***
Вздох слетает с губ Тэхёна, когда он тихо входит в квартиру. Он сразу видит своего лучшего друга Чимина, небрежно развалившегося на диване. Глаза сосредоточены на телевизоре, громкость которого была убавлена на самый минимум. Друг поворачивается на звук закрывающейся двери, уже заранее знающий ответ на свой вопрос. — Эй, как все прошло? — спрашивает Чимин, садясь прямо. — Полагаю, настолько, насколько может пройти расставание, — отвечает Тэхён, кладя ключи и снимая ботинки, прежде чем направиться прямо к другу, который уже ожидает объятий. Ким кладет голову на колени, и вскоре Чимин запускает пальцы его волосы, успокаивающе касаясь головы. — Как дети? Они ведь не доставили тебе слишком много хлопот? — Как будто они на это способны, — усмехается Пак. — Но с ними все было хорошо, не волнуйся. Мы просто заказали пиццу и посмотрели пару фильмов. После они довольно быстро уснули. — Ты слишком сильно их балуешь, — бурчит Тэхён. — Я их любимый дядя, и это моя работа — баловать их, — говорит Чимин, слегка похлопывая Тэхёна по щеке. — Я расскажу Сокджину, что ты это сказал. — Ты не сделаешь это. Тэхён с вызовом поднимает брови, издавая тихий смешок, когда Чимин щипает его за бок. Когда звуки стихают, Ким закрывает глаза и позволяет Чимину и дальше играть с его волосами, слушая приглушенный телевизор перед ними. — Ты хочешь поговорить об этом? — начинает Чимин через мгновение. — О Соджуне, я имею в виду. — На самом деле мне особо нечего сказать, — отвечает Тэхён, со вздохом открывая глаза. — Не то чтобы все прошло плохо или что-то в этом роде, но я все еще чувствую себя мудаком из-за того, что расстался с ним. — Ну, Соджун — хороший парень, и я понимаю твои чувства, — говорит Пак. — Но вы не можете заставить друг друга, это было бы несправедливо по отношению к вам обоим. — Я знаю, — снова вздыхает Тэхён. — Я просто хотел, чтобы у нас получилось, понимаешь? Я думаю, так было бы проще. Чимин понимающе хмыкает, проводя пальцами по волосам Тэхёна. — Но иногда лучше - не значит легче, Тэхёни. На самом деле Тэхён знает, что Чимин прав. Соджун хотел большего, чем Тэхён был готов дать. Мысли, что между ними что-то не совсем так, преследовали его неделями. В целом, он знает, что Соджун заслуживает кого-то лучшего, того, кто подходит ему во всём, даже в мелочах, в отличие от Кима, с сердцем, разбитым надвое и тоскующим по потерянной половинке. — Может быть, я просто не создан для любви, — говорит тогда Тэхён, надувая губы, когда Чимин издает смешок. — Тебе не кажется, что ты ужасно драматичен? — он улыбается. — Тебе даже не тридцать один, дай себе время, по крайней мере, прежде чем говорить об этом. — За свою жизнь я встречался с двумя парнями, и с обоими у меня ничего не сложилось. Так что, думаю, это говорит о многом, не думаешь? — О боже, — вздыхает Пак, закатывая глаза. — Тэхён, у тебя буквально есть день до своей смерти, чтобы найти кого-то, а если даже и не найдешь, быть одиноким - не наихудшая вещь в мире. — Да знаю я, — выдыхает Тэхён. — Но я просто думал, что теперь все будет по-другому. Лучше. Чимин разглаживает складку между бровями друга большим пальцем, откидывая волосы со лба. — Ты имеешь в виду, что все еще был замужем? — Да, — тихо говорит парень, даже шепчет. — Глупо, не считаешь? — Нет, — говорит Чимин. — Во всяком случае, ты бы, вероятно, был еще замужем, если сам-знаешь-кто расставил свои приоритеты. — Если ты пытаешься утешить меня, то у тебя не получается, — фыркает Тэхён, но его губы все еще изгибаются в легкой улыбке. — И кроме того, ты можешь назвать его имя — он не нападет на тебя. — Он не заслуживает, чтобы я произносил его имя, и если уж на то пошло, он не заслуживал тебя, — многозначительно говорит друг. Тэхён не согласен с последним, но он не говорит об этом, или, скорее, он вообще ничего не хочет говорить и просто позволяет Чимину и дальше высказывать свое презрение к бывшему мужу Тэхёна. Тэхён старается не думать об этом, точнее, о нем. Иногда глубокой ночью он прокручивает в голове «а что если», но это все улетучивается прежде, чем он понимает, что они на самом деле означают, если они вообще что-то значат. — Ты ведь собирался с Соджуном к своим родителям на Рождество? — спрашивает Чимин, и Тэхёну требуется мгновение, чтобы понять вопрос. Вопрос заставляет его застонать, зарываясь лицом в рубашку Чимина. — Я совсем забыл об этом, — бормочет он. — Почему ты напомнил мне об этом? — Извини, — смеется Чимин. — Ты всегда можешь пойти ко мне, если не хочешь ехать к ним, — предлагает он. — Я бы не хотел становиться третьим лишним для тебя и твоего парня, но спасибо, — говорит Тэхён, морща нос. — Кроме того, я не думаю, что у меня есть большой выбор, кроме как увидеть разочарование своей матери, ты же знаешь, какая она. — Она правда разочаруется? — Я должен был представить Соджуна своей семье во время ужина, так что да, — вздыхает Ким. — Она была рада, что все смогут познакомиться с ним. Чимин слегка морщится, прежде чем касается кончика носа друга. — Что ж, если тебе понадобится, то предложение всегда в силе, так как и я всегда буду рядом. Тэхён с благодарностью улыбается в ответ и садится, чтобы уложить свою голову на плечо Чимина, который притягивает его ближе. Они вместе досматривают фильм, который ранее показывали по телевизору. Какая-то дрянная романтическая комедия, которую Тэхён терпеть не может, но Чимину, кажется, нравится. Позже, когда фильм давно закончился, Чимин встает и протягивает руки, говоря ему, что уже должен идти. — Сегодня ночь свиданий, — говорит он с понимающим блеском в глазах, и Тэхён пытается не подавиться. — Это расплата за все те годы, что ты провел после колледжа с сам-знаешь-кем, — щебечет Чимин, направляясь к двери и с легкостью надевая пальто и ботинки, несмотря на то, что все это время Тэхён тыкает его локтем. — В любом случае, — говорит он, — Спасибо, что посмотрел за Хаён и Минджуном. Я знаю, что попросил об этом в последнюю минуту и все такое. — Без проблем, Тэ. Ты же знаешь, я готов с радостью посидеть с ними в любое время, — говорит ему Чимин, держась одной рукой за ручку двери, и неохотно добавляет: — Но ты сможешь сам справиться? Если ты хочешь, я не против остаться подольше. — Все в порядке, не волнуйся, — отмахивается Тэхён. — Я, скорее всего, все равно лягу спать, так что уверен, что дети тоже захотят. — Ах, такие же прилипалы, как их отец, — напевает Чимин, протягивая руку, чтобы похлопать Тэхёна по щеке. — В хорошем смысле, конечно же. Тэхён закатывает глаза, уворачиваясь от руки друга. — Да, да, просто иди уже. Уверен, твой парень уже ждет. — Он поймет, ведь это ради тебя, — улыбается Пак, притягивая Тэхёна к себе в объятия, практически оборачиваясь вокруг него, и целует раз, другой в кругленькие щечки своего друга, прежде чем полностью отстраниться и подойти к двери. Тэхён наблюдает за ним, прислонившись к дверному косяку, улыбаясь, когда Чимин драматично машет одной рукой на прощание, а другой посылает воздушные поцелуи. Он машет в ответ, пока Чимин не уходит, и возвращается в свою тихую квартиру, закрывая за собой дверь. Он почти сожалеет, что отпустил друга в тишине, и не осталось больше ничего, кроме тяжелого вздоха, последовавшего тогда, когда он падает на диван. Его почти не видно в куче подушек. И это все, что он делает в течение некоторого времени, лежа на диване и прокручивая в голове множество вещей, и все мысли начинаются с одного единственного имени, которое повторяется снова и снова, пока им же не заканчиваются. Он винит Чимина в том, что тот освободил то, что раньше держал взаперти, хотя в глубине души знает, что друг совсем не виноват. Особенно, когда его взгляд перемещается на одну из полок под телевизором, где он хранит старый фотоальбом, спрятанный за книгами, которые, как он клянется, рано или поздно прочтет, в том месте, где, как он знает, альбом никто не найдет. Прежде чем подойти к полке, он немного спотыкается, вставая с дивана. Он достает альбом, сдувая пыль, скопившуюся на обложке. Он оказывается у окна с видом на город, возможно, чтобы почувствовать, что он не одинок. Его руки начинают дрожать, когда он просматривает фотографии, на которых они вместе как семья. Он не заглядывал в альбом годами, и как только он видит лицо Чонгука, Тэхён чувствует, как его сердце уходит в пятки. Странно видеть Чонгука таким улыбчивым и счастливым. Он давно так не выглядел, насколько помнит Тэхён, точнее в те редкие моменты, когда он его видел. Он видел его всегда опустошенного, измученного до мозга костей. Блеск в его глазах становился все тусклее и тусклее, пока не стало слишком больно смотреть, и Тэхён ничего не мог с этим поделать - он перепробовал все. Вскоре он находит страницу, заполненную фотографиями их четверых в домике, в который они ездили каждую зиму, либо чтобы провести Рождество вместе, либо просто так. В этот момент у него в голове мелькает идея, которая начинает разрастаться, пока Тэхён уже не в силах игнорировать ее, как бы сильно он не старался. Вероятно, именно поэтому он снимает с блокировки свой телефон и переходит к контактам, прокручивая их, пока не находит имя. Его фотография была сделана в давно ушедшие времена, которые ему ещё предстоит изменить; три года, но он говорит себе, что однажды у него получится. В конце концов, его большой палец зависает над кнопкой, слегка дрожа, прежде чем тело предает его и нажимает на нее за него. Ему требуется мгновение, чтобы уловить гудок, экран становится черным, когда он спешит поднести телефон к уху, и волна мурашек проходит по его животу, нога подпрыгивает в ожидании причин, о которых он и не думает. На самом деле это глупо – накручивать себя, когда… — Тэхён? Его тело напрягается, когда сердце начинает быстро биться при звуке его имени, громком и неумолимом в груди. — Чонгук, — говорит он, надеясь, что его голос звучит не так хрипло, как ему кажется. — Все в порядке? На мгновение, услышав голос Чонгука спустя столько времени, Тэхён почти жалеет, что позвонил. — Да, все в порядке, а что? — Не знаю, обычно ты не звонишь мне, если у тебя нет ничего важного. Это правда, и Тэхён об этом знает. У них больше нет причин для общения. — О, я отвлекаю тебя? Я могу позвонить в другой раз… — Нет, все в порядке, не волнуйся, — быстро перебивает Чонгук, хотя, возможно, Тэхён придает этому слишком большое значение. — Тебе что-то нужно? — Отчасти... ну, на самом деле я хочу спросить тебя кое о чем, — отвечает Ким, но слова слетают с его губ прежде, чем он успевает это осознать. Чонгук просто мычит в знак признательности, чтобы тот продолжал. — Ты помнишь домик в горах, в который мы обычно ездили? Наступает тишина, и Тэхён хочет уже повесить трубку. — Помню, — отвечает Чон, прочищая горло. – Что с ним? — Мне стало, э-э… интересно, не хочешь ли ты съездить туда как-нибудь еще перед Рождеством, как мы делали это вчетвером? — спрашивает Ким, играя пальцами с подолом своих брюк, то дергая, то оттягивая их. — Ты не обязан, конечно, я знаю, что ты, вероятно, занят со своей семьей, но я подумал, что было бы неплохо нам съездить, понимаешь? Учитывая… — Тэхён, — тихо зовет Чонгук, и Тэхён слышит звуки чего-то шуршащего. Кажется, это простыни, думает он и только сейчас замечает время. Чонгук, вероятно, спал. — Тебе не нужно ничего объяснять. — Прости. — Все хорошо, я знаю, что ты говоришь так, когда переживаешь, — говорит Чонгук, и Тэхён изо всех сил старается не улыбаться. — Почему ты нервничаешь? — Я не знаю, — пожимает плечами мужчина, зная, что Чонгук не видит его. — Ты можешь сказать «нет» или что-то типа того. Он не врет, но Чонгуку не обязательно это знать. — Ты думаешь, я бы сказал «нет»? — Такое уже было, — шепотом говорит Тэхён. Для другого его слова могли прозвучать зло, но он знает, что Чонгук не воспримет их так. В конце концов, это правда. — Знаю, — со вздохом соглашается Гук, и Ким слышит, как изменилось его дыхание, как поднимается и опускается его грудь. Когда-то давно это успокаивало, но теперь это только заставляет его переживать еще больше. — Но я не обижусь на тебя, если ты откажешься, — со всей серьезностью говорит ему Тэхён. — Я знаю, это как-то неожиданно, учитывая, что мы давно не разговаривали. — Да, твой звонок – сюрприз для меня, — смеется Чонгук, хотя и слабо. – Если честно, я и не думал, что ты снова попросишь меня о чем-то подобном. — Мы оба не думали. — Я рад, что ты это сделал, правда, — говорит Чонгук, и Тэхён слышит благодарность в его голосе. — Спасибо, что думаешь обо мне. Тэхёну не нравится, как его грудь, кажется, раздувается при этом, расширяясь через промежутки между ребрами. — Ну, я уверен, что дети тоже хотят увидеться с тобой, так что да, — уклоняется он, надеясь, что дрожь в его голосе не будет заметна. — Правда? Они правда этого хотят? — Кажется, ты удивлен. — А ты бы не испугался? — Чонгук задает вопросы так, как будто они такие очевидные. — После всего, что произошло? — Возможно, — говорит Ким, проглатывая ком в горле. — Но я не кто-то, кто не видел их все эти три года. Наступает мгновение тишины, прежде чем Чонгук отвечает, настолько ощутимо даже через телефон, что Тэхён хотел бы просто повесить трубку. — Мне жаль. — Нет, не стоит, все в порядке, — пытается врать он. — Мне все равно не следовало этого говорить. — Возможно, сейчас это мало что изменит, но я бы с удовольствием поехал с тобой в тот домик, если ты не против. — Правда? — Да, правда, — отвечает Чон, и Тэхён чувствует, как ему становится немного легче, как будто груз с плеч. — На этот раз я серьезно. — Тогда хорошо, — говорит Тэхён, прислоняя голову к окну и наблюдая, как вдалеке огни один за другим гаснут в многоэтажных домах. На мгновение он задается вопросом, находится ли Чонгук в каком-нибудь из них, смотрит ли на ночной город, думая о том же, о чем и он. И если он помашет, помашет ли Чонгук в ответ? — Хорошо, — повторяет Чонгук, и его улыбка заразительна даже через телефон. — Просто дай мне знать, когда, и я приеду за вами, хорошо? — Ты не обязан этого делать, я не против взять… — Все хорошо, не волнуйся, — перебивает Чонгук. — Это меньшее, что я могу сделать. Тэхён кивает, затем вспоминает, что Чонгук не видит его. — Я напишу тебе в ближайшее время, когда буду знать наверняка. Ты не против? — Нет, я согласен, и я не возражаю насчет того, когда ты соберешься поехать, — говорит Чонгук. — Я все равно свободен до нового года. — Оу, — Тэхён сглатывает, преодолевая странное чувство, подкатывающее к горлу, легкую горечь, которую он не может игнорировать. Ему сложно вспомнить, когда Чонгук в последний раз брал отгул на работе, чтобы побыть вместе, если он вообще его брал. — Полагаю, это приятная новость. Тогда я позвоню тебе? — Хорошо, я буду ждать, — отвечает Чонгук, возможно, немного чересчур оптимистично. — Спокойной ночи, Тэхён. Хорошо выспись. — Спокойной ночи, Чонгук. За этим ответом следует неловкое молчание, пауза, когда ни один из них, кажется, не хочет отключаться первым, но в конечном счете за них это делает Тэхён. Его грудь вздымалась чаще, чем раньше, и Тэхён может с легкостью сказать, что вместе с этим внутри зарождается что-то новое, что-то немного похожее на предвкушение, пробивающее до костей. Той ночью, когда он ложится спать, то оставляет фотоальбом на кофейном столике и позволяет этому означать все, что бы это ни значило.***
Хаён и Минджун появляются в их семье холодным зимним днем, всего за несколько недель до Рождества. Они не ожидали, что усыновят детей так скоро, особенно двоих, но все эти мысли улетучились, когда одним снежным утром им позвонили. Они были женаты всего год, когда однажды осенью они подали документы на усыновление. Тэхён заговорил об этом за одним из ужинов, сильно не думая об этом, но Чонгук был более чем доволен идеей. Уже на следующий день они отправились в дом малютки. Вспоминая прошлое, Тэхён понимал, что они не были полностью готовы к чему-то подобному, но когда он впервые обнял трехлетнюю Хаён и годовалого Минджуна, все это, кажется, больше не имело никакого значения. В конечном итоге на следующей неделе Тэхён уходит берет небольшой отпуск в школе, зная, что отец Чонгука никогда бы не позволил своему сыну сделать это, даже если Ким считает, что Чонгук тоже заслуживает отдыха. Очевидно, стать отцом недостаточно веская причина для такого поступка, равно как и проводить каникулы вместе со своей семьей. Однако ни один из них не жалуется, просто они благодарны, что проводят время вместе, когда один из них может взять отпуск, особенно когда этот временный отпуск вскоре перерастает в нечто постоянное. Рождество – это время Тэхён запомнит навсегда. Ему и раньше нравился этот праздник, даже сама идея его празднования, но он никогда по-настоящему не понимал его значимость до тех пор, пока у него самого не появилась семья. Эти воспоминания глубоко укоренились в его сердце, ощущение, что они все вместе украшают елку, Хаён сидит на плечах Чонгука, чтобы украсить верхушку звездой, маленький Минджун в полном изумлении наблюдает за всем этим из теплых рук Тэхёна. Это уютное чувство теплого одеяла в виде четырех маленьких ручек, нежно обнимающих его сердце. Он знает, что это чувство будет служить ему утешением, которого он будет жаждать в грядущие дни. Что-то абсолютно незаметное скрывается в тенях их брака, которое со временем становятся все ближе. Но сейчас все его внимание сосредоточено на том, как его дети открывают свои подарки с блеском в глазах и теплыми улыбками, как Чонгук сидит позади них и помогает разорвать бумагу, сопровождаясь радостными возгласами. В этом году они с Чонгуком не покупали друг другу подарков, но, похоже, ни один из них не возражает, потому что их новая семья - лучший подарок, о котором они когда-либо могли мечтать, и даже больше.***
Тэхён грызет кожу на большом пальце, когда слышит гудки в телефоне, ожидая, когда его мать возьмет трубку. Он только что закончил складывать их сумки для поездки с Чонгуком, и сказать своей матери, что они не смогут приехать на эти выходные, это последнее, что нужно сделать перед отъездом, потому что уже так долго тянул с этим. Она берет трубку в самый последний момент, немного запыхавшись, когда говорит: — Прости, любимый, я была наверху, прибиралась в комнатах для гостей. — Все хорошо, я ведь всегда могу перезвонить тебе, если ты занята? — Я никогда не занята для тебя, мой дорогой, — говорит она, и Тэхён представляет ее улыбку. – Ты что-то хотел? — Я хотел поговорить с тобой насчет этих выходных... — Ой! Ты передумал оставаться на ночевку? — взволнованно перебивает его мать. — Я уверена, что мы сможем найти место для вас четверых, хотя здесь всем может стать немного тесновато. — Эм, нет, не совсем, — нервно смеется Тэхён, поигрывая своей серьгой. — На самом деле мы все-таки не сможем приехать. Затем на другом конце становится тихо, и Ким почти слышит, как прерывистое дыхание его матери. — Что ты имеешь в виду? Ты заболел? Что-то случилось с моими внуками? — Нет, нет, все в порядке, в порядке. Ничего серьезного, обещаю. — Тогда в чем дело? — настаивает она. — Очевидно, что случилось что-то важное, раз ты решил бросить свою мать. — Я не бросаю тебя, мам, — говорит Тэхён, закатывая глаза. — Мы не приедем, потому что нас не будет в городе несколько дней. Разве это проблема? — Да, это проблема, Тэхён! Вся семья нетерпением ждала, наконец, встретиться с Соджуном после того, как я рассказала им такие прекрасные вещи о нем. И что мне теперь делать? Тэхён перестает кусать большой палец при упоминании Соджуна. Он еще никому не рассказывал, кроме Чимина, что они расстались. Он надеялся сообщить эту новость задолго до окончания семейного ужина, чтобы избежать осуждения со стороны. Он думает, стоит ли рассказать ей сейчас, чтобы покончить с этим, но потом понимает, ему также придется упомянуть Чонгука, и у него такое чувство, что может стать только хуже. — Просто скажи им правду, — говорит он, хотя это совсем не так. – Скажи, что мы не сможем приехать и увидимся с ними в другой раз или что-то в этом роде. Это же не конец света, мам. Его мать вздыхает, смягчаясь. — Так значит, это была его идея? Забрать вас всех из города? — Что-то вроде того, да. Мы сделали этого в основном ради детей, — лжет он, хотя и предполагает, что где-то в этом может быть доля правды. — Правда? Это довольно неожиданно, тебе не кажется? — спрашивает она. — В последний раз, когда я разговаривала с ним, он казался взволнованным, спрашивая, должен ли что-нибудь принести с собой и все такое. Тэхён чувствует, как у него сводит живот от жалости или страха, он не может точно сказать. — Ты разговаривала с ним? Когда? — О, это было пару недель назад. Он такой милый парень, Тэхёни. Могу понять, почему ты так без ума от него. Это не то слово, которое использовал бы Тэхён, скорее наоборот. — Хорошо, — говорит он, выдыхая. Он может представить, как на лице матери появляется улыбка, когда она говорит, как сейчас счастлива за него. Она счастлива, потому что ее сын встретил кого-то, кроме Чонгука, после стольких лет, и Тэхён ненавидит тот факт, что ему вскоре придется разрушить этот счастливый момент. — Он что-нибудь еще говорил? — Ничего особенного, — мысленно напевает она. — На самом деле он казался немного задумчивым. Ты должен попросить его попробовать тот чай, который я тебе дала. Он будет творить чудеса. Тэхён не может удержаться от улыбки, переводя взгляд на свою пустую чашку на кофейном столике, прямо рядом с фотоальбомом, который он еще не убрал. — Я уверен, что так все и будет, мама. — Итак, куда же ты тогда собрался? В какое-нибудь хорошее место? — Просто в горы, в маленький городок у черта на куличках, — говорит он, стараясь говорить как можно меньше из страха, что она каким-то образом все узнает, как, похоже, делают все матери. — Как мило, я жду много фотографий от тебя, договорились? — сладко приказывает она. — Особенно фотографию одного из вас четверых. Ты же знаешь, что мне нужно что-нибудь для семейной рождественской открытки в этом году. — Это действительно необходимо? Разве ты не можешь просто использовать одну из прошлогодних фотографий? — Тэхён фыркает, выдергивая свободную нитку из подола своего свитера. — Тэхён, единственные твои семейные фотографии, которые у меня есть — это либо те, на которых дети были еще совсем маленькими, либо на всех них присутствует Чонгук. Их я уж точно не могу использовать, разве нет? —многозначительно спрашивает она, и парень вздыхает. Он не совсем понимает, почему это имеет такое значение, учитывая, что Чонгук будет участвовать в этом в любом случае, если она будет настаивать на таком, даже если в данный момент она об этом не подозревает. —Думаю, что нет, нет, —бормочет он. Его взгляд падает на фотоальбом на столике, пальцы чешутся просмотреть его ещё раз. —Но я не могу ничего обещать, хорошо? Тебе придется принять все фотографии, которые я тебе отправлю. —Если так надо, —говорит она, цокая языком, и Тэхён может представить, что она тоже закатывает глаза. Затем он слышит своего отца на заднем плане, выкрикивающего его имя вместе с теплым приветом и слишком знакомой фразой: «Я очень по тебе скучаю». И это заставляет Тэхёна улыбнуться, несмотря на небольшую грусть, сквозящую при мысли о том, что он не увидится с ними, по крайней мере, ещё неделю. Однако вскоре эти мысли быстро исчезают, когда Хаён вприпрыжку выбегает из своей спальни, держа в руках одну из своих кукол. — Хаён рядом. Ты хотела поговорить с ней, прежде чем мы уедем? – спрашивает он и одними губами говоря Хаён, с кем разговаривает. Она нетерпеливо забирается на диван рядом с ним, почти подпрыгивая от возбуждения. — Да, пожалуйста, я очень по ней скучаю. Ким передает девочке трубку, заправляя ей волосы за ушко, пока она с энтузиазмом отвечает бабушке, что бы она хотела получить на Рождество. Она уже наизусть выучила весь список. Она все говорит и говорит, и Тэхён почти забывает, что Чонгук будет здесь, прямо перед ним, всего через несколько дней. Почти.***
Без пяти минут семь раздается стук в дверь. Всего за пять минут до того, как Чонгук сказал, что скоро подъедет, что застает Тэхёна врасплох. Он застывает на месте, когда стоит посреди гостиной, уставившись на дверь. Он моргает, быстро бросаясь убирать все игрушки, оставленные с ночи, и игнорирует то, как все вокруг него кружится и расплываясь. В любом случае он знает, что это всего лишь у него в голове. После последнего пинка по игрушке под диваном раздается еще один стук и несколько неуверенное «Иду!» слетает с его губ, когда он спешит к двери. Он разглаживает свою одежду, убирает волосы с глаз и открывает дверь, игнорируя тот факт, что сердце ушло в пятки, когда он приветствует Чонгука улыбкой; небольшой и робкой улыбкой. — Привет, — приветствует Чонгук, глаза все еще такие же круглые, как у олененка. Они не такие темные, как раньше. Некогда запавшие и усталые глаза теперь несколько яснее, чем были раньше — ну, по крайней мере, такими их помнит Тэхён. — Привет, — говорит он, немного запыхавшись, когда его пальцы сжимают дверную ручку, а другая вцепляется в рукав свитера. Он не виделся с Чонгуком уже много лет, не считая странные взгляды в тех редких случаях, когда он заходил на дни рождения, и это заставляет его переживать, немного когда он жестом приглашает бывшего мужа войти. — Как у тебя дела? — спрашивает Чонгук, вытирая ботинки о коврик у двери, прежде чем зайти внутрь. — Нормально — говорит Тэхён, закрывая дверь. Теперь он чувствует себя немного неуверенным в том, куда девать руки. — Немного занят из-за праздников и всего такого. А ты как? — Ах, на самом деле также, — отвечает Чонгук, издавая нервный смешок, и Тэхёну становится немного легче от того, что он не один переживает. Он кивает Гуку в ответ, отсутствие слов для него было чем-то новым. Он вытирает руки о штаны, оглядывая квартиру. — Не хочешь ли чего-нибудь выпить? — он останавливается больше из вежливости, чем из чего-либо ещё. — Оу, нет-нет, все в порядке, но спасибо, — говорит Чонгук, и Тэхён снова кивает. Он и правда не знает, что сказать теперь, когда Чонгук действительно здесь, стоит перед ним. Это то, о чем он желал много раз тогда, в первые дни их скорого конца, и теперь это кажется почти ошеломляющим, настолько, что он не совсем знает, что делать, как вести себя рядом с ним. К счастью, Чонгуку, кажется, не лучше. Он неловко стоит у дивана, как будто не уверен, можно ли ему сесть, слышен хруст костяшек его пальцев, когда он оглядывается. Тэхён отмечает татуировки на тыльной стороне каждой руки, которых раньше не было. Отец Чонгука никогда не одобрял такие вещи и некоторые даже выглядывают из-под рукава его пальто, поднимаясь по руке. Он также выглядит лучше, чем когда они виделись в последний раз. Выглядит более здоровым, менее истощенным и переутомленным. Теперь на его щеках появился румянец и жизнь, которые когда-то терялись среди его работы и их неминуемого развода. В некотором смысле он считает, что Чонгук выглядит лучше без него, и Тэхён пока не уверен, что с этим делать. В этот момент из коридора доносится взрыв смеха, за которым следуют Хаён и Минджун, вбегающие в комнату через несколько секунд. Сначала они, кажется, не замечают Чонгука, пока Хаён почти не врезается в него, глядя на него широко раскрытыми глазами. Проходит мгновение и вскоре улыбка на ее лице становится шире и светлее. — Папа! — кричит она, обнимая мужчину, и Чонгук, кажется, не двигается. Он отвечает ей, крепко обнимая девочку. — Я скучала по тебе! — Я больше, мой ангел, — говорит Чонгук, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в макушку. — Ты так выросла, а? Что случилось с моей маленькой девочкой? — Мне исполнилось восемь, — сияет она, подпрыгивая на носочках. — Я больше не маленькая! — Да? Возможно, я не соглашусь с тобой в этом, Хаёни. Хаён изо всех сил пытается убедить Чонгука в обратном, но Тэхён отвлекается, когда его дергают за штаны. Минджун обхватывает руками одну ногу Кима, прижимаясь лицом к ткани. — Минджун, — тихо шепчет Тэхён, проводя пальцами по волосам мальчика. — Это папа, малыш. — ...С ним все в порядке? — спрашивает тогда Чонгук, опуская глаза на шестилетнего ребенка, пытающегося спрятаться за родителя. — Да, извини. Он просто немного стесняется... незнакомцев. Людей. Я думаю, все дело в том, что он к ним не привык. — Оу, — говорит Чонгук, немного обескураженный тем, что Тэхён почти морщится. Они оба знают, что это потому что Минджун почти не помнит Чонгука. Он с трудом помнит, как Чон был рядом, даже был ему отцом, и немного неловко пытаться притвориться, что это не так. — Просто дай минутку, я уверен, что он потеплеет к тебе через мгновение,— говорит ему Тэхён, немного извиняясь. — Все хорошо, — понимающе кивает Чонгук. — Я не виню его за осторожность, в конце концов, его можно понять. Тэхён может только кивнуть в ответ, наблюдая, как Гук затем присаживается на корточки до уровня Минджуна на безопасном расстоянии между ними обоими. Хаён все еще обвивает свои руки вокруг Чонгука, но она поднимает их выше к его шее, обнимая его за спину. — Привет, приятель, — говорит мужчина, кладя руки на колени. Он не протягивает руку, чтобы прикоснуться к Минджуну или заставить его повернуться, он просто ждет, когда мальчик сделает первый шаг, и Тэхён благодарен ему хотя бы за это. — Мне нравится твой свитер, Минджуни. Это медведи? Тэхён чувствует, как Минджун отводит голову, чтобы кивнуть, глядя вниз на свой вязаный свитер. — Они были твоими любимыми, правда? Минджун снова кивает, на этот раз с чуть большим энтузиазмом. — И сейчас, — бормочет он. — Правда? — Чонгук ухмыляется, и Тэхёну хочется отвести взгляд. — Что, если я скажу тебе, что в машине тебя ждет еще один? — Правда? — Минджун ахает. — Ага, — кивает Чонгук. — Я купил его специально для тебя. При этом Минджун смотрит на папу широко раскрытыми вопрошающими глазами, в то время как его руки взволнованно дергают Тэхёна за штаны. — Тогда тебе лучше надеть пальто и ботиночки, согласен? — говорит Тэхён, убирая волосы Минджуна с лица. Мальчик сияет, сжимая ногу Тэхёна, прежде чем побежать к двери и схватить свои ботиночки. Он возвращается так же быстро, забираясь на диван, чтобы надеть их, и Тэхён инстинктивно идет ему на помощь, но Чонгук уже рядом, держа одну из ног Минджуна, когда он надевает ботинок на его ногу. — И шнурки, пожалуйста, — ухмыляется Минджун, слишком невинно шевеля ногами, что заставляет Кима цокнуть. — Ты сам знаешь, как их завязывать, Минджун. — Все хорошо, — отмахивается Чонгук, прижимая ногу Минджуна к своей груди, чтобы туго затянуть шнурки. — Я не против зашнуровать, раз он вежливо попросил. — Ты так говоришь сейчас, но скоро тебе сядут на шею и свесят ножки. — Ах, в этом нет ничего плохого, правда, приятель? — спрашивает Чонгук мальчика, который нетерпеливо качает головой в ответ. Хаён спрыгивает со спины Чонгука, чтобы взять свое пальто, и он встает с тихим стоном, как только заканчивает, жестом предлагая Минджуну сделать то же самое, взъерошивая волосы мальчика, прежде чем повернуться к Тэхёну. — Ты готов? — Да, мне просто нужно захватить несколько вещей, — отвечает Тэхён. – Встретимся внизу? — Хорошо, я пока могу закинуть твои сумки в багажник, — говорит Чон, положив руку на макушку Минджуна. — Я возьму детей с собой, если ты не против? Тэхён на мгновение колеблется, прежде чем кивнуть. — Все в порядке, я все равно не задержусь. Чонгук кивает в ответ, забирая их сумки у выхода, а Хаён и Минджун идут за ним. Ким видит, как Хаён цепляется за руку Чонгука, прежде чем дверь за ними закрывается, и он все еще слышит их голоса, затихающие в подъезде. Только когда он уверен, что они ушли, Тэхён со вздохом падает на диван, запрокидывает голову и смотрит в потолок, пока легкие не перестают давить на ребра.***
