Рыцарь в сияющих доспехах

Всё вокруг белым-бело. Как бесценная алмазная пыль с крыш зданий и деревьев сыплется пушистый снег, оживляемый малейшим дуновением ветерка. Он золотистым блеском сверкает в сиянии лучей бездушной луны, которая еще не спряталась за густыми облаками, расползающимися на неприветливом зимнем небе. Даже из окна видно, насколько на улице холодно и неуютно. Только одиноко стоят фонари, тусклым светом освещая заснеженные и пустынные городские улицы Глудина, и стражи, переминаясь с ноги на ногу бродят по улочкам, охраняя покой мирных жителей. Тишина и умиротворение. Так чарует наблюдать, как в свете ночных фонарей переливаются всеми цветами радуги и падают снежинки, накрывая белоснежным покрывалом дома и улицы. Вот только не весь город спит, к удивлению. Словно свеча храм поклонения Богине Воды Еве возвышается на невысоком пригорке, откуда каменная лестница ведёт вниз, к жилым домам и дороге, ведущей прочь из города на нейтральную территорию — именно здесь обитают и охотятся различные твари, не решающиеся пробираться за массивные стены. Данный храм сам по себе отличается гармонией пропорций, изяществом силуэта и полным слиянием с окружающим его пейзажем весьма унылого городка — провинция, как-никак. Этот одноглавый величественный храм, со стремящимися в небеса мраморными стенами, и красивым нежно-голубым куполом, словно лебедь, возвышается над заснеженными улицами Глудина, вырастает из снежных сугробов. Стены храма украшены белокаменной резьбой, традиционной для одной из самых углублённых в религию рас – Светлых Эльфов. Такой простой облик храма определял его статность, красоту и силу. Внутри нет ни позолоченных статуй, икон, что уж говорить о богатых росписях. Но Эльфы добились того, к чему стремились — они воплотили в камне и мраморе идею превосходства духовного над материальным, которая является стержнем любого верования, но постарались так над храмом только эти ушастые прохвосты. Настолько аккуратные и скромные, на самом деле, храмы лишь здесь — столица земель Светлых Эльфов, в свою очередь, явно решила выделиться пафосом и насыщенностью. А вот в окнах храма только-только потух тёплый, слабый свет лампад : значит, что его стражи тоже отправляются на покой. Сегодня дежурил как раз таки один из этих сторожил, являющийся высоким и весьма хмурым мужчиной Эльф, очень явно прихрамывающий на одну ногу. Его длинные, светлые волосы от висков были убраны к затылку красивой, расписной заколкой в виде луны, некоторые пряди из этой копны были уже седыми, по чему было видно, что пережито было слишком много ужасов и скверны этой жизни. Тусклые, серо-голубые глаза мужчины чаще всего не выражали почти ничего, кроме молчаливой печали, а густые брови были сведены к переносице. Не зря он считался одной из страшных фигур в детских байках, которыми матеря заставляли детишек спать и не гулять допоздна, поскольку выглядел он правда болезненно и угрюмо. Весь в шрамах, коим был наделен и нос в том числе, придавая лицу ещё пущего мрачного шарма, а узоры на лице, выражающие его род и принадлежность к конкретному семейству были выцвевшими, словно потерявшими свою прежнюю значимость и жизнь. Вместе с ним так же всегда работала более хрупкая и миловидная остроухая девушка, на его фоне казавшаяся совершенно крошечным птенцом — Эльфийка с трудом доставала по росту первому до плеча. Здесь она занималась различной "грязной" работой — уборка, уход и забота о храме : где-то протереть, где-то почистить, где-то зажечь лампады. По слухам, да и внешним схожестям они были братом и сестрой — такие же затейливые узоры на щечках, которые как раз очень четко выделялись на кротком и бледном личике, светлые, но намного более короткие волосы, нежели у мужчины, и ясные глазки в оправе пушистых ресничек. Не смотря на угрюмость Эльфа, девушка держалась в его присутствии так открыто, живо, словно цветок, раскрывающий свои лепесточки солнцу — чувствовался огромный