Шестнадцать лет назад от текущей истории.
— Я никогда раньше не заключал сделок, — мужчина в костюме, с отглаженной рубашкой и золотыми запонками, к тому же в черных брюках и таком же пиджаке, стоял перед еще совсем зеленой девушкой, показывая в ухмылке свои белые зубы, — Что ты предложишь мне взамен? Не ребенка? На вид ему лет шестьдесят пять, седые волосы и очень недобрая ухмылка. Ей всего двадцать лет, у нее огненно-рыжие волосы, ярко-зеленые глаза, зеленое платье и такие же туфли, и такая добрая, но грустная улыбка на губах. — Все, что попросите, только не ребенка, — в ее глазах отражается надежда, и это идет мужчине только на пользу. — Ну, в таком случае, как только наступит ваше шестое Рождество, я приду вновь, — улыбается он еще шире, но от этой улыбки ей становится совсем дурно. Что она здесь делает? Она бесплодна, не способна произвести на свет такого желанного ребенка. — Как пожелаешь, — улыбается она, несмотря на все свое отвращение, и в уголках ее глаз появляются слезы. Слезы счастья. — Будьте добры, возьмите свой локон, — и он протягивает руку, — и локон вашего мужа, а то будет не совсем удобно, если ваш муж будет лечить вас от измены. И он удивляется собственным словам, раньше это бы его позабавило, но, видимо, из-за предстоящих родов собственной жены он смягчился. — Как пожелаешь, — она берет со стола кинжал, откидывает назад волосы, а затем отрезает локон. Волосы отрастут, но боль в ее сердце никогда больше не утихнет, мысль о том, что ей придется разлучиться с сыном, угнетает ее еще больше. Она вкладывает локон в чужую ладонь, по пути оставляя кинжал на столе, а затем достает мешочек с волосами мужа. — Прекрасно, — улыбка становится шире, и ладонь накрывает макушку. Яркий свет просвечивает сквозь ее пальцы, и не остается ничего, кроме пустых ладоней. — Увидимся через шесть лет, миссис Твик, — и он исчезает в клубах дыма цвета крови. — До скорой встречи, Румпельштильцхен, — поджимает она губы, как-то печально глядя на то место, где когда-то стоял темный маг. Дремучий лес вторит детскому крику, любопытство ребенка привело его в беду, но у каждой беды есть своя история. Твик сидел на небольшом пне, когда-то бывшим деревом, но в итоге срубленном — и это был конец прошлой жизни. Мальчик лил слезы и громко всхлипывал, сопли текли из его носа, при этом он все время звал маму и папу, но никто не приходил. Солнце уже становилось закатным, еще пара часов и наступит полная темнота, мальчика трясет от холода, но из-за собственного плача он не может ни о чем думать. — Если будешь плакать, горло заболит, — ласковый голос женщины достигает ушей Твика, и он замолкает, сдавленно сморщив нос и втягивая сопли. Он поворачивает голову, и перед ним появляется женщина в черных лохмотьях, похожих на платье, светлые волнистые волосы и ярко-алые губы выделяются на ее бледном лице. Но почему-то Твик не испугался ее, наоборот, улыбнулся, все еще продолжая шмыгать носом. — Ты потерялся, — она неторопливо подошла к нему, затем присела перед ним на корточки, взяв в свои ладони чужие, маленькие, — меня зовут Грила, а тебя? Она улыбается, когда Твик не сопротивляется, более того, не отдергивает руку от ее теплых, как ему кажется, ладоней. — Твик, — говорит малыш и встает с пня, обхватывает шею незнакомки своими маленькими ручками, встает на носочки из-за небольшого роста. Женщина удивляется, но только хлопает мальчика по спине. Удивительно, как быстро она заслужила его доверие, но Твик просто уверен, что женщина — самое доброе существо в этом жутком лесу, который начинает погружаться в вязкую тьму. — Ну что, Твик, поищем твоих родителей? Ты ведь хочешь