Синдром здравого смысла

      Она не любит отдавать ему должное, но Таролог чертовски изобретателен.       Фантазии ему не занимать, а уж в том, что касается наказаний, и вовсе нет равных. Селена ни за что не признает это вслух; впрочем, и не нужно. Таролог знает каждую её мысль наперёд, и — Селена уверена — это откровение его позабавит.       Её друзья погибли в Королевстве Теней, родители — живые или нет — остались там же. Таролог посчитал, что Селена не смогла искупить свои грехи, и отправил её домой ни с чем. Сначала она даже обрадовалась, как полная дура, а потом осознала, что одиночество стало её очередным испытанием. Не такое, когда остаёшься в своей квартире ради эмоциональной перезарядки, вовсе нет. Скорее похожее на ощущение провала под лёд: думаешь, будто можно выбраться по щелчку пальцев, а потом понимаешь, что не контролируешь ситуацию.       Никогда не контролировала.       Селена равнодушно заваривает чай — от кофе пришлось отказаться, сон для неё и без того редкий гость. Заливает кипяток в две чашки: одна для себя, другая для Таролога. Селена теперь хорошая девочка: играет по правилам, ходит по струночке. Даже не посылает Таролога ко всем чертям самыми красноречивыми фразами. Жаль только, что ему это больше не нужно.       Розовая лента для волос, подаренная матерью, лежит на стуле — там, куда Селена ни за что бы её не положила. Такие странности уже не вызывают вопросы; в этом мире, так похожем на привычный Бостон, вещи постоянно меняют местоположение сами. Сначала это сводило с ума, но теперь Селена привыкла. Таролог как-то обозвал её тараканом — за умение приспосабливаться к любым условиям, видимо. Селену такие глупости уже давно не обижают; честно говоря, она позволяла себе выражения и похлеще.       Лента — единственное напоминание о прошлом путешествии. Селена редко её достаёт. Но это — всё, что у неё осталось. Воспоминания и дурацкая лента.       Свет в квартире моргает, лампочки начинают тихо потрескивать. Из груди вырывается облегчённый вздох — кому-то сегодня везёт. — Как дела, Лилит?       Таролог пахнет пылью Тотспела, лесом Долины и морозным воздухом Королевства Теней. Запахи действуют как триггер, но Селена держит себя в руках. Когда он снисходит до разговора с ней, она заплакать от счастья готова. Между ними — ненависть да желание доказать свою правоту, и ничего не может быть хорошо, пока Селена заперта в его персональной коробке с поводком на шее. И всё же она радуется его коротким визитам как ничему другому. Готова подчиниться и услужить.       Это кажется странным. Но она умная девочка: читала книжки, смотрела фильмы. Знает, что за связь может возникнуть между пленником и захватчиком, вот только знать и чувствовать — разные вещи. — Всё отлично, спасибо.       Конечно, она врёт. Конечно, он не делает вид, что верит. — Смотри, язык проглотишь.       Таролог занимает кресло напротив, берёт в руки чашку чая. Он никогда не пьёт его — Селена даже не уверена, что ему это нужно, — просто удерживает на весу. Может, ему нравится тепло. Может, делает это из элементарной вежливости. — Не очень-то прилично жаловаться на свои проблемы.       Он громко смеётся в ответ. Реплики Селены постоянно его смешат; вероятно поэтому он время от времени скрашивает её горькое одиночество. Или для него это сплошное удовольствие — издеваться над ней. Она не против в любом из случаев.       Таролог — загадка для неё. И в то же время Селене кажется, что она знает его лучше кого бы то ни было. — А ты, значит, теперь о приличиях задумалась? — Я теперь о многом задумалась и многое поняла. Ты удивишься. — Сомневаюсь. — Не веришь, что я могла измениться? — Верю, что это не так.       Селена сердито откидывается на спинку стула. Таролог постукивает пальцами по чашке.       Руки у него — чёрные, как беспросветная тьма в капюшоне пурпурного плаща. Но изящные, с длинными пальцами и ещё более длинными когтями, как у монстров в комиксах. Его сущность — очередная загадка, хотя важность именно этого ответа сильно ушла на второй план. У Селены есть и другие, более значимые вопросы. — Верни меня домой. — Ты уже дома. Это твой город, твоя квартира.       