Дороже злата он...

      Среди скал опасных, среди океана бездонного, среди толщи воды тёмной, солью пропитанной, блуждает пиратский корабль, полный червонного злата, кубков алмазных, жемчугов серебристых... Одноглазый капитан правит кораблём тем, скрипучий штурвал то влево, то вправо клоня.       Зоркий глаз его зеленью в лунном свете сверкает, опасность высматривает; слух чуткий каждый шорох, каждый плеск ловит; ноги сильные словно гвоздями вбиты в палубу — никакая буря суровая не страшна.       Горизонт слился с небом в чёрную мглу непроглядную, а капитан неустанно так и правит кораблём, не ведая погибели своей в лице девы морской, что подглядывает за мужем прекрасным и заводит песнь текучую, проникающую ядовитыми нотами прямо под кожу, к венам, к сердцу...       Ум и мысли капитана столь же остры и молниеносны, как и движения ловкие. Сильная рука его потянулась к мушкету, грудная клетка заполнилась прохладным воздухом, уста разомкнулись в намерении созвать своих бравых матросов, предупредить, но лукавая уже завладела разумом ясным и роется в нём мотивами переливающимися, гипнотизирует...       Капитан потерялся, влюбился, в забытьё канул, штурвал отпустил и повлачил тело своё бренное к доске да спрыгнул в объятия воды ледяной — а там ждёт его красавица хладная и всё поёт, поёт, манит, восседая на камне над водою, волосы чёрные, словно смола, перепончатыми когтистыми пальцами накручивает.       Капитан плывёт к ней, торопится, усталости не ведает, а дева не спешит навстречу — наслаждается тяжёлым его дыханием, напряжёнными мышцами, стремлением коснуться владычицы морей, забыться и умереть во имя неё.       Обомлел пират, видя плавные изгибы обнажённого женского тела, кое купалось в серебряных лучах ночного светила и переливалось влажным блеском; взор её бездонно-чёрных глаз волчьей ягодой завлекал всё глубже в пучину забвения; голос хрустальный манил, за ниточки тянул, словно марионетку тряпичную.       Наклонилась сирена, протянула изящно-тонкую алебастровую руку к пирату, подняла голову его за волевой подбородок и растягивает момент, любуется, лико ангельское склоняя с прищуром коварным да песнь свою мурлыкая, мысли чёрные думая...       Близость тела горячего, жар губ алых, блеск очей изумрудных сердце её обожгли, трепетать заставили. Перестала петь чаровница, будто сама в любови тягучей утопая; пират в себя пришёл, не испугался, а как дитя любопытное, глядит, не моргая, устами приоткрытыми о поцелуе молит.       Улыбкой ласковой одарив капитана, да прикосновениями нежными кожу бархатистую лелея, подалась навстречу губам его красавица, коснулась их своими, моряка в сладостный поцелуй увлекая.       Веки её затрепетали, груди полные от дыхания тяжёлого вздыматься стали; а Луна, слыша вздохи томные, за облаками стыдливо спряталась — невыносимо целомудренной лобызания распутные наблюдать.       Пальцы девичьи вдруг ловко скользнули к шее сильной, мощным хватом давя и удушая, приподнимая пирата над водою, суетливо волнами рябившею. Взгляд русалочий ожесточился, страстью голодной вспыхнул, а капитан безвольно висит, лишь хрип с бледных губ срывается.       — Мой... Ты теперь... Мой... — по-змеиному растягивая и опасно острые зубы обнажая, прошипела хвостатая.       Вновь прильнула дева к устам пирата поцелуем страстным и бесшумно скользнула в воду, завлекая в свои объятия, будто в сети бескрайние, беспощадные.       Сильное тело бравого моряка забилось в припадке демоническом, стоило воздуху воде уступить... А губы всё равно жадно целуют, отвечют на ласки свирепой убийцы своей, что душит и топт, унося ко дну золотистому, песчаному.       В муках забытья, бесконтрольного и бесконечного ужаса животного, глядя на яркие огненные вспышки на поверхности воды, прощается с жизнью славный капитан.       Мощный его корабль, служивший долгие годы верой и правдой, брошенный хозяином своим, с горя разбился о скалы острые, да пламени лютому отдался.       Сирены ненасытные, злые, кровожадные окружили могилу моряков и по одному всё тащат на дно океана, песни свои воют, предвкушая пир кровавый, разводы багровые, хруст хрящей молодых...       Затонул корабль тот, без вести пропал и никто никогда не вспомнит о нём больше ни добрым, ни злым словом.       Златые сокровища награбленные, упав на дно, нашли вечный свой приют среди мерно танцующих водорослей и обглоданных костей несчастных пиратов, а морские дьяволы наружной красотою своей, ядом голосов и остротой зубов хищных вовеки веков продолжают свои кровавые деяния, не ведая ни мук совести, ни любви, ни счастья.