к ним, правда? — все еще мягким и ласковым голосом говорит женщина и подхватывает Твика на руки, держа его одной рукой под ноги, а другой ладонью поддерживая за спину. И он отвечает кивком, после чего прижимаясь еще сильней. Она впервые видит такого ребенка, и более того, она удивлена, что рада этому. — Ваш сын рад, что у него такая мама, — теперь ее удивили не только объятия, но и речь, которая выходила из уст маленького мальчика, — он рассказывал мне о вас. И смотрит в удивленные глаза, в свои зеленые, словно читая ее душу. — И как он поживает? — Улыбка вновь появляется на ее лице. Неужели она встретила медиума? Грила ступает по сугробам, но не падает, более того, не оставляет за собой следов. — Он в лучшем мире! — радостно говорит он, все еще обнимая женщину за шею. Несмотря на то, что Грила живет уже более тысячи лет, она впервые видит, чтобы кто-то говорил о ее сыне. Даже дети Рождества не знали, что случилось с ее ребенком. — Я рада за него, — хотя улыбка и тронула ее губы, она была такой печальной, что ей впервые захотелось плакать. Слишком много было этого «впервые». — Пойдем, найдем твою маму. — Пойдем, — он положил голову на чужое плечо и прикрыл глаза. Сон звал его в свои объятия. Может быть, это ее магия? — Твик! Твик! — Женский голос эхом разнесся по лесу, но кроме собственного эха она ничего не услышала. И она никого не находила уже более трех часов. — Здравствуй, сестра, — миссис Твик обернулась на голос и испуганно посмотрела на женщину, которая держала на руках своего спящего сына. — Вы… то есть, вы… вы не заберете его, — она знала, кто такая Грила, та, которая защищает всех детей, нуждающихся в ее помощи. — Не волнуйтесь, этот ребенок так любит вас и вашего мужа, — на последних словах она скривилась, почти выплюнув яд, — что я не могу забрать его без его воли. И это действительно было так. Елена подошла к женщине, протягивая руки, чтобы забрать ребенка. — Я не помешаю? — раздался незнакомый мужской голос. Грила, передававшая ребенка, резко встала перед Хелен, закрывая ее собой. — Что здесь делает Румпельштильцхен? Неужели он снова открыл сезон охоты на детей? Из сказки в реальный мир, и ты думаешь, что можешь сделать все, что угодно, с помощью своей магии? — О, милая, в чем же смысл? — Он выжидающе уставился в глаза Грилы, в которых отражался гнев — и она была готова вцепиться в него ногтями и выцарапать глаза. — Это он для меня. — раздается голос из-за спины женщины, и Хелен быстро, отдав ребенка обратно женщине, смотрит умоляющими глазами, казалось, передавая ей всю свою боль, — отведи его к моему мужу, пожалуйста, — и затем быстро оставляет поцелуй на щеке ребенка, и, как по волшебству, мальчик открывает глаза, — О, дорогой… Хелен крепко обнимает ребенка и тут же отпускает. — Хватит твоих нежностей. — он подхватывает женщину сзади под локоть, а другой, свободной рукой, проводит ладонью перед мальчиком, который рушится на руки Гриле. — Что ты наделал? — спрашивают женщины в оба голоса, одна из них прижимает мальчика к груди, но в ответ получает лишь ухмылку. — Как что, дал ему сон. — и они обе исчезают в черном тумане, прежде чем Грила начинает возмущаться. Грила никогда не забудет этот день, и Твик тоже. *** Настоящее время. Молодой человек бежит по заснеженному лесу, музыка преследует его, словно убийца, как какое-то проклятие. Он напуган, он мчится по лесу, но женские голоса все ближе и ближе, все отчетливее и ярче нависая над его миром.Hark! how the bells Sweet silver bells
Тут он видит волка, пасть которого раскрывается все шире, и ему кажется, что он вот-вот будет проглочен.All seem to say, «Throw cares away».
