16:32
Настенный календарь отблескивает красным — след маркера, которым задержавшаяся соседка подчеркнула последний день этого года, перед тем как закинула на плечо дорожную сумку, выслушала вежливый отказ на приглашение отпраздновать вместе, и закрыла за собой дверь. В комнате из праздничного — сухая мандариновая кожура на подоконнике, и бумажная снежинка на криво задернутой шторе: один край смялся, второй обронил булавочную иголку и легонько вздрагивает от сквозняка. Алиса снимает её окончательно и укладывает на прикроватную тумбочку, разглаживая резные узоры, — и вспоминает, что в детстве каждый раз ждала чего-то особенного, после просмотра бесконечных фильмов и мюзиклов о предновогодних чудесах — и каждый раз просыпалась на утро всё в той же реальности, без изменений и без путешествия с Щелкунчиком или Гринчем в страну Оз. А хотелось. До сих пор хочется. Чай в кружке холодный и мутный, противно не оставляет после себя никакого послевкусия, кроме ржавой горечи водопроводных труб — на донышке болтается глоток, вылить жалко, выпить не получается, так что Алиса бездумно оставляет его на столе, позволяя рисовать тёмные кольца на керамических стенках. Телефон неотвратимо ждёт на подушке — очередного обновления ленты уведомлений, просмотра фотографий чужого праздника и бесконечных вкладок с поиском ненужной сейчас информации — чем-то необходимо себя занять в наступившей тишине. В окне отражается снег — в том его участке, который не закрывается клетчатой шторой — зимний, первый, праздничный, прозрачно-вечерний. Далёкий город сияет цветастыми огнями на витринах магазинов. Последние автомобилисты добродушно пропускают торопливых пешеходов — у кого-то в руках пакеты с подарками, у кого-то маленькие ёлочки, у кого-то дети — всё в традициях праздника. В такое время — хочется верить. И Алиса решается. Не позволяя себе понять собственное действие, набирает банальное сообщение, перечитывает в поисках опечаток и отправляет. Она потом пожалеет, очень сильно пожалеет, что не дала всё обдумать, дождаться подходящего момента, забыть и отпустить, переждать эту волну смелости и решительности. Но неловко-неуместные буквы уже горят в начале переписки:Здравствуйте. Извините за беспокойство. Можно задать вам вопрос?
В этот раз Алиса не выключает экран — только сжимает смартфон в ладонях и ждёт. Ответ приходит быстро — хватает на несколько кругов привычно-неутешительных мыслей и на неполную тысячу ускоренных ударов сердца.Вы студент?
Официально, лаконично, кратко. Не узнал — хотя она неделю назад сдавала ему курсовой проект. Не узнал — хотя в профиле стоит её настоящее имя. Не узнал — хотя на аватарке лучшая фотография из возможных. Попытка снова превращается в неудачную, но Алиса отвечает так же кратко, принимая поражение, заранее успевая разочароваться в своих фантазиях.Да. Князева.
Все вопросы — на рабочую почту. Всего доброго.
Вот и всё. Никаких праздничных чудес. Никакого волшебства новогоднего вечера. Никакой долгой переписки с раскрытием мнений и предпочтений, в конце которой произойдет обмен милыми поздравлениями, и обсуждение места для встречи за чашечкой кофе. Снова всё та же комната, всё те же неаккуратные конспекты на столе, всё то же лицо в зеркальном отражении напротив книжных полок — круглое и бесцветное, выгоревшее за время подготовки к приближающейся сессии и общажной жизни, минуту назад окончательно потускневшее из-за разбившихся надежд — глупо думать, что подобные влюбленности могут закончиться чем-то иным. И снег на стекле — такой же, как и минуту назад. Только потемневший — вечер окрашивает улицы в чернильно-синий, клочьями опускаясь на землю. Этот декабрь был холодным, дождливым и ветреным — лишь утренняя изморозь скользила по металлическим поручням, напоминая о зиме. Хочется накраситься ярко, втиснуться в платье не по погоде и всё-таки отпраздновать уходящий год как следует, с почестями и улыбками, что в темноте горят ярче бенгальских огней, — но реальных сил хватает только на то, чтобы провести расчёской по спутанным волосам и застегнуть на себе скрипучий пуховик — трудно отыскать пальто, что одновременно подходит по размеру, фасону и цвету, но Алиса обещает себе, что в следующий раз всё получится. Сочувствующий взгляд вахтёра — (милая женщина, давно перешагнувшая порог среднего возраста) — не позволяет стереть с лица ненастояще-веселое настроение, когда входная дверь остаётся позади — кроме них в общежитии только небольшая компания парней на верхних этажах: семейные традиции не для таких, им легче настроить себя на контакт с бутылкой водки — праздник, глаза закрываются на всё, главное соблюдать относительную тишину. Алиса ныряет пальцами в карманы, привычно сжимает телефон и смятые денежные купюры, когда мороз — колючий, быстрый, проголодавшийся за человеческим вниманием, — впивает в тонкую кожу ладоней, встречая настоящей зимой. Снега достаточно для каждого — под ногами, за спиной, на плечах, перед глазами, — но Алиса всё равно снимает с головы капюшон, позволяя пуховым клочьям оседать и на волосах, наконец-то заставляя улыбаться, пробуждая долгожданное желание купить конфет и фруктов и почти-отгоняя прочь образ — чёрные волосы, тонкий нос, серый свитер с высоким горлом, энергичность движений. И слова: — Теории недостаточно, вы же понимаете? — Я попробую вам объяснить, только слушайте. — Если хотите — можете приходить на защиту завтра. Буду на кафедре в десять.Все вопросы — на рабочую почту.
