зарекомендовав, как «не сахар, но на ночь сойдёт». Он даже бросил Регису одеяло, оставшееся от прежних хозяев, и укутался в подобное сам, ворочаясь на импровизированной кровати. На взгляд Региса, лежанка вышла вполне уютной, и, будь он человеком, его бы вполне клонило в сон… Он подложил плащ под голову и лёг, чувствуя себя неуютно из-за липкой влажности между бёдер.       Чутьё ноктюрнального создания подсказывало ему, что время чудовищно медленно приближалось к полуночи. Здравый смысл подсказывал, что невыносимо долгой выйдет вся эта ночь.       — Спокойной ночи, Геральт, — тихо произнёс Регис, стараясь не выдавать, как сильно у него дрожит голос.       — Спокойной. Если встанешь раньше, умывайся на улице, — зевнул Геральт и отвернулся к стенке напротив.       Нет, он не имел права осквернять ведьмака своими пустыми порывами. Ни к чему было причинять неудобства обоим. Странно, но в какой-то степени он даже не хотел, чтобы Геральт стал одним из многих…       Как бы то ни было, засыпал Регис с неспокойным сердцем, и ноющее чувство в низу живота было только меньшим из зол.  

***

        Сны несли его в горячечном потоке по огненной спирали, через круги с бесчисленными оргиями и всеми видами сексуальных практик. То он тонул в болоте, подвергаемый насилию, то бился в экстазе, близком к ритуальному, пока огромная птица клевала его печень… Он проснулся глубокой ночью, рывком, как от кошмара, и сел в постели, не сразу осознавая, где находится. Геральт спал на сундуке напротив него, зарывшись лицом в подушку.       Геральт. Он всё ещё был в хижине ведьмака. Кажется, наступило время пережить течку в самом необычном месте из всех, ему доступных.       Его знобило. Жар поднимающейся температуры тела Регис бы не спутал ни с чем, — ему хватило опыта с людьми, чтобы наблюдать воздействие лихорадки на практике. Стоило сделать себе ледяной компресс. Ещё лучше — убраться из этого дома раньше, чем он потеряет контроль над прочими признаками... Вот только они уже усиливались, отзываясь предательской пульсацией в венах, и Регис поймал себя на том, что злится на собственное тело.       Что теперь он мог сделать? Соображать получалось с трудом, и разумные мысли, так или иначе, превращались в предложения одно непристойнее другого. Тело колотило, и в висках жгло, как при лихорадке у больных, что ему доводилось лечить, — знак того, что течка вот-вот войдёт в полную силу. Должно быть, её ускорил дурманящий запах Геральта рядом, трогательного в своём сонном неведении. Ведьмак безмятежно дремал, даже не подозревая, что с ним делает, — красивый, до безумия приятно пахнущий мужчина, — и это никак не добавляло в копилку Региса очков к самообладанию.       Ему вдруг стало стыдно. Совесть била в нём тревожным набатом, поднимая из глубин сознания уязвлённую гордость. До чего же он дошёл, подумать только... Наследник рода, подбирающийся к четвёртой сотне лет, уважаемый в своей округе лекарь и целитель, — всё это рассыпалось, стоило поддаться чарам обыкновенного мальчишки с кошачьими глазами. Возможно, ведьмаки без его ведома освоили некий вид ментальной магии? Впрочем, тогда ему бы помог гипноз, но Регис уже упустил шанс противостоять своей проблеме.       К несчастью, решение напрашивалось одно. Переждать эту ночь, не коснувшись себя и пальцем, он не мог. Возможно, он был отвратительным гостем, отвратительным существом в целом…       — Прости меня, — беззвучно прошептал Регис и, запустив руку под одеяло, накрыл себя через ткань одежды.       От привычной трезвости рассудка не осталось и следа, и в голове поплыло. Он коснулся себя и едва сдержал стон, чувствуя, как влажно становится между ног. Захотелось сбежать на улицу, — запах душил, подчинял себе до слабости и головокружения… Регис выругался про себя и напомнил о методике восстановления дыхания, — раз-два-три-четыре, вдох, раз-два-три-четыре, выдох, — но лучше ему не стало.       Дождь так и не прекратился. Ночь стояла тёмная, покойная, только сверчки стрекотали под полом, да мыши скреблись под кромками оконных рам, свивая себе гнёзда. Сам Регис во сне тоже свил импровизированное гнездо, собрав в кучу и одеяло, и простыни, и собственную одежду. Брюки давили, и, поразмыслив, он решил снять их, надеясь унять горячку. Снимать рубашку он поостерегся. Не хотелось, в случае чего, шокировать Геральта внезапной наготой. Не то, чтобы он не хотел бы увидеть, как ведьмак посмотрит на его тело, — не тем взглядом, что был на его намокшую грудь, но наверняка чем-то подобным, — однако…       Они всё ещё были едва знакомы. При всём этом, Геральт манил к себе так сильно, что одним присутствием рядом лишал силы воли.       — Нн-х, — пробурчал тот во сне, и Регис напомнил себе о прежней осторожности. Если он постарается, то ещё до рассвета сможет унять первичный, самый острый голод. Пока Геральт спал так крепко, бояться ему было нечего.       Пора было решать проблему. С каждой минутой течка приближалась к пику.       Вздохнув, он накрыл член пальцами, слабо толкнулся в собственную ладонь. Нет, этого было мало. Пришлось скользнуть второй рукой ниже, проникнуть внутрь одним пальцем... В голове закрутились образы того, как его берут, без жалости и милосердия.       Боги, а как сделал бы это Геральт?       — Ох, — одними губами выдохнул Регис, ускоряя ритм движений. Смазка лилась по пальцам, угрожая вот-вот захлюпать с непристойным звуком. Никогда в его жизни не случалось ничего развратнее, — ласкать себя в шаге от того, кого так сильно желаешь... Он добавил второй палец, зажмурился, уже бесстыдно толкаясь навстречу. Преследовать удовольствие напомнило об охоте, о погоне за жертвой, — только теперь жертвой был он, Регис, стремглав уносящийся от власти зверя, пытающегося поглотить его разум.       