Гномы, которые бегут вместе с ним, весело смеются и озорно поднимают свои топоры.Christmas is here Bringing good cheer To young and old Meek and the bold
Он слышит звон колокольчиков и отчетливый голос девицы.Ding, dong, ding, dong
Перед ним стоит его мать, тот образ, который он запомнил, видел отчётливо.That is their song With joyful ring
Каждый раз она улыбается ему, прежде, чем ей снесут голову гномы.All caroling One seems to hear
Он обхватывает голову руками.Words of good cheer From ev’rywhere
Кричит.Filling the air Oh how they pound,
Его бросает в дрожь.Raising the sound, O’er hill and dale,
И он готов поклясться, что даже несмотря, волк уже раздирает его матушку на куски.Telling the tale, Gaily the ring
И даже сквозь трагичню музыку слышит эту «добрую» песню и рычание.While people sing Songs of good cheer Christmas is here
Волк настороженно идет к нему и Твик просит, буквально сквозь плач, чтоб его спасли.Merry, merry, merry, merry Christmas Merry, merry, merry, merry Christmas
Он хочет отчаянно проснуться, да так, что царапает неосознанно свою щеку.On, on they send On without end
Струйка крови стекает вниз, проходя по скуле и очерчивая венки на шеи от бессилия, злостиTheir joyful tone To every home
— Твик! — его трясет, кто-то действительно трясет его, и он удивленно приподнимается, садится на кровати, открывает глаза и смотрит в такие же удивленные глаза Такера перед ним, — Что с тобой? — Музыка, — он не сводит взгляда с брюнета и повторяет одно слово, словно в бреду, а потом улыбается, — Крейг, это не конец! На этот раз не закончилось! Крейг, которого позвал Твик, теперь был заключен в его объятия. Как он мог так радоваться какой-то бессмыслице? Такер не имел ни малейшего представления, и когда он высвободился из цепких объятий, то посмотрел на улыбающегося Твика, у которого на щеке была царапина. — У тебя этого не было, — сказал брюнет и провел пальцем по царапине, посмотрев на подушечку указательного пальца, где собралась капелька крови. — О, и правда, — Твик прислонил ладонь к щеке, тут же покраснев до кончиков ушей, но краска исчезла, когда к нему пришло осознание: — Вот черт, я, наверное, случайно порезался обо что-то! Он нервно выхватил лист и начал комкать его в своих тонких пальцах. Так он поступал, когда лгал о чем-то, и это не ускользнуло от внимания Такера, но он не станет расспрашивать о подробностях произошедшего. Пока что. — Я буду ждать тебя внизу, иначе мы опоздаем в школу. — Хорошо! Крейг встает с края кровати и выходит из комнаты незнакомца; если Твик и раньше вел себя странно, то сегодня он бьет все рекорды странностей. И почти останавливает сердце Такера. Какой парадокс в жизни, когда оба без ума друг от друга, когда один пытается скрыть смущение и трепет от простых прикосновений, другой прячет то, что зовется страстью. Будь его воля, он бы прижал этого невротика к себе, чтобы переломить его пополам, но он четко проводит грань между желанием и реальными действиями. Со своей стороны, Твик просто комфортно чувствовал себя рядом с ним, отдавая ему все спектры эмоций и понимая, что он оберегает его, Твика от дурных привычек. Например, от кофеина. Ему было около девяти лет, когда он узнал, что отец дает ему наркотики. Был скандал, его отец попросил прощения. Он был один и не мог позаботиться о Твике. Ведь после того, как он нашел его в лесу, без матери, у сына начались припадки. Неопытный родитель. И Твик простил, начал ходить к психотерапевту, принимать антидепрессанты, а если было совсем плохо, то падал во всеобъемлющие объятия Такера, извиняясь потом за такие вольности. Ничего хорошего из этого не вышло; Твик попытался покончить жизнь самоубийством, желая прыгнуть со скалы во время их похода, но МакКормик остановил его как раз вовремя, и, к счастью, уберег от ошибки. — Так куда мы идем? — спрашивает Твик, не отрывая глаз от дороги, и тут же находит камешек, отправляя его в полет носком ботинка. Кажется, он приземлился рядом с чьим-то гномом. — К Токену, пока его родители ушли в город за билетом. Он всегда держит Твика рядом с собой, так как помнит этот инцидент, все еще злится, но не может ничего сделать, кроме как покровительствовать ему. — Неужели они все-таки уезжают на курорт? — Да. Дальше они шли молча, — в их компании за семь лет это было обычным делом. На щеке Твика красовался пластырь с цветами — единственная вещь в его доме, которую нашел сам Крейг. Даже если бы Твик сказал ему, что поранился во сне и это оказалось реальностью, он бы поверил, но решил бы, что это очередной бред. Прибыв в указанный дом, переступив порог и оставив обувь на ковриках, молодые люди прошли в зал, который пестрел всевозможными рождественскими украшениями, что уж говорить о венках на дверях с колокольчиками и красной ленточкой, завязанной в бантик, о елке, пушисто стоявшей в углу, с шарами, украшенной множеством гирлянд, мишурой и радугой? Твик задавался вопросом, как бы им в минуту развлечения не испортить убранство дома Блэков. Такер оставляет Твика в комнате для гостей, а сам идет помогать друзьям. Он знает, что блондин не уйдет, и что он будет ждать прихода Такера. Так он и сделал; он действительно ждал Такера, сидя на одном из диванов, с ручкой и блокнотом в руках. Если Твик любил литературу и историю, то Такеру нравились математика и физика, и оба они в чем-то подтягивали друг друга. Впервые Твик мечтал быть хоть в чем-то ровней парню. Да, у него была мечта стать писателем. Особенно ему нравилось сочинять стихи.В этом мире я один,
Но ты — моя звезда…
Это звучит на одной странице, и он в очередной раз зачеркивает строки синей пастой. Сейчас бы заиграла музыка, но он забыл наушники, поэтому не может по-настоящему слушать и ловить вдохновение. Он не слышит гула за окном и дверью, он не слышит даже собственного сердца, только случайные строчки, как у безумца в бреду, крутящиеся в голове и пытающиеся вырваться наружу.Он был тем, кем не являлся, Он был тем, кто всегда боялся. Даже собственная тень, Вселяет его в ужас. И день за днем, И ночь за ночью, Лишь отклик разума угас, Он навсегда покинул нас.
