Волчонок

Олег блаженно стонет, сползая по горячей от воды керамике, от чего острые коленки — как всегда слегка ободранные — показались из-под пышной пены. В ванной было жарко от приятно пахнущего лавандой пара, плотная устойчивая пена покрывала воду, с которой Волков глупо баловался, делая странные фигуры, а еще по-детски — шапочку из пены. — Ты такой прелестный, — шелестит теплый смех Сережи. Олег запрокидывает голову, придерживая пену на волосах, и улыбается мужчине, который наклоняется, целуя в нос, а затем оставляя на нем немножко пены. — Тебе хорошо, моя радость? — спросил Сережа, присаживаясь на корточки у ванной, убирая излишек пены со лба. — Ага, — довольно жмурится Олег, брызгая немного воды в мужчину. Разумовский недовольно поморщился, но не смог долго злиться на счастливого парня. Он так по нему скучал, что все готов был ему прощать все. Да и это просто была детская шутка, которая на самом деле бесконечно радовала — армия не убила в нем светлое и прекрасное. — Веселое настроение? — спросил, хитро щурясь, Сережа, щелкая по носу. — Ага, — повторил Олег, приподнимаясь, кладя локти на бортики ванной. — Какие у тебя руки, сладкий, — промурлыкал довольно Сережа, кладя ладонь на влажное плечо, сжимая слегка расслабленные мышцы. — И грудь… и ноги… есть не большой плюс от твоей армии. Совсем маленький. — Да, я неплохо раскачался, — усмехнулся с легким самодовольством Олег. — Я, кстати, был очень хорош. — Не сомневаюсь, — ласково произнес Сережа, поднимаясь на ноги. — Я заказал нам еды, скоро приедет. Хочешь поесть на кухне или в постели? — Я бы хотел поесть чуть позже, — улыбнулся Волков. — Тебе жарко или ты смутился? — поглаживая за ушами, спросил Разумовский. Олег сполз обратно под воду по самые глаза, взирая этими глазами очень недовольно. — Давай, котенок, отдыхай, сколько нужно. Но потом обязательно поедим и отдохнем вместе. — Ладно, — фыркнул от воды Олег, стряхивая руками с головы пену. Сережа снова поцеловал мальчика, в этот раз в лоб, а затем покинул его. На душе было невероятно светло, тепло и трепетно. Наконец-то его солнце, любовь, маленький волчонок снова дома. Такой же ластящийся, нежный, местами осторожный — как будто не было этого тяжелого года. Эмоционально ему было тяжело — не понимать, что происходит с его любимым, как он, а еще самый страшный вопрос. Что с ними будет после? Сколько историй о том, что армия разрывает пары, что ждущие не дожидаются своих любимых, что вернувшиеся не возвращаются теми, кем они были до. Что все меняется на столько радикально, невозможно снова вернуться в отношения между людьми. Пока у них все было хорошо. Пока они снова сталкивались друг с другом в неловких жестах и прикосновениях, учились друг у другу новым привычкам, таким мимолетным и странным. Они оба поменялись, изменились, потому что время всегда работает над человеческим духом и телом. Общество постоянно сменяется, оставляя на каждом встречном своей след, отражающийся в приобретенных или потерянных привычках. Но Сережа был счастлив. Он готов был учиться, снова узнавая волчонка, которого когда-то непонятным порывом выбрал из безликого списка, снова его приручая, приучая к себе. Хотя сейчас будет явно намного проще. Олег сам ластится к нему, выйдя из ванной в запахнутом пушистом халате. Обвивает руками, тычется носом в шею и щеку счастливым щенком, довольно щурящийся и улыбающийся. Он стал шире и явно сильнее, но не настолько страшно, какими бывали раскачанные мужики после зала. Нет, он все еще был невероятно ладный, сильный и стройный. Прекрасный молодой мужчина. — Как ты быстро вырос, — с ноткой ностальгической грусти вздохнул Сережа, сжимая парня в своих руках. Олег мягко рассмеялся, скользя губами тонкой коже чужой шеи. Мужчине щекотно и одновременно волнительно. Как давно они не были рядом, настолько рядом, как сейчас, в чувственном объятье, легких, но ощущаемых касаниях, которые снова делали из них любовников, возлюбленных, а не просто близких людей. Сережа оставил легкий поцелуй на губах Олега, отпуская его и выпутываясь из его рук — привезли еду. Волчонок обиженно нахмурился, не желающий расставаться сейчас, когда у них наконец-то появилось время и место, чтобы утолить тактильный и эмоциональный голод. Но Сережа смог ненадолго отпустить его, чтобы встретить курьера и забрать заказ. — А может все-таки не будем есть, — предложил Олег, сидя на стуле, закинув ногу на ногу, из-за этого жеста полы халата раздвинулись, обнажая голени, коленки и едва-едва бедра. — Маленький негодник, — усмехнулся Сережа, ставя пакеты на стол, доставая коробки. — У нас целый день впереди друг для друга. — Только день? — спросил Волков, едва вздрогнув, а в глазах мелькнула неуверенность. — Если пожелаешь, то всю жизнь, — серьезно ответил Разумовский, кладя ладонь на чужую щеку, к которой сильнее прильнул на секунду перепуганный ребенок, доверчиво глядя в чужие глаза. — Ты волнуешься? — Немного, — робко ответил Олег, поджав губы. — Как будто мы заново… — Заново, — повторил это странно пугающее, волнующее слово Сережа. — Это разве плохо? Я согласен начать все заново для нас. А ты? — Я… хочу