Детям не требуется много времени, чтобы заснуть в дороге, и, учитывая раннее утро, Тэхён не винит их; он тоже заснул бы, если бы не напряжение, которое он чувствует, находясь рядом с Чонгуком. Они не сказали друг другу ни слова с тех пор, как Чонгук сел за руль, ничего, кроме небольших вздохов, когда голос по радио говорил что-то довольно забавное. Они многое могли бы сказать — или, скорее, должны были сказать, Тэхён знает, но ни у одного из них, похоже, не хватает смелости заговорить об этом первым. — Что ж, — пытается Чонгук в какой-то момент, когда город вскоре становится размытым пятном позади них. — Как у тебя дела? Тэхён опирается локтем на дверь, подпирая голову кулаком. — Ты уже спрашивал, — говорит он не для того, чтобы быть резким, а только потому, что это правда. — Разве? Извини, — слегка нервно смеется Гук, в то время как Ким смотрит в зеркало заднего вида, где Минджун крепко спит, прижимая к себе плюшевого мишку, которого Чонгук купил для него; мягкого коричневого медведя с двумя голубыми нашивками в форме сердечек. — Все в норме, — отвечает он. — Ты никогда не был фанатом светских бесед, учитывая, что я всегда делал это за тебя. Чонгук снова смеется, но на этот раз более уверенно. — Мне хотелось бы думать, что с годами я стал лучше. — Я не думаю, что у тебя был выбор, — говорит Тэхён с некоторым сожалением. — Нет, — коротко соглашается Чонгук. — Не могу отрицать. Ким не отвечает на это, просто позволяет себе обмякнуть и окунуться в последовавшую за этим тишину. Однако пустота между ними вскоре заполняется рождественской песней, звучащей по радио, которую он слушал много раз, но поймал себя на том, что все равно притоптывает ногой в такт ей. Чонгук тоже подпевает. Тихая мелодия, которая приносит Тэхёну гораздо больше комфорта, чем он ожидал, облегчая дыхание, переходящее во что-то гораздо более спокойное, гораздо более безмятежное. Тэхён прислоняется головой к окну, наблюдая, как деревья становятся все гуще и гуще. С этим становится холоднее, это из-за изменения давления или что-то в этом роде говорил ему тогда Чонгук. Краем глаза он видит, как чья-то рука включает обогреватель, настраивая его, чтобы Тэхён почувствовал, как тепло приятно растекается по его коже. И он с благодарностью улыбается мужчине в ответ - уголки его рта изгибаются чуть больше, чем обычно. — Если тебе скучно, то можешь достать в бардачке один из тех кроссвордов, которые тебе нравятся, — в итоге говорит Чонгук, нарушая тишину. — О? — Тэхён бормочет, наклоняясь вперед, чтобы открыть бардачок, находя книгу поверх руководства по эксплуатации автомобиля и пачку салфеток. Это одна из тех книг, в которых есть миллиард различных головоломок, большинство из которых мужчина так и не смог разгадать, и он бездумно листает их, отмечая, что все нетронуты. — Значит, тебе не хотелось их порешать? — Не совсем, — улыбается Чонгук. — Просто я как-то увидел его и подумал о тебе, о том, как ты каждый день разгадывал их в газетах. Это правда, вспоминает Тэхён, хотя в конце концов, он перестал, когда Хаён и Минджун присоединились к их семье, потому что у него никогда не было времени. Он осознал, что они не доставляли ему удовольствия, когда Чонгука не было рядом, чтобы по-тихому помогать с ответами. — Я удивлен, что ты это помнишь. Чонгук пожимает плечами, и он не смотрит, когда отвечает: — Я многое помню. У Тэхёна нет ответа на такое заявление, поэтому он вообще ничего не отвечает, просто перелистывает страницу и ищет ручку. Он находит ее в подлокотнике Чонгука, не заглядывая глубже, и складывает книгу пополам. Молча, он записывает ответы на те вопросы, которые знает, по ходу зачеркивая подсказки, пока не останавливается, задумчиво постукивая ручкой по странице. — Обитель, — говорит тогда Чонгук, и Тэхён вопросительно смотрит на него. – Второе по вертикали. Еще одно слово для обозначения дома. Ким считает пустые клеточки ручкой, издавая тихий, но довольный гул, когда он понимает, что подходит. — Спасибо, — говорит он. Ни больше ни меньше. Всю оставшуюся часть их путешествия Тэхён пытается, хотя и не очень тонко, но намекнуть Чонгуку, чтобы тот помог с остальными словами, считая это скорее любопытством, чем реальной необходимостью. И это определенно не потому, что глаза Чонгука, кажется, блестят всякий раз, когда Тэхён спрашивает, и как на его лице сверкает гордость, когда ответ оказывается правильным. Будто в старые добрые времена. Несомненно.***
Тэхён не знает, когда все начнет меняться, но это происходит где-то летом. В одно мгновение они лежат под солнышком, ярком и теплом, смеются вместе с детьми, играющими в море. Затем раздается звонок, дуновение ветерка, и Чонгуку приходится ехать на работу. Первые несколько раз он не задумывается об этом, но вскоре это становится своего рода привычкой в течение следующих нескольких месяцев, и Тэхён задается вопросом, не делает ли это отец Чонгука им назло. Однако ничего не говорит, просто держит все в себе и позволяет этой мысли всплывать у него в голове всякий раз, когда он остается один. Так что, когда Чонгука повысили, что неудивительно, в конце концов, они сын и отец, кажется, что Чонгук чаще пропадает на работе. Разве что они вместе только в те редкие часы ранним утром, когда Тэхён чувствовал, как кровать прогибается позади него, а рука, только что обвивавшая его талию — не так уж сильно отличается от того, что было раньше. За исключением того, что теперь это единственный раз, когда они видят друг друга. И все же, те моменты глубокой ночью, кажется, компенсируют тот факт, что их пути расходятся: настолько, что Тэхён может только пожелать, чтобы Чонгук не забыл о своей семье в процессе. Однако он игнорирует все эти мысли, когда однажды Чимин вручает ему флаер на урок рисования, который помогает ему возродить любовь, которую он когда-то испытывал к живописи в колледже. Друг не говорит настоящую причину своего поступка, но Ким все равно знает, что за этим что-то скрывается. То, как Чимин смотрит на него во время их разговоров о неизбежном, как они сплетают руки, чтобы утешить друг друга, и Тэхёну нравится думать, что у него хотя бы есть это. В лучшем случае. Он начинает посещать уроки в следующий четверг, пока дети в отъезде и ему нечем заняться. Его рука дрожит, когда он впервые за много лет берет кисть, но один из учителей, Соджун, говорит ему, что он прирожденный художник, и Тэхён изо всех сил старается скрыть свою лучезарную улыбку. Он уходит таким довольным, как никогда раньше, и у него начинает кружиться голова при мысли о том, чтобы поскорее рассказать об этом Чонгуку. Но Чонгук не вернулся домой ни той ночью, ни следующей, и трещина в их отношениях становится все глубже и глубже, которую они оба отказываются признавать. Он не совсем понимает, возможно, это из-за отрицания или обычного беспамятства. Он просто ждет. В конце концов, он думает, странно, что он чаще видит своего учителя рисования Соджуна, чем своего собственного мужа. Эта боль немного отдает в сердце днем, еще сильнее ночью, когда становится трудно игнорировать пустующее рядом место; слишком холодно и слишком просторно для него одного. Он думает, что дети могут заметить, особенно когда они случайно засыпают рядом с ним почти каждую ночь. Когда он просыпается от чужих объятий и задается вопросом: не потому ли это, что они чувствуют, как его сердце разбивается, когда они вот так лежат, прижавшись к его груди. Он знает, что в какой-то момент они начнут задаваться вопросом, почему Чонгука никогда нет рядом, чтобы обнять их и пожелать доброго утра, поцеловать на прощание. Почему Тэхёну кажется, что он единственный, кто любит их. У него пока нет ответов ни на один вопрос, потому что он даже сам не знает в чем проблема. Поэтому он надеется, что, когда они, наконец, спросят, то смогут поверить в ложь, которую ему неизбежно придется им сказать.***
Проходит несколько часов, прежде чем машина, в конце концов, замедляется и останавливается, и звук двигателя стихает через несколько мгновений. Он бросает взгляд на заднее сиденье, где Минджун и Хаён крепко спят, последняя прижалась лицом к окну, завернувшись в одеяло. Когда он оборачивается, Чонгук уже смотрит на него, одна его рука задерживается на ручке двери, а другая лежит на руле. — Мы будем будить их или... — неуверенно спрашивает он. — Или что? — Тэхён хихикает. — Оставим их здесь на жутком холоде? На этих словах лицо Чонгука становится довольно застенчивым. — Я просто подумал, что ты мог бы не будить их или как-то так, — говорит он, еле слышно бормоча. — Они не младенцы, Чонгук. — Ладно, — он прочищает горло, отводя взгляд, но Тэхён смотрит достаточно долго, чтобы увидеть, как розовеют кончики его ушей, когда Чонгук открывает дверь, медленно вылезая из машины. Ким помнит, что Гук всегда ненавидел ездить на большие расстояния именно по этой причине, поэтому он полагает, что вспышка вины, которую он чувствует в груди, по крайней мере, отчасти оправдана. Он прогоняет эти мысли глубоко вдыхая, когда сам выходит из машины. Свежий холодный воздух обжигает его легкие, поэтому он быстро подходит к заднему сидению, чтобы разбудить Минджуна, отстегивая его от сиденья. — Просыпайся, просыпайся, соня, — слышит он, как Чонгук поет для Хаён, добывая ее из вороха одеял. Она шевелится и стонет, отталкивая его ногой, чтобы снова натянуть на себя одеяло. Минджун не лучше, но как только он понимает, что перед ним Тэхён, то когда его поднимают, радостно обвивает руками шею отца, утыкаясь в нее носом. Домик возвышается на небольшой белой от снега тропинке перед ними. Снег падает с ветвей окружающих их деревьев таким образом, что все вокруг становится устрашающе тихим. — Хочешь поиграть в снегу, Минджуни? — спрашивает Тэхён, похлопывая сонного мальчика по спине, чтобы помочь ему проснуться. Он хватает медведя, которого Чонгук достал из машины, и засовывает его под мышку. Минджун кивает, зевая, сползая с Кима, осторожно ступая на снег, прежде чем подбежать несколько метров к тому месту, где Хаён лепит снежок. Звук захлопывающегося багажника позади него заставляет Тэхёна слегка вздрогнуть, и он поворачивается, чтобы увидеть, как Чонгук с легкостью несет все их сумки. — Давай, — Тэхён пытается помочь, но Чонгук отрицательно мотает головой. — Справлюсь, — говорит он. — Ты можешь идти вперед, а я немного присмотрю за детьми. Тэхён хмурится, но не задает вопросов. — Ладно, тогда не задерживайся, хорошо? — говорит мужчина и ждет, пока Чонгук кивнет, чтобы подняться по тропинке к домику. Входить через парадную дверь, мягко говоря, странно — дом не сильно изменился с тех пор, как они были здесь в последний раз, не больше четырех лет назад, но Тэхёну все еще кажется, что прошла целая вечность. Мебель тоже не изменилась: все еще расставлена в тех же местах, которые Тэхён помнит, как будто ничего и не трогали. Тот же коричневый диван перед камином, рядом с раздвижными дверями, ведущими на улицу, как и вся небольшая мебель, которая тоже не изменилась. Из нового — свежий букет цветов на кофейном столике. Белые цветы, названия которых Тэхён не знает, смешанные с сосновыми шишками и зелеными листьями падуба. Красиво, думает он, но не это привлекает его внимание, а открытка с надписью «Чонам», аккуратно выведенной черными чернилами. — Это тебе, — говорит Ким, когда чувствует Чонгука позади себя, прижимающего карточку к своей груди. Выходит грубее, чем предполагалось, но странный укол в груди напоминает ему почему. Он не задерживается, чтобы услышать ответ Чонгука, если он вообще имеется, и вместо этого направляется в маленький коридор, который разделяется на две спальни и ванную, рядом с лестницей, ведущей в маленькую спальню наверху. — Я забиваю комнату на чердаке! — кричит Хаён, пробегая мимо Тэхёна и поднимаясь по лестнице со своим рюкзаком на плечах, явно уже взбодрившаяся после игры в снежки. — Эй, — слышит Тэхён ответный оклик Чонгука. — Это нечестно. Возражения Хаён прерывает Тэхён, когда тот входит в их старую спальню — самую большую из всех трех. Там достаточно места, чтобы разместить двуспальную кровать и маленький диванчик у другого камина, но Тэхён всегда думал, что так будет уютнее. Он замечает дополнительные одеяла, сложенные в изножье кровати, и от этой мысли губы слегка подергиваются, зная, что холод, похоже, пронизывает его сильнее всего — его двухслойная одежда является достаточным доказательством. В этой комнате также стоит ваза с цветами, только в ней розы; красные и белые, и на этот раз на открытке написано его имя - его и только его, только для Тэхёна, написанное тем же почерком. — Я так понимаю, что ты спишь здесь? — раздается голос Чонгука сзади, сумка перекинута через плечо, когда Тэхён поворачивается к нему. — Я просто осматривал комнаты, — говорит он. — Ты можешь занять ее, если хочешь. Я не против спать вместе с Минджуном. — Все нормально, я уже сказал ему, что буду спать с ним, — отвечает Чон, указывая головой на другую комнату. На мгновение воцаряется тишина, затем он прочищает горло. — Я просто предположил, что ты не захочешь спать со мной в одной постели, вот и все. — О, — говорит Тэхён, и он не может сказать, является ли чувство, которое охватывает его сейчас, результатом разочарования или облегчения. — Тогда, хорошо. Я думаю, это нормально для меня, если это нормально для тебя. Хотя я, наверное, должен предупредить тебя, что Минджун довольно крепко спит. Чонгук просто слегка улыбается и кивает, его глаза опускаются на открытку, все еще находящуюся в руке Тэхёна, на цветы позади него, и Тэхён может заметить складку между бровями Чонгука, но она вскоре исчезает, когда он отводит взгляд. — Я оставлю тебя распаковывать вещи, — говорит он, прежде чем развернуться. Однако он останавливается, когда Ким спрашивает: — Они от тебя? — и Чонгук вопросительно смотрит на него через плечо, на что Тэхён поднимает открытку. — Цветы, я имею в виду. — Наверное, горничные постарались, — говорит ему Чонгук, пожимая плечами, достаточно неуверенно, чтобы Тэхён ему не поверил, но он не настаивает, когда Чонгук наконец уходит. Мужчина несколько раз постукивает открыткой по пальцам, проводя ими по буквам, и со вздохом кладет ее в карман. Возможно, в другой раз. Когда они заканчивают распаковывать вещи, Чонгук предлагает им отправиться в город, чтобы купить еды на следующие несколько дней, и, пообещав горячий шоколад, Хаён и Минджун более чем соглашаются поехать с родителями. Они уезжают в тихий и безветренный, холодный и облачный день. Сегодня обещают снег, которой покроет и без того ледяные дороги. Тэхён думает, что им не следовало ехать, но при виде хихикающего Минджуна, цепляющегося за спину Чонгука, когда тот скользит вниз с небольшого холма, он чувствует что-то странное в груди; даже если он не хочет это признавать. Вместо этого он сосредотачивается на том, чтобы не отпустить руку Хаён, помня о скользком льду под ними. Некоторое время спустя они добираются до центра города, когда от холодного воздуха у Тэхёна немеет нос, кончики ушей и даже пальцы, несмотря на то, что на нем перчатки. Он засовывает их в карманы пальто, когда Хаён отпускает его, убегая вперед, чтобы посмотреть на красивые украшения, которые сочетались гораздо лучше, чем те, что были дома — не более чем обыкновенные теплые огни, украшающие карнизы всех магазинов, венки, висящие на дверях, и довольно большая рождественская елка, мерцающая в центре. — Красиво, правда? – размышляет Ким, в основном про себя, но Хаён кивает в знак согласия. – Нам бы тоже нужно купить. — Да? — Голос Чонгука заставляет мужчину слегка подпрыгнуть, даже не подозревая, что Гук всегда находился рядом, хотя Тэхён предполагает, что это больше по привычке, чем по другой причине. Он смотрит налево, отмечая, что Минджун теперь сидит на плечах Чонгука, держа его руки в своих. — Ну, мы всегда можем вернуться завтра, я уверен, что кто-то продает их здесь, — говорит он, оглядываясь по сторонам. Это была скорее мимолетная мысль, чем предложение, но Тэхён ничего не говорит, просто отвечает легкой улыбкой, оглядываясь вокруг. Кроме них, вокруг прогуливается всего несколько человек, пара детей играет в снегу, а их родители разговаривают с одним из владельцев магазина неподалеку. Уютно, думает Тэхён, маленький городок, где все друг друга знают. — Насколько я помню, рынок в той стороне, — в конце концов говорит Чонгук, кивая, и Ким хмыкает в знак согласия, следуя за ним, и он отчасти благодарен дочери, когда та решает протиснуться между ними. В это время рынок почти пуст, скорее всего, из-за холода, который пробирает до костей, но, несмотря на это, группа людей по-прежнему стоят у прилавков, выстроившихся вдоль улицы, чтобы согреться с горячими напитками в руках. Вокруг них тихо играет рождественская музыка, аромат корицы и вина витает в воздухе каждый раз, когда Тэхён вдыхает, но ничто из этого не кажется, так сказать, расслабляющим, немного успокаивающим; как, например, долгие теплые объятия. Он следует за Чонгуком, пока они не доходят до одного из киосков, внутри которого стоит пожилая женщина, напевая одну из песен. Тэхён размышляет о том, что раньше встречался с ней, когда они приезжали сюда каждую зиму, и тогда ее глаза чуть расширяются, а губы изгибаются в улыбке; он думает, что она тоже их вспомнила. — О, смотрите, кто зашел! — ухмыляется она, складывая руки на груди. — Прошло столько времени с нашей последней встречи. — Миён, — приветствует женщину Чонгук, наклоняя голову настолько, насколько это возможно с шестилетним ребенком на плечах. — Рад вас видеть. — А как я рада тебя видеть, — тепло отвечает она. — Я уж думала, что никогда больше не увижу вас всех вместе, ведь прошло три или около того года, не правда ли? Ах, все равно прошло много времени, мы начали думать, что вы уехали, не сказав нам. — О нет, ничего подобного, не волнуйтесь, — несколько неловко хихикает Чонгук, и Тэхён переводит взгляд на него и впивается им ему в голову. — Полагаю, такова жизнь. — Папа был очень занят! — Хаён бездумно соглашается, пребывая в блаженном неведении, и Тэхён прячет улыбку в ее волосах, целуя в макушку. К счастью, Миён, кажется, смеется над ее словами, и Чонгук тоже, но Ким знает, что это по совсем другим причинам. — Правда? — Миён цокает языком, игриво качая головой. — Разве он так занят, что смог привести таких малышей сюда? Конечно, она говорит это беззаботно. Это легко понять по ноткам игривости в ее голосе, но Тэхён видит страдальческий взгляд в глазах Чонгука, легкую дрожь в его улыбке и то, как он прогоняет ее, покачивая ногой Минджуна. Инстинктивно Тэхён испытывает желание утешить его нежным прикосновением, что-то, что укоренилось в его движениях, но знает, что это больше не его дело, независимо от того, насколько сильно руки сейчас чешутся, чтобы не прикоснуться к Гуку. — Как поживает ваш муж? Помню, что он был очень болен, когда мы приезжали сюда в последний раз, — вступает Ким, бросая быстрый взгляд на Чонгука, кивая в ответ на небольшую благодарную улыбку. — Ой! Да, да, ему сейчас намного лучше, дорогой, спасибо, что спросил, — отвечает она, и лицо ее светлеет по мере того, что она говорит дальше. — Он не часто выходит зимой, не в такие дни, как этот, но сейчас он здоров, и это самое главное. — Я рад это слышать, Миён, — искренне улыбается Тэхён. — Надеюсь, мы сможем увидеться с ним перед отъездом. — Конечно, дорогой, если захочешь зайти, то ты знаешь, где мы живем. Заходи в любое время, — улыбается она в ответ, и в уголках глаз появляются морщинки. — Итак, могу ли я помочь вам, или вы просто осматриваетесь? Чонгук говорит ей, что они здесь, чтобы закупиться продуктами, но Тэхён не слышит, когда Хаён берет его за руку, указывая на один из прилавков. — В чем дело, детка? Ты что-то увидела? — спрашивает он, и она быстро кивает. — Они раскрашивают лицо, папа, — она надувает губы, глядя на него круглыми глазами. Тэхён бросает взгляд туда, где Чон теперь стоит в соседнем отделе, кивая в такт тому, что говорит ему сын, затем снова переводит взгляд на дочь. — Ладно, тогда пошли, — говорит он, и Хаён радостно подпрыгивает, прежде чем потащить его за собой. Женщина, сидящая за столом, улыбается им, когда они подходят, быстро приветствуя Хаён, очевидно, заготовленными заранее фразами, которые она, вероятно, говорит каждому клиенту. Она выглядит относительно молодо, думает Ким, по крайней мере, не старше его, и ее длинные волосы спадают на шарф, к которому Хаён не может не прикоснуться с удивлением и к большому разочарованию Тэхёна. Девочка выбирает дизайн с одной из фотографий, когда ей предлагают, тот, который, по ее словам, должен стать сюрпризом для Тэхёна, и хотя он уже видел, на что она показывала, он все равно соглашается ради нее. Женщина по имени Суджин, как узнает Тэхён, достает несколько кистей и маленькую палитру с белыми и ледяными синими тонами, некоторые из которых используются чаще, чем другие, и начинает рисовать на верхней части щеки Хаён. Рисунок не занял у нее много времени, потому что дизайн, который выбрала девочка, был довольно простым, не более чем множество снежинок, растекающихся от верхней части ее лба, переходящий к щеке, с небольшим количеством блесток, смешанных между ними. Когда Суджин заканчивает, она вручает Хаён зеркало, и та улыбается ей в ответ. — Это так красиво, мне нравится! – Хаён ухмыляется, покачивая ногами взад-вперед. — Спасибо вам, мисс Суджин! — Не за что, ангел, — отвечает она. — Вы хотите что-нибудь еще? — Ты должен купить мне наклейки для ногтей, папа! — восклицает девочка, дергая его за руку, пока Тэхён не в силах отказать ей ни в чем. Он садится в кресло с легким вздохом, и Суджин смеется, роясь в своих вещах. — То, что мы делаем ради детей, а? — говорит она со знающей улыбкой, вероятно, по собственному опыту. Мгновение спустя она поворачивается к ним с листом наклеек в руке. — Выбирай, — снова вздыхает Тэхён, снимая перчатки и кладя одну руку на стол, когда она жестом просит его сделать это. — Возьми эти, папа, — говорит Хаён, указывая на лист с наклейками. — Тогда мы будем похожи. — Снежинки? М-м-м, хороший выбор, — говорит им девушка, используя пинцет, чтобы поднять одну из наклеек, а затем подтягивает палец Тэхёна ближе. — Вы здесь вдвоем? — Нет, я здесь с моим... ее отцом и нашим сыном, — говорит он, указывая головой налево. — Кажется, он покупает продукты, ну, я надеюсь. Его легко отвлечь. Суджин задумчиво хмыкает, быстро оглядываясь. — Парень с маленьким мальчиком на плечах? — спрашивает она, и Тэхён кивает. — Ах, он милый. Он не переставал смотреть сюда с тех пор, как я взяла вас за руку. Тэхён краснеет, борясь с желанием посмотреть. «Что?» — Значит, обзавелся собственником? — говорит она, одна сторона ее рта кривится в легкой ухмылке, когда она переходит к следующему пальцу. — Мы в разводе. Суджин делает паузу, изучая его, прежде чем продолжить. — Мог бы и соврать. — Ему, наверное, просто интересно, куда мы подевались, — говорит Тэхён, потому, что это единственная причина, по которой такое могло случиться, единственная разумная причина. Однако Суджин больше не настаивает на этом, и Ким благодарен ей за это. Когда девушка заканчивает и Тэхён встает, Хаён подбегает к Чонгуку, чтобы показать ему лицо, взволнованно подпрыгивая на цыпочках, пока Ким платит за них обоих — гораздо больше, чем нужно. Он говорит девушке оставить сдачу себе, несмотря на отказы. — Ладно, хорошо, но только потому, что день шел медленно, вот и все, — рассуждает она, скривив губы и засовывает деньги в сумку. — И если твой малыш тоже чего-нибудь захочет, то в следующий раз я сделаю это за свой счет. — Мм, буду иметь в виду, спасибо, Суджин, — улыбается Тэхён, поправляя свой шарф. — Без проблем, милый, — говорит она, и Тэхён видит, как ее взгляд направлен ему за спину, чуть расширяясь. Он понимает почему, когда секунду или около того спустя, слышит голос, называющий его имя и которому вторят двое его детей, которые обхватывают руками его ноги. Тэхён поворачивается и видит Чонгука, стоящего рядом с ним, с пластиковыми стаканчиками в каждой руке. — Ты закончил? — Я - да, ты уже хочешь вернуться? — Если ты хочешь, — пожимает плечами Чонгук. — Или мы могли бы прогуляться еще немного, я не возражаю. — Мы закрываемся в пять, так что у вас еще полно времени, чтобы везде побывать, — вмешивается Суджин, на что Чонгук отвечает***