Он должен был остановиться, но не мог. Это навязчивое стремление уничтожало своим всепоглощающим давлением; казалось, с каждой минутой в нём остаётся всё меньше той личности, что Регис воздвигал в себе годами. Стирание рассудка пугало, и ему начало казаться, что он сходит с ума. Что, если животная несдержанность одержит верх, и от него останется только зверь, без права на ошибку и возврат? Что, если...       Ох, не криви он душой, признал бы, что отчасти ему всегда хотелось этого. Отпустить контроль и просто ощущать. Вернуться в первородное состояние, которое он не испытывал слишком давно, — простую потребность быть чьим-то, быть чьей-то частью, впускать в себя другого... Регис знал, что это всего лишь эмоции, обыкновенная совокупность рефлексов определённых частей мозга, столь древних и столь глубоких, что могли манипулировать им с поразительным успехом. Любопытно, как физиология и реакции гормонов вгоняли его в этот мысленный сумбур, и тот, будучи только основанным на работе мозга, отзывался импульсами во внутренних органах. Едва ли течка влияла так на экимм, катаканов и прочих... В этом Регис был ближе к людям, чем к своим собратьям, и это внушало надежду.       Тогда откуда эта предательская слабость? Почему с каждой секундой ему всё сильнее хочется отбросить одеяло и начать откровенно ласкать себя, забыв о приличиях? Но что, если Геральт заметит его и застанет врасплох?       Хуже того, — может быть, он хочет, чтобы Геральт застал его врасплох?       — Мм-х, — едва сдержал стон Регис, и его выгнуло в пояснице от первой, настоящей волны возбуждения.       Течка вошла в полную силу. Теперь он чувствовал всё: краски комнаты обострились, приобрели резкость, невиданную прежде, стали ярче запахи, — кроме Геральта, потянуло кашей, деревом, мышиным помётом, лошадью под навесом, яблоками у неё в ведре... Лес окружал их, чёрный и глубокий, как бездна, полный душного, вонючего привкуса тварей, рыщущих среди древесных стволов, и холодной травы, покрытой росой. Сенсорная перегрузка давила на черепную коробку, и Регис не заметил, как надрывно вздохнул, дрожа под одеялом, как осиновый лист. В голове осталось только удовольствие, жгучее и жестокое. Неутолимость его напоминала пытку, и с каждым движением он выходил из себя, — пока зверь, взамен, всё сильнее поднимал наглую голову.       Движения стали резче, быстрее, несдержаннее, и он осторожно сел, оперевшись спиной на брёвна простенка. Геральт спал. Осмелев, Регис приподнял край одеяла и стянул его вовсе, — свидетелем его бесстыдству был только бледный кругляш луны за окном, упорно пытающийся пробиться через плотную завесу дождя. Свет её выхватил его ноги, член, живот, указал на мокрые дорожки на коже. Отчего-то это возбудило только сильнее, напомнило о собственном всесилии.       Ты, в конце концов, истинно высший вампир, шептал зверь. Существо, превосходящее всё и вся в подлунном мире. Так о чём беспокоиться?       Умолкни, приказал ему Регис и начал ускорять движения двух пальцев внутри, не слыша, как скрипит под ним сундук.       Ох, как многое он был отдал за то, чтобы это были не его пальцы. Удовольствие начало жечь в нём с такой силой, что стало казаться, будто он вот-вот умрёт, — и вместе с тем нечто требовало продолжать без остановки... Рука на члене сменила темп, замедлилась, оттянула край близящейся бездны оргазма. Он обещал быть из тех, что вовсе не насыщают, требуя повторной разрядки, и Регис закрыл глаза, стараясь его обуздать.       Как многое бы он обрёл, если бы ведьмак взял его, как дикие твари берут друг друга, — без норм и правил, приторной куртуазной чепухи, романтики, поцелуев, глупостей, глупостей, глупостей… Ему нужно было принадлежать, и Регис мчался за иллюзией, представляя, что в самом деле чувствует…       ...Пока его руку на члене внезапно не накрыла другая рука.       — Тебе помочь?       Он распахнул глаза раньше, чем понял, что происходит. Геральт сидел прямо на краю его постели, растрёпанный и сладкий от недавней дремоты, — и, о боги, уже начинал гладить головку члена, сочащуюся смазкой. Регис вздохнул, захрипел, как повешенный в петле…       — Тихо. Всё хорошо. Что тебе нужно?       Если у его народа и существовал бог, то он сейчас был перед ним, всемогущий и прекрасный. Как бог, Геральт воздавал ему за его минутную слабость, и не было придумано наказания совершеннее.       Владей мной, хотел произнести Регис. Напомни, кто я есть в этом мире.       Укроти меня.       — Ну?       — Геральт! Ах!…       Чудо, что он смог сфокусировать взгляд на руке, яростно ласкавшей его быстрыми движениями. Геральт сразу принялся за него с рвением, достойным поединка, — и он уже готов был умереть во власти этих пальцев. Казалось, сама ночь подарила его, сумеречную тень его лихорадки…       — Нн-гх, Геральт, н-не…       — Хорошо тебе?       — Д-да… Прости, что тебе приходится…       — …Приходится?! Ну-ка посмотри на меня. Глаза сюда.       Нет, всё же ни одна тень не смотрела бы на Региса такими глазами. Жёлтые радужки светились в темноте, по-кошачьи отражая луну в зрачках, и в них явственно плескался голод.       — Думаешь, это тоже услуга за услугу?       — Объективно рассуждая, со стороны это действительно выглядит… Ох, я ставлю тебя в неловкое положение…       — Да ты что?       — Не стоит… — попытался промямлить Регис, но вместо этого испустил долгий стон, — близость оргазма затмевала в голове любые мысли.       — Знаешь, что, — перебил Геральт, и в этот раз не хватило смелости ему ответить. Смазка текла по ногам, и вдруг Регис заметил, что ведьмак тоже на неё смотрит. Ох, что это был за взгляд, воспламеняющий заживо… В темноте янтарь жёлтых глаз Геральта горел, как искры пламени в очаге.       — Иди-ка ты нахрен, — наконец, прохрипел тот, — И мысли свои отправь туда же.       И не дав ему и слова сказать, наклонился и поцеловал.       Пришлось призвать всё благоразумие, что у него было. Регис едва вспомнил, что нужно следить за зубами, — зверь внутри требовал укусить нижнюю губу Геральта, распробовать с неё капельки крови, как вино с бокала редкостной красоты. Тем более, что мальчишка не особенно стеснялся, скользнув языком ему в рот, и сопротивляться этому было выше его сил.       Он не знал, сколько они целовались, — может быть, минуту, а, может, и целую вечность, — но скоро Геральт широкими мазками гладил ствол его члена, ритмично толкаясь языком у него во рту, а Регис отвечал, позволяя трогать себя где угодно и как угодно.       — Что ты такое? Я чувствую... Клыки?       — Объясню позже, — выдохнул он, ведя бёдрами навстречу руке Геральта. — Сейчас... не лучшее время...       — Никогда не встречал ничего подобного, — заметил ведьмак. — Ты что, течёшь? Как девка?       — Особенность вида… О-ох, Геральт, сделай же что-нибудь…       — Ладно, — тяжёлым, резким всхлипом отозвался Геральт. — Раз просишь. Меня ещё никто так не просил... Скажи, как будет лучше.       Он уже открыл рот, думая дать Геральту пояснение, — но тот вдруг положил Регису на язык два пальца и посмотрел красноречивым взглядом. Инстинктивно Регис обхватил их губами, тщательно облизал и пососал, совершенно бесстыдно двигая головой. В былое время за такой пыл ему даже платили. Благо, годы юности ушли, оставив за собой только слабые отголоски.       Так пусть в эту ночь он на мгновение туда вернётся. Пусть сегодня не будет ни правил, ни границ, ни позывов совести.       — Ого, — выдавил Геральт, глядя на него, как заворожённый, пока он демонстрировал наглядно, на что способен его рот.       — Не задавай вопросов, и… сможешь делать всё, что… мм-м… всё, что захочешь…       — А если захочу проявить — как ты сказал, ответное любопытство? Слишком ты мне доверяешь. Не боишься, что на чём-то тебя поймаю?       Это тебе стоило бы бояться меня, большой и страшный волк, мелькнуло в голове пьяное, — и исчезло, когда Геральт коснулся влажными пальцами его входа.       — Спрашивай… в рамках происходящего, — тяжело выдохнул Регис, — и ведьмак вздрогнул, шумно втянув носом воздух.       — Тогда расскажи, как надо. Я по бабам больше, но тебя... Ты…       — Мне это льстит. Принцип действия тот же, не беспокойся.       — Значит, просто… Вот так?       Горячий палец скользнул внутрь него, и Регис неосознанно подмахнул бёдрами навстречу. Пару мгновений Геральт не двигался, — но потом толкнулся пальцем глубже, постепенно находя медленный ритм.       — Охренеть, как мокро, — присвистнул он, и, умей Регис смущаться, непременно бы покраснел.       — Вполне соответственно симпатии к моему… исключительному партнёру.       — Каков льстец. Не больно?       — Ни капли. Чуть глубже, Геральт… Ещё…       — Так? — к первому прибавился второй палец, двигаясь резкими, точечными движениями… — Зараза, а это что?       — Не... О-ох, ох, вот так! Н-не останавливайся, прошу!       Скоро его уже имели пальцами без всякого стеснения. То, как настойчиво Геральт давил в глубине, доставляя в стократ больше удовольствия, наводило на мысли. Способный ученик... Потенциально невероятный любовник, вот кто ему достался. Не хотелось думать о последствиях и задержках. По правде говоря, Регис устал просчитывать каждый свой шаг, — особенно при том, как долго он отказывал себе в плотских утехах.       — Такой красивый, — услышал он, чувствуя, как ему целуют шею и адамово яблоко. — Откуда ты взялся-то? Я бы раньше заметил...       Боги, этот мальчик уничтожит его в одиночку. Сейчас Геральт действительно мог делать с ним всё, что угодно. Он молча прибавил третий палец, и Регис стал насаживаться навстречу, чувствуя, как подкатывают первые волны пугающе сильного оргазма…       ...Впервые на своей памяти он просто согнулся в три погибели, яростно двигаясь на чужих пальцах, и с беззвучным хрипом излился себе на живот.       — Обалдеть, — раздался рядом голос Геральта. — Ты как? Ничего я там не поломал?       Разве что мой разум, подумал было сказать Регис.       — Я в порядке, Геральт. Благодарю, но... Боюсь, этого хватит ненадолго.       — Ты что, знал, что так будет? И молчал?       — Кто из нас не может позволить себе маленькой опрометчивости, — пробормотал Регис и осторожно вытянул вперёд затёкшие ноги.       После оргазма у него дрожали колени, и какое-то время Геральт восхищённо смотрел на эти трепыхания.       — Так вот за что ты просил прощения, — хмыкнул он, и Региса окатило холодной волной стыда.       — Как давно ты наблюдал за мной?       — С самого начала, — ухмыльнулся ведьмак, снова показав клыки, и от этой улыбки заболело сердце. — Чувства редко меня подводят. Тем более, когда рядом так вертятся. Я что, по-твоему, похож на бревно?       — В таком случае, судя по всему, я недооценил твою ведьмачью сноровку.       — Ты вообще ничего не оценил, — фыркнул Геральт, — Я-то думал ещё, что некрасиво будет приставать. Знал бы, не устраивал бы этого балагана с двумя кроватями. Двигайся, бестия.       Одним рывком он забрался на сундук, сразу обхватив Региса за талию, и собственнический жест немедленно отозвался радостным поскуливанием зверя внутри. Ему нужно было большее, — становилось уже всё равно на ноющую боль в ногах и животе, на то, что у него тёк пот по затылку…       — Я ничего от тебя не требую, если ты беспокоишься об этом, — чудовищным усилием воли произнёс Регис, стараясь звучать трезво.       — Ну-ну. Вижу же, чего ты всё ещё хочешь. Так в чём проблема?       — Стало быть, моё состояние тебя... не смущает?       — Здрасте, приехали. Давай сюда руку, — и вдруг, взяв его ладонь, Геральт красноречиво положил её на ширинку своих брюк.       То, что ощущалось там, вызвало новую волну мурашек по телу, и между ног свело судорогой. Во рту пересохло, и Регис невольно облизнул губы. Движение не ушло от ведьмака незамеченным.       — Ещё будешь спорить? Просто согласись, и я приму твои правила игры. Не ты один об этом думаешь, как видишь.       Знал бы Геральт, каким искусителем мог стать, попавшись в руки сект или некоторых культов! Сейчас, покрасневший и тяжело дышавший, с горящими янтарями глаз, он легко мог бы сбить любого праведника с пути истинного своими пламенными речами. Регис праведником не был. Он вообще недолюбливал людские религиозные конфессии, предпочитая обращаться к привычной логике.       За неимением логики у него оставался только зверь, и у того мнение было однозначным.       — Да, — помедлив, с трудом выговорил Регис, — Хорошо, Геральт. Если ты не возражаешь.       Через миг они снова целовались, и он уже открыто потянулся к ведьмаку, обнял за шею, заставив лечь в кровать на спину. Одежда на том стала казаться личным оскорблением. Пока он приценивался, с чего начать, Геральт силой стянул с него рубашку, — и замер, откровенно пожирая глазами.       — Так и думал. Красавчик, — довольно произнёс он. — Ты хоть знаешь? Давно мне так не везло, между прочим.       — Благодарю. Подобная похвала…       — За правду не благодарят. Не спи, до утра так просидим.       — В таком случае позволь мне, — отмер от замешательства Регис — и потянул за край белой рубашки, по какому-то недоразумению до сих пор бывшей на ведьмаке.       Обнажив Геральта, он принялся рассматривать того в ответ, удивлённый новым открытием. Торс ведьмака приковал к себе взгляд ещё сильнее, чем прежде. Кожа его оказалась усыпана шрамами, бугристыми, неровными, свежими и застарелыми, — картой всей нелёгкой жизни Геральта, прошедшего не через один бой с монстрами… Такими же, как он сам, Регис, который тоже мог бы легко оставить когтистый след на бледной коже. Серебряный медальон улёгся на мышцах груди Геральта с показным превосходством, и, будь он младше, Регис воспринял бы этот знак, как вызов.       Сейчас же, если им и предстоял бой, то самый приятный из возможных. Регис помедлил, осторожно подцепил пальцами цепочку с медальоном, — и Геральт позволил снять его с маленькой ухмылкой.       — Смущает?       — Нисколько, — расслабленно улыбнулся ему Регис, — Я лишь нахожу, что он будет неприятно колоть тебе кожу при более… тесном контакте.       — Как завернул. Ты, небось, и про еблю не говоришь?       — Однако, как грубо, мастер ведьмак. Похоже, в ведьмачьих школах не обучают манерам?       — Не до них, пока с меня снимают портки, — зашипел Геральт, когда Регис взялся за пояс его брюк, — и при всём желании мучать его действительно не стоило.        Избавлять его от остальных элементов одежды долго не пришлось, и скоро член Геральта был перед ним во всей красе, крупный, с напряжёнными от прилива крови венами. Засмотревшись, Регис осторожно обхватил его основание — и заметил, что ногти трансформировались обратно в когти.       — Прекрати, — вздрогнув, бросил Геральт. Кажется, он перемены не заметил.       — Что именно?       — Смотреть на меня так, будто сожрать хочешь. Или займись делом, или проваливай.       — Сколько нетерпения, — понизил голос Регис. — Будь моя воля, я научил бы тебя умерять строптивость, ведьмак. Ты хочешь довести всё до этого?       О, какой прекрасный он получил ответ — приоткрывшийся от удивления рот и румянец на высоких скулах.       — Так-то лучше. Позволь мне руководить процессом, — улыбнулся Регис и осторожно, почти игриво лизнул покрасневшую головку члена.       Дёрнувшись, Геральт застонал и сразу же ухватил его за запястье. Похоже, он зря беспокоился, что со своим пылом покажется неуместным.       — Рекомендую расслабиться, — шепнул Регис и уже занялся им по-настоящему.       С подобными практиками у него никогда не было проблем, и многие после такого опыта искали с ним новой встречи, даже не скрывая своих намерений. Часть его надеялась, что и Геральт захочет повторения. Видят боги, с людьми в этом отношении было непросто, — следить за зубами походило на пытку, — но Регис старался изо всех сил, насаживаясь горлом всё глубже. Он уже твёрдо решил, что оседлает ведьмака, и размеры того обещали удовольствие сверх всякой меры. Неизвестно, что ещё было слаще, подготавливать его, дрожащего и стонущего, или объезжать...       — Хватит, хватит, — взмолился Геральт, — Ох, блять. После такого я обязан на тебе жениться, что ли.       — Могу только посочувствовать твоим критериям выбора партнёра, — низким, довольным голосом отозвался Регис. В горле приятно свербило, и в голове вертелись образы, что бы он мог сотворить, доведи они дело до конца. Будь он честен с самим собой, в какой-то момент ему чертовски захотелось попробовать Геральта на вкус…       Благо, на ведьмака у него были другие планы. Забираясь на него, разгорячённого и мускулистого, Регис с наслаждением потёрся по его живот, давая почувствовать, как смазка течёт по их телам.       — Ты не передумал, Геральт?       — Холера! Да я сейчас прямо на тебя спущу, — огрызнулся тот, и Регису ничего не осталось, как без слов поцеловать этого упрямца в ответ.       Узел тянущей боли внутри жёг, требовал разобраться с ним до конца. Он приподнялся, устроился над членом Геральта, с удовольствием чувствуя, как твёрдый, раскалённо-горячий ствол скользит внутрь.       — Охтыжёбтвоюмать, — на одном дыхании выпалил Геральт, и Регис заметил, как в темноте у него покраснели уши.       Сам он не подобрал бы фразы точнее, если бы мог говорить. Геральт внутри него ощущался потрясающе, и он был растянут до предела. Он не стал говорить ведьмаку, что, строго говоря, это тело после регенерации было девственно, и проникновение сопровождалось слабым раздражением, — но не было в его долгой жизни боли слаще. Не выдержав, Регис повёл бедрами, качнулся назад, и Геральт красиво запрокинул голову на подушки, застонав в голос.       — Как жарко... и узко... Бля-а-ать, Регис…       — Благодаря тебе, — прохрипел Регис, — Только тебе, ведьмак. Ты готов?       — К чему ещё... А-а, х-холера, какого!...       Жалеть его Регис не стал. Зов зверя гудел в нём, требуя выплескивать свою силу наружу, и он сразу задал яростный, исступлённый темп. Геральт под ним заметался, сжал его колени, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Было в этом какое-то извращённое удовольствие, — видеть ведьмака, побеждённого таким образом. Регис упёрся ладонями ему в грудь, почти выпустил член из тела... и резко сел снова, насадившись на него до основания.       — Почувствуй, как сильно мне это нравится ,— выдохнул он, — Ты очень нравишься мне, Геральт. К счастью или к сожалению, решать тебе.       Бёдра его затанцевали, задвигались в ритме, древнем, как сама жизнь. Как вечный бег времени, подобный смене циклов дня и ночи, месяцев, столетий… С каждым толчком под веками сгорали целые миры, и сердце мчалось вскачь, вслед за темпом, становящимся всё быстрее и быстрее. В былые времена он, может, и занимался сексом в течке, но, что творилось сейчас, было не описать словами, — это можно было сравнить, как простую воду с шампанским, как черноту ночного неба и его же, осыпаемого фейерверками…       И был Геральт. Невероятный, чудесный Геральт с отточенными мышцами и волевым подбородком, телом, покрытым узором шрамов. Не было ощущения восхитительнее, чем двигаться на нём, быть властным над ним, отдавая власть над собой одновременно. Жёсткие пальцы сжали ему ягодицы, и Регис слегка расслабился, поддаваясь чужой силе. О, как ему этого не хватало, контроля другого, кто мог бы подчинить его себе. Невозможно было противостоять искушению ослабить ведьмака в ответ, и…       К дьяволу, подумал Регис и впился губами ему в шею, с силой посасывая тонкую кожу.       — Твою же, — поперхнулся Геральт, — Ещё…       — Ещё? Мне повторить?       — Е… О-ох, ёб же!       Рывок, и уже Геральт задал их темп, и Регис принялся яростно вылизывать ему шею, — каким-то диким, инстинктивным движением. По ногам текло, — их общей влагой, жаром, всепоглощающей похотью, — и он сам тёк сплошным потоком в объятиях ведьмака. Опасная выходила игра, напоминая сладкое, но полное яда блюдо. Никогда в здравом уме Регис не стал бы так откровенно ходить по острию ножа, — но течка делала и не такое.       А может, дело было и в Геральте. Вспотевший, тяжело дышавший, тот с силой сжал его талию, вслепую находя губы.       — З-зараза. С ума меня сводишь…       — Взаимно, — выдохнул Регис, поворачивая голову под неудобным углом для поцелуя. — Сменим позу?       — Э, нет. Хорошо сидишь. Удобно, — и тяжёлая рука шлёпнула его по бедру. — Наблюдать одно удовольствие…       — Вот как? Значит, ты предпочитаешь пассивную роль?       — Предпочту смотреть, как ты будешь кричать, пока будешь кончать на мне, — пропыхтел Геральт, — А потом кончу сам. Внутрь. И не один раз.       Если Регис раньше думал, что говорить подобное во время близости — безвкусица, то он мгновенно изменил мнение. Против воли он задрожал, и ведьмак, конечно, это заметил, принявшись поглаживать его по бокам.       — Хочешь, значит?       — Да, — без стеснения выдохнул Регис, — Боги, очень сильно.       — Славно, потому что я уже начал, — гудел ему на ухо Геральт. — У меня так ни на одну бабу не стоял, Регис. Чувствуешь?       Одним рывком он ухватил его за талию, насадил на себя сам, — и Регис растерянно застонал, пойманный врасплох. Угол проникновения поменялся, и теперь внутри каким-то чудом восхитительно жгло в одной конкретной точке, от каждого крохотного толчка. Давно… а может быть, и никогда не было так хорошо, и всё в мире постепенно стало им, Геральтом, его потрясающим телом, его запахом, его улыбкой...       — Ну, так что? Ещё?       — Д-да-а-а… Боги...       — А сколько выёбывался, — прохрипел под ним голос, — Берёшь меня на слабо, значит. Как тебе?        — Глубже, — зажмурился Регис, чувствуя, как его подбрасывает в напористом темпе, — Да, вот так… Я не…       — Давай, бестия. Покажи, что чувствуешь… Х-холера!       — Сильнее же! Я сейчас… О, Геральт!       Что ж, ведьмак сдержал данное ему обещание. Ритм сорвался в бешеный бег, и его начало пронзать удовольствием, снизу доверху, — теперь он двигался, как марионетка, послушно распиная себя о чужое тело. Тело начало трясти, в ушах зашумело от прилива крови… И Регис действительно закричал.       Ничего не осталось, кроме раскаленно-острого жара вокруг, пока он умирал в этой ночи, сдав разум похоти без боя. Он едва почувствовал, как к его руке присоединяется рука Геральта, сжимает его, и зверь внутри заревел, уничтожая всё, что оставалось в голове. В ответ ему дёрнулся Геральт и выполнил свою часть обещания, наполняя его до краёв, — тело, душу, сердце, что угодно…       — Подумал бы, что инкуб, но рогов нет, — приходя в себя, услышал Регис, — и не сразу осознал, что происходит.       Он очнулся после крупных судорог, ощутив, что лежит на твёрдой и горячей груди. Кто-то крепко обнимал его, поглаживая по волосам… Или нет. Похоже, он ошибся, и ему ощупывали лоб, выискивая что-то на черепе.       