Неудачные попытки — трепетные, желанные, неуместные. Попытка выучить: конспекты, рефераты, наработки, постыдная помощь старшекурсников, дополнительная литература, отпечатавшийся в голове теоретический материал, который никак не помогает с практикой. Попытка выделиться: первые парты, внимательный взгляд, тесты на высший балл, просьбы о проверке процесса работ; чистые волосы, вопреки условиям общежития; стройнящие брюки, вопреки комфорту свободы движений; и светлая улыбка на каждую шутливую реплику. Попытка неофициального разговора: поиск страницы, ненавязчивая вежливость, вся необходимая решимость и дерзость, первый шаг и последний — эта мысль ударяет больно, но Алиса обещает себе не плакать от обиды в день уходящего года, поэтому улыбается продавцу в окошке уютного киоска, покупает пакет мандаринов и шоколадный торт, оставляет вместе с последними деньгами чувственное пожелание счастливого праздника, и старательно держит лицо по дороге обратно в общежитие, потому что новогодний вечер, сказочный первый снег, серия любимого сериала и сладости. И она будет радоваться, да. И сессию закроет, и совсем-совсем не будет переживать. Но голос — слишком знакомый, невозможный здесь, скорее фантомный — зовёт недоверчиво-вопросительно откуда-то слева: — Князева? Вспомнил. Это не может быть он, только не сейчас, не в этот день, не в эту минуту, он должен быть где-то далеко — где огни вечернего города, где движение и праздник, где высокие многоэтажки зданий и мелкие магазины на каждом шагу, — а не среди маленьких двориков на отшибе. — Здравствуйте, Максим Владимирович, — послушно отвечает Алиса, останавливается, поворачивается — удивлённая, встревоженная, подавляющая в себе неловкость и тоскливую потерянность, что каждый раз появляется в его присутствии — это напоминание, что собственные чувства лучше спрятать, ронять подходящие реплики твердо и чуть добродушно, и не надеяться на что-то большее: на превращение её глупых фантазий в реальность, на новую попытку сближения, и на — (даже мысленно произносить смешно и колко) — взаимность. — Что вы делаете здесь? — он останавливается напротив, хмурит брови уже привычно — Алиса видела это выражение слишком часто, когда безуспешно пыталась составить и решить очередное математическое выражение и поворачивалась к нему с досадой, оставляя меловой след на своей руке. — А говорите, что поняли тему. — Пока вы объясняли — всё было понятно. — Живу. В общежитии, — Алиса указывает замёрзшими пальцами на темнеющийся силуэт здания, с печально горящими тремя окнами — два на пятом этаже и один у входа, — сквозь снег почти не видно, но почему-то кажется, что он точно заметил эту деталь. — Не уехали домой? Она отвечает неопределённым движением плеч — не объяснять же, что маме пришлось остаться в ночную смену в больнице, а младшая сестра, по этой же причине, решила праздновать у подруги, оставляя вмиг ставший неуютным дом на отца, — ты приезжай, милая, я вам салатиков оставила в холодильнике, посидите вдвоём, телевизор посмотрите, так уж получилось, — торопливо звучало из телефонной трубки, заставляя Алису выдавить из себя поспешную отговорку, о мгновенно и в деталях придуманной общажной вечеринке. Для отца праздник — и не праздник вовсе, а ещё один день, когда приходится терпеть присутствие других людей рядом, который заканчивается бутылкой и скандалом. Пусть лучше пьёт без неё. — Решили отметить с друзьями? — преподаватель вытягивает ответ осторожно, но неотвратимо, и звучит почему-то чуть обеспокоено — или в это просто хочется верить, хоть немного, потому что их все же связывают институт, лекции и курсовой проект, неудавшиеся практические занятия и редкие встречи в коридорах, её долгие взгляды и его шутки, которые он шутит со всеми, потому что Алиса Князева обычная, одна из многих, таких же ничего не смыслящих в его предмете. Она красит волосы, носит большие рубашки и рисует на тетрадных полях. Она старательно слушает, но не слышит. Алисе хотелось бы ответить лживо, напомнить о своем сообщении, возможно даже извиниться, попрощаться и уйти. Но она говорит правду с тенью вызова: — Нет. Я одна. Почти добавляет: и так мне нравится — но соврать всё ещё не получается. Снегопад усиливается — хлопья серебрятся, отражают свет фонарей, тяжело оседают на её непокрытые волосы, на его плечи, по сторонам, под ногами, и между ними — здесь особенно много, хватит на целый сугроб. Столько всего хочется сказать — это же твой шанс, давай, не зря же он стоит здесь с тобой? не зря задаёт вопросы, которые не должен? разве ты не мечтала о такой возможности? не фантазировала, как вы пересекаетесь случайно? Он молчит. Стоит напротив, в руках шуршат пакеты — совсем не