Раздается звук проворачиваемого в замке ключа, через несколько секунд открывается и закрывается входная дверь. Затем можно услышать напевание песни, что-то естественное и беззаботное, что Тэхён почти никогда не слышал. Потом он замечает своего мужа, бросающего сумку и сбрасывающего пальто, как будто никого нет дома, хотя, возможно, потому, что Тэхён и не должен быть дома. Он должен быть примерно в сотне миль от сюда, у своих родителей. — Рад видеть тебя, — говорит он, когда Чонгук, наконец, замечает его, и лампа рядом с ним почти не скрывает удивления на его лице. — Тэ? — отвечает он, руки остановились на галстуке. — Я думал, ты собирался в Тэгу на выходные. — Мама чем-то заболела. Не хотел, чтобы дети заразились, — говорит Ким, пожимая плечами. — Ты рано. — Ах, мы почти со всем закончили на сегодня, так что папа отпустил меня, — сглатывает Чонгук, прочищая горло, как только снимает галстук. — С твоей мамой все в порядке? — С ней все хорошо, она говорит, что это просто простуда, — отвечает он. — Мы, возможно, поедем к ним на следующие выходные, если ты захочешь поехать вместе — конечно, если ты сможешь. Тэхён не знает, почему он предлагает на самом деле, ведь он уже знает, каков будет ответ. Он видит это по тому, как Гук слегка колеблется, его брови нахмурены. — Я не знаю, Тэ, — он прочищает горло. — Я бы хотел, чтобы у меня получилось, поверь мне, но… — Ты работаешь - я знаю, все в порядке, — перебивает его Тэхён, слегка улыбаясь, несмотря на разочарование. — Все в порядке, честно. Не беспокойся. При этих словах Чонгук подходит ближе, наклоняясь достаточно близко, чтобы поцеловать мужа. Поцелуй выходит мягким, нежным, но заканчивается слишком быстро, но это все равно заставляет его сердце замереть. Тэхён любит Чонгука, бесспорно, так, что это едва ли справедливо. — Я заглажу свою вину, обещаю, — говорит Чонгук, обхватывая ладонями его лицо, большим пальцем лаская кожу на щеке Кима. Это то, что он слышал раньше, танец, который уже танцевали, и песня, которую не так часто слышал. Но Тэхён просто улыбается, целует внутреннюю сторону запястья Чонгука. — Хорошо, — мягко говорит он, надеясь, что усталость не проглядывает сквозь него. — Тогда я буду настаивать на этом. Чонгук ищет его руку, и Тэхён не сопротивляется, переплетая их пальцы вместе. Поцелуй начинается с тыльной стороны ладони, плавно переходящий к телу; один поцелуй - на костяшки пальцев, другой - на ладонь. Тэхён ничего не может поделать с тем, как он притягивает Чона ближе, его тело прижимается к чужому — точно так же, как он не может удержаться, чтобы не обвить все свои конечности вокруг его тела, уткнувшись лицом в изгиб шеи Чонгука, пока они окончательно не растворяются друг в друге. Кажется правильным быть таким; наконец-то полноценным, и эгоистичным; он не хочет отпускать Чонгука. — Я люблю тебя, — шепчут ему на ухо, чтобы только он мог услышать. — Ты ведь знаешь это? Тэхён не совсем уверен, но он знает, что это правда. Сердце подсказывает. — Знаю, — говорит он, несмотря ни на что. – Я больше. Чонгук сокращает и так небольшое расстояние между ними и целует до потери сознания, пока Тэхён не забывает обо всем, сжигая все оставшиеся сомнения.***
Когда Тэхён просыпается, его окутывает тепло, но он не возражает. Ему кажется, что он слышит звук закрывающейся дверцы машины, двигатель оживает, но насколько он видит, небо все еще темное, поэтому он понимает, что ещё слишком рано. Поэтому вместо того, чтобы встать, он плотнее натягивает на себя одеяло и снова засыпает. Позже он снова просыпается от звука чего-то грохочущего в коридоре, ругательств, срывающихся с чьих-то губ, и Тэхён не может сдержать стон, который неосознанно вырывается у него. На этот раз сквозь занавески пробивается свет, так что он знает, что проснулся гораздо позже, чем в первый раз, и, бросив быстрый взгляд на свой телефон, видит, что уже почти восемь сорок. Именно тогда он понимает, что это Минджун — это тепло, окутывающее его, одной рукой он держит своего медведя, другой вцепляется в футболку Кима. Он проводит пальцами по волосам мальчика, улыбаясь ему, глядя на ребенка сверху, когда он начинает шевелиться, потирая глазки. Он моргает, открывая их, и улыбается в ответ, когда, наконец, замечает папу. — Доброе утро, детка, — ласково говорит Тэхён, ущипнув Минджуна за щечку. — Может, пойдем посмотрим, что там шумит? На это Минджун кивает головой, перекатываясь на середину кровати, в то время как Тэхён сбрасывает с себя простыни, раскрывая объятия, чтобы Минджун мог прыгнуть в них. — Тогда пошли, — говорит он, выходя из спальни и идя по коридору. Хотя вскоре он останавливается как вкопанный при виде того, как Чонгук утопает в рождественской елке, одной рукой поддерживая ее, а другой прикручивая к подставке. — Чонгук, что это? — спрашивает тогда Тэхён, в его голосе слышится замешательство. — Это елка, — отвечает Чонгук, как только он встает, упирая руки в бедра. — Я вижу, — говорит Ким, вытягивая шею, чтобы увидеть ее целиком. Она высокая — по меньшей мере метра три, учитывая, что макушка почти касается потолка. — Что она здесь делает? — Ты сказал, что хочешь елку, — говорит Чонгук, его глаза почти округляются от сомнения, и Тэхён задумчиво хмурит брови, пытаясь вспомнить, когда он такое говорил. — Вчера, когда мы были в городе, — добавляет он. Тэхён вспоминает, что тогда — хотя, если честно, он совсем не ожидал, что Чонгук поедет покупать елку ни свет ни заря. От этой мысли у него сжимается в груди, и Ким не может точно решить, с чего этого. — Я могу вернуть ее, если тебе не нравится, просто я подумал… — Нет, все хорошо, — перебивает его Тэхён, поднимая Минджуна, когда тот начинает соскальзывать с его рук. — Нам она нравится, правда, Джуни? — спрашивает он, подталкивая все еще сонного мальчика, который кивает, несмотря на то, что прячет лицо в шее Тэхёна. — Ээм, у меня также есть кое-какие украшения. Поскольку я знаю, что тебе нравилось украшать елку, — говорит Чонгук, немного застенчиво улыбаясь. — И я уверен, что Хаён тоже оценит. Тэхён кивает, целуя Минджуна в макушку. — Она всегда украшает и всегда настаивает на том, чтобы устанавливать звезду на макушке, если ты помнишь, — хихикает он, в основном из-за неловкости, когда Чонгук смотрит на него с извиняющимся взглядом. Тэхён хотел бы так не поступать, но он знает, что в любом случае ничего не может с собой поделать. Их молчание наполняется торопливыми шагами вниз по лестнице с чердака. Хаён появляется чуть позже. Ее лицо сияет при виде рождественской елки, на губах появляется широкая улыбка. — Ты купил нам елку? — спрашивает она, поворачиваясь к Чонгуку. — Ну конечно, малышка, — говорит он, взъерошивая ее волосы. — Тебе нравится? — Нравится! — уверяет она, кивая головой, прежде чем повернуться к Тэхёну. — У нас никогда не было такой большой елки, да, папа? — Не было, — отвечает Ким, издавая тихий смешок. — Наша квартира недостаточно велика для подобной елки. — Тогда мы должны купить дом побольше, — напевает Хаён, задумчиво сдвинув брови. — Как у дяди Соджун-и. Мы могли бы вместить туда столько народу! Улыбка Тэхёна дрогнула при упоминании этого имени, а тело напряглось. Однако Хаён, похоже, этого не заметила, продолжая лучезарно улыбаться, как будто ничего не понимает, но пальцы нервно перебирают ее пряди. Тэхён не осмеливается поднять глаза, встретиться с взглядом, который он чувствует на себе, и пытается думать о чем угодно, кроме него. Он прочищает горло, когда никто ничего не говорит, тишина балансирует на грани неловкости между ними, и рука в волосах Хаён снова начинает двигаться, продолжая перебирать пряди. — Можем мы уже начинать украшать ее? — нетерпеливо спрашивает девочка, разглядывая несколько коробок у камина. — Пока нет, — говорит Тэхён, похлопывая Минджуна по спине, когда тот начинает шевелиться. — Сначала умойся и оденься, пока я приготовлю завтрак, а потом мы сможем украсить ее вместе, хорошо? — Хорошо, — вздыхает она, демонстративно закатывая глаза, направляясь в ванную, и он смотрит ей вслед, пока не слышит щелчок закрывающейся двери, поворачиваясь обратно к пустому месту, где только что стоял Чонгук. Тэхён идет на звуки кофеварки и стука кастрюль, пока не находит Гука на кухне, достающего еду из холодильника. Минджун фыркает ему в шею от шума, протирая глаза кулачком, прежде чем снова спрятать лицо. — Ты готовишь завтрак? — спрашивает Тэхён, как будто это и так недостаточно очевидно. — Этим я и занимаюсь. — Ты же знаешь, что не обязан. Я не против сам приготовить, — говорит он, усаживая Минджуна на столешницу, придерживая того сбоку, когда мальчик отказывается отпускать. Чонгук слегка напевает, пожимая плечом. — Всё в порядке, это справедливо, учитывая, что я тебя разбудил. — Верно, — говорит Тэхён, поджимая губы, и вскоре их охватывает тишина, когда Чонгук не отвечает. Почему-то становится еще больше неловко, возможно, потому, что они остались вдвоем, но Тэхён знает, что это из-за чего-то другого, чего-то скрытого, о чем он размышляет, как рассказать, когда Чонгук начинает разбивать яйца в миску, взбивая их вилкой. — Елка, — говорит он вместо этого, струсив. — Я уверен, что ты столкнулся с множеством неприятностей, чтобы раздобыть ее так поздно, так что спасибо. Я знаю, Хаён была разочарована, что в этом году мы не смогли установить ее дома, так что да, я уверен, что это много для нее значит. Чонгук просто поднимает на него глаза и кидает не более чем мимолетный взгляд. — На самом деле, это не проблема, — говорит он, продолжая готовить яйца. — И все же, это было мило с твоей стороны. — Ты так говоришь, будто не думал, что я смогу так поступить, — говорит Чонгук, хватая одну из сковородок, чтобы поставить на плиту, и включая одну из конфорок. — Я просто не ожидал этого, вот и все, — отвечает Ким. — Не то чтобы ты был неспособен на это — я знаю, что ты можешь. — Хм, уверен, что это ничто по сравнению с тем, что для вас сделал дядя Соджун-и, так ведь? Чонгук говорит это в шутку, но его слова все равно заставляют сердце Тэхёна дрогнуть на долю секунды, а глаза округляются, смотря на Чонгука. Это то, что, как Тэхён знает, всегда беспокоило Чонгука, даже если он сам никогда прямо ничего не говорил. Это то, что всегда присутствовало между ними всякий раз, когда Тэхён возвращался после свидания с другим мужчиной или даже просто при упоминании имени Чонгук напрягался, замыкался ещё больше в себе. Он прошлый немного похож на себя настоящего, его тело контрастирует с тем, что отражается на его лице; блеск насмешки в его глазах сильно отличается от белизны костяшек пальцев, когда он сжимает стойку. Тэхён не совсем понимает, почему это так сильно беспокоит Чонгука. Что тогда, что сейчас — сердце Тэхёна всегда принадлежало ему, и только ему. Возможно, даже до сих пор, но это похоронено слишком глубоко внутри, чтобы Тэхён мог знать, что оно все еще там, заперто где-то в его груди. — Когда они с ним познакомились? — спрашивает Чонгук, когда Ким молчит. — Думаю, несколько лет или около того назад, — пожимает плечами Тэхён, укладывая свою голову на голову Минджуна. — Он мой друг и рано или поздно они бы все равно познакомились с ним. Чонгук хмыкает, несколько пренебрежительно. — Так вот кто он такой? Твой друг? — Да, — отвечает мужчина, и хотя это не ложь как таковая, но в его голосе все еще слышится нотка вины, которая, как он надеется, останется незамеченной. Но с тем намерением, с которым Чонгук смотрит на него — Тэхён очень сомневается в этом. После того, проходит, кажется, вечностью, когда Чонгук отводит взгляд, кивнув. — Хорошо, — это все, что он говорит, поворачиваясь, чтобы взять четыре тарелки из одного из шкафчиков. Тэхён хмурится. — Хорошо? И это все? — А что ты хочешь, чтобы я ответил? — Не знаю, но обычно тебе есть что сказать, — отмечает Тэхён, наблюдая, как Чонгук начинает раскладывать еду по тарелкам. — Ну, все может измениться, — достаточно просто говорит ему Чон. — Всем известно, что иногда такое случается. Тэхён оставляет свои слова при себе, когда слышит шаги, пробегающие по гостиной, вскоре после этого появляется Хаён. Широкая улыбка появляется на её лице, когда она видит их всех вместе, быстро подбегая, чтобы обнять мужчину. — Я уже приняла душ и оделась, — улыбается она, укладывая подбородок ему на живот. Ким проводит рукой по ее волосам, хихикая, когда обнаруживает, что они наполовину высохли, а мокрые кончики капают на ее одежду. — Сначала съешь свой завтрак, папа приготовил его специально для тебя. Хаён стонет, но, тем не менее, подчиняется. Они вместе завтракают в относительной тишине, только странная болтовня по радио и светская беседа между Хаён и Чонгуком не делает обстановку некомфортной. Тэхён, однако, не обращает на это внимания, потому что он занят кормлением Минджуна, который отказывается слезать с его колен, цепляясь за них. Прежде чем Тэхён предполагает, Чонгук уже забирает их тарелки, чтобы помыть. И, к большому восторгу девочки, они, в конце концов, приступают к украшению елки, но как только они заканчивают и Тэхён разрешает, она убегает в другую комнату, а Минджун, уже взбодрившийся, бежит следом. В общей сложности это занимает у них не больше часа или около того, Хаён и Минджун настаивают на том, чтобы петь рождественские песни вместе с радио, но Тэхён, в любом случае, доволен результатом, даже если все, к чему он прикасается дальше, в конечном итоге покрывается блестками. Он делает несколько фотографий детей около елки, чтобы позже показать своей матери. По своим собственным эгоистичным причинам он фотографирует их вместе с Чонгуком, но он не покажет ей эти фотографии, по крайней мере пока. Какое-то время они просто стоят и смотрят на плоды своей усердной работы. Чонгук уложил руки на бедра, Хаён обвилась вокруг его ног, а Тэхён с Минджуном стоят за его спиной. Огни наполняют комнату теплом, блеск украшений искрится, когда на них падает свет, но больше всего от них блестят глаза Чонгука, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на Тэхёна. — Думаю, мы хорошо постарались, верно? Тэхён кивает, заставляя себя отвести взгляд. — Да, мы это сделали.***
— Знаешь, тебе не обязательно было провожать меня до дома, — говорит Тэхён, плотнее закутываясь в пальто и скрещивая руки на груди. Сейчас середина весны, но зимний холод все еще ощущается в этот конкретный вечер, когда Соджун настоял на том, чтобы проводить его домой после вечернего занятия. Соджун издает смешок, а маленькое облачко это дыхания видно при свете одного из уличных фонарей. — Это меньшее, что я могу для тебя сделать. — И все же, — пожимает плечами Тэхён. — Я знаю, что ты живешь совсем в другой стороне. Просто не хочу, чтобы ты из кожи вон лез, ради того, чтобы довести меня до дома. — Не беспокойся об этом, Тэ. Существует такси, забыл? — говорит Соджун, слегка подталкивая мужчину, когда они останавливаются перед его домом. Внутри горит свет, пробивающийся сквозь закрытые жалюзи, и Тэхён задается вопросом, не спит ли еще Чонгук. — И, кроме того, у меня было немного времени подумать. — О чем? — О том, как сказать тебе кое-что, что я собирался рассказать уже некоторое время, — вздыхает Соджун, бросая взгляд вниз на их ноги, прежде чем снова поднять глаза. — Ты можешь рассказать мне все что угодно, ты же знаешь это, так? — Знаю, — кивает он. – Думаю, я просто не знал, как начать. — Почему? В этом нет ничего плохого, ведь так? — Нет, не совсем, — успокаивает Соджун с легкой улыбкой. – Скорее наоборот, ну я так думаю. Тэхён улыбается в ответ. — Тогда ладно, я весь во внимании. — Хорошо, — вторит Соджун, выдыхая. — Ну, ты помнишь галерею в Японии, о которой я тебе рассказывал? Ту, которую я хотел приобрести? — Конечно, — говорит Ким, кивая головой, с улыбкой, в которой нет ни капли застенчивости. — Я купил ее пару недель назад… Тэхён не дает ему закончить, прежде чем притягивает его в объятия, крепко обвивая руками шею парня. — Поздравляю! — С гордостью говорит он. — Спасибо, но это еще не все, — говорит Соджун несколько неохотно, кладя руки на талию Тэхёна, чтобы слегка оттолкнуть его, ровно настолько, чтобы они могли посмотреть друг на друга. — Есть еще что-то? Соджун кивает. — Когда я был там, я встретился с арт-дилером, одним из крупнейших в стране, — говорит он со слишком большим удивлением в глазах. — Я показал ему несколько картин, которые ты оставил у меня, и они ему понравились. — Ты - что? — спрашивает Тэхён, недоверие и удивление так и ощущаются в его словах. Его руки напрягаются, глаза расширяются, а губы приоткрываются. — Что это значит? — Это значит, что он хочет поработать с тобой, Тэхён, — со всей искренностью отвечает ему мужчина, возможно, немного перебарщивая. — Он хочет, чтобы ты переехал в Японию. На этих словах Тэхён полностью отстраняется от друга, нахмурившись и отразив миллион разных эмоций сразу. — Ты серьезно? — спрашивает он, слишком быстро набирая воздух в легкие, чтобы получилось отдышаться. – Я-я не могу просто взять и переехать в другую страну. — Почему нет? Это отличная возможность для тебя, — говорит Соджун, и Тэхён надеется, что ему показалось разочарование в его голосе. — Это же не на другом конце света. — Дело не в этом, хен, — мужчина сглатывает, большим пальцем крутя обручальное кольцо на безымянном пальце. — Моя семья здесь - Чонгук, наши дети, мои родители. Я не могу вот так оставить их здесь. — Я не говорю, что ты должен это сделать, но Хаён и Минджун могут поехать с тобой. — А Чонгук? Соджун делает паузу, сжимая губы. — Я думаю, это решать тебе, — говорит он. — В конце концов, он твой муж. «Если бы он выбрал тебя, а не свою работу», имеет в виду он, хотя Соджуну не обязательно говорить это вслух, чтобы Тэхён понял. Тэхён бросает взгляд налево, на дом, где находится семья, и почти в надежде желает, чтобы Чонгук ждал его у двери с распростертыми объятиями и открытым сердцем, даже если это все давным-давно ушло из их жизни. — Я не жду, что ты сразу дашь ответ, — говорит затем Соджун, заполняя тишину. — Я просто хочу, чтобы ты хотя бы подумал об этом, ладно? Тэхён просто кивает, наблюдая, как Соджун улыбается и поднимает руку, чтобы протянуть ее к мужчине, но замирает, едва коснувшись лица Тэхёна, прежде чем положить руку на его плечо, сжимая его сквозь пальто. Младший пытается не думать об этом, роясь в кармане в поисках ключей и указывая налево. — Мне, наверное, пора, не хочу, чтобы Чонгук волновался, — говорит он, хотя это скорее оправдание, чем что-либо еще. — Конечно, — говорит Соджун, убирая руку, чтобы положить ее в карман своего пальто. – Тогда до встречи? — Да, — кивает Тэхён. — И спасибо тебе за то, что проводил меня домой, я не хотел показаться неблагодарным перед тобой. — Все в порядке, я знал, что ты хотел как лучше, — улыбается старший. — Спокойной ночи, Тэхён. Мужчина пытается улыбнуться в ответ, когда подходит к двери. — Спокойной ночи, хен. Он долго не задерживается, чтобы увидеть, как Соджун уходит. Он уже отпирая дверь и заходит внутрь. В доме тихо, ни шагов, ни болтовни из телевизора, но это не удивляет его, когда он заходит в гостиную. Его встречает Чонгук, растянувшийся на диване, кофейный столик завален бумагами, и он слегка похрапывает вдали. Тэхён снимает ботинки и оставляет их у двери, прежде чем подойти, опускаясь на колени, чтобы собрать все бумаги, упавшие на пол, и те, что лежали на груди Чонгука, складывая их в стопку на столике. Закончив, он хватает одеяло со спинки дивана, накрывает им тело младшего, подтягивая его до подбородка, и садится на пол рядом. Какое-то время это все, что он делает: просто сидит и смотрит, как Чонгук мирно спит, и из чистого эгоизма нащупывает руку Чонгука, подносит ее к губам, чтобы поцеловать тыльную сторону и прижимает к своей щеке. Чонгук не просыпается и даже не шевелится, и Тэхён ненавидит это, ненавидит то, что это самое долгое прикосновение за последние месяцы, а Чонгук даже не осознает этого. Он шепчет в ладонь мужа забытые слова, которые ни один из них в последнее время не говорит друг другу, целует ее, закрывая глаза, и просто наслаждается редким ощущением некогда знакомого прикосновения. Он ненадолго представляет, что Чонгук проснулся, поглаживает большим пальцем его в месте под глазом, нежно и трепетно, как это было когда-то давным-давно. Тэхён думает, что тогда он знал, что ответить, ну или, тот, о чем он знал все это время. Ответ в том, как бьётся его сердце, когда он чувствует прикосновения Чонгука на своей щеке, мозолистую ладонь, которая шершаво касается его кожи, и твердость обручального кольца, когда он льнет к теплой ладони. Тогда, в тот теплый осенний день, Тэхён выбрал Чонгука без тени сомнения. И теперь, три года спустя, в этот холодный весенний день, он снова выбирает его.***
Тэхён прячет лицо в шарф, плюхаясь на один из уличных стульев у камина. Впереди него бегают по снегу Хаён и Минджун, а Чонгук бегает за ними, и он не может сдержать лёгкой нежной улыбки, которая появляется в этот момент на его губах. На этот раз Тэхён не противится этому. В любом случае, кроме него, об этом никто не знает. Потом из его кармана доносится тихое жужжание, его телефон вибрирует. Он вытаскивает его, несмотря на нежелание двигаться, ему в таком положении очень тепло и комфортно, но вскоре он забывает обо всем этом, когда видит имя Чимина на экране, фотографию, которая появляется, когда Тэхён открывает сообщение. Это фотография Чимина и его парня, одетых в роскошные рождественские свитера с улыбками на лицах. И это настолько невероятно слащаво, что Тэхён не может не улыбнуться, игнорируя странные покалывания в груди. Он отправляет другу свою фотографию, на одной из которых он надувает губы из под шарфа, а на другой дети играют в снегу. Отправляя их другу, он ни о чем не подозревает, пока не начинает звонить телефон, после чего на экране появляется имя Чимина и он отвечает. — Знаешь, если ты так сильно скучал по моему голосу, все, что от тебя требовалось… — Почему Чонгук с тобой? — Чимин перебивает его, а в голосе слышится что-то серьезное. Тэхён хмурит брови, оглядываясь вокруг. — Откуда ты знаешь, что он со мной? — Ты только что прислал мне фотографию его с детьми, умник. — Ой. — Не «ойкай» мне тут, — ругает его Чимин. — Объяснись. — Ну… — Тэхён сглатывает, прочищая горло. — Если это еще недостаточно очевидно, то возможно, я сделал что-то глупое, а может, и нет. — Нет, блин, — усмехается Пак. — Я думал, ты у родителей? Или они с тобой? — Я не с ними, нет, — говорит Ким, хотя и неохотно, когда он тыкает пальцами в бедро. — Мы в домике… домике Чонгука. — В домике Чонгука, — повторяет Чимин, как будто до него не дошло с первого раза. Наступает пауза, за которой следует вздох. — Хорошо, и как именно это произошло? — Эм, в ту ночь, когда я расстался с Соджуном, я позвонил Чонгуку после твоего ухода и пригласил сюда. — ...Ты пригласил его в его собственный загородный дом? Тэхён закатывает глаза. — Ну, когда ты так говоришь, то звучит глупо, — бормочет он. — Это и так глупо, Тэхён! — Чимин тихо восклицает, почти так, как будто он пытается звучать тише. — Вы, ребята, развелись по причине, вы помните об этом, ведь так? — Ты говоришь так, как будто это что-то большее, чем простое совместное время препровождения всей семьей, — говорит Тэхён, бросая взгляд на упомянутую семью. Хаён и Минджун лепят вместе снежок, в то время как Чонгук лепит свой собственный, который гораздо больше, и Киму остается только надеяться, что он не прилетит им в головы. — Это ведь так и есть? — спрашивает друг тем же голосом. — Из того, что я помню, он едва ли знал, что это такое. Ким вздыхает, ему не нравится, как его желудок, кажется, скручивается, будто веревки собираются в узлы. — Он сейчас здесь, это кое-что да значит, не так ли? — Я не знаю, Тэ, — говорит Чимин, не переубежденный. — Я могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз он появлялся за последние три года, и я не понимаю, почему сейчас что-то изменилось. — А должно было? Я предложил ему поехать, и он поехал. Почему это обязательно должно подразумевать что-то большее? — Потому что я знаю тебя, Тэхён, — мягко говорит друг. — Иногда твое сердце слишком доброе, особенно к тем, кто этого не заслуживает. Тэхёну не нужно думать дальше, чтобы понять, что он имеет в виду, он уже понял. — Мы не... все не так, — нерешительно говорит он. — И я не хочу, чтобы это было так, и я сомневаюсь, что он тоже этого хочет. В этот момент он слышит, как кто-то зовет Чимина по имени на заднем плане, предположительно, его парень. И он слышит, каким мягким голосом, с какой нежностью, Чимин отвечает ему. — Плохие новости, я нужен в другом месте, — неохотно говорит Пак, выдыхая. – Как ты понял, мы собираемся прогуляться. — Ах, семейная жизнь, как мило, — Тэхёну удается улыбнуться, вздергивая нос. — Да, да, просто побеспокойся о своем угрюмом бывшем муже. — Он не такой. — Хорошо, Тэхёни, — Чимин издает тихий смешок, не веря своим ушам. — В любом случае, мы поговорим об этом детальнее, когда мы вернемся домой, хорошо? — Если это так необходимо, — драматично вздыхает мужчина. — Тэхён. — Хорошо, ладно, обещаю. — Хорошо, — говорит Чимин, и Тэхён слышит что-то шуршащее. — И до тех пор, не делай больше никаких глупостей, хорошо? Тэхён мямлит, откидываясь на спинку стула. – Не обещаю. Пак что-то говорит, но это явно не ему, судя по тому, что Тэхён не совсем может разобрать слова. — Мне пора идти, Тэхёни. Люблю тебя, пока! И с этими словами он отключается. Тэхён отправляет ему сообщение «я тоже тебя люблю» просто так, и быстро просматривает другие свои сообщения или их отсутствие. Он подумывает о том, чтобы написать что-нибудь просто и дружелюбное Соджуну, но передумывает и вместо этого отправляет одно своей матери. — Все в порядке? На мгновение ты выглядел грустным, — Тэхён поднимает глаза на голос Чонгука. Покрасневшие щеки - первое, что он замечает, но Ким знает, что это просто из-за снега, попавшее ему на лицо. Это видно по тому, как еще немного снега осталось на его пальто. — О, правда? — Мужчина моргает, немного застигнутый врасплох. — Ничего подобного, просто Чимин.. — говорит он, показывая свой телефоном, прежде чем положить его обратно в карман. — Давненько я не слышал этого имени, — говорит Чон, сопровождаемый неловким смешком, когда он садится рядом с Кимом. — Как он? — Хорошо, — отвечает Тэхён, пожимая одним плечами. — В настоящее время он впервые проводит каникулы с семьей своего парня. — Ах, я так понимаю, он переживает? — спрашивает Чонгук, и Тэхён кивает. — Я не осуждаю его, я бы тоже переживал. Тэхён бубнит, отводя взгляд. — Хотя у тебя не было причин для переживаний, я почти уверен, что мои родители полюбили тебя с первого взгляда, к сожалению. — Я бы не сказал, что в этом есть что-то прискорбное, — шутливо говорит Чонгук, покачивая правым коленом из стороны в сторону. Оно пару раз инстинктивно врезается в руку Тэхёна, но вскоре он убирает ее. — Думаю, зависит от того, как на это посмотреть. — Ну, учитывая, что они, вероятно, сейчас ненавидят меня, это вполне может быть грустно, — говорит Гук, и мужчина краем глаза бросает на него взгляд. Чонгук больше не смотрит на него, его глаза теперь сосредоточены на их детях, играющих в снегу. В идеале Тэхён знает, что должен попытаться оспорить это, сказать ему, что это неправда, потому что это далеко не так, но он также знает, что Чонгук не поверил бы ему, даже если бы тот попытался. Он всегда становился таким упрямым, как только что-то застревало у него в голове. Они оба были такими. — Как поживает твоя семья? – Переводя тему, спрашивает Тэхён, и на этих словах Чонгук выглядит почти удивленным, захваченным врасплох. — Думаю, с ними все в порядке, — говорит он, ерзая. — Я, э-э, на самом деле не часто общаюсь с ними, за исключением мамы. — О? — Да, — хихикает Чонгук, хотя это вряд ли приятно. Скорее чувство пустоты. — Мне потребовалось всего двадцать девять лет и развод, чтобы понять, что они были не самыми приятными людьми. — Мне жаль, — тихо говорит Тэхён. — Не стоит, — отвечает