Таролог снова разражается смехом, а Селена в ответ лишь недовольно дёргает губой. Сам пошутил, сам посмеялся. Может, если бы она плеснула бренди в свой чай, разговор пошёл бы по-другому. — Они не говорят со мной. Не смотрят на меня. Не откликаются. Это сводит с ума, — признаётся Селена. Жалостью его не задобришь, но попытаться всё равно стоит. Она на многое готова, лишь бы вырваться из ожившего кошмара. Лео Ди Каприо уже давно описывал это ощущение: будто стоишь посреди толпы, кричишь во весь голос, но никто не слышит. Селена и подумать не могла, что Таролог исхитрится воплотить это в жизнь. — Ты не любишь людей. Получила то, о чём мечтала, а теперь нос воротишь.       Она усмехается в ответ — это, видимо, нервное, — он усмехается вслед за ней. — Скажи, что нужно сделать, и я сделаю. — Звучит вяло и неубедительно, но Селене плевать. Сначала просить было сложно, теперь она делает это на автомате. Она не сдастся, но устать от такого может каждый. — Почему ты так уверена, что сделаешь? В прошлый раз не справилась. — Надежда умирает последней. — А знаешь, кто умирает перед этим? — Смерть лучше такой жизни.       Блеф такой неумелый, что даже смешно. Она отчаялась, но не настолько, чтобы решиться на что-то подобное. Не за этим она выгрызала себе путь наверх с самого детского дома. Пусть её ненавидят, пусть Таролог и дальше придумывает издевательства, она не опустит руки. Пойдёт по головам, но добьётся своего. И умрёт только в глубокой старости, зная, что сделала всё возможное. А в аду уже разберутся, кого куда.       Таролог многозначительно кивает, будто слышит её мысли. А может, так оно и есть.       Она завалила его проверку. Снова. — Ну а ты? — нагло интересуется она. — Что нужно тебе? Если дело сделано, если я окончательно и бесповоротно упустила свой шанс, почему ты приходишь сюда?       Таролог молчит в ответ, что, вообще-то, не очень свойственно для него, и Селена нервно покусывает ноготь, прикидывая варианты. — Зачем создавать мир, в котором я — невидимка для всех, сводить меня с ума молчанием, но потом появляться и скрашивать мои вечера? Оттягиваешь момент, когда я совсем слечу с катушек?       Он медлит с ответом, но когда низкий голос, наконец, заполняет комнату, Селена думает, что лучше бы он молчал. — А если ты уже слетела с катушек?       Дурацкая чашка выпадает из рук, чай пачкает дорогой ковёр.       Селена не могла себе это придумать. Да у неё на такое фантазии не хватит. Таролог не может быть плодом её воображения: он же сидит напротив, держит чашку. Пусть потом и ставит её на место, оставляя содержимое нетронутым… Но он же говорит с ней. Как она может разыгрывать реплики сразу за двоих?       Она падает на колени, жёсткий ковёр царапает кожу до ссадин. Тянется к Тарологу, хватает его мантию — мягкую, непослушную, как вода. Ткань преображается, удлиняется, формируя щупальца, и те обхватывают её запястья. Крепко и до боли.       Селена с облегчением роняет голову — туда, где, по идее, должно быть бедро Таролога.       Она чувствует его — это прекрасно. Она не может сойти с ума; что может быть хуже, чем не уметь отличить реальность от вымысла? И всё же она его чувствует. Галлюцинации не могут быть такими полноценными, когда запах пыли и хвои бьёт в нос, когда кожа горит от трения, а пальцы немеют от крепкой хватки. Когда он злобно смеётся, довольный, что в очередной раз напугал её. — Зачем ты это делаешь? — спрашивает Селена бесцветным голосом. — Ты и так привязал меня к себе. Зачем каждый раз тыкать меня лицом в своё превосходство? — Потому что ты глупая корыстная девочка. Отворачиваешься и убегаешь, если дать тебе то, что ты захочешь.       Селена вскидывает голову, вглядывается в беспросветную тьму плаща. Как будто она сумеет отыскать там глаза. — Глупых детей воспитывают не только кнутом, но и пряником. — И какой пряник ты хочешь попросить?       Его голос звучит иначе — так, будто он улыбается и говорит одновременно. Селена сглатывает, но не отводит взгляд. — Прикоснись ко мне. Заставь поверить, что это правда.       Когтистая рука тут же касается её щеки, небрежно и стремительно, наверняка оставляя следы на бледной коже. Селена это чувствует: солёные слёзы скатываются по лицу, и свежие царапины пощипывают от неприятного контакта. Её руки всё ещё во власти щупалец, коленки неприятно саднят, но она не двигается.       Ей нравятся прикосновения. Но она так давно их не ощущала, что сейчас попросту теряет голову.       Это приятно — знать, что ты не одинок. Чувствовать рядом с собой кого-то ещё.       Она всхлипывает и зажмуривается. — Ты жесток. — И всё же делаю для тебя исключение.       