Первое правило тревожного клуба...

Когда человек жил в тревожном спектре эмоций, то, для комфортного существования нужно было следовать некоторым правилам. Они несложные, по силам любому человеку, и их достаточно было просто держать в голове и принимать их на практике просто по умолчанию. Первое правило тревожного клуба — не переутомляться. Оно включало в себя больше пространства для отдыха, больше времени для сна и заботы о себе. Это правило было важным, так как состояние человека напрямую зависело от состояния его мозга. Если мозг был уставшим от недосыпа и чрезмерной работы — он начинал «троить», подкидывая навязчивые мысли, выуживая из подсознания те детали, о которых в нормальное время человек бы ни за что не задумывался. Отдых нужен всем. Это важно. С пятью подчеркиваниями. Второе правило тревожного клуба — избегать триггеров. Если человек боялся пауков, то не стоит на них смотреть, если человек нарушил первое правило тревожного клуба, и еще и смотрел на пауков — приступа не избежать. Конечно, наша жизнь пестрела разного рода триггерами и полностью их избежать было бы просто невозможно, и поэтому в клубе существовало первое правило — не переутомляться. Довольный тревожник — спокойный тревожник. Третье правило тревожного клуба — изучать себя и свои границы. Человек, даже с тревожностью, мог жить спокойную социальную жизнь, даже жизнь экстраверта, но только если он четко знал, в какой момент он доходил до «точки кипения», чтобы остановиться и сделать шаг назад. Если человек нарушал хотя бы одно правило — за этим следовала расплата. Маленькие нейроны в голове сразу начинали закручиваться и решали, в какой момент ударить по несчастному, уставшему мозгу. Заканчивалось это все по-разному: иногда человека охватывал приступ тревожности, начинающийся с чего-то незначительного, но постепенно раздувающийся до небывалых размеров, которые было сложно выносить. Тревожные сессии могли быть короткими и длинными, и сложно сказать, что из этого было бы предпочтительнее. Но, часто бывало, что за этим следовала лучшая подруга тревожности — паническая атака. При первых признаках панической атаки, до наступления состояния кататонического ступора, шансы соскочить довольно-таки велики. Психологи выработали множество упражнений, для вывода из приступа паники, и, самое, пожалуй, распространенное: «вижу/слышу/чувствую». Человеку в приступе острой тревоги, переходящим в паническую атаку нужно было сосредоточиться на главных органах чувств: описать пять предметов вокруг себя, пять звуков, и пять ощущений. Число, конечно же, опциональное, но, тем не менее, пять — наиболее удобное для возвращение в равновесие. Если же, ступор все же наступал, то лучше всего, если с человеком рядом находился кто-то, кто смог бы помочь. Сынмин знал об этом, читал соответствующую литературу вдоль и поперек, и советовался с терапевтами и знакомыми ему людьми со схожими проблемами. По большей части, у него не было ситуаций, когда требовалась чья-то помощь, он, как опытный член тревожного клуба, четко знал все правила и старался их соблюдать. Но от подобного, к сожалению, было сложно застраховаться, когда ты медийная личность, с врожденным чувством ответственности. Чувство тревоги и панические атаки — частые спутники любых айдолов. У некоторых это состояние доходило до такой степени, что необходимо было делать паузу в работе, прибегать к медикаментозным решениям проблемы, да к чему угодно, лишь бы это прекратилось. Сынмин знал о том, что он и Джисон-хён из Stray Kids были постоянными членами клуба тревожников, и это, в какой-то мере, даже немного успокаивало. Что если у его знаменитого сонбэ была такая проблема, то чем он, простой смертный, был хуже? Не то чтобы это была та ачивка, которую когда-либо хотелось получить. Но, в общем и целом, жизнь Сынмина была сносной. Он справлялся с нагрузкой, уделял внимание сну и отдыху, заботился о своем здоровье, и его «проблема» никогда не сказывалась на общей атмосфере группы. Потому что Сынмин знал три правила тревожного клуба и всегда им следовал. Или, по крайней