Чонгук, шмыгая носом от холода. — Полагаю, что это просто то, о чем я тебя не послушал. Ким пытается не улыбнуться этому, сдерживает себя, прикусывая внутреннюю сторону нижней губы. — Ты ведешь счет этих вещей или как? — Записал это и все остальные вместе с датой. — Почему-то меня это даже не удивляет, — говорит Тэхён, разгребая ботинком немного снега и снова стуча по нему. — Ты всегда был самым организованным из нас обоих. — С тех пор мало что изменилось, — улыбается Чонгук, уголки его губ приподнимаются, когда он об этом говорит. — Нет, не особо. Чонгук мычит в знак признательности, засовывая руки в карманы пальто. Затем наступает тишина, как у двух незнакомцев, которые не совсем знают, о чем говорить, что сделать, даже если у них в головах крутится миллион различных мыслей. Тэхён не уверен, что кто-то из них все равно озвучит их. Тишину нарушает смех детей, радостные возгласы Минджуна, когда Хаён катает его на гигантском снежке. Мгновение спустя он падает лицом в мягкий сугроб, а Хаён падает от смеха. — Ты все еще рисуешь? — спрашивает тогда Чонгук, и Тэхён отводит взгляд от детей, чтобы посмотреть на Гука, чьи глаза не наполнены ничем, кроме нежности, когда тот смотрит перед собой. — Да, — отвечает Ким, кивая головой. — На самом деле я преподаю рисование. Конечно, они всего лишь дошкольники, но да. Также я продал пару картин. При этих словах Чонгук смотрит на него, на лице явно написано удивление, хотя под всем этим скрывается что-то, что Тэхён не может точно определить. — Правда? — Да, — снова кивает Тэхён, глядя вниз на свои ноги. – Соджун, он, э-э... выставил их в одной из своих галерей пару месяцев назад, и я думаю, они понравились людям настолько, что они захотели их купить. Лицо Чонгука дрогнуло на долю секунды, прежде чем смениться улыбкой. — Ну, ты всегда был талантлив в этом, — говорит он. — Я рад, что у тебя наконец-то появился шанс показать людям, насколько ты гениален. — Я не могу приписывать себе все заслуги, в конце концов, это была идея Соджуна, — говорит Тэхён, и Чонгук бубнит что-то тихое и мелодичное. — Значит, у тебя есть хороший друг. — Думаю, да, — вздыхает Тэхён, чувствуя, как чувство вины начинает появляться в его груди, желая, чтобы он мог взвесить это на исходе их с Соджуном отношений, но он знает, что причина не в этом. Отсутствие ответа Чонгука говорит ему об этом. Она клубится где-то в ребрах, придавливая их, будто у этого есть на то причины. Это не так, и он это знает. Знает, что ему не нужно ничего объяснять Чонгуку — они не вместе и не были вместе уже три года. И все же Тэхён, кажется, не может найти в себе сил остановить слова, которые затем срываются с его губ. — Раньше я был не совсем честен с тобой, — говорит он, вцепившись руками в край сиденья. — О том, что Соджун - мой друг. Одна из бровей Чонгука приподнимается в знак признания этого, нога, которая покачивается, останавливается, но он ничего не говорит. — Мы расстались несколько недель назад. Чон кивает, все еще не смотря на него. — Как долго вы были вместе? — Пару месяцев. Может быть, три. — Между вами было все серьезно? — спрашивает Чонгук несколько хрипловатым голосом, и Тэхён моргает, немного отстраняясь, прежде чем нахмурить брови. — Почему это так важно? — Потому что именно поэтому я здесь, ведь так? — Чонгук смеется, немного сухо, как будто он не может до конца в это поверить. Его лицо искажается от осознания. – Причина, по которой ты сразу же пригласил меня сюда. — Что? Я пригласил тебя, потому что это Рождество, и так как знал, что наши дети захотят увидеть тебя, как и всегда, — парирует Тэхён, хотя для него это звучит не более чем ложью. — Тебе так трудно в это поверить? — Это ты мне скажи, — коротко говорит младший, пожимая плечами. Тогда он, наконец, поднимает свой взгляд на него, и Тэхён почти жалеет, что сказал это. — Ты бы все еще пригласил меня, если бы не расстался с ним? Или вообще позвонил мне? Тэхён открывает рот, чтобы оспорить сказанное, но быстро закрывает его, когда, кажется, что это не поможет. Он не может оспорить, и он это знает. Если бы они с Соджуном не расстались, он бы сейчас был в доме своих родителей, с гордостью знакомя своего парня с родителями, ни разу не подумав о Чонгуке. Немного больно это представить, но Тэхён сейчас ничего не может с этим поделать. — Ты даже не собираешься это отрицать, так? — Прости, — это все, что он может сказать, зная, что Чонгук прав. Чонгук усмехается, качая головой, когда проводит рукой по лицу, потирая виски. — Чертовски типично для тебя, не так ли? — он хихикает, едва ли забавляясь. — Вот о чем я раздумывал…хотя нет, забудь об этом. Я не думаю, что теперь важно, о чем я там думал. — Почему это не важно? — Потому что это не так, — отмахивается Чонгук, вставая. — Я собираюсь в душ. Он поворачивается, чтобы уйти, но Тэхён опережает. — Чонгук, подожди, — говорит он, свободно оборачивая свою руку вокруг запястья Чонгука. Он хотел бы, чтобы не так выглядело их первое прикосновение к друг другу за много лет, но Тэхён думает, что это в какой-то степени типично для них: один умоляет другого остаться. — Не надо, — бормочет Чонгук, как будто его горло сжато, чтобы говорить. Он высвобождает свое запястье из хватки Кима, засовывая ее в карман пальто. — Просто... не надо. — Но ты расстроен. — А я сказал, что это не важно. Мужчина не дает ему и шанса ответить, потому что он уходит прежде, чем Тэхён успевает даже сглотнуть.***
Чонгук не знает, когда все стало меняться, но ему кажется, что он узнает об этом последним. Он узнает, что Тэхён начал рисовать. Это заметно по странным пятнам краски на его одежде, на коже, а иногда даже в волосах. В раковине лежат кисти для рисования, палитры сушатся на подставке для посуды, и вскоре в одной из свободных комнат начинают скапливаться холсты за холстами, и только тогда Чонгук узнает, что Тэхён записался на занятия в какую-то городскую галерею. Ее владелец человек, у которого денег больше, чем здравого смысла в его манерах и внешнем виде. Во всяком случае, так думает Чонгук, когда однажды вечером Тэхён публикует фотографию класса. Это тот редкий случай, когда Чон находится дома. Он отмечает этого мужчину на фотографии, но Гук не лезет не в свое дело. Он игнорирует это, точно так же, как игнорирует комментарий под этим постом и также те, которые появляются под каждым следующий постом. Спальня в конечном итоге превращается, в своего рода, студию, но Чонгук не может найти в себе сил этому возразить, когда видит, как лицо Тэхёна начинает сверкать с каждым мазком кисти, как его улыбка становится все шире и шире каждый раз, когда он заканчивает очередную картину. Они прекрасны, конечно, Тэхён по-другому не может. Среди его картин есть пейзажи мест, где они побывали, закаты и рассветы, портреты людей, которых Чонгук не знает и, вероятно, никогда не узнает. Мелочи, которые Тэхён любит в своем большом сердце, накапливаются и накапливаются, пока Чонгук не может не задаться вопросом, осталось ли там еще место для него. Время идет, и младшему кажется, что он начинает забывать голос мужа, улыбку своей дочери, смех своего сына. Они укоренились глубоко внутри, то многое, что он знает, но не может вспомнить, когда в последний раз видел их или слышал. Они разговаривают друг с другом столько же, сколько видят друг друга; редкие моменты ранним утром, призрак пальцев Тэхёна на его коже из тех дней, которые Чонгук не может отличить. В какой-то момент Тэхён продолжает говорить ему, что им нужно поговорить, поэтому Чонгук обещает, что найдет ночь, чтобы это сделать. Конечно, этого не случается, из-за работы он занят до тех пор, пока луна не скажет «привет», а вскоре и «прощай», изматывая его до мозга костей. Так проходят недели, медленно складываясь в месяцы, и когда однажды поздно вечером Чонгук приходит домой, его нет. Ни следа его и детей; ни игрушек, ни картин, ни принадлежностей для рисования. Его студия пуста, как будто его там никогда и не было, и Гук думает, что именно тогда он, наконец, понимает. Паника из-за всего происходящего не отпускает его, поэтому Чонгук старается бороться с ней, и каким-то образом ему удаётся работать ещё больше, к большому удовлетворению своего отца. Фраза «Я горжусь тобой» будет озвучена неделями позже. Она срывается с губ отца тогда, когда вся жизнь Чонгука разваливается на части, и она никак не заполняет ту пустоту, которая поселилась в его груди. Но если и есть что-то, что давит на него сейчас, так это только усиливающаяся тяжесть обручального кольца, все еще красующееся на его пальце. В конце концов, это ему так дорого обошлось. Он находит картину после того, как развод уже окончательно урегулирован. Она спрятана в шкафу в комнате, в которую он отказывался заходить, завернута в слой пузырчатой пленки и аккуратно перевязана бантиком. Спереди приклеена маленькая открытка с надписью «С годовщиной, Гуки!», на которой нарисовано слишком много сердечек, а сердце самого Чонгука уходит куда-то в пятки. Хрупкие узлы, удерживающие сердце воедино, распадаются при одной мысли об этом. Он не замечает, как разрывает пузырчатую упаковку, и не замечает, что перед глазами все плывет, пока не видит четыре знакомых лица и влагу, которая стекает вниз по его щекам. Это картина, на которой они изображены однажды летом на пляже, прижавшись друг к другу под солнцем. Фотография, которая годами была у Чонгука в качестве экрана блокировки, на которой голова Тэхёна покоится у него на плече, Хаён и Минджун сидят у каждого на коленях, мило улыбаясь в камеру в руке Чонгука. Каждый раз, когда он смотрел на нее, она наполняла его теплом. Картина ничем не отличается, хотя тоска, которая отпечаталась в ней, для него в новинку, медленно пробираясь к его груди, пока не начинает болеть все сильнее. Он сидит и смотрит на нее, пока не начинает засыпать, прижав ее к груди. И когда холодная зима подходит к концу, и Чонгук, наконец, отпускает дом, который им больше не принадлежит, а картина – то единственное, что он забирает с собой.***
В доме необычайно тихо, когда Тэхён просыпается, глаза тяжелые от сна. Нет ни счастливых, ни раздражительных криков, точно так же, как нет музыки по радио, которая, кажется, нравится Чонгуку в последнее время. Тишина. Слишком спокойно, что заставляет Тэхёна немного запаниковать. Часы показывают одиннадцать пятнадцать, так что он знает, что они не могут еще спать: Хаён никому не дала бы такого шанса. Он поспешно находит ближайшую и самую чистую толстовку, чтобы надеть ее, и направляется в гостиную, чтобы позвать их. Ответа не приходит, поэтому он проверяет снаружи, но не следа. Свежий слой покрывает следы, оставленные ими ранее. Он видит записку на столе только тогда, когда достает телефон, его пальцы зависают над номером Чонгука. Ушли в парк, скоро вернемся. – Ч. Внизу записки также нарисованы неаккуратные каракули: четыре фигурки из палочек, держащиеся за руки, а вокруг них снежинки. Очевидно, это была изображена Хаён с тиарой на голове, что заставляет Тэхёна улыбнуться, проводя пальцем по чернилам. Он прячет записку в надежном месте, приберегая её на потом, прежде чем вернуться в спальню, чтобы найти теплую одежду. Он одевается в два слоя, считая, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, и отправляется в парк. Прогулка занимает у него больше времени, чем Тэхён ожидал, потому что дорожка более обледенелая, чем обычно, но когда он, наконец, добирается туда, первое, что он видит - Хаён и Минджун катаются на коньках на небольшом катке с другими детьми, а их родители стоят рядом. Далее он видит Чонгука, прислонившегося к перилам и наблюдающего, как дети катаются. На его лице он замечает легкую хмурость, которой не должно быть, брови сведены вместе, будто он слишком усердно над чем-то размышляет, и Тэхён, кажется, догадывается почему; менее трех слов, которые они сказали друг другу со вчерашнего дня, являются возможной причиной. Тэхён все равно направляется к нему, несмотря на то, хочет этого Чонгук или нет, и мягкое «Эй» срывается с его губ, как только он оказывается достаточно близко, положив руки на перила. Младший даже не смотрит на него, хотя Тэхён вряд ли ждет этого. — Почему ты меня не разбудил? — добавляет он, и Чонгук просто пожимает плечами. — Я подумал, что ты захочешь хоть раз выспаться, — отвечает он, с трудом скрывая тот факт, что это звучит как ложь. — Верно, — вздыхает Ким. – Тогда это не потому, что ты избегаешь меня? — Я не избегаю тебя. — Чонгук. — Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал тебе, Тэхён, — выдыхает он, выпрямляясь. Старший кивает, машет рукой, когда Хаён кричит ему с другого конца катка. — Как бы то ни было, мне жаль, — начинает он, сжимая пальцы через ткань перчаток. — Я не хотел причинить тебе боль, я не думал об этом, когда приглашал тебя сюда. — Все нормально, тебе не нужно извиняться. Думаю, я больше расстроен из-за самого себя, если уж на то пошло, — слабо смеется Чонгук. — Я избегал тебя не потому, что был зол на тебя или что-то еще. Прости, если это так выглядело. — Ты хочешь поговорить об этом? — спокойно спрашивает Тэхён, несмотря на учащенное биение сердца. — Мы никогда раньше этого не делали. — Мы этого не делали, — соглашается Чонгук с грустной улыбкой, которую Ким не может не повторить. — Может быть, все сложилось бы по-другому, если бы мы это сделали. — Ну, мы всегда можем начать сейчас, не правда? На этих словах Чонгук смотрит на него, ища глазами то, чтобы то ни было, прежде чем медленно кивнуть. Он отводит взгляд, когда говорит: — Ты любишь его? — Нет, — быстро отвечает Тэхён, не уверенный, в чью пользу. – И если на то пошло, он не любит меня. Чонгук слегка усмехается. — Конечно, ему потребовалось время, чтобы разобраться в своих чувствах. — Или, может быть, ты пытался вникнуть в то, чего и не было, чтобы дать себе повод не любить его? — Тэхён возражает, приподнимая бровь. — Я никогда не говорил, что он мне не нравился. — А тебе и не нужно было. У тебя все на лице было написано. Чон не отвечает на это, но старший видит, как сжимается его челюсть, когда он думает, проглатывая слова, которые тот хочет сказать. — Могу я спросить, почему ты вчера был расстроен? Вместо него пытается начать Тэхён. — Помимо очевидного. Чонгук вздыхает, задумчиво глядя на свои руки. — Это может показаться глупым, но когда ты позвонил мне в тот день, я вроде как подумал, что мы на одной странице или, по крайней мере, в одной главе, — говорит он. — Но вчерашний разговор заставил меня осознать, что мы, бесспорно, далеки от этого всего. Тэхён понимающе кивает. Маленькая часть его знает, что Чонгук имеет в виду, что он пытается сказать, но это заперто, скрыто другой, гораздо большей его частью. — На какой странице находишься ты? – спрашивает он просто потому, что любопытство вертится у него на кончике языка. Чонгук смотрит на него мгновение, прежде чем перевести взгляд в другое место. — Я бы предпочел не говорить, по крайней мере, пока. — Все в порядке, — тихо говорит Тэхён, потому что это то, что он имеет в виду, ровно настолько, насколько хочет, чтобы Чонгук в это поверил. — Ты не обязан говорить, если не хочешь. — Дело не в том, что я не хочу, я просто... думаю, вчерашний вечер как бы прояснил для меня всю ситуацию, и я почувствовал себя глупо и неловко из-за того, что я постоянно думал об этом, — говорит Чонгук, сглатывая. — Так что я думаю, что предпочел бы просто забыть об этом, если ты не против или, по крайней мере, пока мы здесь. — Забудем, — говорит ему Ким. – Но, тем не менее, нам придется по-настоящему поговорить друг с другом. Не думаю, что у нас получится игнорировать друг друга дальше. — Мы ведь можем быть друзьями? — Чонгук говорит так, как будто это так просто. — Не думаю, что нас что-то останавливает. — Друзья, — эхом звучит в голове Тэхёна. Он неуверен, почему это слово звучит для него так опустошенно. — Людьми, которые разговаривают друг с другом, честны друг с другом. Это же и есть друзья? — Ты спрашиваешь или рассказываешь мне? — Я не знаю, мы вроде как пропустили эту часть с тех пор, как ты решил приударить за мной в течение пяти минут после знакомства, — говорит старший, почти дразня. Чонгук смотрит на него, морща нос. – Из того, что я помню, это было не совсем так, но да, — смеется он, и от этого в груди Тэхёна становится немного легче. — Мы можем сойтись на этом. Затем Хаён подъезжает к ним на коньках, крепко держась за их руки, пока старается удержать равновесие. — Я не чувствую пальцев на ногах, — бормочет она, вздыхая. — И нос. — Вот, — говорит Чон, снимая свой шарф, чтобы обернуть его вокруг ее шеи, практически закрывая все лицо. — Мы можем вернуться, если ты хочешь, просто дай нам знать, когда, хорошо? — Хорошо, папочка! – улыбается она сквозь шарф. – Еще пять минут. — Тогда поезжай, я начинаю считать, — говорит Ким, улыбаясь, когда она отъезжает на коньках, присоединяясь к своему брату, который машет им обеими руками перед тем, как уехать на коньках с другими детьми. На мгновение воцаряется тишина, прежде чем Тэхён решает ляпнуть что-то еще. – Так как мы честны друг с другом и все такое, тогда, думаю, я должен сказать тебе, что моя семья все еще думает, что я с Соджуном. Они думают, что сейчас здесь с ним. — Конечно, они так думают, — бормочет Гук себе под нос, за чем следует тихий смешок. Он проводит ладонью по лицу, старший не может найти никакой печали в его голосе. — Ты не хотел, чтобы они знали, что ты здесь со мной? Тэхён смотрит вниз на свои руки. — Это не совсем так, — начинает он. — Я просто не знал, как сказать им, и было проще просто уехать, чем слушать расспросы и видеть их взгляды, полные фальшивой жалости, если бы я снова заявился один. В первый раз было хуже. — Прости, — мягко говорит ему Чонгук, но Тэхён пожимает плечами. — Все нормально, — говорит он. — Это не твоя вина, что некоторые члены моей семьи такие. — Честно говоря, не могу сказать, что мои сильно отличаются, — вздыхает Чонгук, растворяясь в тишине между ними. – Ох уж эти родители. Ким слегка улыбается в знак согласия, просто приподнимая уголки губ. — Прости меня за то, что я был мудаком, за то, что отнял у тебя время, — добавляет он, стараясь не морщиться от чувства вины, скопившейся у него внутри. — Ты, наверное, думал, что все будет совсем по-другому? — Эй, не так уж и плохо было, — пожимает плечами Чонгук, затем бросает на него быстрый взгляд. — Я проходил через худшее, даже чувствовал себя намного хуже. От этих слов Тэхёну не лучше, может быть, даже становится немного хуже, но Чонгук просто подталкивает его локтем, чтобы поднять настроение. Он думает, что это была бы та часть, где они обычно мирятся, а потом целуются, обнимают друг друга, пока не полегчает, но они так не могут. Уже не могут. Они больше не в том статусе, чтобы так делать, теперь они просто два одиноких незнакомца посреди парка, несмотря на то, что подсказывают их сердца. Вместо этого Чонгук протягивает мизинец, чтобы Тэхён мог обхватить его своим, соединяя их вместе. Чонгук улыбается ему, а Тэхён улыбается в ответ. В другое время, в другой жизни, они бы скрепили это поцелуем.***
Ким понял, что ему крышка, в тот момент, когда он увидел парня со звездами в глазах. Это произошло в конце лета, в доме, принадлежащем кому-то, кого он едва знает. Он устраивал последнюю вечеринку на летних каникулах перед тем, как снова начнется новый учебный год. Чимин потащил его с собой под предлогом бесплатного алкоголя, но Тэхён знал, что на самом деле он хотел пойти не поэтому – это было очевидно по тому, как Чимин практически обвился вокруг парня, намного выше его самого, шепча что-то друг другу на ухо в перерывах между ревом музыки вокруг них. Но в комнате слишком жарко и слишком тесно, чтобы Тэхён мог справиться с этим в одиночку, поэтому он пробирается сквозь жар тел прямо на кухню в надежде на облегчение. Он останавливается как вкопанный при виде парня, прислонившегося к кухонному столу, ожидая, когда комната опустеет, учитывая, насколько переполнены другие, а также потому, что парень слишком симпатичный, что почти застаёт Тэхёна врасплох — особенно его рубашка и рваные джинсы, которые открывают большие участки кожи. Тэхён на мгновение наблюдает за ним, пока парень делает глоток своего напитка, его лицо искажается в гримасе, когда он обиженно смотрит на чашку. Это слишком мило, что, вероятно, именно по этой причине он говорит: — Ты не фанатик, а? При этих словах парень резко поднимает голову, его круглые глаза расширяются на резкий кухонный свет. — Прости? — спрашивает он, и Ким головой указывает на напиток. – О.. а…э-э, нет, на вкус - дерьмо, если честно. — Вижу, — говорит он, подходя ближе, чтобы налить себе. Отсюда он видит, как румянец на щеках незнакомца распространяется по его лицу, но он считает, что это из-за обстановки. — Твое лицо сказало все за тебя. — Да? Ты следил за мной? — Только секунду, — признается Тэхён, делая глоток из своей чашки, и когда он глотает, то думает, что этот парень, возможно, прав. — Боже, это и правда дерьмо. — Ну, я так и сказал, — говорит парень со смехом, голос наполнен чем-то сладким и мелодичным, что проникает прямо в грудь Тэхёна. Он закатывает глаза, прислоняется спиной к кухонной стойке. — Я согласился с тобой, умник. Он чувствует дующий откуда-то ветерок, и Тэхён только тогда замечает вентилятор в углу комнаты, как он сдувает волосы с лица незнакомца, когда тот поворачивается к нему, запах его лосьона после бритья щекочет Тэхёну нос. Он также замечает каплю пота, стекающую по лицу парня, еще одна стекает по его шее и впитывается в ткань рубашки, а Тэхён почти жалеет, что они сейчас здесь, а не в другой комнате, окружённые темнотой и жаром, чтобы у него хватило смелости вытереть эти капли с лица парня. — Ты ведь Тэхён? Старший щурится, рука замирает с напитом у рта. — Мы знакомы? — спрашивает он. — Я почти уверен, что запомнил бы тебя, если бы мы были знакомы. — Нет, э… твой друг, Чимин хен… Я раньше ходил с ним на уроки танцев, и он много говорил о тебе, — говорит парень, хотя и застенчиво, кончики ушей приобретают приятный оттенок розового. — И я тоже несколько раз видел вас двоих вместе в кампусе. — О, — говорит Тэхён, делая пометку позже допросить своего лучшего друга. — Надеюсь, что-то хорошее? — Зависит от того, что ты считаешь хорошим. — Ну, сказал ли он что-нибудь, из-за чего я мог бы предстать в роли мудака. Я об этом. Парень задумчиво бубнит что-то, на его губах играет дразнящая улыбка. — Ничего подобного, нет. По крайней мере, мне. Старший прищуривается. — Ты уверен, что мы говорим об одном и том же Чимине? — он шутит, и что-то похожее на гордость расцветает в его груди, когда парень смеется. — В любом случае, ты не представился. — Ты и не спрашивал, — игриво парирует парень, разворачивая руку, чтобы протянуть ладонь. – Меня зовут Чонгук. Тэхён думает, что рукопожатие слишком формально для этой обстановки, в которой они сейчас, но он все равно пожимает руку Чонгука, несмотря ни на что, его глаза вспыхивают, когда их ладони соприкасаются. Он неуверен, чья рука более липкая. Тэхён, однако, не возражает, не из-за того, как глаза Чонгука блестят от света на кухне, как его улыбка становится шире от их прикосновений, задерживаясь чуть дольше. — Итак, Чонгук, — говорит Тэхён, прочищая горло. — Почему я никогда не видел тебя раньше? — Наверное, потому что ты не смотрел, — он улыбается так, что Тэхён почти падает в обморок. — Это мой первый официальный день. Я просто перевозил вещи. — Хм, и все же ты видел меня больше, чем я тебя. Чонгук слегка пожимает плечами. — Я думаю, тебя просто трудно не заметить. Затем из другой комнаты раздаются радостные возгласы, громкие и неумолимые, перекрывающие ритм музыки, который заставляют их обоих слегка вздрогнуть, на их лицах появляются одинаковые улыбки, когда они встречаются взглядами, и что-то трепещет в животе Тэхёна, что-то, что он не хочет игнорировать. — Хочешь пойти куда-нибудь потише? — спрашивает он, вцепившись пальцами в стойку позади себя. — Знаешь, учитывая, что ты, кажется, так много обо мне знаешь, а я ничего не знаю о тебе. — Заманчивое предложение, — улыбается Чонгук, потягивая свой напиток. Он снова гримасничает, но на этот раз гораздо более тонко. — Но Чимин хен сказал, что с тобой нелегко сблизиться. Тэхён смотрит на него в замешательстве. — ...Нелегко сблизиться? Чонгук кивает, медленно и расчетливо, и Тэхёну требуется несколько мгновений, чтобы понять, что он имеет в виду. Щеки начинают гореть от таких мыслей. Чон смотрит на него с каким-то пониманием, и Тэхёна охватывает странное чувство, словно он подросток, впервые разговаривающий со своим предметом воздыхания, чего он не чувствовал уже долгое время. — Тогда я не скажу ему, если это не так, — говорит он, возможно, слишком обнадеженно, учитывая, что Чонгук — всего лишь незнакомец с кухни. Но Гук просто улыбается ему, протягивая одну из своих рук, чтобы предложить свой мизинец, и Тэхён не может не улыбнуться в ответ, когда он соединяет их мизинцы вместе в молчаливом обещании. — Тогда пошли, — говорит он, отпуская свой палец, чтобы обхватить запястье Чонгука и потянуть его в направлении входной двери. — Надеюсь, ты голоден. — Умираю с голоду.***