Внезапно до боли захотелось смеяться, до того легко стало на душе. Волосам стало тепло: Геральт вздохнул прямо ему в макушку, а потом тихо усмехнулся сам.       — Знаю, что считаешь меня придурком. Насрать. Только за слабака меня не держи, бестия.       Какая прелесть, невольно улыбнулся Регис и едва удержался, чтобы не показать зубы. Мальчик не боялся его ни капли. К тому же, грязные комментарии были ему к лицу, — в своём запале он так и напоминал юнца, впервые пьянеющего от хорошего вина.       Или крови, но об этом думать было нельзя. Сопротивляться старым позывам в его положении становилось непросто.       — И не подумаю, Геральт, — хрипло произнёс он, чувствуя, как перекатывается имя на языке.       — Не устал?       — Отнюдь. Ты меня недооцениваешь, — подмигнул ему Регис. — Попробую удивить тебя чуть больше, если желаешь. У тебя, как помнится, были планы?       Он поднялся с бёдер Геральта, собираясь поменять позу, и едва не повалился обратно. Ноги больше не держали, и бёдра снова заболели, ощутимо опухая до колен. Впрочем, боль была последним, на что Регис обратил внимание. Он перевернулся на живот, — куда менее грациозно, чем планировал, — и выгнулся в пояснице, красноречиво становясь на колени и локти.       — Другой разговор, — хмыкнул Геральт, подхватывая его за бёдра, — Ох, какой же ты…       Пальцами он раздвинул Регису ягодицы, размазал смазку горячим клеймом, и ноги непроизвольно разъехались в стороны. Невозможно было уже наполнить его сильнее, и всё же ощущения Геральта становилось мало. Больше не смущаясь, Регис откровенно застонал в подушки, чувствуя, как в него проникают на всю длину.       Пусть это, возможно, и встреча на одну ночь, — но встреча, стоящая десятков, сотен лет, прожитых впустую.       — И какой?       — Вредный, — сердито каркнул ему в шею ведьмак. — Держу пари, ты мог бы легко убить меня, раз скрыл, кто такой. Но нет… Молчишь же, блять, как рыба…       — А тебе неприятен элемент пикантности? Мне казалось, ваши собратья спокойно относятся к таким мелочам…       — О! Значит, нравится, когда тебя трахает ведьмак? А, бестия?       — Какая вульгарность… Мне всё же стоило бы… преподать тебе урок манер… Мм-х…       Всё быстро смешалось в общее марево, в бурлящий океан, где слова значения не имели. Толчки стали резче, точнее, снова задевая чувствительную область… В голове помутилось, и от него, Региса, остался только горящий от желания остов. Ведьмак прихватил губами кончик его уха, чуть сжал, прошёлся языком по ушной раковине… Тело окатило новой волной возбуждения, и Регис завертелся, изо всех сил выгибая шею назад.       — Возьми меня за волосы. Жёстче, ведьмак!       — Извращенец, — прохрипел Геральт, но просьбу выполнил, запустив ему в кудри пятерню.       — М-можешь… не сдерживаться… Нн-гх!…       — Тише, я только начал. Готов, Регис?       Вместо ответа с губ сорвался жалкий скулёж, — благо, Геральту это было достаточно. Ведьмак с силой потянул его за волосы, ускорил ритм… Движения быстро стали исступлёнными, толчками выбивая из них обоих то сдавленные стоны, то громкие, сиплые вскрики. От рассудка осталось только бурлящее, обжигающее пламя, превращающее все мысли в один рефрен.       Принадлежать тебе, я хочу принадлежать тебе, только тебе, я...       — Так, значит, с тобой надо? — зарычал Геральт и прихватил зубами его под челюстью, — и Регис с глухим стоном взорвался в третий раз.       К горлу подкатил ком, от невыносимого переизбытка ощущений из глаз брызнули слёзы. Он почти испугался этой обострённой чувствительности, яркой, как оголённый нерв. Геральт вполне равнялся с ним, ничуть не сбавив темп, и тело снова позорно отреагировало, — больше Регис его не контролировал, просто позволяя пользоваться собой, как куклой. О ведьмачьей выдержке неспроста ходили легенды, и ему почти стало жаль мальчишку. Наутро тот утомится в разы сильнее, возможно, проспит до следующих суток…       О последствиях Регис всё ещё не думал. Разум туманило, как от крови, и мыслей хватало только на ощущение резких толчков внутри.       — Су-у-ка, — захрипел ведьмак, что есть силы сжав ему бёдра, и тоже излился, так бурно, что смесь их соков потекла по их ногам.       В себя Регис пришёл только тогда, когда почувствовал, что из него выходят. Сейчас он не возражал. Геральт всё ещё держал его за бёдра, гладил ягодицы, — и, повернув на подушках голову, Регис заметил, как потемнели его глаза, налившись густой янтарной патокой.       — Нравится вид?       —  Охренеть, как. Знаешь, что я вижу? Это блядство, Регис. Блядство, совершенно не похожее на инкубское… или суккубское.       — Возможно, — ответил Регис и удивился тому, каким низким, томным от множества оргазмов стал у него голос. Геральт вдруг надавил пальцами на кромку входа, и он вздрогнул, чувствуя, как сильно растянут.       — Значит, ты у нас такой сам по себе?       — Смелые выводы. Похоже, твоя проницательность не знает границ.       — Глядишь, и перейду на подобные заказы, — хрипло засмеялся Геральт, — Ну-ка, поворачивайся обратно. Хочу посмотреть тебе в глаза, бестия.       С непристойной быстротой Регис лёг на спину и раскинул перед ним ноги. От жара он весь покрылся бисеринками пота, едва успев смахнуть со лба мокрые пряди, — и заметил, как у Геральта по виску тоже течёт прозрачная капля. Захотелось слизать её, распробовать на вкус, прочувствовать каждую нотку послевкусия человеческого тела… Инстинкты воспламеняли кровь, и Регис припомнил с сотню романов, где упоминалось, что оргии древних с завидной частотой перерастали в каннибализм.       