Он вздрогнул, только подумав об этом, когда увидел голову блондина в дверном проеме, а затем пронзительные голубые глаза Маккормика, ему всегда казалось, что они читают его, как книгу. — Почему ты здесь один, а не с Факером? — Мне и одному хорошо, — со вздохом ответил Твик, не отрывая взгляда от незваного гостя. — Я нашел собутыльника, давай выпьем по стопочке за счастье, а? — и, без лишних слов, проходит в конец комнаты, занимает место на противоположной стороне от Твика, доставая бутылку из кармана пиджака. Твик смотрит на черную бутылку с белой этикеткой. Комок, стоящий в горле, он сглатывает, неловко улыбаясь. — Нет, я не хочу, — дергается он, как раз когда Кенни протягивает бокал. — Не волнуйся, только один, и я пойду, — и тут он смотрит в его зеленоватые глаза, читая там страх и само желание все бросить, просто согласиться, но Кенни идет на компромисс: — Я обещаю. И это успокаивает Твика, возможно, но не настолько, чтобы он действительно поверил в Маккормика, как Иуда в Иисуса. Он дергает плечом, стоит разлить красную жидкость по принесенным им бокалам. Почему не шампанское? — Почему не шампанское? — Он берет бокал в ладонь, обхватывает его двумя ладонями и прижимает к груди. Его собственный вопрос звучит странно. — Потому что его уже нет в этом доме, — и под словом «нет», означает, что его выпили, — ну что же, за предстоящий праздник Рождества! Твик уже сбился со счета, какой по счёту идет бокал вина, сознание медленно угасает и ему кажется, что стол плывет по наклонной, от чего сам склоняется словно неваляшка на бок. Но его подхватывают сильные руки, не давая упасть, до ушей доносится голос Крейга, от чего Твик улыбается. Флэшбек. — Для чего тебе мой сын? — женщина, уже давно вошедшая в возраст более тридцати лет, с синевой под веками, сидела за столиком и вышивала, — Не просто же так, по доброте душевной, ты оставил меня жить. — Миссис Твик, — мужчина заводит руки за спину, кладя их друг на друга и сжимая после в кулаки, смотря куда-то вдаль, в окно, словно кого-то ожидая. Видимо Сторибрук шёл в шаг со своим временем, совершенно при этом не меняясь. — Я бы хотел видеть сына не меньше вашего, — последнее он выдает с какой-то жалостью в голосе, отчего сердце женщины на миг сжимается, но она не верит ни единому слову, сказанному тёмным магом, — вы можете мне не верить, — он будто подтверждает её собственные мысли, отчего взгляд зелёных глаз устремляется на него, в его, старческий и помотанный временем, — но вы увидите своего сына лишь заключения с ним сделки. Рука дрожит, выступают слезы, в горле появляется ком, неужели так оно и будет? Наше время. — МакКормик, твою дивизию, обязательно нужно его было спаивать до такого состояния? — Он сам продолжил, я виновен лишь в том, что предложил. — в голосе звучат крайне веселые нотки и Кеннет покидает их общество, икая и пошатываясь в разные стороны, вот-вот и точно свалится. Твик, который признал Крейга своим спасителем, глупо улыбался, словно он увидел не иначе что-то неизведанное, прекрасное для своего взора. — Ну а ты чем думал? — его лицо охватывают обе ладони, да так, что губы приобретают схожесть с бантиком, а сам блондин уже улыбается взглядом. И Крейга ничего не остаётся, кроме как выпустить из захвата, но это было его роковой ошибкой. Словно по-детски, едва ощутимо, Твик прикасается к чужим рукам, делая шаг к разрыву тех отношений, в которых они были ни друзьями, ни возлюбленными, перенося во что-то большое. Крейг опускает ладони на чужие плечи и шепчет онемевшими губами, а у самого как у Твика, сердце колотится и в животе нарастает ощущение, словно пружина сжимается и вот-вот