мере, очень старался. *** Грядущий камбэк означал не только скорую встречу с фанатами, промоушен, съемки, и другого рода продвижение группы, грядущий камбэк означал еще и значительные изменения в их расписании. Все началось с малого: сначала Сынмин пренебрег своей обычной привычкой завтракать, потому что у него банально не было времени на это. Да и, в общем-то, не очень хотелось. Все мысли были сосредоточены на работе, репетициях, планах, и съемках. Репетиции — это отдельная тема. Если в начале им требовалось порядка трех часов репетиций с группой и трех-четырех индивидуальных занятий, то, постепенно, эта цифра перевалила за двенадцать. Все были заряжены только одной мыслью: сделать все хорошо. Сделать так, чтобы фанаты получили истинное удовольствие от процесса. В общем-то, это даже особо и не напрягало. Когда ты занят тем, что тебе действительно нравится и важно — время последнее, что имело значение. Сынмин трудился со всеми ребятами в общем зале, ходил на занятия по вокалу, а потом отрабатывал самостоятельно. Он и не заметил того, что стал возвращаться в общежитие, когда на часах переваливало за полночь. Потому что так делал не только он. Было странно оказаться в общаге в условные девять вечера и увидеть хоть какого-то участника, который расслабленно предавался безделью. Мысли о записи альбома, о том, что можно было бы изменить, о том, как лучше было бы отыграть свою партию — занимали мозг Сынмина двадцать четыре на семь. Он не проводил и минуты не думая об этом. Хотелось купить маховик времени, чтобы была возможность порепетировать лишний час. Ведь ему это правда нравилось. Чистое удовольствие понимать, что то, что ты делал, приносило плоды. Его голос звучал увереннее, чем неделей ранее, его руки почти не ошибались, когда он отыгрывал тот или иной отрывок. Любая работа приносила успехи, когда упорно трудишься. Поэтому, это не было проблемой, понимаете? Проблемой было то, что, однажды вступив в тревожный клуб — выходного билета не выдавали. И то, что Сынмин забыл об этом — его фатальная ошибка. *** Сынмин с самого утра чувствовал себя словно не в своей тарелке. Руки над клавишами непроизвольно дергались и сбивались на другую ноту. Ноги, которые, как правило, вели себя смирно — теперь словно жили своей жизнью. А в душе, где-то внутри него, словно разворачивалась странная спираль, которая давила на диафрагму, привнося странное ощущение удушья. Он игнорировал эти «звоночки» просто потому, что устал. Они все вымотались, и, когда оставался последний шаг до финала — просто не могли позволить себе остановку. Сынмин просто дышал чуть глубже, поджимал губы чуть сильнее, но игнорировал. Он думал, что контролировал это состояние, потому что игнорирование же тоже своего рода контроль, понимаете? И поэтому он пропустил момент, когда звук, который должен был быть четко слышен сквозь наушник, вдруг отошел на второй план, заменяясь звуком собственной крови, словно стучащей в ушах. Поняв это, Сынмин резко выдохнул, смотря на свою дрожащую руку, чувствуя, как кончики пальцев буквально леденели от недостатка кислорода. Он откинулся на стуле, пытаясь унять учащенное сердцебиение, с усилием снимая монитор с уха. Каждое действие теперь давалось сложнее в сто крат, каждый звук доносился словно сквозь пелену. На краю сознания Сынмин вспомнил о правилах пяти чувств, но взглядом не мог зацепить ничего вокруг, попадая словно в пропасть. Его резко затошнило, но, так как он не мог заставить себя хотя бы вдохнуть — толку от этого не было никакого. Сынмин настолько погрузился в свое состояние, что даже не заметил, как съехал на стуле на пол, если бы не Джуён, который резко подбежал к нему, хватая подмышки. Он что-то говорил, по крайней мере, его губы шевелились, но Сынмин не мог различить и звука, он задыхался. Наверное, он умирал. Парень смотрел на Джуёна, то открывая, то закрывая похолодевшие губы, и чувствуя, с каким трудом легкие пропускали воздух. — Сынмин? Сынмини? Посмотри на меня, — Джуён взволнованно усадил парня на пол, встав на колени между его ног. Од не реагировал, глупо пялясь