Тэхён наблюдает, как за окном падают огромные снежинки, оседая толстым покрывалом, которое укрывает все, к чему прикасается, а небо точно так же бело, и он думает, что нет никаких обещаний, что снегопад прекратится в ближайшее время. Он отходит от окна, перешагивая через несколько игрушек Минджуна, забытых на полу в гостиной, и направляется на кухню, где звуки смеха не переставали звенеть у него в ушах последние несколько минут или около того. Однако вскоре он останавливается в дверях, когда видит, как Чонгук и их дети вытирают муку со щек друг друга и громко хихикают. Минджун сидит на столе, опустив одну руку в пакет с мукой, в то время как Чонгук стоит позади него, тыкая перепачканный мукой палец в нос Хаён. Она морщится от этого жеста, но вскоре начинает мстить, оставляя отпечаток своей ладошки на черной футболке Чона. Это все заставляет бабочек затрепетать в животе Тэхёна, бабочек в виде чего-то нежного, но он отталкивает эти мысли, игнорируя в пользу того, чтобы подойти ближе. — Веселитесь? — спрашивает он, оказавшись достаточно близко, и все поднимают головы на звук его голоса, руки замирают в воздухе, их глаза расширяются от осознания того, что они попались. — Это папочка начал! — быстро выпаливает Хаён. — Эй! — А что? Так и было! — Ты не должна была сдавать меня, Хаён! — Чонгук фыркает, толкая ее в плечо. — Ну, я тоже не должна врать папе, — тихо ворчит она, но Тэхён все равно слышит ее слова. — Это правда? — Ким не может не улыбнуться. — Значит, он и есть причина всего этого беспорядка? — Мы печем печенье! — Минджун присоединяется, хлопая в ладоши и смеясь, когда мука образует облако перед ним. — Рождественское печенье, если быть точным, — ухмыляется Хаён, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Хочешь присоединиться к нам? — спрашивает Чонгук несколько нерешительно, укладывая руки на спину Минджуна, когда мальчик начинает откидываться назад. Тэхён не знает, почему этот вопрос застает его врасплох. На самом деле это так легко, просто ответить «да» или «нет». Хотя, учитывая, как ярко загораются глаза детей при озвучивании этой идеи, ему становится несколько тяжелее принимать решение. — Ладно, — соглашается мужчина, кивая головой. Он берет один из фартуков, которые висят у двери, повязывает его вокруг талии, прежде чем встать позади Хаён. — Но если вы закидаете меня мукой, то я запрещу вам украшать их, особенно вам, мистер. — Говорит он, тыча мальчику в нос. Он хихикает, погружая руки в муку на столе и потирая их друг о друга. — Тогда только папочку! — сияет он, вытирая руки о футболку Чонгука. — Почему только я, а? — Чонгук фыркает, жамкая щеки Минджуна, заставляя того засмеяться еще сильнее. — Потому что ты это начал! — вмешивается Хаён, обнимая Тэхёна за руку и наступая ему на ноги, чтобы казаться выше. В этом нет ничего особенного, но Тэхён все равно находит в этом что-то милое. Пока они продолжают препираться, Ким хватает стеклянную миску, перемешивает все ингредиенты и улыбается, когда Минджун наклоняется, чтобы помочь ему с мукой, даже если ее оказывается больше, чем нужно. Он начинает смешивать сахар и масло, когда Хаён поворачивается к нему спиной, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на родителя. — Эй, ты начал без меня! — она надувает губы. — Ты была занята тем, что придиралась к своему отцу, — усмехается Тэхён, протягивая ей деревянную ложку, чтобы она помогла размешать, пока он держит миску. — Он это заслужил, — дуется она, выпячивая нижнюю губу, будто это очень сложно. В этом Тэхён с ней соглашается. Вместо этого он бросает взгляд налево и видит, как Минджун что-то рисует мукой на футболке Чонгука, в то время как Чонгук сам протягивает ему ее и хихикает между делом. От этих мыслей Тэхён качает головой, пряча улыбку в волосах дочки. Позже он позволяет Хаён делать все остальные дела самой, а на Чонгука и Минджуна оставляет все то, что те решили сделать сами. — Мы с папой снеговики, — гордо улыбается мальчик, когда приходит время ставить печенье в духовку, задвигая противень. — Папа большой, а я маленький. А ты и Хаёни — звездочки! — Потому что вы — звезды в его ночном небе, — добавляет Чонгук, укладывая подбородок на макушку Минджуна. — И определенно не потому, что у нас не хватило муки на четыре снеговика. — Минджуни, я сделаю тебе медведя, переодетого в Санту, — говорит Хаён, напевая. — Как тебе белые мишки? — Мне нравятся все мишки, Хаёни, — говорит Минджун, будто с обидой, что она спросила о таком. Девочка в ответ вытирает свои грязные руки о футболку Минджуна и хихикает, когда он выкрикивает ее имя. — Это некрасиво, — хнычет он, вытирая свои руки о рукав ее топа. — Разве вы двое не достаточно натворили дел? — говорит Тэхён, устанавливая таймер, поворачиваясь обратно, чтобы прислониться к стойке, как раз в тот момент, когда Минджун и Хаён начинают рисовать пальцами на футболке Чонгука. — Ты многое теряешь, — заявляет Чонгук, цокая языком и качая головой. — Уверяю тебя, что это не так, но продолжай, — добавляет Тэхён. — Только не ждите, что я буду убирать за вами. — Ах, но это же самая забавная часть, разве нет? — Для тебя, может быть. Чонгук напевает, поворачиваясь к нему лицом. Затем он подходит ближе, возможно, слишком близко, когда говорит: «У тебя здесь что-то есть», когда подносит руку к лицу Тэхёна, а Тэхёну кажется, что его легкие расширяются от того, как глубоко он дышит, и как быстро бьется его сердце. Чонгук стирает муку пальцем, его легкая улыбка быстро сменяется озорной, когда он проводит всей ладонью по щеке Тэхёна, покрывая его сахарной пудрой. После этого Чонгук пытается отступить, но Тэхён не позволяет ему, быстро хватая того за запястье и немного муки, прежде чем высыпать ее ему на волосы, на лицо и на футболку. Рядом смеются дети, и у Тэхёна тоже вырывается смешок, но он сдерживается, когда видит, как Гук смотрит на него и как он тянется за мукой. На этот раз Ким отступает, медленно и расчетливо, прежде чем побежать по кухне. Чонгук бежит за ним. В конечном счете у него не очень хорошо получается оторваться от мужчины в таком небольшом пространстве, но у него все равно перехватывает дыхание, когда Чонгук обнимает его за талию, чтобы удержать в ловушке и обмазать смесью из сахара и муки. Тэхён замирает, тело напрягается в объятиях Чонгука, но он не может с точностью сказать почему. То ли из-за чужих рук на его талии, то ли из-за внезапного отсутствия здравого смысла. Тэхёну приходится отстраниться, когда он чувствует, как Чон шепчет ему что-то на ухо, твердую грудь позади себя и просто Чонгука в целом рядом с ним. Он невольно осознает, как просто снова погрузиться в настолько успокаивающее чувство. От этой мысли его желудок скручивается в один гигантский узел, затягиваемый его собственными руками. — Нам нужно прибраться, пока печенье не подгорело, — говорит он, чтобы заполнить тишину, вытирая сахар со рта и игнорируя взгляд Чонгука на себе. — Хорошо, папа! — вмешивается Минджун, уже погрузив голову в миску для смешивания. — Только не в эту миску, малой, от нее тебя стошнит, — говорит Чонгук, забирая у него посуду и опуская ее в раковину с теплой водой и мылом. Тэхён с благодарностью улыбается, когда их глаза встречаются, между ними плавает маленький пузырек мыла для мытья посуды, который Чонгук, наклоняясь вперед, пытается сдуть, и который Тэхён чувствует на своей щеке, когда тот соприкасается с кожей. Сейчас Ким чувствует себя немного похожим на этот пузырь, будто он парит где-то в воздухе, в месте, которое он не контролирует, в месте, откуда нет возврата. Когда снегопад, наконец, прекращается, Хаён и Минджун первыми выбегают на улицу, а за ними спешит не менее нетерпеливый Чонгук. Тэхён присоединяется к ним после того, как тепло закутывается, его толстое пальто практически закрывает его тело. Когда он выходит на улицу, то видит, как Чонгук и дети, склонившись над снегом, лепят на расстоянии друг от друга кучу снежков. Когда он подходит, Чонгук поднимает глаза, и на его лице появляется что-то хитрое, что Тэхён знает как свои пять пальцев. — Даже не думай об этом, Чонгук, — предупреждает старший, медленно отступая, как будто одного раза уже было недостаточно. — Думать о чем? Хм? — напевает Чонгук, вставая, держа в каждой руке по снежку, и идет к нему длинными, рассчитанными шагами. Тэхён начинает пятиться быстрее, обегая вокруг Чонгука, чтобы схватить один из заранее приготовленных Хаён снежков; холод быстро пробегает по его телу, и он проклинает себя за то, что забыл свои перчатки дома. Один из снежков Минджуна попадает Чонгуку в ногу, сбивая его настолько, что Тэхён тоже бросает свой, попадая сзади в шею младшего. — Тебе не кажется, что это несправедливо? — кричит Чонгук, бросая в Минджуна один из своих снежков в отместку, но он промахивается, и снег пролетает над плечом мальчика — зная Чонгука, скорее всего, специально. Второй раз он, однако, не промахивается и попадает прямо в затылок Кима. Снег стекает по его спине и просачивается под одежду. — И это все, на что ты способен? — Тэхён усмехается, наклоняясь, чтобы слепить еще один снежок. Он чувствует, как в него прилетают еще два снежка, и, судя по тому, как хихикают Хаён и Минджун, он догадывается, от кого именно. Довольно скоро они вчетвером оказываются втянутыми в снежную войнушку. Сначала они играют двое против двоих: Хаён с Тэхёном против Чонгука и Минджуна, но они втроем быстро объединяют все свои силы против Чонгука, который каким-то образом, к огромному сожалению Тэхёна, всё равно побеждает их в одиночку. К концу игры каждый из них с ног до головы покрыт снегом. Небольшие комочки застревают у них в волосах, на одежде, их кожа розовеет от холода, и Тэхён не может говорить от того, что его щеки онемели от холода, или от того, что он не переставал улыбаться с тех пор, как вышел на улицу. Но прямо сейчас он чувствует себя счастливым, и это главное.***
Тэхён вздыхает, глядя из окна поезда, неосознанно поигрывая кольцом на безымянном пальце; четвертое на левой руке, которое он еще не снял. Поезд довольно пуст для этого времени суток, но Тэхён предполагает, что не так много людей поедут в Сеул и обратно за день, особенно в такой час. Напротив него сидит пожилая женщина, уткнувшаяся лицом в журнал. Он уже несколько раз видел, как она вот так вот засыпает. Когда она просыпается, их глаза всегда встречаются, застенчивая улыбка появляется над журналом, и это то, из-за чего Тэхён жалеет, что не захватил с собой альбом для рисования. — Ты ведь не дашь мне снова заснуть, правда? — говорит она в какой-то момент, еще в самом начале их путешествия. — Боюсь, иначе я пропущу свою остановку. — Вы выходите в Сеуле? — Да, — кивает она, и ее улыбка становится ярче, когда она говорит: — Я еду на неделю к своему сыну. — Тогда я обязательно разбужу вас, — Тэхён улыбается в ответ, хотя уверен, что она этого не увидит. — Я тоже там выхожу. — Спасибо тебе, дорогой, — говорит она, возвращаясь к своему журналу, так что Ким снова отворачивается к окну. На самом деле смотреть особо не на что. Все, что он видит, — это одно большое размытое пятно, когда поезд ускоряется, и это не так уж сильно отличается от того, что происходит у него в голове. Мысли, лица, чувства — все слилось в один большой беспорядок, который он не смог бы разобрать, как бы ни пытался. Женщина снова что-то говорит, но он слишком погружен в себя, чтобы расслышать. — Простите? — говорит он, и в ее глазах отражается понимание. — Я спросила, вы давно женаты? — повторяет она, указывая головой на кольцо. — Оу, — Тэхён сглатывает, двигая кольцо вверх-вниз. — Пару месяцев назад исполнилось три года. — Поздравляю, — говорит она с такой теплотой, что Тэхёну хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. — Сегодня мы разводимся, — говорит он, обращаясь то ли к ней, то ли к самому себе, он не совсем уверен. Она смотрит на него с жалостью, но Тэхён и не ожидает ничего другого — она не первая, кто так делает, и определенно не последняя. — Мне жаль это слышать, дорогой. Мужчина пожимает плечами, глядя вниз на свою руку. — Все в порядке, это все равно должно было произойти, мы были слишком молоды. Отчасти это правда, по крайней мере, одна из причин, но ему не хочется перечислять их все вот так. — И это то, чего ты хочешь? Вы оба? — Это было мое решение, — признается он. Хотя хочет он этого или нет, это еще одна вещь, о которой он предпочел бы не думать. — Но он тоже не возражал, так что да — оба. Я же не могу заставить его полюбить меня. — Ты думаешь, он разлюбил тебя? — Нет, я знаю, что он это сделал, — говорит Тэхён, качая головой, когда начинает чувствовать жжение в глазах. — Ему не нужно было этого говорить, я знал. Она хмыкает в знак признательности, но Тэхён видит, что она не совсем верит ему. Это написано на ее лице, и в том, как плотно сжаты ее губы. — Любовь — сложная штука, не правда ли? — размышляет она, глядя в окно поезда. — Такая нежная и в то же время такая неумолимая. — Да, можно и так сказать. — Но тебе не стоит беспокоиться об этом, дорогой, — говорит она, снова переводя взгляд на него. — За свою жизнь я дважды была в разводе, и хотя сейчас может показаться, что это не так, я уверяю тебя, что все наладится — точно так же, ты сможешь найти кого-то лучше. Тэхён кивает, но вряд ли он с ней согласен. Для него Чонгук — лучший из всех, самая яркая звезда на небосклоне. Но они были просто слишком молоды, слишком сосредоточены на разных вещах, на разных путях, которые поглощали их и выплевывали обратно в процессе. Он застигнут врасплох голосом, объявляющим, что осталась всего одна остановка до Сеула, и грудь Тэхёна трепещет от предвкушения, которое примешивается с намеком на страх при мысли о том, что он снова увидит Чонгука. Тэхён не видел его с того дня, как он передал документы о разводе, и единственная мысль, которая вертится у него в голове, — это надежда на то, что младший не слишком сильно его ненавидит. — Я надеюсь, что если не у вас двоих, так у тебя одного все получится, дорогой, — через мгновение мягко и утешающее говорит женщина, напоминая ему его собственную бабушку. Он вздыхает, наконец-то снимая кольцо и засовывая его в карман. Он прислоняет голову к окну и смотрит в него в последний раз. — Я тоже.***
— Папа, ты готов к самому лучшему киновечеру в мире? — нетерпеливо спрашивает Хаён, подпрыгивая на месте. Тэхён отводит взгляд от камина, где Чонгук разжигает дрова, мышцы на его спине подергиваются сквозь ткань футболки, и сосредоточивается исключительно на дочери. — К самому лучшему? — спрашивает Тэхён, щупая ее за подбородок. — Почему же? Ее глаза на мгновение скользят по Чонгуку, прежде чем снова посмотреть на папу, жестом приглашая подойти ближе, чтобы она могла прошептать ему на ухо. — Потому что папочка здесь, — говорит она, прикрывая рот рукой. Тэхён отстраняется достаточно, чтобы полностью посмотреть на нее; на то, как улыбка все еще не сходит с ее лица с того момента, как они здесь. — Правда? То, что папочка здесь, делает тебя счастливой, Хаён? — Самой счастливой, — сияет она, кивая головой. — Я не хочу, чтобы он уходил, пап. Слова мелькают у него в голове, но они растворяются так же быстро, как Тэхён осознает их значение. Вместо этого он обнимает девочку, притягивая ее ближе, чтобы покрыть легкими поцелуями все ее лицо. — Ты такая милашка. Я тебе когда-нибудь об этом говорил? Хаён смеется, вздергивая носик. — Поцелуи отвратительны, — говорит она, но не пытается отстраниться. — Хаёни, я и тебе взял одеялко! После слышится голос Минджуна, который заходит в комнату, изо всех сил волоча за собой свое и одеяло сестры, и Хаён оглядывается через плечо, улыбаясь, когда подходит, чтобы помочь ему. Тэхён чувствует, как рядом с ним опускается чья-то тяжесть, слышит последовавший за этим вздох. Он поворачивает голову и видит Чонгука, растянувшегося рядом с ним, откинувшего голову на спинку дивана, глаза следят за кадыком Чонгука, когда тот сглатывает. — Ты в порядке? — спрашивает он, поднимая взгляд, когда Чонгук смотрит на него. — Да, — беспечно отвечает Гук, поправляя подушки позади себя. — Какой фильм они выбрали? — Я думаю, более уместный вопрос: какой фильм они не выбрали, — улыбается Тэхён, подавляя смех от взгляда, которым одаривает его Чонгук. — Не волнуйся, я уверен, что они заснут раньше тебя. — Сомневаюсь, в последнее время я едва могу досмотреть один фильм, — фыркает Чонгук, но это быстро превращается в ухмылку, когда Хаён и Минджун запрыгивают на диван, протискиваясь между ними. Хаён устраивается на коленях Чонгука, прислоняясь спиной к его груди, в то время как Минджун устраивается удобнее под рукой Тэхёна, натягивая на них одеяла. Какое невероятное тепло они ощущают сейчас. Они прижались друг к другу под толстыми одеялами, а перед ними теплый камин. Он говорит себе, что это все из-за переплетенных конечностей, тихого смеха, когда начинается первый фильм, а не по какой-то другой причине. Что-то похожее на удовлетворение пробежало по его венам, накрыв с головой. — Сколько раз ты это смотрел? — спрашивает Чонгук, наклоняясь ближе, чтобы прошептать. — Без понятия, — шепчет Тэхён в ответ. — Перестал считать после двадцатого раза. В конце концов, ты учишься забивать на это. — Прекратите болтать, — ругает их Хаён, протягивая руку, чтобы сжать губы Чонгука, а он в ответ щипает ее за нос. — Прости, ангел, с этого момента больше никаких разговоров, обещаю, — говорит он, показывая ей, что закрыл рот на замок. Они передают друг другу миску с попкорном на протяжении всего фильма, но из-за бесконечного желудка Чонгука все заканчивается тем, что миска остается на его стороне дивана, пока полностью не пустеет, и Тэхёну приходится ущипнуть Чонгука за руку в отместку. Они больше ничего не смотрят, потому что Тэхёну слишком комфортно и он этим доволен. Он не хочет двигаться и разрушать их маленький пузырек. В конце концов, Минджун засыпает первым, свернувшись калачиком в своем одеялке рядом с Тэхёном. Хаён опускается на пол, чтобы быть поближе к телевизору, оставляя место для Чонгука, который придвигается ближе и делится своим одеялом с Тэхёном. Его щеки горят, когда они прижимаются друг к другу, но на этот раз он не отстраняется, а просто оставляет все как есть. Он не может сфокусироваться на оставшейся части фильма, не тогда, когда младший так близко к нему, когда его правая рука, покрытая татуировками, лежит прямо поверх их одеяла. Тэхён смотрит на нее, считая ее намного интереснее, чем то, что сейчас показывают по телевизору. Чернила начинаются от основания большого пальца Чонгука, поднимаются по предплечью и скрываются под рукавом рубашки, и Тэхён задается вопросом, где они заканчиваются, если заканчиваются вообще. — Когда ты их набил? — шепчет Тэхён в какой-то момент, проводя пальцем по маленькой татуировке на руке Чонгука, прямо возле его большого пальца. Она так близко, что Тэхён, наконец, может разобрать на ней имя их дочери, а на втором пальце имя их сына. — Почти год назад, — так же тихо отвечает Чонгук. — Они были первыми. Тэхён улыбается от этих слов. — Мило, — говорит он, проводя пальцем по бесконечному количеству чернил на руке Гука, чтобы просто потрогать его. — Первые из немногих. — Ты меня недооцениваешь, — смеется Чонгук, прежде чем смех превращается в дрожь. Он закатывает рукав, обнажая предплечье, берет руку Тэхёна в свою и указывает на татуировку на внутренней стороне бицепса. — Она для тебя. Ким сначала думает, что это шутка, способ ослабить неловкость между ними, но по лицу Чонгука ясно, что это далеко не так — особенно когда Тэхён смотрит на татуировку, о которой идет речь. Это его собственный рисунок, выгравированный на коже Чонгука. В то время это были не более чем каракули, маленькие закорючки его собственного лица с любимыми цветами Чонгука, закрывающими верхнюю половину лица. Хотя теперь, на его руке, он выглядит немного больше и утонченнее в тех местах, где это раньше не прослеживалось. Рисунок был оттенен черным и белым цветами. Тэхён нежно проводит по нему пальцем, не упуская из виду, как Чонгук слегка напрягается от прикосновения, хотя вскоре расслабляется, когда старший продолжает, не в силах отстраниться. — Ты же знаешь, что это мое лицо на твоей коже? — спрашивает он, и в то время как для другого это всего лишь лицо незнакомца, его невозможно узнать из-за цветов, то Тэхён знает, что это он — постоянное напоминание для Чонгука, и он не совсем уверен, что должен чувствовать по этому поводу. — Да, — кивает Чонгук. — Почему? — Это единственное, о чем он сейчас думает. — Зачем ты это сделал? Чон, похоже, не отвечает на вопрос, по крайней мере, вслух. Вместо этого он просто улыбается чему-то непонятному, поднимая руку, чтобы нежно провести большим пальцем по верхней части щеки Тэхёна. Такой жест вызывает мурашки, которые поднимаются вверх, а потом вниз по рукам, и он краснеет, что приходится заставить себя отвести взгляд. У него тоже что-то переворачивается в животе. Немного тревожно при мысли о том, что Чонгук все еще имеет такое влияние на него спустя столько времени. Он думает, что не должен этого делать, но не может точно сказать почему. Он игнорирует эту мысль, когда Чонгук встает, чтобы осторожно поднять Минджуна на руки и не разбудить уснувшего мальчика, и Тэхён может только наблюдать, как мужчина прижимает его к своей шее, целует в макушку, а затем выходит из комнаты, чтобы уложить в кроватку. Прежнее тепло вернулось при виде этой картины, и оно сильнее, чем раньше, но теперь нет ни огня, ни тел, на которых Тэхён мог бы свалить всю вину. Остается только он и призрак того, что сейчас происходило в комнате, а оно подразумевает большее, чем Ким осмеливается признать.***
Бывают моменты, когда Тэхён не может отличить сны от реальности. В этот момент волосы Чонгука похожи на пролитые чернила на его подушке, он улыбается, когда Тэхён ложится на него сверху. Их щеки пылают, губы не тронуты, а шеи усеяны пурпуром, на котором видны следы укусов. Песня, похожая на вздох, срывается с губ Тэхёна, когда он опускается, и каждым движением бедер вытягивает звук друг друга, а Чонгук поддается. В этот момент он счастлив. Они жили в разлуке слишком долго, но теперь этого больше не повторится, потому что их сердца наконец-то соединились по разорванным швам, и все, что когда-то было потеряно, наконец-то возвращается к ним. Они рассказывают это друг другу, шепча на ухо, как будто это не сбудется, если они скажут об этом громче. Тэхён закрывает глаза и просто наслаждается восстановленным теплом рядом с ним, внутри него. То, что принадлежит ему и только ему. Когда он открывает глаза снова, он один среди ночного неба, и холодный воздух пробирает его до костей, до самого сердца. В этот момент его любовь со звездами: также мерцает вдали, и до нее невозможно дотянуться.***
Тэхён не может уснуть. Он скучает по своей постели вдали от дома. О той, что мягкая, прилегающая к его телу, и в особенности о той, что не хранит воспоминаний о давно минувших временах. Это похоже почти на святилище, даже весь домик почти не изменился с тех пор, как они в последний раз были здесь всей семьей, призраки прошлого поджидают его в каждом углу, в каждом предмете мебели. Смешно, несмотря на то, что при виде всего этого, сердце разрывается. Когда ему надоедает ворочаться с одного бока на другой, он идет на кухню, тихо проходя мимо спальни Минджуна, и мягкое сияние огней рождественской елки помогает ему ориентироваться в темноте. Он не чувствует холода, пока не проходит половину пути, мурашки бегут по его рукам, дрожь пробегает по коже, что заставляет его крепче обхватить себя руками и ускорить шаг. Каменный пол кухни тоже холодный под его босыми ногами, поэтому он не задерживается, когда берет чашку из одного из верхних шкафчиков рядом с холодильником, подходя к раковине, чтобы наполнить ее водой. — Это одна из кружек Хаён, — замечает он. Розовая с несколькими милыми зайчиками, изображенными по бокам. Подарок матери Чонгука, если Тэхён правильно помнит. Именно когда он делает глоток, он сразу чувствует его перед тем, как увидеть. Он слегка напрягается, оглядываясь через плечо на дверь. Там стоит Чонгук, прислонившись к стене в дверном проеме и скрестив руки на груди. Его волосы собраны в пучок, пара прядей свободно свисает ему на лицо, и Тэхён думает, что так он выглядит немного моложе, менее изнуренно. Чонгук вопросительно наклоняет голову, безмолвно спрашивая, можно ли войти. Старший не совсем понимает, почему тот спрашивает, но тем не менее, все равно кивает. — Не можешь заснуть? — спрашивает младший, на что Тэхён пожимает плечами. — Не совсем. — Я так и думал, — слегка посмеивается Чонгук, отходя от двери, чтобы прислониться к одному из шкафчиков, мышцы на его руках напрягаются, когда он снова скрещивает их, и Тэхён думает, что в этот момент он делает это нарочно. — Еще только девять, ты никогда не ложился спать рано. Тэхён хотел было возразить, но он знает, что это правда. — Наверное, просто не привык к поездкам. — Ты вообще никуда не выезжал? — С тех пор, как бросил меня остается недосказанным, но Тэхён знает, что он имеет в виду. Он качает головой, ставит свою кружку на стол. — Не дальше дома моих родителей, — говорит он, не упуская из виду, как Чонгук, кажется, слегка морщится. Что-то, что, вероятно, осталось бы незамеченным, если бы не то, насколько хорошо Тэхён его знает. — Значит, Соджун не возил тебя ни в какие красивые места? — спрашивает младший с намеком на что-то нечитаемое в его голосе, хотя это не со зла — блеск в его глазах говорит ему об этом. — Чонгук. — Я шучу, — говорит он с тихим смешком и легким вздохом. — Уверен, что так оно и есть, — пожимает плечами Тэхён, и его голос становится немного игривым, когда говорит: — Хотя тебе не обязательно так ревновать по этому поводу. — Я не ревную, — почти издевается младший, и Тэхён бросает на него взгляд, приподнимая бровь. — Тогда ладно. — С чего бы мне ревновать? Ким пожимает плечами. — Не знаю, — говорит он. — Раньше ты был ревнивым, разве нет? — Это было раньше, а сейчас у меня нет причин для этого. — Их нет, — соглашается он, постукивая пальцем по кружке. — Но ты ревнуешь. Чонгук издает звук недоверия, отводя взгляд и поджимая губы. — Ты ведь не остановишься, так? — Нет, пока ты не скажешь мне причину. — Это довольно глупый вопрос, не находишь? — Разве? — спрашивает Тэхён, усложняя ситуацию. — Я так не думаю. — Ты серьезно не знаешь, почему мне не очень-то нравится парень, который был неравнодушен к моему мужу? — спрашивает Чонгук, и Тэхён качает головой. — Вплоть до нашего развода я ни с кем не встречался и не смотрел ни на кого так, как на тебя, и это было неизменным, даже когда ты начал отдаляться от меня, — твердо говорит он, но все еще достаточно мягко, чтобы Чонгук понял, что это не со зла. — Так что нет, я правда не могу понять, почему ты испытывал такую неприязнь к нему или, точнее, до сих пор испытываешь. Чонгук задумчиво хмыкает, поджимая губы. — Был ли он лучше меня? — чтобы избежать этой темы, он задает этот вопрос, и Тэхён не может удержаться от смеха, качая головой от того, каким самодовольным выглядит Чонгук, как будто он уже знает ответ. — Ты уверен, что действительно хочешь услышать ответ? — спрашивает он, сдаваясь. — Я бы не хотел задеть твои чувства. — Как предусмотрительно с твоей стороны, — отвечает Чонгук. — Но давай, просвети меня. — И почему я должен это делать? — Почему нет? Я думал, друзья должны быть честны друг с другом, — указывает Чонгук с ухмылкой, которую Тэхён хочет стереть с его лица. — Ты ведь говорил так? — Беру свои слова обратно. Чон делает шаг ближе, и Тэхён впивается пальцами в его ладонь. — Ты не можешь нарушить обещание, данное на мизинчиках, Тэхён. — Почему ты так сильно хочешь это узнать? — Как я уже сказал, почему бы и нет? — повторяет Чонгук. — Потому что я был с тобой девять лет, — рассуждает старший. — Несправедливо сравнивать это с тем, что длилось несколько месяцев. — Это забавный способ сказать, что Соджун был дерьмовым парнем. — Я этого не говорил. — Я не вижу, чтобы ты это отрицал, — указывает Чонгук. — Он действительно был так плох? — Нет, я просто не любил его так. — Как кого? — Как тебя. Тэхён пожимает плечами, и Чонгук подходит еще ближе, достаточно близко, чтобы Тэхён почувствовал знакомый запах лосьона после бритья, того самого, которым он пользовался так давно, что теперь это никак не облегчает тяжесть в груди. Вот так, трудно отрицать, как сильно ему хочется прикоснуться, протянуть руку и обвиться вокруг Чонгука. Он потратил годы на поиски комфорта, который хотя бы отдаленно был похож на него, но все, что он нашел, — никого. Никого похожего на Чонгука. Воздух выбивается из легких, когда Гук оказывается перед ним, настолько близко, насколько это было возможно за последние три года — возможно, даже дольше, учитывая их отношения на тот момент. На таком расстоянии он может разглядеть каждую мелочь на лице Чонгука, каждую родинку, каждый шрам, пятна на его коже — или их отсутствие. Он столько раз проводил по ним пальцами, что они навсегда укоренились глубоко в бездне его памяти, в маленьком местечке, где он хранит все то, что не хочет забывать о младшем. Как, например, руку, которая тянется, чтобы обхватить щеку Тэхёна, прикосновение к его коже, о котором он мечтал бесчисленное количество раз. Она теплая, немного шершавая из-за мозолей на ладони Чонгука, но, самое главное, она такая невероятно нежная, что заставляет Кима слегка вздрогнуть; колени ослабевают от того, насколько ошеломляющими могут быть самые простые прикосновения. Он не осмеливается ничего сказать, пока Чонгук гладит его по щеке, большим пальцем касаясь кожи под глазами, пальцы скользят по его волосам, и Тэхёну инстинктивно хочется закрыть глаза, зажмуриться, но он также не хочет пропустить взгляд младшего, который он не может понять, расшифровывать его, но все равно притягивать того к себе. — Так кого, Тэхёни? — шепчет Чонгук, проводя пальцем вниз по щеке Тэхёна, по его подбородку, затем снова вверх, как будто он рисует его лицо. Старший не отвечает, потому что он действительно не может сосредоточиться ни на чем, кроме прикосновений Чонгука, того, как его вены пульсируют под кончиками его пальцев, как будто они оживают после столь долгого бездействия. Это несправедливо, думает Тэхён, что его тело так легко поддается и тает, следуя указаниям собственного сердца. Поэтому, когда Чонгук притягивает его ближе, а Тэхён и не сопротивляется, скорее он рад этому, поддаваясь прикосновениям, он не задается вопросом, что это все значит, потому что знает, что ничего. — Чонгук, — выдыхает Ким. — Что? — шепчет Чонгук, и Тэхён чувствует его дыхание на своих губах. — Скажи мне, чего ты хочешь, Тэхёни. Затем старший прижимается своими губами к чужим, хотя это скорее едва ощутимое прикосновение, но он оправдывает это тем, что позволяет Чонгуку решить, хочет