Сейчас он понимал чувство, как никогда раньше. Геральт, кажется, разделил его мнение, — он вдруг наклонился, слегка прихватил зубами его плечо, мазнув влажным языком по коже. Широкие ладони его принялись гладить Региса от груди до бёдер, и он снова затрепетал, ощущая, как желание наливается в сосудах, словно великолепная лоза, зреющая на туссентском солнце. Член Геральта скользнул между его ног, потёрся о его собственный, и они обменялись задушенными стонами.       — Зараза… Будто для меня делали. Хочешь ещё?       — У тебя есть основания думать иначе?       — Вроде нет, — глухо заметил ведьмак, проходясь языком ему то по одному, то по другому соску. — Это вообще прекратится? Я не жалуюсь, просто интересно.       — С тем, что ты делаешь, это случится весьма нескоро, — тихо заметил Регис, дрожа от влажного прикосновения. Возбуждение, запущенное на десятый круг, стало болезненным, если не практически невыносимым.       — Вот и славно. Поверить не могу, что от меня можно… так, — вдруг признался Геральт. — Не знаю, как буду с кем-то… Оставайся, Регис. Если продолжишь в том же духе…       Из последних сил Регис хотел ответить ему, что не может, — но тут ведьмак, не предупреждая, вошёл в него, сдавив в ладонях талию.       Вот как должно было всё случиться с самого начала. Так ему и следовало лежать, распластавшись на этих простынях, захваченному в оковы жёстких рук. Не раздумывая, Геральт толкнулся сразу глубоко, безжалостно. Член входил в него, как нож в масло, и Регис гнулся в судорогах и слабел, становясь податливым, как глина. В голове остался чистый инстинкт позволять проникать в себя, сжиматься, чувствуя горячую пульсацию внутри.       Подчини меня, беззвучно требовали губы. Приручи меня. Распробуй меня до конца.       Ох, Геральт…       — Покажи мне, — бессвязно потребовал тот заплетающимся языком, — Как… хочешь…       — Так?       Он ещё не слышал звука волшебнее, чем стон Геральта, когда тот заметил, что Регис ласкает себя рукой в такт ритму.       — Ннг-х, да… Покричи-ка для меня, бестия…       Через секунду его начали иметь, грубо и дико, и тело просто задвигалось по простыням вперёд-назад, подвластное чужой воле. Смутно Регис услышал чьи-то стоны, — оказывается, свои собственные, отрывистые и резкие, в ответ на каждый размашистый толчок. Резко склонившись, Геральт лёг на него грудью, и он вцепился в широкую спину, царапнул когтями горячую кожу… Запах спирта, дуба и металла стали стал резче стократ, агрессивнее, с животной горчинкой в послевкусии. Ведьмак, всюду был ведьмак, — снаружи, внутри, в голове Региса, в его сердце, в мыслях, в артериях, слюной на языке, — и он жадно вбирал в себя больше Геральта, снова припав губами к его шее.       — О-ох, вот так, — надсадно застонал тот, — Что ж ты делаешь… З-зараза…       Тела слились, вросли друг в друга, сплелись в тугих кольцах похоти, душащей обоих, как змея чешуйчатым хвостом. Регис обхватил ногами широкую спину, зарылся лицом в основание шеи ведьмака, подхватывая языком ритм движения внутри. Вокруг яростно хлюпало, шлёпало друг о друга… Вздох, всхлип, тяжёлый, вымученный вскрик… Вселенная взорвалась и умерла вместе с ним. Ещё оргазм. Ещё судорога…       …Перед глазами мелькали багровые пятна. Ему хотелось принадлежать Геральту вечно, — просто быть его вещью, существом, которое используют в собственных целях… Свестись к одной-единственной функции, могущественной силе жизни, прячущейся под маской смерти. Как сильно проникали в него, так же сильно и ему хотелось проникнуть взамен. Лизнуть шею, быстрыми, жадными движениями готовя место для укуса, пометить…       — Мм-х, укуси…       — Что… Ох, ёб…       — Укуси меня, — зарычал Регис, — Быстрее же, Геральт!       И это свершилось. Ведьмак впился ему зубами в шею с такой силой, что он взвыл со звериным рыком. Нужно… Нужно было укусить его в ответ. По-настоящему. Пересилить себя, выпить его горькой крови, и поделиться собственной. Связаться с ним на всю длину их жизней, сколько бы им ни было отведено…       — Г-ге-ра-а-альт, я не…       — А-аргх, Регис! — услышал он, и все мысли оборвались, растворившись в темноте, — и наступила ночь, бескрайняя и всевластная, придавившая тяжестью сознание.       Он так и не понял, когда это закончилось, — должно быть, часу в четвёртом ночи, если не позже. Всё желание вытекло из него, обескровив рассудок, и он провалился вместе с Геральтом в светлую, утомлённую дремоту. Только первые, ещё бледные лучи рассвета заставили его открыть глаза. Дождь закончился, и стало слышно, как где-то далеко запел первый петух, рассекая криком тишину утра… Регис зевнул, с облегчением осознав, что острая фаза течки закончилась, — и вдруг заметил, что ведьмак доверчиво уснул у него на груди.       Во сне тот помолодел, становясь совсем юным, и сердце потяжелело от жалости. За одну ночь он успел привязаться к мальчику сильнее, чем к кому бы то ни было за последние десятки лет. Петушиный крик того не потревожил, и он спал, безмятежный и сытый похотью, как падший ангел с любой из туссентских картин. Поневоле вспомнилась вереница его признаний, и Регис погрустнел, думая, что он так пока и не познал настоящей любви и заботы. Впрочем, теперь у Геральта была вся жизнь впереди.       По крайней мере, благодаря невероятной удаче, по которой Регис так и не сумел его выпить.       