Таролог больно дёргает её за волосы, и Селене приходится задрать голову. В наступившей тишине она вдруг чувствует себя неловко; поза у неё компрометирующая, но она не имела в виду ничего такого. — Закрой глаза, — командует Таролог. — Я хочу кое-что попробовать.       Селена подчиняется — сегодня она не смеет ему перечить.       Щупальца проникают под её одежду, касаются груди, обвиваются вокруг бёдер и шеи. Немного щекотно, но в целом странно. Она чувствует себя беспомощной: не может пошевелиться, не рискует открыть глаза, хотя очень хочется. Таролог понимает её без слов, и ей на веки ложится лёгкая повязка.       Селена не видит, но знает, что это — та самая розовая лента. Остроумно. В Тарологе столько иронии, что её можно сцеживать в баночки. — Назовёшь меня настоящим именем? — «Лилит» тебе больше подходит.       Селена облизывает пересохшие губы, когда голос Таролога звучит совсем рядом. — Но сегодняшний вечер полон исключений. — И уступок.       Она хмыкает, старается держать лицо, но её сердце вот-вот выскочит из груди. — Я перед тобой на коленях, голая и неподвижная. Кто бы говорил об уступках.       Селена вскрикивает, когда вдруг оказывается прижатой щекой к дивану. Чужое дыхание щекочет затылок, щупальца настойчивее рыщут по телу, украдкой касаясь сосков и клитора, скользя по внутренней стороне бедра так, будто там им самое место.       Таролог склонился над ней — Селена чувствует обжигающий холод в том месте, где металл его кулона прижимается к спине. — Скажи мне, Лилит, о чём ты попросила меня сегодня?       Она сглатывает и открывает глаза, хоть через ленту ничего не видно.       О таком она его точно не просила. — Прикоснуться ко мне. Но ты пошёл дальше. Зачем?       Тяжёлая рука падает ей на поясницу. Острые когти играючи поглаживают кожу, и это место буквально огнём горит. Тело Селены накалено до предела. Но она ждёт; его ответы значат больше любого физического контакта. — Ты сказала, что я привязал тебя к себе. Можешь поверить, что ты сделала то же? — Чушь, — глухо отзывается она. К ней никто не привязывается. Она озлобленная, вспыльчивая и раздражительная — Таролог неустанно напоминает ей об этом.       Но, может, он имеет в виду что-то другое. Он любит говорить загадками. И придавать своим словам двойной смысл — эта привычка крепко в него вросла.       Мысль обрывается, когда Таролог входит в неё.       Селена никогда не задумывалась об их сексуальной связи. Не представляла, как именно существо вроде Таролога занимается сексом. И теперь она лишь на мгновение пытается нарисовать в голове образ того, как они выглядят со стороны. Надолго удержать картинку в голове не получается — Таролог буквально выбивает из неё эти размышления. Он берёт её грубо, рельефная обивка дивана наверняка отпечатается на щеке.       Селена никому раньше такого не позволяла. Но и ни с кем другим у неё такой связи не было.       Это глупо, иррационально даже, но она счастлива угодить ему. Как будто последний кусочек пазла наконец встал на своё место.       Она вздрагивает, когда Таролог убирает волосы с её лица. Он останавливается, замирает глубоко в ней, и Селена пытается сжать бёдра. Колени дрожат от напряжения, саднят от трения с ковром, но лёгкая боль совсем не отрезвляет. — Ты молодец,— голос Таролога гремит над её ухом. — Мысли двигаются в правильном направлении. Ты молодец. Се-ле-на.       Она кричит, задыхается от нахлынувших эмоций, раз за разом сжимается на нём и переживает, как бы не упасть куда-то вниз, потому что она давно уже не испытывала такого облегчения. Но Таролог удерживает её на месте — спасибо ему за это. Вслух она за такое ни за что не поблагодарит, как бы сильно не натягивалась связь между ними.       Селена приходит в себя на диване, воздух холодит влажную кожу — кажется, времени прошло достаточно. В квартире пусто — Таролог испарился, как делает, в общем-то, всегда. Обиды нет — сегодня и правда было достаточно уступок.       Странные у них отношения. Но она точно слышала о чём-то эдаком — кажется, умные люди на Дискавери посвятили этому целую передачу. Они называют это Стокгольмским синдромом или Синдромом здравого смысла. Грубо говоря, пленник начинает испытывать симпатию к агрессору. Забавно, что связь может работать в обе стороны. Вообще-то, в каком-то смысле это даже иронично.       Уставившись на чашку с остывшим чаем, Селена усмехается.       Она не любит отдавать ему должное. Но Таролог удивляет её каждый раз.