на него расширенными зрачками, крепко вцепившись в его руку. Джуён с самого утра заметил, каким странным выглядел Сынмин, и поэтому остался в репетиционной, дождавшись, когда все уйдут, чтобы поговорить с ним. И сейчас, видя, в каком состоянии он находился, видя, как сильно побледнел Сынмин, Джуён понял — разговаривать надо было немного раньше. — Посмотри на меня, — он взял его лицо в свои ладони, стараясь обратить на себя внимание. — Дыши, давай дышать вместе, хорошо? Сынмин улавливал звуки его голоса сквозь кровь, стучащую в ушах и ему хотелось засмеяться. Потому что если бы он мог дышать — он бы давно дышал. Он знает, как работает эта функция, и вполне себе взрослый, чтобы уметь делать вдохи и выдохи. Просто сейчас на груди лежала словно плита, и было бы грустно умереть вот так, сорвав ребятам дебют их альбома, но, похоже, другого выхода не оставалось. Сынмин схватился за грудь, огромными глазами смотря на Джуёна. Он все еще напоминал рыбу, выкинутую на сушу, но от этого сравнения почему-то ни черта не было весело. Джуён и правда испугался. Сынмин был таким бледным, выглядел так ужасно, что впору было бежать за помощью, да только как оставить человека в таком состоянии? — У тебя паническая атака? — на пробу спросил он, и Сынмин медленно кивнул. Отлично. Теперь, когда знаешь проблему — с этим можно было работать. Правда, как с этим работать Джуён не знал, но это побочное. — Смотри на меня, постарайся успокоиться. Пожалуйста, Сынмини. Если бы Од мог — он бы засмеялся. Но в голове у него была звенящая пустота. Звуки, долетающие до его мозга, разбивались о жесткий приступ паники, и он бы отключился, если бы только мог. — Блять, да ну блять, блять! — выругался Джуён, беря лицо Сынмина в свои ладони. Он был весь холодный, словно льдинка. И бледный, Сынмин был пугающе бледным. Мыслей о том, как адекватно вывернуть друга из этого состояния не было ни одной. Впору было сесть и погуглить, но Джуён сам начинал паниковать, боясь, что Сынмин умрет раньше, чем он сформирует подходящий запрос. — Дыши, тебе, блять, надо дышать! Пока что все, что только мог Сынмин — это чувствовать боль. Боль поднималась с затылка, медленно распространяясь по всей голове. А дышать он не мог. Не получалось. — Ладно, прости меня, уебешь как-нибудь потом, — скороговоркой проговорил Джуён, прежде чем впился в губы Сынмина, резко выдыхая воздух в его рот и сжимая зубами губу. У Ода и так глаза были широко раскрыты, а от этого действия они, казалось, норовили вылезти из орбит. Он чувствовал горячие губы Джуёна, чувствовал, как тот целовал его, раз за разом проталкивая воздух в легкие. Они оба не закрывали глаза, поэтому можно было видеть, как расширялись зрачки Ли, какими испуганными были его глаза. Сынмин сделал резкий вдох. Он отодвинул от себя Джуёна, застонав, сжимая свою грудь, но паника отступала. Постепенно она стала сходить на нет, а воздух уже беспрепятственно поступал в уставшие легкие. — Бля, я думал, ты откинешься прямо здесь, — прошептал Джуён, как только понял, что Сынмин в порядке. Тот, устало откинувшись на стенку и положив ладонь на лоб, медленно приходил в себя, переваривая события последних минут. — Ты нахрена меня поцеловал? — хрипло спросил он. — Я просто читал… — смутился Джуён. Сынмин оборвал его речь выразительным взглядом. — Читал? — … возможно, я увидел подобное в одном сериале… но это же сработало, правильно? Сынмин только застонал, устало прикрыв глаза. Ну конечно это сработало. Он же подверг его из состояния шока, в котором он находился итак в еще больший шок. Протянув руку, он осторожно подцепил ладонь Джуёна в свою. — Спасибо, — прошептал он. — И… можешь, пожалуйста, не говорить никому об этом? Джуён лучезарно улыбнулся, сжимая его руку в своей. — Конечно! Обещай говорить, когда снова почувствуешь подобное? — Чтобы ты снова меня обсосал? — Эй! Вообще-то, это сработало! Сынмин только засмеялся, чувствуя, что на сегодня хватит работы. И, возможно, он постарается отвлечься и лечь пораньше. И уж точно не будет думать о том, что его сегодня поцеловали. Определенно, нет.