Он был слаб. Даже мерзок, возможно. Его уже упрекали в этом, — в постыдной бесхарактерности, позволившей оступиться и поддаться бесхитростному желанию простых удовольствий. Рядом с этим мальчишкой он показался себе запутавшимся фисштеховым наркоманом, от которых так часто страдали их семьи, отдавая всё во имя борьбы с зависимостью. Боги, он поступился здравым смыслом уже ради течки, чего было говорить о возможной тяге, обострись она в ближайшее полнолуние. От масштабов собственного безволия стало не по себе, и Регис вздрогнул, прижимаясь к горячему телу рядом. От движения Геральт нахмурился во сне, поёрзал щекой на его плече, и под рёбрами что-то сжалось от нежности, прилившей к сердцу.       — Прости меня, — тихо повторил Регис, поцеловав его в лоб, — и, осторожно выскользнув из кровати, принялся отыскивать одежду.       Жаль было оставлять его, — течка утихала, пусть зверь и скулил внутри, требуя продолжать, — но он только укрепился в мысли, что Геральту будет полезнее держаться от него подальше. Как знать, может быть, случись их встреча позже, они смогли бы сблизиться по-настоящему, но сейчас… Что ж, он совершил очередную ошибку. Ещё один промах, с которым придётся мириться его душе, и чудо, что Геральт не стал отплачивать ему за ложь, обернувшуюся раскрытием секрета. Большим чудом было только то, что он ничем за это не поплатился, — а, может быть, это было уроком? Некой проверкой? Как знать. Об этом Регис надеялся подумать уже в пути, перебирая в голове воспоминания по каждой крупице.       Он застегнул красный плащ, натянул на голову капюшон и в последний раз поцеловал белого волка — нет, волчонка из своей сказки. Пусть тот вырастет большим и страшным хищником, как ему и полагается.       Всё когда-то заканчивалось. Ночь сменялась утром, времена года перетекали из одного в другое, и он привык не привязываться к непостоянным явлениям слишком сильно. Ему было достаточно благодарности моменту, подарившему ему несколько приятных воспоминаний, и Регис надеялся, что ведьмак не будет на него за то в обиде. По крайней мере, взамен он всё-таки оставил в этой хижине кусочек собственной души, и ничуть об этом не сожалел. Ему будет не хватать милосердия юноши, простившего ему это малодушие.       Возможно, поэтому Регис решил оказать ему последнюю услугу на прощание. Поискав в корзинке чистый пергамент и карандаш, он набросал записку, оставив ту на обеденном столе:       Дорогой Геральт!       Возможно, ты не осведомлён, но в период течки и гнездования род vampires склонен к повышенной восприимчивости звуков. Наиболее эффективным средством для избавления от экимм считаются разного рода шумовые ловушки и завесы. При желании ты вовсе можешь прибегнуть к кастрюле, надевающейся на палку или штырь. Ветер будет колебать её, и создающийся звук покажется экимме (и, вероятно, тебе) достаточно неприятным, чтобы покинуть территорию.       Искренне надеюсь, что не обременил тебя,       Эмиель Регис       Он ещё не знал, что встретит Геральта снова, спустя годы, на эльфьем могильнике Фэн Карн, и без раздумий отправится за ним. Он ещё не знал, как горячо и крепко полюбит его, этого удивительного человека, ради которого будет готов взглянуть в глаза смерти. Будущее ждало его за горизонтом, заглядывало в приоткрытое окно хижины, но сейчас Эмиель Регис был твёрдо уверен, что покидает юношу навсегда, — и, вне зависимости от мнения Геральта, это было к лучшему.       Потому он всё же уходил без горечи. Предчувствия подсказывали ему, что их встреча случилась не зря. Стоит возвращаться к практике чаще, подумал Регис, закрывая дверцу хижины, всё же люди по-прежнему интригуют своей непредсказуемостью. Уже поэтому хотелось двигаться в завтрашний день лёгким, пружинящим шагом, скорее присущим молодости, чем его возрасту, — он был напитан силой и свежестью с головы до ног, и казалось, что в его силах свернуть горы и покорять миры. Очередное утро апреля Регис встретил с непривычно ясной улыбкой, позволив себе открыть тайну клыков солнцу, его единственному спутнику, и неторопливо направился по тракту прочь.       Наверное, оттого он был уверен и ещё в одном, странном, необъяснимом ощущении, — чувстве, что у них с ведьмаком всё только начиналось.  

***

        — Что, действительно думал, что я не вспомнил?       — По крайней мере, я старался приложить все усилия... Пожалуйста, осторожнее, любовь моя. Регенерация не завершена, и... М-мм...       — Ладно, тут ты прав. Сколько воды утекло... Ну, и какого хрена ты ушёл? Я, может, влюбился бы ещё тогда. Не думал об этом?       — Ох, это был не самый дальновидный из моих поступков, о чём я сожалею. Прости меня, Геральт. Мне действительно не хотелось причинить тебе лишней боли...       — Так, всё. Вижу, что опять начинаешь думать. Ну, иди ко мне. Так хорошо?       — Более чем. Позволь мне поцеловать...       — ...З-зараза. Осторожнее с языком, а то придётся заняться мной. Знать бы, как ты это делаешь... Мастерство не пропьёшь, а?       — Не смешно, Геральт... Нн-гх, почему же ты остановился?       — Нечего высмеивать моё чувство юмора. Пора бы привыкнуть за столько лет, Регис. Между прочим, мне ещё в Фэн Карне подумалось, что где-то я тебя видел...       — Восприму это... хм-м... как комплимент маскировке. Тебе не кажется, что здесь становится жарче обычного?       — Ещё бы. Снимай-ка это дерьмо.       — Боюсь, если Марлена услышит, что ты называешь её подарок... Мм-х, пожалуйста, продолжай...       — Так?       — Б-быстрее...       — А Марлена, между прочим, меня бы поняла. Она в курсе, что такое эти течки. Варнава-Базиль тоже прослушал лекцию, не переживай. Слышишь, как тихо? Все в отпуске за мой счёт.       — Ещё, мой дорогой... Стало быть...?       — Да, мы здесь одни. Проси всё, что захочешь, Регис. Я весь твой. Только кусать в этот раз не буду, даже не думай.       — Вполне здравое решение... О-ох, повтори, ведьмак...       — Твой, бестия. Твой.       — ...Г-ге-е-ра-альт!
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.