Каждый четвертый

Каждый четвертый, заявил Эллис. Заявил это с таким убеждением, как будто был уверен в этом, уверен в себе, а потом переключился на что-то другое, не обращая внимания на беспокойные взгляды, которыми они вчетвером обменялись после этого: он, Стью, Пол и Джордж. Они больше не поднимали эту тему, и прошло уже несколько дней, но Джон продолжал думать об этом. Не мог перестать думать об этом. Каждый четвертый. Они только что приняли кое-что — это все Эллис и его фокусы, — даже Пол, который поначалу сопротивлялся. Пола всегда нужно убеждать. И Джон обнаружил, что это не так уж сложно сделать. По его телу пробегает приятный гул, пьянящий кайф, ему нравятся такие ночи, как эта: приглушенный свет, распахнутые окна, легкий ветерок, ставшее теплым пиво, разлитые по квартире потоки разговоров, которые ему действительно кажутся интересными. Пол чуть поодаль, кивает и бренчит на гитаре у себя на коленях так бездумно, что, возможно, даже не осознает этого. Стью с перепачканными углем пальцами и Джордж, сдерживающий ухмылку. Он ждет, пока Эллис ускользнет на кухню, ждет еще немного, а затем следует за ним. Небрежно, руки в карманах; делает вид, что удивлен, увидев его там. Эллис криво улыбается ему. — Кажется, у вас закончились чистые стаканы, — говорит он, наполняя пустую пивную бутылку водой, и Джон пожимает плечами, отвечая: — Честно говоря, не уверен, что у нас вообще были чистые стаканы. Эллис поднимает бутылку в тосте и произносит: — Бедняк, довольный жизнью, владеет состоянием. Джон фыркает. — Лучше быть неприлично богатым и неудовлетворенным. — Он выпивает, смахивает конденсат большим пальцем и добавляет как бы между делом, словно он не был поглощен этим: — Думаю, ты ошибался и в других вещах. — О? Он не смотрит ему в глаза. — Ну знаешь, каждый четвертый… Этого не может быть. Просто нас здесь с полдюжины, и никто из нас… Эллис издает задумчивое хмыканье, что раздражает больше, чем любое опровержение, которое он мог бы сделать. — Я бы знал, — говорит Джон. Он даже не знает, почему это говорит. Почему он так настойчив. — Уверен? — спрашивает Эллис. Он спокоен и расслаблен, в нем вообще нет никакой борьбы, в отличие от Джона, который стискивает зубы столько, сколько себя помнит. До сих пор ему нравилось это в Эллисе. — Да. — Джон откашливается и продолжает: — Я бы знал. Его группа, так ведь? Его квартира. Его приятели. Его… ну ладно. — Хорошо, — пожимает плечами Эллис. Он направляется к двери, по дороге чокается бутылкой с бутылкой Джона, «твое здоровье» вяло произносит он и останавливается, изучая его. — Разве это важно? — спрашивает он, а затем уточняет: — Для тебя это важно? Он выходит из комнаты прежде, чем Джон успевает ему ответить. Наверное, это к лучшему, потому что в голове у Джона тупо пусто. * Он падает на диван рядом со Стью. — Не мог мне захватить бутылку? — произносит тот. — Сам возьми, — рявкает Джон и видит, что Стью ошеломлен внезапной резкостью в его голосе. Он замолкает и отдает свое пиво в качестве извинения. Неподалеку Пол все еще перебирает бессмысленные аккорды, сливаясь с фоновым гулом болтовни, разносящимся по всей комнате. Иногда он бывает таким, рассеянным, словно в тумане, с музыкой в руках. Он думает сходить за своей гитарой, расшевелить остальных, сыграть что-нибудь, но прежде чем он успевает пошевелиться, Эллис снова оказывается рядом, сползая по стене рядом с Полом, достаточно близко, чтобы их колени соприкасались. Пальцы Пола все еще на струнах. — Не останавливайся из-за меня, — говорит Эллис, и Пол издает легкий смешок, прежде чем продолжить, но теперь он делает это намеренно, более эффектно. Прежде он делал так на вечеринках, чтобы попытаться склеить девчонок, его черные джемперы и исковерканный французский обычно помогали. Эллис ухмыляется. — Ты хорош. Сам я так и не научился играть. Хотя хотел. Пол снова делает паузу. Как будто он что-то обдумывает, только Джон не знает, что именно. — Ясно, — говорит он и передает гитару. Эллис с удивлением берет ее, а Пол начинает поправлять его руки. Пальцы переплетаются; Джон знает, что ему не следует смотреть, не следует уделять этому столько внимания, но он не может заставить себя остановиться. — Урок номер один, — говорит Пол, едва переводя дух, и Эллис поднимает глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, — не играй на гитаре левой рукой, если ты правша. — Ах, — произносит Эллис. — Полагаю, не все в жизни можно делать и так и так. Румянец заливает щеки Пола. Это завораживает. Джон не уверен, что когда-либо видел его таким раньше, и что-то ужасное разрывает его внутренности, бензедрин подскакивает, в горле