похож на свой образ в аудитории. И на образ в голове, да? Наверное, дома его ждёт семья: жена, собака. Ребенок, возможно даже. Алиса знает о нём слишком мало — только то, что смогла заметить сама: он курит и пьёт черный чай, не любит опаздывать и пытается заинтересовать всех своих студентов, он умеет играть в шахматы и не любит фотографироваться. Она не знает, где он живёт, какую музыку слушает и что предпочитает на завтрак – это не входит в программу обучения. Он для неё – почти-безликая влюбленность: человек с энергией, с настроением, с движением, человек с голосом и желанием жить, – но без примечаний и указателей, без тех мелочей, что беглым шрифтом на сущности, меняются порой, и лепят его настоящего: кофе без сахара? аллергия на цитрусы? бумажные книги? фикус на столе? нелюбимая футболка? Хочешь узнать? Или продолжишь мечтать о призраке? Он смотрит в сторону дороги, не улыбается, и уже готовится попрощаться скомкано, выбросить её из головы вместе с десятком других студентов, оставить после себя горькое послевкусие упущенной возможности, но Алиса успевает раньше – находит в себе смелость, второй раз за вечер запускает ненужный никому процесс, выбирает решимость, рискует тем несуществующим мостом между ними, ловит глазами его силуэт и спрашивает: – А вы... один? Празднуете? Живёте? Засыпаете? В пуховом снегопаде можно спрятаться от последствий, зажмуриться и навсегда остаться в холодном вечере, раствориться в этом внимательном взгляде напротив, извиниться снова, на этот раз уже окончательно, опустить глаза, улыбнуться неловко, превратить всё в шутку, как она это обычно делает, и не переворачивать эту страницу, продолжая писать фразы и дни поверх остальных. Почему-то кажется, что сейчас он всё понимает – всю серьезность, всю искренность, вспоминает её сегодняшнее сообщение, что больше не кажется обычным вопросом навязчивого студента к своему преподавателю – и видит опасливую надежду, трепетную мечтательность и горькое разочарование – заранее, чтоб не было так больно потом, чтоб получалось снова смотреть на него, после этого завуалированного признания, которое он читает на ее лице. Видит её старательность, выделяет среди остальных, шутит привычно, потому что это часть его характера, это его манера общения, это его стиль, и никаких намёков здесь нет – но если бы он знал, если бы нашёл время, разглядел бы это, понял её взгляды – он держал бы дистанцию, конечно, он ограничил бы общение и задвинул её фамилию в конец списка, в графу к тем, с кем следует быть осторожнее и не переступать грань, потому что такие, как она – пороховая бочка: могут ждать и терпеть, но в конце всегда взрываются, сносят все плотины, признаются скороговорками, опутывают руками и целуют посреди коридора, потому что полумеры не для них. Маятник отсчитывает минуты уходящего года, где-то раздаются взрывы ранних салютов, в домах напротив пляшут огни гирлянды, вокруг – праздник, чудо, вечный дух: древний, весёлый, новая надежда, рождение звёзды, и снег-снег-снег, он вдыхает время, переживает мгновения, он видит тысячи судеб – и их собственные, странно соединённые, почему-то близкие, сейчас рядом стоящие, рука в руку идущие, хоть так не должно было быть. Алиса собиралась объесться тортом, включить музыку, некрасиво и громко расплакаться, – и уснуть, не дождавшись полуночи, представляя себя в кольце рук математика. Собрать конспекты, отдать ключ от комнаты и первым автобусом всё-таки уехать домой. Снять обувь, погладить кота, засушливо-ровно поздороваться с отцом, запереться в ванной и смотреть в собственное отражение, задаваясь смыслом существования. Но сейчас она стоит здесь. И ждёт его слов – насмешки, которую заслужила уже давно, как только посмела запустить подобные мысли в свою голову и воспринимать их как что-то реальное, ожидаемое, возможное; злости, потому что так нельзя, так неправильно и совершенно отвратительно, потому что у него чувств к ней нет никаких, потому что его она сразу ставит перед фактом; отказа, который будет им двоим рождественским подарком, о котором они забудут – преподаватель сразу, студентка чуть позже, перерастёт это, сможет перебороть в себе. Ему только нужно сказать – нет, я не один, у меня жена, собака, ребенок, у меня друзья, коллеги, случайные прохожие, у меня вся жизнь уже состоявшаяся, сложившаяся и по полочкам, в ней нет места для тебя. Но он говорит: – Хотите в гости? – прямо-серьезно и взгляд ровный, хотя уголки губ его ещё позволяют превратить это приглашение в шутку – стоит только отвернуться, осыпать под ноги смех, отмахнуться и уйти. Но Алиса не собирается уходить. Она собирается попробовать, поэтому отвечает: – Да. И попытка становится удачной.