ли он того же. Он свободно сжимает запястье младшего, давая ему выбор уйти прямо сейчас. Тэхён ждет, но младший им не пользуется. Вместо этого его руки оказываются дома, на талии Тэхёна, пальцы почти впиваются в кожу через рубашку, в то время как руки Кима пробираются к плечам Гука, окольцовывая его шею. Им не требуется много времени, чтобы углубить поцелуй, держась крепче и прижимаясь максимально близко к друг другу. Тэхён скучал по этому, думает он — нет, он знает, что скучал. Он также знает, что Чонгук тоже скучал. По его рукам, объятиям, мягкости его губ и даже по тихим стонам между поцелуями. Ничто не сравнится со всем этим. Вскоре чьи-то руки скользят вниз к бедрам Кима, поднимая и усаживая его на столешницу, когда их рты приоткрываются, чтобы позволить Чонгуку провести языком по чужим губам, изгибаясь и посасывая так, что у Тэхёна всегда что-то переворачивается внутри. Он раздвигает ноги достаточно широко, чтобы позволить Чонгуку встать между ними, обхватывает ими чужие бедра, чтобы удержать, почувствовать его рядом с собой, вдыхать его, чтобы каждая мелочь запечатлелась в уголках его сознания, въелась в самые кости, чтобы ему не думать, а просто делать. И, может быть, так Тэхён сможет притвориться, всего на мгновение, что они снова молоды и все еще принадлежат друг другу, даже если это только на одну ночь. Он примет все, что Чонгук может ему дать. Чонгук отстраняется достаточно, чтобы прикусить подбородок Тэхёна, поцеловать его шею, посасывая кожу в надежде оставить след, пока его руки блуждают под рубашкой Кима — медленно и обдуманно, когда они скользят по его телу, оставляя за собой мурашки, как будто это все с ним впервые. — Чонгук, — выдыхает Тэхён, откидывая голову назад, прислоняясь к шкафам, пальцы запускаются в волосы Чонгука, хватают и тянут. — Ты же понимаешь, что это плохая идея? — Возможно, — удается сказать Гуку, и Тэхён чувствует эти слова на своей коже, прежде чем Чонгук отстраняется. Теперь они лицом к лицу, губами к губам. — Но у нас когда-нибудь были хорошие идеи? Каким бы ни был ответ старшего, он оставлен в виде поцелуя на губах Чонгука и слизан его языком. Он легко наклоняется к нему, почти растворяясь в нем, и Тэхён подумал бы, что это все ему только кажется, если бы не звуки, срывающиеся с его губ, когда младший прикусывает его нижнюю губу, а руки блуждают во всех нужных местах. Хотя это и неудивительно, они достаточно хорошо знают тела друг друга. Как две половинки одного целого, чего они никогда не найдут ни в ком другом. Тэхён знает, он пытался. Затем на подоле его рубашки появляются руки, а в глазах Чонгука читается вопросительный взгляд. Тэхён отвечает легким поцелуем в уголок рта Чонгука и тихим «Не здесь», прежде чем спрыгнуть со стойки, схватить Чона за запястье и потащить его в спальню. Они несколько раз спотыкаются по пути, Чонгук обнимает Тэхёна за талию и целует его в шею, а Тэхён прижимается к нему ближе, приглушенно хихикая, прислонившись к двери. Младший находит его руки, переплетает их пальцы и толкает его в комнату. Тэхён не видит, куда они направляются, но он достаточно доверяет Чонгуку, чтобы тот вел их — всегда доверял. Вскоре под ним оказывается матрас, он чувствует, как мягкий мех одеяла касается его кожи и вес Чонгука у него между ног. Его сердце громко колотится внутри, и он задается вопросом, чувствует ли то же самое Чонгук, когда он целует его в ухо, спускаясь вниз по шее и целуя верхнюю часть груди. — Чонгук, — выдыхает Ким, проводя руками по спине Чонгука, безмолвно наслаждаясь тем, как мышцы подрагивают под его прикосновениями через ткань. Секундой позже он просовывает пальцы под рубашку, поднимая ее все выше и выше, пока она не останавливается на плечах Чонгука, который отстраняется, чтобы снять ее полностью. Каким-то образом он выглядит еще крупнее, чем Тэхён помнит, более очерченный в местах, которые когда-то были мягкими из-за обстоятельств, и это заставляет его голову кружиться от чего-то похожего на желание, не в силах остановить руку, чтобы не потянуться и не провести каждый изгиб мышц на животе Чонгука. Он не упускает из виду самодовольного выражения лица Гука, когда тот снимает одежду, но оно далеко не тщеславное, скорее знающее. Тем не менее, это превращается во что-то горячее, когда Тэхён опускает пальцы ниже, мучительно медленно, по ткани его спортивных штанов, пальцы зацепляются за пояс, чтобы оттянуть их, и он издает удовлетворенное урчание, когда Чонгук шипит от прикосновений к коже. Тэхён успокаивает его поцелуем, рука теперь проникает внутрь, дразня поглаживая его через нижнее белье, пока Чонгук не начинает задыхаться у его рта. Чонгуку не терпится прервать прикосновение, чтобы снять с них остальную одежду, и сразу же руки Чонгука оказываются на старшем, повсюду, очерчивая контуры его тела, как будто они делают это впервые. Ким думает, что после всего этого времени он должен стесняться пристального взгляда Чонгука, его прикосновений, но он чувствует обратное: от него нечего скрывать. Чонгук знает об этом ровно столько, насколько ему это нравится. У него едва хватает времени среагировать, прежде чем чужие руки ложатся на его бедра, притягивая ближе, так что они соприкасаются, чувствуя тепло, исходящее друг от друга. Слова вертятся у них на кончиках языков, жаждут сорваться с губ, но ни один из них не произносит их, позволяя рукам говорить без слов, когда их пальцы и конечности переплетаются. И Тэхён более чем доволен тем, что так и происходит; мягкое соприкосновение губ, очень медленное покачивание бедер, заставляющее их стонать друг другу в рот, вспоминая, каково это — просто чувствовать друг друга после долгого времени. Но вскоре Чонгук отстраняется, ровно настолько, чтобы его рука могла дотянуться до верхнего ящика на тумбочке рядом с ними, но все еще остается достаточно близко, чтобы Тэхён мог почувствовать быстрый ритм его сердца, бьющегося через кожу, синхронизируясь с его собственным, когда они лежат друг на друге. Гук так же быстро устраивается обратно между его ног, перенося свой вес на одно из его предплечий, выливая наполовину использованный флакон смазки себе на ладонь. Тот флакончик, который они, предположительно, оставили здесь более трех лет назад. — Чонгук, это отвратительно. Срок годности, наверное, уже истек, — говорит Тэхён, слегка задыхаясь и морща нос. Чонгук закатывает глаза, затем вертит бутылку в руках, проверяя дату. — У нас еще есть пара месяцев в запасе, все в порядке. — Как будто от этого становится хоть немного лучше. — Ты бы хотел остановиться? — спрашивает Чон с искренним блеском в глазах, когда он изучает лицо мужчины. Эта фраза звучит слишком тихо и ласково, чтобы Тэхён не смог удержаться и протянуть руку, чтобы убрать выбившиеся пряди волос Чонгука с лица, опуская ладонь вниз, чтобы слегка ухватить младшего за подбородок. — Нет, все хорошо, — говорит он, запечатлевая легкий поцелуй на губах Чонгука. Он знает, что пути назад нет. — Мы можем воспользоваться дерьмовой смазкой, если понадобится. Чонгук кивает, быстро целуя его в ответ. — Она со вкусом клубники, если тебе это поможет. Твоей любимой. — Думаю, ты понимаешь, что на самом деле это ты любил клубнику, — смеется Тэхён, позволяя Чонгуку раздвинуть свои ноги так, как он хочет, одна из его рук исчезает между ними. — Я просто не... Его застает врасплох первый палец внутри, несмотря на то, сколько раз они это проделывали. Жжение, которое возникает при этом, тоже трудно не заметить, но Чонгук помогает облегчить его поцелуями в шею и в губы. Он медлит, до конца не веря в происходящее, но Тэхён не может удержаться и двигает бедрами в такт ему, безмолвно прося Чонгука добавить еще пальцев. — Тебе не обязательно быть таким нежным, Чонгук, — выдыхает он, возможно, чтобы заполнить тишину. — Ты делал это много раз, помнишь? — После тебя ни с кем, — слишком мягко говорит младший, успокаивающе поглаживая большим пальцем кожу Тэхёна. — У тебя больше ни с кем не было секса? — спрашивает он, и Чонгук качает головой так, что у старшего внутри что-то скручивается, что-то похожее на чувство вины. Он знает, что не должно, но это чувство все равно присутствует и начинает расти, пока Тэхён не решается отвести взгляд. — Не важно, — отвечает ему Чон, как будто он может читать его мысли, хотя они знают друг друга достаточно долго, и не было бы ничего удивительного, если бы он действительно мог. Может быть, тогда все было бы проще, немного лучше для них обоих. — Это ничего не меняет. Ответ Кима прерывает второй палец Гука, проникающий вслед за первым, и на этот раз он двигает ими намного решительнее: то, как Чонгук прикасается к нему, немного надавливая, потирая, а от всего этого у Тэхёна перехватывает дыхание, губы прижимаются к шее младшего. Воздух наполнен запахом клубники, и он поглощает его, но сердце наполняется радостью чего-то знакомого, на что он не может жаловаться, не тогда, когда Чонгук смотрит на него так, словно думает о том же. Тэхён немного улыбается, и Чонгук улыбается в ответ, наклоняясь, чтобы поцеловать. С языком и зубами, но Тэхён не хочет что-то менять. Ким морщится, когда Чонгук убирает пальцы, и чувствует себя немного опустошенным и почти голым, когда младший снова начинает рыться в прикроватной тумбочке, ругаясь себе под нос. — Здесь нет... — Все в порядке, я обещаю, — перебивает Тэхён, проводя руками вверх и вниз по спине Чонгука, придвигаясь ближе. — В любом случае, я никогда не делал этого ни с кем, кроме тебя. При этом в глазах Чонгука появляется дразнящий блеск, немного хвастливый в том, как он ухмыляется, и Тэхён закатывает глаза, покусывая мочку Чонгука, когда тот наклоняется. — Не смотри на меня так, — говорит старший. — Как? — Ты знаешь. Гук шепчет ему что-то в шею, звук распространяется вниз по позвоночнику, когда Чонгук касается губами кожи, прежде чем продолжить свой путь вверх, по челюсти и к губам. Тэхён снова слышит звук открывающейся крышки смазки, чувствует еще одну волну клубничного аромата, которая ударяет ему прямо в голову. Он опускает одну руку ниже по животу Чонгука и, дразня, проводит по всей длине члена, мучительно медленно, как, он знает, нравится Чонгуку, пока его не отшвыривают, прижимая руку к голове. Затем Чонгук целует его до потери сознания, давая ему возможность сосредоточиться на чем-то, кроме ощущения, как Чонгук выпрямляется и медленно входит внутрь, ощущения, как воздух покидает его легкие, что заставляет его впиваться пальцами в бицепсы Чона. Чем сильнее он сжимает, тем глубже его ногти впиваются в чужую кожу. Тэхён отпускает его, когда Чонгук перестает двигаться, нежно скользя ладонями по спине Чонгука, по изгибам его позвоночника, чтобы помочь ему тоже немного расслабиться. Они остаются в таком положении, чтобы по-своему успокоить друг друга, или, возможно, просто чтобы затянуть удовольствие как можно дольше, не зная, что ждет их по ту сторону — если вообще что-то и ожидает. Младший шепчет что-то ему на ухо, какие-то приятные слова, которые они говорили друг другу раньше, но на этот раз в них гораздо больше веса. После долгой разлуки они весят немного больше, что Тэхёну приходится отвлечься. Он ногами окольцовывает талию Чонгука, нетерпеливо наращивая ритм, пока Чонгук не останавливает его, позвав по имени и положив руку на бедро мужчины. Он немного уводит их вправо, затем немного вниз, пока Чонгук не прижимается к нему так, что бедра Тэхёна напрягаются, когда он откидывает голову назад, издавая глубокий стон. — Вот так, — говорит Чонгук вдоль изгиба шеи Тэхёна, целуя на ходу, слегка отводя бедра назад, прежде чем снова войти в него. Поначалу он не торопится, пытается найти подходящий темп. Он делает толчки, от которых у Тэхёна перехватывает дыхание, кружится голова и поджимаются пальцы на ногах. Неизбежное чувство ощущения чужих губ на своих не отпускает, когда они тяжело дышат, и Тэхён благодарен за то, что это позволяет ему раствориться в прикосновениях Чонгука, не заполняя его разум ничем, кроме мыслей о том, как их тела двигаются вместе, скользя друг по другу и находя множество новых способов. Сейчас этот танец дается им легче: танец, который они практиковали бесчисленное количество раз. И Тэхён совсем не удивлен, насколько это все укоренилось в нем. Девять лет — это долгий срок, чтобы его чувства просто взяли и исчезли из глубин его души. Не только чувства, но и прикосновения Чонгука, его губы; все это глубоко укоренилось где-то внутри него, пробираясь к поверхности его кожи, и на мгновение он надеется, что Чонгук чувствует тоже самое. Тэхён не думал, что он будет из тех, кто плачет в такой момент, но это так. Влага собирается вокруг его глаз и медленно стекает по щеке. Младший стирает их поцелуями, но это только усугубляет момент. Его поцелуи затуманивают то немногое, что осталось у Кима. Он заставляется себя зажмуриться, чтобы полностью остановить слезы. Кажется, Чонгуку не лучше. Он уткнулся в шею старшего, но это мало помогает ему скрыть сопение, несмотря на то, как сильно он пытается замаскировать его поцелуями и легкими покусываниями. Его мышцы напряжены, как тетивы лука, когда Тэхён проводит по ним пальцами, когда он сжимается вокруг него, когда они падают все глубже и глубже в место, откуда нет возврата. Они теряют себя во всем и снова находят что-то в друг друге, превращаясь в руины и снова собирая себя воедино. Он шепчет на ухо Чонгуку что-то вроде «Я скучаю», хотя уверен, что эти слова теряются где-то среди их тяжелого дыхания. Его тело дрожит от каждого движения, которое заставляет гореть каждый его нерв, почти как если бы он был фитилем, а Чонгук — просто пламенем для их постоянно тлеющей свечи. Тэхён вздрагивает, сжимается и отворачивает голову, чтобы удержаться от крика или, возможно, от очередного плача. Он чувствует, как тает под одеялом, забывая обо всем, кроме него. Он помнит о том, кто внутри него, но он не отводит глаз. Он не может, и он знает, что Чонгук никогда бы ему не позволил. Капли пота стекают по лбу Гука, вниз по его шее, с них обоих, смешиваясь там, где они соприкасаются: липкие ладони на еще более липкой коже. Его сердце бешено колотится, внутренности сжимаются, но Чонгук не сдается, неустанно двигаясь и потом… — Чонгук, — выдавливает старший, вслепую ища рукой что-нибудь, за что можно ухватиться. Он успокаивается горячим поцелуем, когда Чонгук поднимает ногу Тэхёна, чтобы придвинуться чуть ближе, чуть глубже. И всего лишь еще один импульс, еще одно движение, и он кончает в руку Чонгука, попадая на их животы. Одна рука зарыта в волосах Чонгука, другая сжимает его спину, впиваясь в мышцы, в то время как песня срывается с его губ в форме стона. Вскоре Чонгук стонет ему в плечо. Его голос низкий и прерывистый, когда его бедра на мгновение дрожат, и Тэхён чувствует, как внутри него разливается жар, небольшие волны тепла, пока он проводит руками вверх и вниз по спине Чонгука. Он царапает ногтями его спину больно настолько, чтобы Чон вздохнул и рухнул на него сверху совершенно как мертвый груз — тот, который Тэхён более чем готов нести на себе. Они лежали так некоторое время, грудь к груди, сердце к сердцу, обнимая друг друга так крепко, что не могут вспомнить, были ли они вообще порознь. Он чувствует руку Чонгука на своей щеке, большой палец ласкает кожу под глазами, которые кажутся усталыми и закрываются каждые несколько секунд. Тэхён целует внутреннюю сторону запястья Чонгука, позволяя поцелую распространиться по его венам к сердцу, которому он хотел бы принадлежать. — Не засыпай, — тихо шепчет Чонгук. — Я должен привести тебя в порядок. — Ты можешь сделать это, пока я сплю, — слегка надувает губы Тэхён, закрывая глаза. На мгновение становится тихо, ничего не слышно, кроме его дыхания, и он думает, что, возможно, Чонгук уже ушел, но быстро отбрасывает эти мысли, когда что-то холодное и влажное прижимается к его животу. Он открывает глаза и видит, что Чонгук стоит перед ним на коленях с полотенцем в руке, когда тот смотрит на него сверху вниз, и что-то теплое мелькает в его глазах. Странно признавать, но Тэхён скучал по таким моментам, тем более в таком положении, как сейчас. Он хочет сказать это вслух, чтобы Чонгук знал, но он боится, что пузырь, который они создали для себя, лопнет, и все разрушится, поэтому он молчит. Он держит это при себе и надеется, что их взгляды скажут все за себя. — Еще рано, — говорит Гук, когда заканчивает, бросая полотенце в корзину у двери. — Хочешь, я принесу тебе что-нибудь выпить перед сном? На твой выбор. Старший на мгновение задумывается, прежде чем кивнуть. — Тогда ладно, — говорит он. — Удивишь? Чонгук слегка усмехается, хватая ближайшую пару брюк и натягивая их, а они, оказывается, принадлежат Тэхёну. Шелк почти прилипает к вспотевшим бедрам Чонгука, и Тэхёну приходится отвести взгляд, игнорируя новое тепло, которое он чувствует на своих щеках. К счастью, Чонгук, кажется, этого не замечает, запечатлевая нежный поцелуй на лбу Кима. — Хорошо, я ненадолго, так что не засыпай без меня. — Не обещаю, — сонно бормочет Тэхён, наблюдая за удаляющейся фигурой Чонгука, когда тот выходит из комнаты.***
В целом развод занимает не больше шести месяцев, и Тэхёну требуется не меньше минуты, чтобы поставить точку. Офис адвоката темный и унылый, в нем слишком много дерева и очень мало света, что никак не может успокоить нервы. Тэхён чувствует, как у него урчит в животе. Чонгук сидит на стуле рядом с ним, тупо глядя перед собой, как будто его мысли витают где-то далеко отсюда. Тэхёну неприятно думать, что он выглядит ужасно, но теперь, когда он здесь собственной персоной, это чувство трудно игнорировать. Глаза Чонгука пусты, и темные круги под ними теперь что-то обыденное, так же как и яркость его щек и сухость губ. Адвокат зачитывает условия, на которых они ранее остановились, его голос ровный и монотонный. Ким заглушает его, не в силах отвести взгляд от лица младшего. Он думает о том времени, когда они встретились в конце лета в колледже. Тогда Тэхён учился на втором курсе, а Чонгук — на первом. Он думает о круглых глазах, в которых он когда-то видел звезды, блестящие всякий раз, когда он смотрел в них, и о мимолетных прикосновениях, которые длились часами, о робких поцелуях под теплыми лучами солнца. И теперь, сидя здесь, в этой холодной и темной комнате, он скучает по лету. Или, может быть, он просто снова тоскует по лету девятилетней давности. Тогда он думает и о даме в поезде, о кольце, отягощающем его карман. Он также думает о своих детях, о пустых обещаниях, похороненных теплыми объятиями и сладкими поцелуями. Он думает о вопросах от своих детей об отце, на которые ему трудно ответить, об оправданиях, которые ему приходится моментально придумывать, надеясь, что однажды они поймут. Больше всего он думает о том, чтобы протянуть руку и взять ладонь Чонгука в свою, переплетая их пальцы вместе, как будто он знает, насколько идеально они подходят друг другу. Он хочет поцеловать каждый пальчик, каждую линию на ладони Чонгука и услышать, что они найдут решение. Но он знает, что Чонгук этого не сделает. Тогда не сделал, и уж точно не сделает сейчас, и Тэхён ненавидит то чувство внутри него: он все еще ощущает маленькую искорку надежды, он ждет. В нем все еще так много забытой любви, спрятанной под ребрами и перевязанной бантом, на котором написано имя Чонгука. Что он теперь должен с этим делать? Куда это приведет его? — Тэхён? Он моргает, поворачиваясь обратно к адвокату. — Простите? — Теперь ваша очередь подписывать, — говорит он, протягивая ручку и бумаги. Он видит подпись Гука: твердая и уверенная, как будто ему не пришлось дважды об этом думать, и, возможно, Тэхён, в конце концов, был прав. — Я отметил все места, где вам следует расписаться. Его рука дрожит, когда он берет ручку, но Чонгук не смотрит, так что старший предполагает, что на самом деле не имеет значения, что это на самом деле значит; возможно, это из-за обстоятельств, или, может быть, потому, что он ничего не мог переварить со вчерашнего дня — он не знает. Он просто подписывает и подписывает, пока линии не сливаются у него перед глазами, подпись Чонгука смешивается где-то посередине. Когда он заканчивает, адвокат забирает бумаги обратно, постукивая ими по столу, чтобы привести в порядок, и как только он говорит, что они закончили, Чонгук первым уходит.***
За то время, что Чонгук на кухне, Тэхён успевает принять душ и переодеться во что-то теплое и удобное и теперь сидит на маленьком диванчике у камина — его он тоже разжег сам, после нескольких неудачных попыток. — Тебя долго не было, — в какой-то момент говорит старший, когда Чонгук, наконец, входит, держа их кружки в обеих руках, и закрывает за собой дверь ногой. — Извини, мне позвонила мама, — отвечает он, ставя одну из кружек на маленький боковой столик. — И потом проверил, как там дети. — Оу, — говорит Ким, подтягивая колени к груди. — Все в порядке? С твоей мамой, я имею в виду. — Да, с ней все хорошо. Думаю, она просто хотела проверить как я. — Мило с ее стороны, — говорит Тэхён, просто потому, что так легче, и Чонгук, должно быть, заметил, когда он видит понимающий взгляд, которым Гук одаривает его. — Не против, если я присяду? — спрашивает он, указывая головой, немного неуверенно, пока его пальцы теребят ткань брюк — дурная привычка, когда тот нервничает, вспоминает Тэхён. Однако ему еще предстоит выяснить, почему младший так себя ведет. — Вот и твой напиток: горячий шоколад, если ты еще не догадался. Раньше ты его любил. «Я все еще его люблю», хочет сказать Тэхён. — Спасибо, и тебе не обязательно спрашивать, — отвечает он, теперь пристально глядя на огонь перед собой, но, тем не менее, он все равно берет предложенный ему напиток. Их пальцы на мгновение соприкасаются, но Ким отказывается смотреть в глаза мужчины, которые, как он чувствует, прикованы к нему. — Я знаю, но подумал, что будет лучше спросить, — говорит Чонгук, садясь на расстоянии не больше вытянутой руки, но Тэхёну все равно кажется, что они слишком далеко. Немного странно, что всего полчаса назад они были так близки. Он одаривает Чонгука легкой улыбкой с плотно сжатыми губами в ответ, немного неуверенный в том, что сказать, если он вообще должен что-то говорить. Он видит, как Чонгук ерзает рядом с ним, движение его колена, поднимающегося вверх-вниз, попадает в поле зрения Тэхёна, но он не спрашивает; просто ждет, когда младший заговорит первым. Раздается вздох, прерывистое дыхание, прежде чем он, наконец, говорит. — Я думаю, нам следует поговорить о том, что только что произошло, — говорит Чонгук. — Хотя, на самом деле, я думаю, что почти обо всем. Старший удивленно приподнимает бровь, хотя он догадывался, что рано или поздно это произойдет. Он делает глоток своего напитка, молча радуясь, что под кремом спрятан зефир, и ставит чашку на согнутые колени. — Давай, если это то, чего ты хочешь, — говорит он. — Да, — кивает Чонгук, теребя кожу на ладони. — А ты? — спрашивает он, и Тэхён тоже кивает. — Думаю, что уже давно пора, не так ли? — Да, можно и так сказать, — Чонгук почти смеется, превращаясь во что-то мягкое. На мгновение воцаряется тишина, переводится дыхание, а затем он слышит: — Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать. Тэхён поджимает губы, отпивает из кружки. — Как насчет того, чтобы начать с самого начала? — предлагает он. — О том, почему мы так закончили. — Ты имеешь в виду, что я сделал, чтобы заставить тебя развестись со мной, — говорит Чон несколько беззаботно. — Это не то, что я... — Я знаю, не волнуйся, — перебивает он. — Но в любом случае это именно то, что я имел в виду. Я облажался, ты бросил меня. Нет смысла преуменьшать действительность. — Ты не облажался, Чонгуки, — Тэхён слегка вздыхает, все еще глядя куда угодно, только не на мужчину рядом. — Разве нет? — спрашивает Чонгук, в его голосе слышится недоверие. — Конечно, в то время так и казалось. Даже сейчас …. — пожимает он плечами. — Я виноват не меньше, так что, если уж на то пошло, то в этом виноваты мы оба, — говорит Ким, потому что это правда. — Мы отдалились друг от друга, начали идти разными путями, не давая друг другу узнать об этом, ожидая, что один из нас последует за другим. Такое случается. — Хотя этого не должно было случиться с нами. — Разве? — размышляет старший, постукивая пальцем по кружке. — Может быть, нам было суждено расстаться с самого начала, кто знает. Гук смотрит на него, а Тэхён — по сторонам. — Неправда, и ты это знаешь. — Я многого не знаю, Чонгук, — говорит Тэхён, и взбитые сливки начинают таять на краю кружки, но он зачерпывает их пальцем, поднося к губам. — Я думал, что понял, но я сейчас не до конца уверен. — Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой, наверняка ты уже понял. — Возможно, — пожимает плечами старший. — Хотя тогда этого явно было недостаточно. Чонгук вздыхает, откидываясь на спинку дивана. — Ты можешь мне не верить, и я тебя не виню, но я действительно не знал, что наш брак раскалывается, — говорит он. — Я не замечал этого, пока мы не развелись. — Как ты мог этого не замечать? — хмурится Ким. — Мы почти не разговаривали друг с другом, даже толком не виделись. И для тебя это было нормой? — Потому что я все еще любил тебя, несмотря ни на что, — говорит Чонгук так, словно этого достаточно. — Я думал, мы приблизились к той стадии отношений, когда ничто не сможет нас изменить, что нам не нужно было говорить, что мы любим друг друга, потому что мы оба об этом знаем. — Но я не знал, Чонгук, в этом-то и дело, — возражает мужчина. — Не говори мне, что ты об этом знал. Было бы неплохо, если бы ты показал, но ты ничего не сделал. Откуда мне было знать? Наступает пауза, прежде чем младший отвечает. Его голос тихий и подавленный, когда он говорит: — Мне жаль. Я знаю, что этого никогда не будет достаточно, и сейчас это, вероятно, мало что значит, но я все равно так думаю. Тэхён вздыхает, ставя свою кружку на тумбочку, прежде чем поджать под себя ноги и немного повернуться лицом к Чонгуку. — Мне не нужны от тебя извинения, я уже прошел этот этап, — говорит он. — Я просто хочу знать, почему ты чувствовал, что должен работать до изнеможения и отталкивать нас друг от друга? Или почему ты даже не мог поговорить со мной об этом? Затем Чонгук смотрит на него невероятно круглыми глазами, почти извиняющимися. — Ты поверишь мне, если я скажу, что сделал это ради тебя? Ради нас? — Вероятно, нет, но я готов выслушать. — Я знаю, что деньги никогда не были для нас проблемой, так что это не совсем косит на оправдание, — начинает Чонгук, его голос немного дрожит, когда он говорит. — Но я подумал, что дополнительные часы и больше денег не помешают, понимаешь? А мой отец... Ну, он хотел, чтобы я занял его место, когда он уйдет на пенсию. — Об этом я догадался. Чонгук улыбается с каким-то сожалением. — Какое-то время я тоже этого хотел, — честно говорит он. — Я думал, что смогу стать тем, кем ты наконец-то сможешь гордиться, кем-то достойным тебя, но вместо этого я стал тем, кого ты едва узнавал, едва любил, и этим я оттолкнул тебя. Мужчина снова вздыхает, недолго думая, когда протягивает руку, чтобы взять руку Чонгука в свою, сжимая пальцы. — Ты был моим человеком, Чонгук, я любил тебя больше всего на свете. Какая бы работа у тебя ни была, ничего бы не изменилось. — Знаю. Мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать это, — говорит Чонгук, глядя на их руки. — Думаю, я просто слишком увлекся всем этим, и то, что мой отец постоянно дышал мне в затылок, тоже не очень помогало. — Я хотел, чтобы ты рассказал мне об этом, — мягко говорит Тэхён, проводя пальцем по костяшкам пальцев Чонгука. — Я бы хотел, чтобы ты не отстранялся от меня. — Прости, — Чонгук ерзает на своем стуле, придвигаясь ближе. — Я всегда буду сожалеть о том, что сделал с нами, с нашей семьей. — Я знаю, — говорит ему Ким. — Ты не плохой человек, Чонгуки. Я знаю, что ты бы не сделал этого специально. — Как бы то ни было, я там больше не работаю, — говорит Чонгук, в некотором смысле счастливый. — Я уволился в начале