становится сухо, как в пустыне. — Джон, ты в порядке? — интересуется Стью, и Джон рявкает на него, чтобы он заткнулся, на этот раз без угрызений совести, и Стью бормочет что-то себе под нос и пересаживается поближе к Джорджу. Итак, он один на диване, с дерьмовым пивом в руке, наблюдает за Полом и Эллисом, делая вид, что не смотрит, и все, что ему нравилось в сегодняшнем вечере, вылетело у него из головы, и он даже не знает почему. — Стой, погоди, — говорит Пол, кончики его ушей покраснели, но он ухмыляется, и снова перемещает руку Эллиса, они вдвоем дергают струну. Дико фальшиво. — Нет, не так, это паршивый урок… — Нет, — протестует Эллис. — Не недооценивай себя. Это лучше, чем у меня когда-либо получалось. Вот, смотри, — и он снова дергает струну, слишком сильно, слишком громко. Пол все еще смеется. Его легко развеселить, но Джону хочется сказать ему: ты позоришь себя. Ты… ты так это выставляешь. Ты так выглядишь. Знает ли он, как выглядит? — Лучший ученик, — говорит Пол, и Эллис с ложной скромностью отмахивается от него. — Знаешь, мне бы хотелось, чтобы ты как-нибудь поддержал меня. Некоторые из моих вещей, я слышу в них музыку, но не могу ее воспроизвести. Было бы здорово, если бы ты мог сыграть ее. — Ох, — произносит Пол с некоторым удивлением. — Да, конечно, это было бы круто, — а затем внезапно переводит взгляд на Джона — Джона, который уже смотрел, который встречается с ним глазами и моргает, внезапно чувствуя себя пойманным. Пол едва заметно морщит лоб от удивления. Его рот складывается в незаданный вопрос. Но у Джона нет для него ответа. У него даже для самого себя нет ответа. — Здесь немного шумно, — говорит Эллис, — но я уверен, что ребята не будут возражать, если мы займем их комнату… Джон резко встает. Он не может здесь находиться. Он не может находиться здесь и не сказать что-то, о чем потом пожалеет, и поэтому сбегает обратно на кухню, проносясь мимо Стью и Джорджа, которые смотрят на него, как на пороховую бочку, будто молча решают, кто из них отправится на разведку. Он не хочет ни кого из них. Он не хочет быть рассеянным. Он хочет… Блядь. Он хочет. Он открывает еще одно пиво, но не пьет его. Брызгает водой себе в лицо, но это никак его не успокаивает. Каждый четвертый, сказал Эллис, а остальные обвиняюще посмотрели друг на друга, но Джон делал все возможное, чтобы не смотреть внутрь себя, чтобы не увидеть, потому что он не мог… или не должен был… не хотел, если только… Если только он не был настолько глуп, чтобы пойти одному в спальню с таким типом и думать, что это ничего не значит. Если он готов сделать это с ним, тогда, может быть, не только с ним, Господи, был ли хоть какой-нибудь мизерный шанс, что их могло быть двое. Ему нужно знать. Он с грохотом ставит бутылку пива и снова проносится через гостиную, не останавливаясь, когда Стью вопросительно поднимает бровь, в дальнюю часть квартиры, в комнату, которую они делят со Стью, где Пол ночевал с ним, когда был слишком пьян, чтобы добраться домой, прижав плечи и слушая ровное дыхание… Дверь не заперта, но закрыта; Джон без колебаний толкает ее, позволяя себе войти, и он не осознает, что его сердце бьется слишком быстро, пока он не встает в дверях, а Пол и Эллис поворачиваются, чтобы посмотреть на него с противоположных концов кровати. Они не касаются друг друга. Пол взял свою гитару; Эллис раскрыл блокнот. — Джон, — говорит Пол, и, может быть, ему это кажется, но его голос звучит выше, чем обычно. Почти взволнованно. — Какого…? — Мне нужно поговорить с Полом, — заявляет Джон. Он не знал, что собирается сказать, пока слова уже не были произнесены. — Дела группы, знаешь ли. — Ну, — говорит Эллис. — Если это дела группы. На самом деле, он выглядит… самодовольным больше, чем раздраженным. С хлопком закрывает свой блокнот, встает, а затем переводит взгляд с одного на другого. — Знаете, — говорит он, — было бы еще лучше, если бы вы оба сыграли. Как думаете, смогли бы сделать это для меня? Это почти похоже на какую-то ловушку, но Джон не может понять какую именно. — Может быть, — отвечает он, и Эллис улыбается ему, выходя из комнаты. Они остаются вдвоем. Пол все еще на его кровати. — По-моему, немного поздновато для репетиции группы, — говорит Пол, внимательно наблюдая за ним. — И если это действительно то, о чем ты хотел поговорить, то ты забыл половину группы. — Я не об этом хотел говорить, — говорит Джон, и Пол просто кивает. Он рассеянно потирает затылок. — Я подумал… не знаю, я подумал, что, возможно, он пристает к тебе… — Ко мне? И ты что решил? Что я не смогу остановить его сам? — Я не знал, захотел бы ты его останавливать. Полу требуется