быть с тобой, — тихо ответил парень. — Мне страшно снова привыкать друг к другу. Вдруг что-то пойдет не так. — Значит, сделаем все так, как нужно, — улыбнулся ему Разумовский, снова коротко коснувшись в легком поцелуе мягких губ. — Ты сомневаешься в нас? — Нет, — робко ответил светлой улыбкой Олег. — Тогда у нас все будет в порядке, — серьезно произнес Сережа, проводя пальцами вдоль линии челюсти, завершая путь на крепком подбородке. — Нам нужно поесть. — Ладно. — подчинился парень, покорно приступая к еде. Они тихо переговаривались, стараясь понять, что происходило между ними, как они жили друг без друга. Да, они виделись в течении года, но всегда коротко и не так близко, лишь просто провести короткую встречу для удостоверения, что связь между ними не разорвалась совсем. Теперь они снова ее восстанавливали. С трепетом и робким упорством друг другу они рассказывали о себе, что изменило, что сохранилось. Не напрямую, а легкими намеками, которые скользили между строк, в новых интонациях, иных звуках, срываемых с губ. Они заставляли смотреть друг на друга иначе, не видя старые образы, не желая дорисовывать привычную картину поверх новой. Новое было. Но не настолько разрушающее все старое, предыдущее. Надо ли вообще бояться изменений? — Все в порядке? — спросил Сережа, глядя грубую кожу на чужой ладони. Явно погрубевшей от труда, от работы, от большого напряжения. С ним самим проходила однажды такая трансформация. Это просто взросление. — Конечно, — робко улыбнулся Олег. — Я очень счастлив быть с тобой. Я рад быть дома. Олег снова льнул ласковым котенком, будучи уже совершенным мощным хищником, но в руках первого и единственного любимого человека снова становясь покорным и податливым. Сережа не мог его не трогать, не гладить. Он жаждал дарить ему любовь, которой ему так не хватало до сих пор. Ему никогда не будет хватать, потому что для того, кто практически не знал ее в детстве, она кажется самой большой драгоценностью. Он впитывал ее с забытым отчаянием, как отлученный от любимого хозяина щенок, вновь ощутивший его заботу. — Все хорошо, мой родной, — горячо шептал Сережа, обнимая крепко вздрагивающего парня, как много месяцев назад, когда он только-только учил принимать любовь и ласку. — Я тебя никогда не оставлю, только если ты сам того не пожелаешь. Тот резво замотал головой, вжимаясь лбом в грудь мужчины. Его руки продолжали судорожно сжиматься за крепкой спиной. — Я скучал по тебе, — признается едва слышно Олег, будто боится этих слов. — Я рад тому, через что я прошел, но обязательно жаждал вернуться к тебе. Они трогали друг друга, насыщаясь теплом, запахом, присутствием. Губы смазано скользили по лицам, изредка сталкиваясь, чтобы была возможность поделиться горячим частым дыханием. Это не была страсть, скорее невероятная жажда, которую хотелось утолить. Закрыть ту дыру, которая росла от их одиночества. — Ты ведь больше никуда от меня сбегать не собираешься? — с ноткой отчаяния в голосе, спросил Сережа, с мольбой глядя в темные глаза. — Я и не сбегал от тебя, — ответил, нахмурившись, Олег. — Я искал себя. — Нашел? — с надеждой уточнил Разумовский. — Ага, — задорно улыбнулся Олег, вновь уткнувшись в шею Сережи. — Во-первых, это рядом с тобой. Во-вторых… кажется, я выбрал, куда хочу поступать. — Правда? — засветился яркой лампочкой Сережа. — Господи, дорогой, я так рад! — Чему именно ты так рад? — Всему, солнышко, — весело рассмеялся Разумовский. — Всему! Они долго стояли, лаская друг друга, не спеша переместиться в спальню. Им было хорошо просто быть вместе. Тем не менее халат спал с плеч Олега к их ногам, а Сережа припал к его телу. — Ты такой невероятный, — шептал горячо Разумовский, спускаясь все ниже, практически не отрывая губ и рук от смуглой кожи. Олег ласково сжал его волосы в своих руках, перебирая яркие пряди. Сережа буквально упал на колени перед ним, не имея сил противиться своему желанию. — Ты ласкал себя на службе? — спросил с хитрецой Разумовский, беря в руку горячий член молодого любовника, слегка сжимая его. — После твоих приездов, — признался смущенно Олег, откровенно краснея. — Это было так неловко. — Понимаю, — усмехнулся Сережа, целуя крепкий живот, продолжая двигать ладонью, подкрепляя чужое возбуждение. — Я тоже. После того, как приезжал, не мог успокоиться. Мне так тебя не хватало. — Лжец, — смущенно рассмеялся Олег, застонав, кусая губы, пока чужой язык касался члена. — Только не с тобой, — возразил Сережа, поднимаясь снова на ноги. — С тобой я всегда честен. Они все-таки оказались в постели, томно лаская друг друга, горячо касаясь. Это был не секс — это было настоящее занятие любовью. Мучительно нежное и горячо томительное, неторопливое, чувственное. Страсть накроет их позже, когда они полностью осознаю свое возвращение в совместную жизнь, ее новое начало и их будущее. — Что будет дальше? — с легкой тревогой спросил Олег, лежа на теплой груди Сережи, слушая его мерное сердцебиение, постепенно успокаивающееся после их любви. — Все, что пожелаешь, мой маленький волчонок, — улыбнулся Сережа, целуя его в короткие волосы. — И только самое лучшее.