года. Вот почему мы с отцом перестали общаться. — Что? Почему? — Я понял, что работать так долго каждый день было ненормально, нездорово, независимо от того, сколько раз я пытался убедить себя в обратном, — отвечает он. — Это стоило мне моей семьи, и я больше не хотел так жить. Тэхён сжимает руку Чона, надеясь, что сможет успокоить. — А что сейчас? — Полагаю, я пытаюсь наладить свою жизнь, — пожимает плечами Чонгук, прикусывая щеку. — Я купил новый дом, устроился на новую работу, которая позволяет мне заниматься тем, что мне нравится, и это хорошо, даже великолепно. — Правда? — с гордостью улыбается Тэхён, и младший кивает. — Я очень рад за тебя. Ты этого заслуживаешь, Чонгуки. Он улыбается в ответ, но потом неуверенно произносит: — Думаю, единственное, чего мне сейчас не хватает, — это тебя. — Меня? — Да, — выдыхает он, глядя вниз на их руки. — В начале года у меня был план, что, как только я во всем разберусь, я, наконец, попытаюсь связаться с тобой, но ты позвонил мне первым, и я подумал... я подумал, что, возможно, ты каким-то образом узнал. Тэхён помнит их разговор в парке, тот, что был днем ранее. — Вот почему ты был расстроен в тот день? — спрашивает он неуверенно, опасливо. «Я думал, мы на одной странице или, по крайней мере, в одной главе». Тэхён на самом деле не понимал этого в то время, а может быть, и понимал, и он просто отверг эту мысль еще до того, как у нее появился шанс укорениться. — В некотором роде, да, — печально улыбается Гук. «Но вчерашний разговор заставил меня осознать, что мы, бесспорно, далеки от этого всего». Старший задается вопросом, действительно ли они так далеки друг от друга? Чувствовал ли он боль в виде тоски в своей груди, бременем не только для него, но и для Чонгука? — Ты... — старший сопротивляется и чувствует, как Чонгук сжимает его руку, успокаивающе проводя большим пальцем по тыльной стороне ладони. — Я люблю тебя, — прямо заявляет Чонгук, как будто для него это самая легкая вещь в мире — признаться в подобном. — Если честно, я не думаю, что когда-нибудь переставал. Я не смог бы, даже если бы попытался. На глазах наворачиваются слезы, которое отказываются останавливаться, несмотря на то, как сильно он пытался смахнуть их, и чувствует, как его живот скручивается и вытягивается сам по себе, пока младший говорит. — Я знаю, что это несправедливо с моей стороны говорить так, особенно после всего, — продолжает он. — Но я этого хочу и ничего не могу с собой поделать, и если сегодняшний вечер был для тебя всего лишь разовым... — Это не так, — перебивает мужчина, не задумываясь. — Или, ну, я не думаю, что это так, я не знаю. — Ты не знаешь? — Это не совсем легко для меня, Чонгук, — говорит он дрожащим голосом. — Еще две минуты назад я даже не знал, что ты любишь меня. У меня нет ответа, который ты ожидаешь. — Ты не знаешь, — говорит Чонгук, качая головой. — Ты не знаешь, чего я хочу. — Чего же? — Я признаю, что хочу быть с тобой, — отвечает ему мужчина, кладя свободную руку поверх их соединенных. — Но это не значит, что мы должны просто забыть обо всем, что произошло, и снова быть вместе. Нам нужно больше времени, прежде чем это произойдет. Тэхён издает судорожный вздох. — Да, мы так и сделаем, — соглашается он. — И я знаю, что ты тоже к этому не готов, так что мы всегда можем действовать медленно и размеренно, как и следовало раньше, — говорит Чонгук. — Принимать каждый день таким, какой он есть, а дальше будь что будет. — Изо дня в день? Чонгук кивает. — День за днем. Старший бегло изучает лицо Гука, жалея, что не может проигнорировать, как многообещающе это звучит — снова быть вместе. — Ты говоришь так уверенно, учитывая, что я даже не сказал, что люблю тебя в ответ. — Тебе не обязательно говорить мне об этом, я слишком хорошо тебя знаю, — говорит Чонгук с легкой улыбкой. — Но, несмотря на то, как сильно я желал услышать это от тебя, я могу подождать еще немного, пока ты не почувствуешь, что так правильно, что я заслуживаю этого. Он игнорирует биение своего сердца и выдыхает. — А если из этого ничего не выйдет? Если нам снова придется расстаться? — осторожно спрашивает он. — Я не думаю, что после этого мы сможем что-нибудь изменить. — Это риск, на который я готов пойти, если это означает, что мы можем хотя бы попытаться, — говорит Чонгук. — Мы ведь можем? Тэхён задумывается на мгновение. Даже если Чонгук отчаянно ждет от него ответа, он задумается о том, что рана от чужого имени в его сердце едва зажила, оголяясь по своим шероховатым краям с тех пор, как они приехали сюда, с тех пор, как они впервые заговорили той ночью. И он думает о том, что на самом деле ему больше нечего терять, потому что однажды он уже потерял Чонгука — что еще он мог сделать? Он кивает один раз, медленно и вдумчиво отвечая: — Хорошо, — и он почти чувствует, как рана полностью затягивается, сырая и открытая, как будто она кровоточит через его грудь прямо в ладонь Чонгука. — Мы можем попробовать. Чон смотрит на него так, словно не может до конца поверить в его слова, глаза наполнены чем-то ошеломляющим, а радость на переднем плане всего этого. Он притягивает его ближе, достаточно близко, чтобы Тэхён почувствовал, как воздух из носа Чонгука касается его собственного, почувствовал его яркую улыбку, даже не видя ее. — Скажи еще раз, — говорит он, и у Тэхёна возникает желание закатить глаза, но он находит это слишком милым, чтобы так сделать. — Я хочу попробовать с тобой, Чонгук, — повторяет он искренне. Чонгук подносит руку к лицу старшего, обхватывая его щеку, и Тэхёну почти удается увидеть, как Чонгук закрывает глаза, кивает головой и прерывисто выдыхает. Тэхён поддается голосу в глубине своего сознания, говорящему ему наклониться и сократить расстояние между ними, целуя Чонгука раз, другой, прежде чем отстраниться. Он видит, как глаза Гука распахиваются, как он застенчиво улыбается, когда целует его в ответ, всего один раз, но этого достаточно, чтобы щеки Тэхёна вспыхнули, теплые на ощупь, когда он прижимает тыльную сторону ладони к коже. Тэхён не может сказать, пожалеет ли он о своем решении, не с учетом того, что в глазах Чонгука сияют звезды, как много лет назад и их гораздо больше, чем раньше: еще два дополнительных имени присоединяются к его собственному. Какое-то время они находятся так близко, как только могут, прикасаясь пальцами к лицам друг друга, обводя каждую родинку, каждый изъян, запоминая каждую мелочь под кончиками пальцев, пока один из них не зевает от усталости. Неохотно Тэхён встает первым, разминая затекшие ноги, а Чонгук следует за ним, собирая с пола свою одежду, о которой уже успели забыть. Когда Ким собирается забраться в постель, он говорит: — Ты можешь поспать здесь, если хочешь. — Ты уверен? Я не возражаю… — Я уверен, Чонгук, — твердо говорит он. — Кроме того, Минджун чутко спит, ты можешь разбудить его. — Ах, так вот в чем причина? — поддразнивает Чонгук, и Тэхён закатывает глаза, взбивая подушку. — Не волнуйся, я притворюсь, что поверил. — Просто поторопись, пока я не передумал, — говорит старший, протягивая руку, чтобы выключить прикроватную лампу, и натягивая одеяло до подбородка. Мгновение спустя он чувствует, как кровать прогибается у него за спиной, вместе с тихим стоном, когда Чонгук устраивается поудобнее. Рука обвивается вокруг талии Тэхёна, ладонь ложится на середину его груди, чтобы притянуть ближе к себе, прижимаясь к теплому телу позади. Он собирается возразить, но Чонгук успокаивает его нежным поцелуем в ухо, прижимаясь носом к его шее, от прикосновения которого он просто тает. — Спасибо тебе, — шепчет Чонгук ему в шею. Хоть младший этого не видит, Тэхён улыбается и кладет руку ему на грудь. Он подносит ее к губам, целует один, два, три раза, прежде чем переплести их пальцы и прижать их соединенные руки к своей груди и сказать: — Спокойной ночи, Чонгуки. Тэхён подумал бы, что прошлая ночь была сном, если бы не заметная боль в пояснице, бедрах, а также тяжесть руки на его талии и непередаваемое тепло сзади. Он также чувствует дыхание на своей шее, вздымающуюся и опускающуюся грудь, прижатую к его спине, и он не может не прильнуть к ней, растворяясь в объятиях Чонгука. Он говорит себе, что это потому, что огонь давно погас, оставив после себя откуда-то доносящийся холодный зимний воздух, и что это просто предлог согреться. В любом случае, никто, кроме него, не узнает правду. Вскоре позади него раздается ворчание, тепло, прижатое к нему, уходит, чтобы потянуться с зевком, прежде чем вернуться, почему-то еще тяжелее, чем раньше. — Доброе утро, — выдыхает ему в затылок мужчина, губы покалывают кожу. — Доброе утро, — отвечает Тэхён, поворачиваясь в объятиях Гука. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает младший, проводя рукой вниз по изгибу спины Тэхёна, по ширине его бедер, призрачное прикосновение, от которого старший вздрагивает, отталкивая от себя руки Чонгука. — Хорошо, — краснеет он. — А ты? — Тоже, — тихо отвечает Гук, его рука поднимается, чтобы погладить Тэхёна по щеке. Это настолько тонкий жест, едва заметный, но глаза Тэхёна все еще трепещут от прикосновения. — Ты жалеешь об этом? Ким на мгновение задумывается. — Я учусь ни о чем не сожалеть, — осторожно говорит он, проводя пальцем по шее Чонгука, где все еще алая кожа. — Так что нет, я не жалею об этом, хотя с тобой трудно о чем-либо сожалеть. Он видит, как глаза Чона блестят от лучей солнца, пробивающихся сквозь занавески, его губы изгибаются в легкой улыбке. То, как он старается скрыть ее, придает ему некое чувство застенчивости, и это заставляет Тэхёна задаться вопросом: а что происходит в его замечательном уме, раз он так выглядит? Он спрашивает самого себя, но Чонгук только качает головой. — Ничего, — улыбается он. — Я просто давно не просыпался рядом с тобой. — Да? И что ты чувствуешь? Чонгук задумчиво хмыкает, пожимая плечом. — Думаю, было бы еще лучше, если бы ты поцеловал меня, — говорит он с намеком на ленивую усмешку. Тэхён закатывает глаза, прячет собственную улыбку за рукой, надеясь, что Чонгук не почувствует растущее тепло на его коже. Он все равно придвигается ближе, сокращая то небольшое расстояние, которое было между ними, пока их носы не соприкасаются. — И почему я должен это сделать, а? — Потому что теперь, когда я знаю, каково это — целовать тебя снова, я не думаю, что смогу остановиться, — шепчет Чонгук, и Тэхён чувствует это на своих губах, инстинктивно закрывая глаза. — Как мило с твоей стороны, — говорит он так же тихо. — Хм, — хмыкает Чонгук. — Тогда, должно быть, эту черту я позаимствовал у тебя, — добавляет он, прежде чем, наконец, соединить их губы, а Тэхён и не отталкивает его, даже приветствует. Когда они целуются, у него в животе порхают бабочки. Это чувство очень похоже на начало их отношений в далёком прошлом, даже если сейчас обстоятельства сильно изменились. С тех пор прошло девять лет, и сейчас они так близко, как никогда, и в то же время невероятно далеки друг от друга. Их также немного пугает тот факт, что им так легко вернуться обратно в прошлое, будто ничего и не случилось, как в его сердце все еще отзывается одно и то же имя снова и снова. Непринужденность коренится во всем, что они делают: в поцелуях, прикосновениях. С каждым новым поцелуем, они повторяют шепотом имена друг друга, словно наверстывая упущенное время. Тэхён теряется в этом всем, и усталость, которую он сейчас чувствует, тает, превращаясь во что-то безрассудное. Он отстраняется с последним поцелуем, стараясь не улыбаться, когда Чонгук снова тянется к его губам. — Больше никаких поцелуев, с тебя хватит. — Ты делаешь мне больно. — Уверен, ты переживешь, — говорит Тэхён, борясь с желанием поцеловать его еще раз. — Что ты делаешь на Рождество? — спрашивает он, чтобы отвлечь себя от этой мысли. — Надеюсь провести его со своей семьей, если ты не против. — Против? Зачем ты спрашиваешь меня... — Тэхён прерывается, когда замечает взгляд, которым одаривает его Чонгук. Щеки вспыхивают от чего-то теплого. — А, ты имеешь в виду нас. — Конечно, я имел в виду тебя, — говорит Чон, ухмыляясь. — Разве может быть иначе? — Я не знаю, у тебя могла бы быть новая семья, о которой я не знаю, — шутит Ким, пожимая плечами. Младший издает смешок, придвигаясь ближе. — Тэ, ты — единственная семья, которая мне нужна. Единственная, которую я хочу иметь. — Если ты пытаешься влюбить меня в тебя снова, так и скажи, — говорит Тэхён, закатывая глаза, чтобы скрыть постоянно растекающийся по его лицу румянец. — Таков был мой план, — почти пропевает Чонгук, ища руками талию Тэхёна под простынями, чтобы притянуть его ближе и зарыться носом в его волосы. Он почти сопротивляется, правда, но его выдает учащенное сердцебиение и ощущение губ Чонгука, лениво целующих его ухо. — Ты смешон, — смеется он, но все равно замечает, как обхватывает младшего всеми своими конечностями, пока практически не оказывается на нем сверху. — Итак, что ты думаешь? — спрашивает Чонгук, когда его руки оказываются на бедрах Тэхёна, и наклоняется ближе, чтобы соприкоснуться носами. — Могу я провести Рождество с тобой, Тэхён? Глаза Кима ищут на лице Чонгука хоть малейший намек на обман, на пустоту, но ничего такого не находит, кроме теплоты и чего-то, чему он не хочет давать названия, написанного на лице Гука, кружащегося перед глазами. — Хорошо, — произносит он скорее шепотом. — Ты можешь провести его с нами. На этих словах лицо Чонгука озаряется, сквозь улыбку проглядывают его кроличьи зубы. Он притягивает Тэхёна к себе за шею, целуя его один раз, другой. — Спасибо, я больше тебя не подведу. Обещаю. Что-то неприятное скручивается внизу живота Кима при этой мысли, но он отталкивает ее прочь и возвращается туда, где ему самое место. — Ты не обязан обещать мне что-либо, все в порядке, — говорит он, обхватывая пальцами челюсть Чонгука. — Просто будь рядом, ладно? — Так и будет, — кивает Чонгук, целуя внутреннюю сторону запястья Тэхёна. Этот поцелуй является чем-то слишком интимным для их нынешнего статуса, но он думает, что тот знает, как нужно вести себя в таком положении. То, чего ни один из них никогда не забывал. — Хорошо, — говорит мужчина, прежде чем снова лечь, укладывая голову на обнаженную грудь Чонгука. Пальцем он чертит бесконечные круги на его коже. На мгновение он притворяется, что они вернулись в свой старый дом, благословленные моментом покоя ранним утром, прежде чем дети придут и найдут их, шепча друг другу приятные мелочи, которые услышат только они, то, что скоро исчезнет со временем. Он обнаруживает, что сейчас все не так уж сильно отличается, если не считать гигантской стены, которую они возвели между собой, но теперь сквозь щели, которые они оба проделали, пробивается свет, и это заставляет что-то похожее на надежду расцветать в его груди. Он надеется, что однажды эта стена будет окончательно разрушена. Затем в его волосах появляются пальцы, расчесывающие пряди. — У тебя скоро день рождения, — размышляет Чонгук. — Грандиозный тридцать первый год, так? — Не напоминай, — вздыхает Тэхён, легонько похлопывая младшего по груди. — Время летит быстро, не правда? — Ты готовишь что-нибудь особенное? — спрашивает Чонгук, поглаживая пальцами голову Тэхёна так, как тому это нравится. Тэхён смотрит на него, приподнимая бровь. — А что? Ты подумаешь о чем-то? — Нет, — бормочет парень, надувшись, и кусает Тэхёна за палец, когда тот протягивает руку, чтобы ущипнуть того за подбородок. — Я просто спросил, вот и все. — Хм, если ты настаиваешь, — промурлыкал Ким, уткнувшись в грудь Чонгука, касаясь губами кожи. — Но я все равно ничего не планирую, хотя, зная мою мать, у нее, вероятно, что-то припрятано в рукаве. — Если она еще осталась такой, какой я ее помню, то неудивительно, — хихикает Чонгук, прежде чем перерасти во что-то мягкое и в тоже время мрачное, когда он вздыхает. — Она теперь ненавидит меня? — Я не думаю, что она на это способна, Чонгук, — искренне отвечает Тэхён. — Скорее разочарована? Я правда не знаю. Буду честен, я почти не говорил с ней о тебе — я даже не смог рассказать ей об этих выходных. Чонгук оставляет поцелуй на его макушке. — Все в порядке, ты не обязан говорить, если не хочешь. — Нет, я должен, особенно после всего, что произошло, — вздыхает Ким, прижимаясь лицом к груди младшего. — Мне просто нужно придумать, как рассказать ей об этом так, чтобы она не разозлилась на меня. — Не похоже, что мы снова поженимся, Тэ, — с придыханием смеется Чонгук в его волосы. — Нам не обязательно притворяться теми, кем мы не являемся, хотя я скажу сразу, что не сказал бы тебе «нет», если бы ты предложил. Тэхён фыркает на услышанное, закатывая глаза и легонько хлопая Чонгука по груди. — Я шучу, — улыбается Гук. — Но я и правда серьезен, когда говорю, что мы можем двигаться так быстро или так медленно, как тебе нравится, неважно, займет ли это месяцы или годы. Здесь есть только ты и я, и я хочу, чтобы ты это знал. — Ты так говоришь, как будто это легко. Чонгук пожимает плечами. — Или, возможно, так оно и есть. Старший скептически смотрит на парня, его ответ замирает у него на губах, когда дверь спальни позади медленно и со скрипом открывается, и их руки замирают. Маленькие ножки шаркают по паркету, простыни съезжают с одной стороны, а затем… — Папа! — шепчет Минджун. — Что ты здесь делаешь? — Хочу задать тебе тот же вопрос, — отвечает Чонгук, поглядывая на часы. — Еще рано. — Не могу уснуть, — фыркает малыш, забираясь на середину кровати и при этом пихая Тэхёна коленом в ребро. — Привет, папа. — Доброе утро, Минджуни, — мягко говорит Тэхён, проводя пальцами по волосам мальчика, когда тот устраивается между ними. Чонгук обхватывает Минджуна одной рукой, а другой зарывается в волосы Кима.***
Когда машина подъезжает к их дому через несколько часов, Тэхён почти чувствует, как вжимается в сиденье от тяжести на сердце. Странное чувство, которого он раньше не испытывал, но выражение лица Чонгука говорит ему, что, возможно, не он один в таком положении. К счастью, Хаён и Минджун говорят за него, когда выходят, шмыгая носом на прощание в пальто Чонгука, их маленькие ручки цепляются за него так, как будто они его больше никогда не увидят — то, за что Тэхён, похоже, не может их винить. Тем временем, пока Чонгук осыпает детей поцелуями, старший достает их сумки из багажника, игнорируя острую боль в ребрах. Он невероятно крепко обнимает их, будто он тоже не хочет их отпускать, но Тэхён отталкивает эти мысли, напоминая себе, что они ещё увидятся. Младший смотрит на него, когда дети неохотно отстраняются, спрашивая о чем-то, на что у Тэхёна пока нет ответа, поэтому он просто слегка кивает ему на прощание и надеется, что этого будет достаточно. Однако это явно не так, потому что слышит фразу Чонгука, которую он сказал со своей раздражающей ухмылкой, от которой у Тэхёна всегда подкашиваются колени. — Ты кое-что забыл. Он ждет, пока дети останутся в доме дольше, чтобы спросить: — Что забыл? — Это, — говорит Чон, вытаскивая из-за спины единственную красную розу и протягивая ее мужчине. Киму не нужно спрашивать, откуда она взялась: из увядающего букета, бережно завернутого в его сумку, который отвечает на вопрос за него. Тэхён сдерживает улыбку. — Знаешь, ты ужасный врунишка, — говорит он, беря розу свободной рукой, не забывая о шипах. — Ну, отчасти ты прав — я не знал о других, они были не от меня. — Я догадался, — говорит Тэхён, крутя розу между пальцами. — Почему ты не сказал, что они от тебя? Гук слегка пожимает плечами. — Тогда ты, казалось, был не в восторге от них, так что, полагаю, я струсил, хотя, оглядываясь назад, понимаю, что так было лучше. — Да, наверное, — соглашается Ким с легкой улыбкой. — Но все равно спасибо, тем не менее, они были прекрасны. — Не за что, — тихо говорит Чонгук, засовывая руки в карманы своего пальто. Это должна быть та часть, где они прощаются, думает Тэхён, где он разворачивается и направляется к двери, в то время как Чонгук садится в свою машину, но они оба остаются на месте, твердо стоя всего в нескольких метрах друг от друга. Он знает, что мог бы сказать миллион вещей, которые он действительно хочет сказать, но все, что ему удается — это слабое «Что ж» и откашливание. — Увидимся на следующей неделе, да? — Чонгук говорит за него с надеждой в голосе. — Я обещал тебе. — Да, обещал, — говорит Тэхён несколько безмятежно. Он поднимает сумки, которые начинают сползать с рук, отступая назад. — Тогда еще увидимся, Гуки. Тэхён чувствует на себе взгляд Чонгука, когда направляется к двери, и только когда он слышит звук заводящегося двигателя и отъезжающей машины, он оглядывается.***
Материнская интуиция — это то, что Тэхён научился чувствовать за свои тридцать лет жизни. Вероятно, это также причина, по которой она — первый человек, которого он видит, когда у него, наконец, появляется шанс побыть наедине с собой, и по крайней мере, он должен перед ней извиниться. Он не утруждает себя в том, чтобы постучать в дверь, ведь уже знает, что она ждет, запах еды витает в воздухе, когда он направляется на кухню. Заходя в комнату, он видит, как мама стоит у стойки, расставляя две керамические кружки — те, что Тэхён сделал несколько лет назад. — Мне показалось или я слышала звук твоей машины, — говорит она, оборачиваясь и жестом приглашая следовать за ней к кухонному столу. Она ставит кружки на стол, пододвигая одну к нему. — Выпей чаю, дорогой. Его передала бабушка. — Спасибо, — говорит мужчина, держа кружку в руках и мгновенно ощущая тепло в своих холодных ладонях. — Какой сорт? Она дует на свой напиток, прежде чем сделать глоток, и задумчиво отвечает: — Сосновый лист, если я правильно помню. Полезен для ума. Ким кивает, рискуя сделать глоток, ведь знает, что он все еще слишком горячий. Вкус поначалу едва уловимый, с легкими нотками цитрусовых, переходящими во что-то древесное, но далек от горечи, и он не может точно сказать, нравится ему это или нет. — Он… это другой? Я думаю, — говорит он. — Я на самом деле не могу точно сказать. — Не волнуйся, я не скажу твоей бабушке, если тебе не понравится, — понимающе улыбается она, пряча улыбку за кружкой. Затем на мгновение воцаряется тишина, слышны только короткие вздохи между ними, прежде чем она снова начинает диалог. — Тогда, полагаю, ты приехал специально, а? Тэхён притворяется обиженным. — Нужна ли мне причина, чтобы навестить мою дорогую маму? — Нет, но это необычно для тебя — приходить в середине дня, особенно одному. — Может быть, я просто соскучился по тебе, ты думала об этом? — О, умоляю, — игриво усмехается она, закатывая глаза. — Если бы ты так сильно скучал по мне, то не пропустил бы наш ужин в прошлые выходные. — Не то чтобы я пропустил его специально, — говорит он, хотя знает, что это ложь. Единственная причина, по которой он уехал, заключалась в том, чтобы избежать его. — Ах, верно, Соджун забрал тебя, — вспоминает она, и улыбка медленно сползает с ее лица. — Кстати, как он поживает? — Хорошо… думаю. — Знаешь, когда я увидела его на днях, я подумала, что мне показалось, — начинает она, и у Тэхёна все сжимается от чувства вины. — Потому что, не может же один человек находиться в двух разных местах одновременно, и особенно потому, что мой сын не стал бы лгать мне о таких вещах, ведь так? Мужчина сглатывает комок в горле, глядя в свою кружку, наблюдая, как пар рассеивается в воздухе, желая, чтобы это был и он. — Я ездил не с ним, — признается он после долгого молчания. — Я ездил... я ездил с Чонгуком. — С Чонгуком, — бормочет она себе под нос, ставя кружку на стол. От удара об стол слышится гораздо более мягкий звук, чем ожидал Тэхён. — Я не хотел врать тебе, прости. — Я уверена, что у тебя были на то свои причины, — подсказывает она, хотя вряд ли ее слова звучат осуждающе. Тэхён нерешительно кивает. — Мы с Соджуном расстались около месяца назад, вскоре после того, как ты рассказала мне об ужине, — говорит он, не в силах смотреть на нее. — Оу, Тэхён… — Все хорошо, — отмахивается он. — Я думаю, это было взаимно, или, по крайней мере, мне хотелось бы так думать. — Что случилось? Вам двоим было так хорошо вместе, — говорит она, и Тэхён думает, что ее голос звучит слишком опустошенно, чем того стоило. В любом случае, гораздо больше, чем он сам. — Мы были лучшими друзьями, — пожимает он плечами, потому что это самая простая из причин, которые он может привести. — На самом деле, в этом нет ничего особенного. Его мать вздыхает, с трудом подыскивая ответ. У Тэхёна его тоже нет, или, скорее, это не имя, повторяемое снова и снова. — Тогда ладно, — кажется, она решается, наконец, задать главный вопрос. — А как насчет… Чонгука? Как это произошло? — Я попросил его поехать с нами в загородный домик, — прямо говорит он. — И он согласился. На этих словах уголки ее губ приподнимаются, хотя это едва заметно, если бы Тэхён не был ее сыном. — Не могу сказать, что я шокирована, — говорит она. — Этот парень пробежал бы сквозь огонь, если бы ты попросил его. Мужчина не отвечает, в основном потому, что ему нечего сказать, и отчасти потому, что от этой мысли у него в животе возникает странное ощущение. — Думаю, мне следует спросить тебя как так вышло, но мне кажется, что это и так предельно очевидно, — выдыхает она. — Тебе, по крайней мере, было весело? А детям? — Нам было хорошо, да, — кивает Тэхён, опуская взгляд. — Им понравилось. Кажется, они полюбили его еще больше, как будто он никогда не уходил. — Понятно. И это хорошо? — Мне хотелось, чтобы так и было, но чем больше я думаю об этом, тем чаще меняю свое мнение. — Значит, я предполагаю, что его пребывание с ними — это не просто разовое мероприятие? Он тебе говорил об этом? — спрашивает она, делая глоток чая. — Не совсем, — нервно пожимает плечами Тэхён. — Но он хочет провести Рождество вместе, так что, думаю, это что-то да значит, верно? — Ого, за месяц два раза? Если бы я плохо его знала, то сказала бы, что он пытается... — его мать замолкает, когда переводит на него взгляд, медленно опуская чашку, а ее брови сходятся в чем-то похожем на беспокойство. — О, Тэхён, он ведь пытается? У Тэхёна сжимается все в груди, и он задается вопросом, действительно ли это так очевидно. — Я не буду лгать и говорить, что это не так, но и соглашаться не обязан, — говорит он, ковыряя кожицу возле ногтя, пока мать не отталкивает его руку. — Мы говорили о том, что произошло, о том, что мы чувствовали и тому подобное, и нам было хорошо — то, что мы должны были сделать давным-давно, но осталось ещё многое, о чем мы не говорили. — И что это значит? — Что мы не торопимся, принимаем каждый день таким, какой он есть, и смотрим, к чему он приведет, — отвечает Ким, постукивая большим пальцем по краю своей кружки. — И если ничего не получится, то так тому и быть, мы что-нибудь придумаем, даже если остановимся на совместном воспитании детей или что-то в этом роде. — Да, такое вполне возможно, — кивает мама, и ее голос звучит мягко, успокаивающе, когда она продолжает: — Но я не думаю, что ты этого хочешь, ведь так, дорогой? Тэхён качает головой, сглатывая из-за сухости в горле. — Нет, — вздыхает он. — Не этого. — Тогда, что ты хочешь, чтобы я сделала? — Я не знаю, — фыркает Тэхён. — Я просто думал, что матери знают все. Она одаривает его улыбкой, в которой сквозит что-то похожее на жалость. — Но не о таком, дорогой, — говорит она. — Я думаю, что о таком можешь знать только ты. В конце концов, это твое сердце. Мужчина издает тихий стон, опуская голову на руки. Вскоре он чувствует, как пальцы матери пробегают по его волосам, и он вздыхает от этого ощущения, позволяя своему сердцу освободиться от мыслей, разрывающих его на части, в то время как мама напевает знакомую мелодию, чтобы заполнить тишину. — Ты сделал какие-нибудь фотографии? — спрашивает она в какой-то момент, слегка поддразнивая своей улыбкой. — Ну, знаешь, с тех пор, как ты лишил меня возможности видеться с моими внуками. — Думаю, немного есть, — говорит Тэхён, вслепую доставая телефон из кармана, проводя пальцем, чтобы разблокировать его, прежде чем найти фотографии с выходных. Он показывает первую из многих: Хаён и Минджун стоят у снеговика, которого они слепили вместе, и передает телефон своей матери. — Держи. Листай влево, а не вправо. — Я знаю, как работают современные телефоны, Тэхён. Я еще не настолько отстала от жизни, — говорит она, закатывая глаза, но вскоре ее взгляд превращается во что-то теплое, когда она смотрит на фотографию, на те, что следуют за ней. — О, посмотри на них, разве они не очаровательны? Тэхён хмыкает в знак согласия, позволяя ей просмотреть весь альбом, на ее лице не прослеживается ничего, кроме нежности, очевидной по тому, как она комментирует каждую. Ее улыбка становится все шире и шире, пока она не бросает на сына взгляд из-под ресниц, что-то не так, когда она поджимает губы. — Я надеюсь, это не эту фотографии ты выбрал для моей рождественской открытки, а? — говорит она, поворачивая телефон, чтобы Тэхён увидел фотографию, на которой он лежит на обнаженной груди Чонгука и крепко спит. Он чувствует, как кончики ушей краснеют от смущения и как румянец быстро распространяется по его щекам, и его мать, должно быть, замечает это по тому, как она смотрит на него, понимающе посмеиваясь, поворачивая телефон обратно к себе. Он делает у себя в голове пометку, чтобы позже убить Чонгука за такую выходку. — Он довольно красив, не правда? — говорит она, когда находит фотографию Чонгука и Хаён, увеличивая его лицо. — Он не сильно изменился. — Прошло всего три года, — пожимает плечами Ким. — Но думаю, что он выглядит лучше — счастливее что ли. Его мать бубнит что-то проницательное и вдумчивое, возвращая ему телефон и подпирая голову рукой. — Твоему сердцу виднее, дорогой, — говорит она. — Это все, чем я могу помочь. Почти час спустя она обнимает его на прощание у двери, когда их чашки давно пусты, а его сердце наоборот: насыщенно чувствами. Когда она прижимает его к себе, от неё пахнет домашней едой и духами его бабушки. Он чувствует небольшое ощущение дома в виде объятий, и оно все еще с ним спустя часы после его ухода в свой собственный дом и в утешающие объятия детей.***