мгновение, но затем он хмурится. Воздух между ними кажется таким густым, от паров краски, сигаретного дыма и чего-то еще, чего-то нового, из-за чего в груди Джона становится тяжело. — Что ж, — говорит Пол, словно пытается понять. — Если бы я не хотел, чтобы ты… Джон переминается. Смотрит Полу в глаза. — Мне бы хотелось, чтобы ты хотел, — признается он. — Я имею в виду. Просто. Не с ним. Между ними повисла тишина. Ни один из них еще не сдвинулся с места. — Не с ним, — выдыхает Пол, — но с…? Признаться в этом сейчас кажется невозможным, и невозможно не признаться. Это то, что ты не можешь вернуть назад. То, что он не захотел бы забрать обратно. Если что. — Со мной, да, — говорит он в порыве храбрости, или глупости, или и того, и другого. — То есть. Блядь, Пол. Пол все еще смотрит на него. То, как он посмотрел на него, когда Эллис сказал те слова несколько дней назад, изучающе; тогда он избегал этого. Сейчас он этого не делает. — Хорошо, — произносит Пол. — Иди сюда. — Что? Он откладывает гитару в сторону. Прерывисто выдыхает. — Запри дверь и иди сюда. Джон делает, как ему сказали, дважды проверяет ручку, и идет вперед. Садится на кровать рядом с Полом, матрас прогибается под его весом, их ноги прижимаются друг к другу. Электричество трещит по его нервам, как прилив кайфа, но лучше, лучше, потому что это Пол, лучше, потому что это они. — Будет очень жестоко, если ты сейчас скажешь, что смеешься надо мной, — бормочет Пол, ударяясь коленом о колено Джона. — Я не смеюсь над тобой, — отвечает Джон, поворачивается и целует его. Одна рука зарывается в волосы Пола; Пол издает тихий звук у его рта, наполовину удовлетворенный, наполовину нуждающийся, — Эллис читал им стихотворение «легко, легко, сломай меня легко», и все они знали, что он имел в виду, а Джон сидел и слушал, и изо всех сил старался не думать о Поле. Но он может сделать это сейчас, он может получить его, даже испытывает боль от этого, и он обвивает рукой шею Пола и притягивает его ближе. Пол целует его в ответ, так же нетерпеливо, горячие губы скользят по его губам, тепло разливается в животе. — У нас не так много времени, — говорит Пол, уже возясь с одеждой Джона, руки скользят под рубашку сзади, чтобы прижаться к его коже, — они заметят, если нас не будет слишком долго… — Да пошли они, — реагирует Джон, но знает, что Пол прав. А еще знает, сам не понимая, откуда, что позже будет время не торопиться; что у него еще будут шансы исследовать те части тела Пола, которые не может видеть сейчас. Но он не может остановиться, не сейчас, не тогда, когда он только получил это. Когда он так долго этого хотел. Значит, им просто придется действовать быстро. Он наклоняется, чтобы прижаться открытым ртом к шее Пола, заставляя его вздрогнуть, а затем толкает его на матрас, — Пол в его постели, Пол в его постели совершенно по-новому, — и забирается на него сверху. — Все хорошо? — спрашивает он, и Пол отчаянно кивает, стонет, когда Джон прижимается к нему бедрами. Пол поднимается ему навстречу, его ноги раздвигаются так, что Джон идеально проскальзывает между ними, а затем они снова целуются, беспорядочно и неистово, тяжело дыша друг другу в рот. И Джон просовывает руку между ними, и это не должно быть так приятно, не тогда, когда он даже толком не разделся, прошли годы с тех пор, как он кончал просто от того, что терся о кого-то, но к черту это, думает он, к черту все, если это не Пол. * Пол возвращается на вечеринку первым, проскальзывает обратно со своей гитарой, а Джон ждет еще около пяти минут, прежде чем самому выйти из комнаты. Никто не замечает или, по крайней мере, никто ничего не говорит. Он откидывается на спинку дивана, разгоряченный и удовлетворенный, включается в непринужденный поток беседы. Несколько мгновений спустя Эллис подходит и садится рядом с ним. — С делами группы все в порядке? — спрашивает он небрежно; если бы это был кто-то другой, Джон, возможно, ощетинился бы, но прямо сейчас он не может заставить себя беспокоиться. — Ага, — отвечает он. Он принимает напиток, который предлагает ему Эллис. — Все хорошо. Эллис кивает. — Знаешь… — Он делает задумчивую паузу. — Каждый четвертый — это лишь приблизительная оценка; держу пари, что она была бы выше, если бы больше людей были честны… Он не хочет об этом говорить, не тогда и, вероятно, никогда, и откашливается, чтобы перебить его. Но на этот раз это не сложно, никаких поддразниваний, и он наклоняет подбородок в сторону блокнота, который Эллис все еще носит с собой, как предложение мира. — Давай, — говорит он вместо этого, — прочти нам стихотворение, — и Эллис понимающе смотрит на него и соглашается.