выпрмится. — Дурной, что же ты делаешь, — взгляд синих глаз тускнеет и ему кажется словно, они приобрели тёмный оттенок, но Твику все равно. Он уже потерял себя в этих омутах, в которые заглядывает, словно ища там спасение, не иначе, а когда находит, обратно тянется к чужим губам, соприкасаясь, не давая вырваться, переграждая путь к отступлению, просто охватив за чужую шею рукой. И Такер сдался. Поцелуй выходит мягким, насколько это возможно для обоих, которые до этого не то, что не целовались, так вообще ничего из разряда простых прикосновений не осваивали. Это на уровне желания и инстинктов. Storybook. В это же время. — Началось, — пальцы проходят по поверхности старой тумбочки, обшарпанной и многовековой. — Что началось? — в дверном проеме появляется ещё один человек, но на этот раз женщина, шатенка, улыбается так, будто увидела самое дорогое в жизни, не иначе. — Ох, Бэлль, как поиски нашего дитя, они что-нибудь нашли? Но ответом на его вопрос, отвечают лишь грустной улыбкой, а в глазах такая боль, что тёмный кривится. В глубине души, он знает, что виноват, но никогда не признает этого. Утро следующего дня. Голова раскалывалась так, словно кто-то настойчиво стучал по ней кувалдой не переставая. Теплая, но в тоже время тяжелая рука обнимала его за пояс, не давая не то, что встать, но и хоть как-то пошевелиться. Чтоб он, да еще раз, да с Кеннетом выпивал, да ни за какие шиши. Никогда. Рядом лежал Такер, мирно посапывая куда-то в подушку. Кадры прошедшей ночи и его пьянки словно тоненькие нити его воспоминаний, возвращались обратно, давая понять, что он вчера сделал. Улыбается, краснеет и тут же зажимает ладонью рот, чтобы не начать кричать о том, что он в данный момент самый счастливый. Голова решает вернуть его в сознание, в реальность и Твик выбирается аккуратно из объятий, чтоб встать, не разбудить и подойти к бутылке с водой, видимо кто-то вчера позаботился о нём. Утолив собственную жажду, Твик направляется к окну, выбираясь аккуратно из чужих объятий, оставляя лишь короткий и невесомый поцелуй на щеке, словно бабочка, которая забрала нектар. За окном уже поднималось солнце, но взгляд натыкается на черный силуэт напротив, Твик щурится, потирая глаза подушечками пальцев и тут же вскрикивает. Сна сегодня не было. Его волк из снов смотрел на него, поблескивая серым взглядом, — он вновь потирает глаза, — громадный волк не исчезает, а только скалится, заглядывая Твику прямо в глаза. В сознании уже звучат колокольчики, он обхватывает голову руками, а из уст разносится протяжное и хриплое звучание крика, да такого, что Такер вскакивает на кровати. — Твик? Сонный голос казалось бы доносился до ушей блондина, но в его состоянии он этого не слышит, ничего, кроме того, что его «фантазия» ожила прямо на его глазах, а музыка все продолжала играть в его голове. — Твик?! Теперь в голосе звучат нотки беспокойства, Крейг, путаясь в пододеяльнике, все-таки вылазит, подлетая к блондину и обхватывает его за плечи. Ужас застыл в зелёных глазах и Такер смотрит туда, куда и Твик. Но ничего не видит. Он не видит того, что видит сейчас Твик. Очередной приступ? Побочный эффект? Нет, он уверен, что у Твика есть на это какие-то причины. За дверью уже доносятся быстрые шаги и чьи-то возгласы, Такер обнимает Твика и прижимает к своей груди, заглушая пронзительный крик. — Ребята, что тут у вас…— дверь отпирается и на пороге появляется Токен. Такер на него не смотрит, он успокаивает Твика как может, поглаживая по плечам, макушке, зарываясь и перебирая пряди волос на голове. Казалось бы это утро должно было быть прекрасным для них, но жизнь подкидывает свои неожиданные сюрпризы.