Их первое Рождество в одиночестве не так уж сильно отличается от других, если не считать того факта, что чего-то явно не хватает: Чонгука нет с ними, и под елкой меньше подарков. В течение всего дня он задается вопросом, знает ли вообще, что сегодня Рождество, его пальцы так и чешутся достать телефон, чтобы сообщить ему об этом, пожелать счастливого Рождества — ни больше, ни меньше. Но он этого не делает, потому что, когда день почти заканчивается и он собирается укладывать детей спать, они с круглыми и умоляющими глазами упрашивают его позвонить отцу, прежде чем уснут. Тэхён почти хочет отказать, потому что знает, что если он услышит голос Чонгука, все, над чем он так усердно работал, просто рухнет, кусочек за кусочком, пока не останется ничего, что можно было бы скрывать. Но он также знает, что ни в чем не может отказать своим детям, поэтому с неизмеримой неохотой он достаёт свой телефон и набирает номер Гука. Он отвечает быстрее, чем ожидает старший, его голос несколько напряженный и низкий, когда он произносит имя Тэхёна. — Извини, что внезапно звоню тебе, — говорит Ким, игнорируя нарастающее чувство в груди. — Но дети хотели увидеть тебя перед тем, как лечь спать. Ничего? Чонгук на мгновение колеблется. — Прямо сейчас? — Сейчас неподходящее время? — Нет, нет, все в порядке, — нервно выдыхает он, что-то вроде смеха. — Извини, я только проснулся. Тэхён слышит, как он ходит по дому с телефоном, как что-то стучит и как льется вода. Он хмурится, глядя на часы. — В такое время? Сейчас только восемь. — Прошлую ночь я провел в офисе вместе с отцом, поэтому вернулся поздно, — это все, что говорит Чонгук, прежде чем на мгновение воцаряется тишина. Затем следует глубокий вдох, шмыганье носом. — Хорошо, я готов. Ты можешь позвать их сейчас, если хочешь. В его голосе слышится легкая горечь, которую Тэхён не упускает, хотя нетрудно догадаться, в чем ее причина. — Хорошо, — говорит он, нажимая кнопку «Facetime», прежде чем передать телефон Хаён, которая терпеливо ждала его все это время. Немного больно наблюдать, как их лица еще светятся при виде отца, но что-то заглушает их разговор, потому что комок в его груди теперь подступает к горлу, и чем дольше он слушает их разговор, тем больше ему кажется, что он задыхается. Он держит себя в руках до тех пор, пока они не закончат, пока дети не уснут счастливыми. Именно тогда, когда в доме царит мертвая тишина, и он остается один, среди мерцания рождественских огней, он чувствует, как его глаза горят, а разум затуманивается. Как бы он не сопротивлялся, но влага появляется позже, стекая по его щеке. Но пальцы предают его, и он достает телефон из кармана брюк, находя старые голосовые заметки, которые он сохранил только из сентиментальности. Он ищет снимок с рождественского завтрака до того, как они поженились, всё еще поглощенные только друг другом, и когда он нажимает «Воспроизвести», голос Чонгука заполняет нервирующую тишину, которая пробирает его до костей. «Счастливого Рождества, любовь моя», — говорит Чонгук, а в его голосе звучат нотки счастья, когда он переходит на что-то слащавое, подпевая рождественской песне, которую Тэхён слышит на заднем плане. Он продолжает сидеть и проигрывать это видео снова и снова, пока его глаза не начинают слипаться, а голос из телефона не въедается в его сознание, и в бесконечном цикле событий, находит дорогу домой.***
Рождество наступает быстрее, чем ожидает Тэхён. Казалось, что он только моргнул, а уже стоит перед входной дверью вместе с Хаён, взволнованно подпрыгивающей с одной стороны, и Минджуном, цепляющимся за его ногу с другой и ждут Чонгука. Они не виделись почти неделю, когда младший отвез их домой, и они по-настоящему не разговаривали, кроме вчерашнего вечера, чтобы убедиться, что на сегодня все в силе. Но Тэхён благодарен за это: в кои-то веки у него есть время все хорошенько обдумать, и он уверен, что у Чонгука тоже. От нетерпения Хаён нажимает на дверной звонок слишком много раз, прижимаясь лицом к двери, не отводя взгляда от глазка. Когда дверь широко открывается, Тэхёну приходится оттаскивать ее, чтобы девочка не упала. Гук понимающе смеется. — Кое-кто рад меня видеть? — улыбается он, наклоняясь, чтобы поднять Хаён, когда она бежит к нему. — Да! Я скучала по тебе, — говорит она, обвивая руками шею Чонгука, который обнимает ее в ответ. — Я скучал по тебе еще больше, ангел, — младший целует ее в макушку, немного отступая назад, чтобы впустить их всех внутрь, и Ким чувствует тепло, исходящее из дома. Мгновение спустя, когда Чонгук наклоняется, чтобы заключить Минджуна в объятия, он держит их обоих и начинает крутить вокруг себя. Хихиканье срывается с их губ. В это время старший просто снимает свое пальто и обувь, полагая, что так немного лучше, чем неловко стоять в стороне. Но вскоре Чонгук поворачивается к нему, когда тот спрашивает: — Значит, ты сразу нашел мой дом? — Да, — кивает он, вешая пальто у двери. — На самом деле это не так уж далеко от нашего, около десяти минут езды. — Правда? Что ж, рад слышать, — говорит Чонгук, опуская Минджуна обратно на пол. — Правда ведь, приятель? — Значит, мы сможем часто тебя видеть, да, папочка? — говорит Хаён, округляя глаза, в некотором смысле ожидая, и Тэхён почти угадывает ответ Чонгука, прежде чем остановить себя. — Конечно, — смеется Чонгук, проводя пальцами по ее волосам. Затем он наклоняется достаточно, чтобы прошептать ей что-то на ушко, чего Ким не слышит, но можно увидеть, как ее лицо начинает светиться. Тэхён наблюдает, как она кивает, берет Минджуна за руку, и они вместе бегут по коридору, оставляя их с Чонгуком наедине. Хотя по выражению лица младшего становится очевидно, что, возможно, это и был его план. Наступает пауза, прежде чем Чонгук начинает разговор, его голос робкий, когда он произносит: — Привет. — Привет, — повторяет Тэхён. — Ты хорошо выглядишь, — говорит Чон, и Тэхён опускает взгляд на свой простенький кремовый вязаный свитер и брюки. От этих слов он начинает краснеть, разглаживая складки на свитере руками. — Спасибо, — тихо говорит он. — Ты тоже. — Можно мне... если это нормально… обнять тебя? — неуверенно спрашивает младший, как будто не уверен в том, о чем спрашивает. — Ты ведь знаешь, что тебе не обязательно спрашивать у меня разрешения, — Тэхён не может удержаться от легкого смешка. — Думаю, мы уже прошли этот этап, разве нет? Чонгук улыбается, подходя ближе, чтобы заключить его в объятия, обхватывая Тэхёна за талию, в то время как Тэхён сам обвивает шею Чонгука. Их объятия одинаково крепки, пальцы впиваются в одежду, в кожу, как будто между ними слишком много пространства, как будто они не находятся рядом. Они остаются в такой позе слишком долго, пока Гук неохотно отстраняется, достаточно, чтобы их носы соприкоснулись, и достаточно, чтобы Тэхён увидел, как парень наклоняется, словно собирается поцеловать его, но вскоре останавливает его, приложив палец ко рту Чонгука. — Но никаких поцелуев. — Но я не целовал тебя целую неделю, — выдыхает Чонгук, и Тэхён закатывает глаза. — Ты раньше вообще без них жил. — Это было раньше, — шепчет Чонгук уголком рта, касаясь губами кожи, и Тэхён задумчиво хмыкает, расслабляя руки, чтобы провести ладонями вниз по шее Чонгука. — Может быть, позже, ладно? — Обещаешь? — Возможно, — говорит ему старший, не в силах скрыть улыбку, когда Чонгук притягивает его ближе. Гук стонет, уткнувшись лбом в плечо старшего. — Ты станешь причиной моей смерти. — Думаю, ты справишься, — поддразнивает Ким, скользя рукой вниз, чтобы обхватить запястье Чонгука. — А теперь давай, проведи мне большую экскурсию по дому. — Там не на что особо смотреть, но ладно, — со смехом говорит Чонгук, провожая их наверх. — Он довольно маленький по сравнению с нашим старым. — Все в порядке, мне нравятся маленькие дома. В них не так одиноко. Чонгук хмыкает в знак согласия. — Расскажи мне об этом, — говорит он, останавливаясь, когда они поднимаются по лестнице. Справа от Тэхёна находятся две двери, на каждой из которых написаны имена их детей, искусно вырезанные из дерева и раскрашенные в их любимые цвета. Тэхён расплывается в улыбке от увиденного, протягивая руку, чтобы провести пальцем по буквам. — Это ты сам сделал? — спрашивает он, оглядываясь через плечо на Чонгука. — Сам, — кивает Чонгук. — Какое-то время назад, весной, я пошел в мастерскую по деревообработке, и это одна из моих первых работ, — говорит он, хотя и застенчиво. — Правда? — Тэхён ухмыляется. — Ты сделал еще что-нибудь? — Кое-что из мебели, что я еще не покрасил, находится в детской, но я подумал, что дети смогут помочь с этим, если захотят, и, эм, несколько прикроватных тумбочек, также пара стульев, несколько полок, — Чонгук обрывает себя, когда их взгляды встречаются. Сквозь его улыбку можно увидеть зубы. — Что? Почему ты так на меня смотришь? — Как? — Я не знаю, о чем ты думаешь, что смотришь на меня так. — Я ни о чем не думаю, мистер лесоруб, — говорит Тэхён, щелкая Чонгука по подбородку. — Я просто рад, что ты нашел хобби, вот и все. — Ну, на самом деле мне больше нечего было делать, — говорит Чонгук, беря Тэхёна за руку. Однако он не делает ничего большего, просто позволяет этому моменту задержаться подольше. — Но это хорошо, ты заслуживаешь того, чтобы найти то, что тебе нравится, даже если что-то незначительное. Раньше ты никогда подобным не занимался. — По правде говоря, я обязан тебе. — Ты мне ничего не должен, Чонгуки, — говорит Ким, и это искренне. — Я многим тебе обязан. Старший вздыхает, не соглашаясь с его словами. — И, я полагаю, у тебя все это записано по датам? — Конечно, — ухмыляется Чон. — За кого ты меня принимаешь? — Неважно, — Тэхён закатывает глаза, но все равно улыбается, когда чувствует, как младший сжимает его запястье, несмотря на биение сердце. — Куда пойдем дальше, лесоруб? — Хм, я сомневаюсь, что ты захочешь увидеть ванную, так что, думаю, моя спальня будет следующей, — говорит Чонгук таким тоном, что Тэхён предположил бы, что он несколько нерешителен, возможно, нервничает. Чонгук ведет его по маленькому коридору, останавливаясь перед открытой дверью и жестом приглашает Тэхёна заглянуть внутрь. Все в его комнате выглядит почти так же, как старший и ожидал: чисто, минималистично, без каких-либо оттенков, и он чувствует, что чего-то не хватает. Он смотрит на гигантскую кровать, черные хлопчатобумажные простыни в тон жалюзи и коврику, на фотографию Хаён и Минджуна, мило улыбающихся друг другу, стоящую на его комоде рядом с маленькой фигуркой медведя, вырезанной из дерева. Он смотрит на мебель в его комнате, а в конце только на Чонгука, не замечая ничего. В воздухе витает запах его лосьона после бритья, что-то слишком знакомое и немного похожее на дом, и Тэхён чувствует, что ему вообще не следует смотреть на другую вещь. Именно тогда, когда он собирается выйти из комнаты, он замечает картину. Она висит на стене напротив кровати и выбивает воздух из его легких, обхватывая горло до тех пор, пока ему не начинает казаться, что сложно дышать. Он не ожидал, что когда-нибудь увидит ее снова, и что Чонгук найдет ее после того, как тот ушел от него, особенно не на почетном месте в доме, где нет никаких его — их — следов. Чужая рука касается его запястья, обхватывая ее пальцами. — Значит, ты ее нашел? — спрашивает Тэхён, несмотря на то, что они оба смотрят на картину. — Да, — отвечает Чонгук почти шепотом. — Я удивлен, что ты сохранил ее. — Это, наверное, единственное, что я сохранил, — шутливо отвечает Гук, но Ким не видит ничего забавного — не с учетом того, как сильно расширяется его сердце при одной только мысли. — Спасибо тебе за то, что ты оставил ее мне, даже если я этого не заслужил. Тэхён пожимает плечами. — Это была наша годовщина. — И я забыл о ней. — Иногда нормально забывать какие-то вещи, — говорит ему старший, возможно, чтобы оправдать этот поступок. — Нельзя ожидать, что кто-то будет помнить о тебе все. — Да, но не нашу… — Чонгук, все в порядке, — говорит он, проглатывая комок в горле, когда берет их за руки, переплетая пальцы. — Это уже произошло, понимаешь? — Ладно, — эхом отзывается Чонгук, одаривая его благодарной улыбкой, которую Тэхёну хочется стереть поцелуем. — Значит, идем вниз? — Веди меня. Сначала Чонгук показывает ему гостиную, где Хаён и Минджун играют с деревянным кукольным домиком ручной работы, как предположил Тэхён. На дальней стене над камином установлен относительно большой телевизор, к противоположной стене придвинут мягкий на вид диван с подушками и одеялами, разложенными так аккуратно, как Ким и ожидал от младшего. Кроме этого, комната почти пуста: ни фотографий, ни картин, ни мелочей, которые бы создавали уют. — Я знаю, что здесь довольно пусто и все такое, но я надеюсь, что это ненадолго, — говорит Чонгук, как будто может прочитать чужие мысли. — Я имею в виду, когда дети хотят остаться на ночь или по другому поводу. Мы можем расположить их игрушки по углам всех комнат или только у них комнате — куда только захотят, я не буду возражать. — Ты бы хотел, чтобы они остались на ночь? — Знаю, — кивает Чонгук. — Я действительно этого хочу, хотя в идеале я бы также хотел, чтобы ты был здесь, но я знаю, что это не то, чего ты хочешь, и, кроме того, мы всегда можем начать с малого, например, с одного дня в неделю, и двигаться дальше. Затем Ким смотрит на него, на круглые глаза Чонгука, которые, кажется, всегда расширяются, когда он слишком взволнован. В них он может увидеть звезды, которые начинают сиять намного ярче, чем раньше. — Ты действительно раздумывал об этом, ведь так? — спрашивает он, несмотря на то, что уже знает ответ. — Ну, у меня было много времени, чтобы подумать обо всем, — отвечает Чонгук. — О том, как попытаться снова все наладить, как стать отцом, которым вы будете гордиться. Тэхён наклоняется, чтобы взять младшего за руку, поглаживая большим пальцем тыльную сторону его ладони. — Я не хочу, чтобы все снова было хорошо, — говорит он. — Я хочу, чтобы было лучше. — Лучше, — повторяет Чонгук себе под нос. — Я могу это сделать. — Я знаю, что можешь, — говорит Тэхён, сжимая руку Гука. Он смотрит на старшего благодарным взглядом, на то, как он прикусывает внутреннюю сторону губы, как он кивает головой, как он так же крепко сжимает руку Тэхёна. — Я приготовлю еду, а ты пока чувствуй себя как дома, ладно? Тэхён просто кивает, наблюдая, как Чонгук отстраняется и выходит из комнаты. Когда он уходит, мужчина опускается на колени рядом с Хаён и Минджуном, наблюдая, как они играют с кукольным домиком. Он проводит пальцем по одному из краев, замечая маленькие украшенные комнаты, предметы мебели и кукол, вырезанных из дерева. — Тебе нравится кукольный домик, папа? — спрашивает тогда Хаён. — Папа сказал, что сделал его специально для нас. — Ммм, он — прекрасен, Хаёни, — мягко говорит Тэхён. — Твой папа очень талантлив. — Неужели он... — Хаён замолкает, ее брови от задумчивости сходятся вместе, прежде чем исчезнуть. — Папа вернется к нам? — робко спрашивает она, как будто она боится услышать ответ. Тэхён проводит рукой по ее волосам, останавливаясь на ее плече. — Он хочет, — просто отвечает Ким. — Ты этого хочешь? Девочка быстро кивает, и Тэхён не может удержаться от улыбки, притягивая ее ближе, чтобы поцеловать в макушку. Минджун тоже кивает головой, даже если, скорее всего, не знает зачем, Тэхён в любом случае целует и его. Они играют с куклами все оставшееся время, пока Чонгука нет, и хотя сейчас их только трое, но его успокаивает тот факт, что Чонгук находится в другой комнате, и то, как младший подпевает песням из радио, успокаивает его разум. Проходит пятнадцать или около того минут, когда Чонгук возвращается, неся в руках большой поднос с едой, и запах проникает Тэхёну прямо в желудок. — Думаю, вы проголодались, но я немного переборщил, — объявляет Чонгук. — К тому же у меня пока нет обеденного стола, так что пока нам придется есть здесь. — Мы справимся, — улыбается Тэхён. — Мы делаем это чаще, чем мне, возможно, следует признавать. Чон раздает всем по тарелке и говорит детям выбрать фильм для просмотра, о чем он скоро пожалеет, когда они выберут тот же самый, который уже неоднократно смотрели меньше недели назад, несмотря на протесты Тэхёна и Чонгука. Пока они ужинают, Хаён и Чонгук что-то обсуждают, Минджун иногда тоже присоединяется к ним, в то время как Тэхён просто слушает и ест свою еду. В основном, младший задает вопросы, слушает, а Тэхёну приятно думать, что Чон, кажется, хочет узнать что-нибудь новое о детях, об их успехах в школе, их друзьях, мелочах из их жизни. Сердце Кима наполняется радостью. К тому времени, как они заканчивают, за окном тихо падает снег, и Чонгук считает, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы разжечь камин, прежде чем они вчетвером переместиться на диван, уютно устроившись под одеялом. Так они проводят остаток вечера, разговаривая друг с другом во время просмотра заезженных рождественских фильмов, играя в настольные игры в перерывах. Чонгук, как всегда, оказывается неисправимым неудачником, но Тэхён знает, что в основном это все только для вида. — Дети, вы отдали папе свой подарок? — спрашивает Тэхён позже, когда он начинает вспоминать. — Нет, папочка, я забыла, — кричит Хаён, выбегая из комнаты в коридор и так же быстро возвращаясь с маленьким подарочным пакетом в руке. Она останавливается перед Чонгуком, ставя его на колени. — Держи, папочка. — Для меня? — спрашивает Гук, его лицо начинает светиться, когда он выпрямляется. Хаён взволнованно кивает, раскачиваясь взад-вперед на каблучках, пока они наблюдают, как Чонгук лезет в пакет и достает что-то, неряшливо завернутое в красную подарочную бумагу. Он медленно разворачивает ее, показывая кружку, которую Тэхён сделал давным-давно, только теперь ее расписали дети. «Мы любим тебя, папочка!» написано на одной стороне и окружено бесчисленным количеством красных сердечек, в то время как на другой стороне нарисовано, как они оба держатся за руки Чонгука — несомненно, даже в виде фигурки из палочек. Старший видит, как на лице Чонгука появляется улыбка, когда он проводит по кружке большим пальцем, как будто хочет запечатлеть ее в своей памяти. Тэхёну кажется, что в глазах Чонгука тоже промелькнуло что-то похожее на сожаление, но оно исчезает тогда, когда заключает Хаён и Минджуна в крепкие объятия и целует их в лобики. — Спасибо вам, — говорит он тихо, с нежностью. — Я люблю ее так же сильно, как люблю вас обоих. — Значит, сильно-сильно? — спрашивает Минджун, хватаясь за рубашку Чонгука. — Сильно-сильно, — повторяет он, соглашаясь. Когда становится достаточно поздно, они вместе укладывают детей спать, но на самом деле Тэхён просто наблюдает с прохода за тем, как Чонгук читает им перед сном, и какое-то нежное чувство охватывает его, когда он озвучивает голоса всех персонажей. Тэхён вспоминает, что он всегда был лучшим в этом. После того, как они оба уверены, что дети заснули, Чонгук ведет его обратно вниз, в гостиную, и начинает убирать беспорядок, который они устроили; относит все тарелки на кухню, чтобы помыть их позже, в то время как Тэхён просто расправляет подушки на диване, складывает все одеяла в спальне. Когда они заканчивают, Чонгук вопросительно смотрит на старшего, протягивая ему руку, чтобы тот взял ее. — Потанцуешь со мной? Какое-то мгновение Ким изучает его, любуясь тем, как глаза Гука блестят в тусклом свете, словно звезды, складывающиеся вместе. — Хоть музыки и нет, — говорит он, но все равно берет Чонгука за руку. — А нам она нужна? — спрашивает младший, обхватывая Тэхёна за талию и притягивая ближе к себе. — Чтобы потанцевать? — Тэхён улыбается. — Думаю, да, Гуки. Чонгук начинает медленно кружить их, двигаясь едва ли настолько, чтобы это можно было назвать танцем, но их близость всё равно заставляет что-то трепетать в груди старшего. — Думаю, биения твоего сердца достаточно, разве нет? — Чонгук поддразнивает, это видно по его ухмылке. — Ты уверен, что это не твое? — Тэхён возражает, прикладывая ладонь к груди Чонгука, чтобы почувствовать учащенное сердцебиение под его прикосновением, и этого он и ожидал, надеялся. — Может быть, — пожимает плечами Чонгук. — Хотя с тобой всегда было так, так что, полагаю, я просто привык к этому. Тэхён прищуривает глаза. — Ты сегодня ужасно слащавый, по какому поводу? — Думаешь, это слащаво? — Чонгук наклоняется, чтобы прошептать это ему на ухо, от прикосновения его губ он вздрагивает. — Тогда на твоем месте я бы не смотрел наверх. — Наверх? — спрашивает Тэхён, все равно нерешительно поднимая глаза вверх, и там, прямо над ними, висит маленький пучок омелы, прикрепленный скотчем к подвесному светильнику. — Чонгук, ты не... Чонгук ухмыляется, и Тэхён чувствует это, даже не смотря на него. — Ты смешон, знаешь? — смеется он. — Как долго ты это планировал? — Достаточно долго для того, чтобы стыдно было признаться, — смущенно говорит Чон, выжидающе опуская взгляд на губы Тэхёна. Но Тэхён колеблется, немного отстраняясь. — Ты не обязан, если не хочешь, — серьезно говорит младший. — Я не хочу подталкивать тебя к чему-то, к чему ты не готов или чего не хочешь. — Дело не в этом. Я просто боюсь, — признается он, поигрывая воротником рубашки Чонгука. — О том, каким простым это все кажется. Я понимаю, что ты сказал, что любишь меня, но между нами еще многое осталось недосказанным, и в некотором смысле мне все еще трудно в это поверить, как будто однажды я проснусь, и все исчезнет, как будто этого никогда и не было. — Я понимаю тебя, — говорит младший, расположив одну из ладоней Тэхёна у себя на груди. — Но это реальность, я могу заверить тебя в этом, и если разговоры смогут убедить тебя в этом, то мы сможем все преодолеть. Я сделаю все для этого. Тэхён тепло улыбается, наклоняясь ближе. — Ты по-прежнему такой сентиментальный. — Ты сделал меня таким, — напоминает ему Чонгук. — Я не знал каково это, пока... Тэхён прерывает его сладким поцелуем в губы, и Чонгук с нежностью отвечает, крепко обхватив старшего за талию. От такого поцелуя у него поджимаются пальцы на ногах и сжимается желудок. Они оба отстраняются, прежде чем зайти дальше, но все еще находятся достаточно близко, чтобы оставить небольшие поцелуи на лицах друг друга. — Я скучал по тебе, — шепчет затем Чонгук, соприкасаясь носами. Тэхён улыбается. — Я здесь. — Это правда ты? — Да, — он слегка кивает, обхватывая ладонями щеки Чонгука. Его большие пальцы касаются кожи под его глазами, верхней части его щек, и в голосе Тэхёна нет ничего, кроме нежности и небольшой грубости, когда он говорит: — И всегда им был, Гуки. Чонгук тоже кивает, закрывая глаза от чужих прикосновения, когда его хватка на талии Тэхёна усиливается. — Жаль, что я не понял этого раньше. — Но теперь ты это понимаешь, верно? — спрашивает Ким, на что Гук кивает. — Тогда все будет хорошо. С нами все будет хорошо. Младший целует его ладонь, а потом внутреннюю сторону запястья. — Это займет у нас время, но я позабочусь обо всем. — Ты серьезно? — Конечно, я это хочу, — с твердостью в голосе говорит Чонгук, но все еще очень мягко. — Я больше не отпущу тебя. — Я верю тебе, — говорит Тэхён, и он почти чувствует, как воздух вокруг них становится каким-то спокойным теперь, когда он, наконец, сказал это. Они стоят так некоторое время, раскрасневшиеся от прикосновений друг друга, медленно двигаясь кругами перед угасающим огнем. Чонгук не слышит голоса старшего, который зовет его по имени. Они танцуют под песню, которую с каждым вздохом напевает Чонгук, под стук их сердец. — Останешься? — спрашивает шепотом позже Чон, нарушая тишину. Ким улыбается, наклоняется ближе, чтобы их лбы соприкоснулись. — Останусь, — говорит он, и когда Чонгук улыбается в ответ, он уверен, что видит в глазах Чонгука вечность, какой бы она ни была.***
Они снова играют свадьбу через три года весной, в сезон новых начинаний. На этот раз они должным образом подходят к этому событию: никаких размышлений или капризов среди ночи, а скорее месяцы размышлений, планирований. Чонгук делает предложение холодным зимним днем — в день, когда Тэхёну исполняется тридцать четыре. Это происходит как-то более интимно, чем в первый раз, несмотря на то, что к ним присоединились все их друзья и семья. У родителей Чонгука снова получается присутствовать на свадьбе, даже если они еще в процессе осознания случившегося. Это важно для Чонгука, а для Тэхёна этого всегда будет достаточно. Хаён — их цветочница, с головы до ног увешанная красивыми цветами, от волос до туфель, обнимается с Минджуном, который особенно бережно несет кольца на бархатной подушке. От этого зрелища у Тэхёна немного слезятся глаза, но он знает, что на самом деле слезы не высыхали с самого утра. Это кажется правильным, когда они здесь, с ними. Он шепчет им в поцелуй, что не мог бы желать ничего лучшего, когда они стоят рядом с ним и Чонгуком у алтаря - в конце концов, они вовлечены в это настолько, насколько возможно. Они повторяют слова, сказанные давным-давно, но громче и с гордостью, чем тогда слабым шепотом. В них нет ничего, кроме уверенности, точно так же, как и на лице Чонгука; в его улыбке, в его глазах, в том, как он держит Тэхёна за руки, словно он его единственное спасение. Когда они скрепляют свои клятвы поцелуем, старший не замечает ни следа разочарования, ни каких-либо колебаний, потому что на этот раз Чонгук целует его так, словно он этого хочет, словно любит его. Чонгук говорит ему тоже самое в форме поцелуя в губы, в пухлые щеки, в каждый маленький сантиметр кожи, открытый взору — он целует все.. Они вчетвером, держась за руки, выходят из часовни на свежий весенний воздух, который встречает их. Солнце светит высоко над ними, и Тэхён чувствует его на своей коже, смягчая остатки зимы и обещая тепло лета. Он смотрит в сторону и сжимает руку Гука, потому что знает, что времена года могут меняться, могут приходить и уходить, но его любовь к Чонгуку никогда не изменится. В этом он уж точно уверен.