контраст между такими близкими созданиями, которые были родны друг другу кровью. Если первый был бравым воином когда-то в прошлом и имел большой мешок опыта за плечами, а соответственно, ему можно было доверить охрану храма, поскольку здесь может быть нужна физическая сила — ведь даже не смотря на травму ноги он отнюдь не потерял сноровки, то сестрица же была просто лекарем, и то не очень умелым, ибо еще не было большого опыта, ведь из-за отсутствия возможности использовать целебные свойства волос её никуда не брали всю осознанную жизнь, сколько Мир себя помнила. Вместе их брали очень редко в коллективы, и старший догадывался, что скорее всего это именно из-за его нрава и "калечности" (так за глаза звал народ этот недостаток в виде коротких волос девы) сестры— только здесь, в стенах тихого, мирного храма они ужились и нашли единственный укромный уголок для заработка и существования. Огромная дубовая дверь из двух ставней с тихим скрипом открылась, а в помещение резко подул ледяной зимний ветер, пробирающий насквозь, заполняющий всё уютное помещение склизкими, вкрадчивыми шагами : наверняка Эльфы замерли бы до костей без своих теплых плащей, так что оба силуэта поспешили быстро выйти, прикрыв за собой дверь. — Ох... Тут так прохладно, в храме было значительно теплее. Надеюсь, мы не запустили туда мороз... – Послышался тихий женский голос, немного расстроенный и удивленный такой неожиданной смене погоды — ведь только недавно было тепло! — сама Эльфийка зябко поёжилась, подняв моську на старшего, а её щёки очень быстро преобрели пунцовый оттенок из-за обжигающего нежную кожу мороза. Фигура, что была выше, лишь немного кивнула, даже не опуская взгляда на собеседницу, вдохнув холодный ночной воздух. Девушка в ответ лишь мягко улыбнулась, явно давно привыкшая к немногословности своего братца, осторожно прикрывая одной рукой теплый свет канделябра, который вынесла с собой. — Идём, Адам? Мужчина, шмыгнув носом хотел что-то ответить, но внезапно замер, рефлексно закрыв собой сестру крепкой, сильной рукой, ибо… Его чёткий эльфийский слух, ни разу не подводивший ныне, уловил какое-то лёгкое, призрачное движение возле мраморной стены храма, в самой мрачной, не освещенной части. Не то, чтобы здесь можно было ожидать какой-то серьёзной опасности, всё же, они на нейтральной территории, да и кому взбредёт в голову полезть в этот храм в преддверии праздника? Но уж слишком часто стали появляться монстры на просторах города, — сейчас этим активно и очень продуктивно занималась Светлая Лига, патрулируя весь город и отправив экспедицию в их места обитания, дабы понять причину побега чудовищ, однако кто знает. Может, они и были слабыми, абсолютно безобидными для хорошего воина соперниками, но все равно очень пугали мирный люд своим внешним видом и пакостями. Остроухая тихо ойкнула, приложив одну ручку в белоснежной перчатке к груди, параллельно с этим пытаясь всмотреться в темноту, прищурившись, как бы привыкая к ней и не решаясь сделать ни шага вперёд, а после резко направила единственный источник света в сторону звука. Адам в этот же момент опустил руку на клинок, гордо покоящийся в ножнах на поясе. Сначала зрение не уловило ничего странного — совершенно ни души, но вдруг… — Адам, корзинка! Там что-то есть! Конечно, с ростом Адама было трудно увидеть лежащую в снегу светлую корзину, заботливо накрытую белоснежным пуховым пледом, но вот миниатюрной девице – запросто, так что Эльфийка своей легкой и быстрой походкой, напоминающей пархание снежинки на ветру, настолько утончённо и мягко это выглядело, уже направилась к предмету, при этом жесте прытко сунув в руки брата канделябр. — Мириэль, не иди вперёд. Аккуратно, мало ли, что там. — За все время раздался впервые хриплый, бархатный голос мужчины, который быстро направился за своей сестрой. Фраза была брошена очень тихо, но девушка абсолютно точно её расслышала : было что-то безумно властное, чёткое в этом голосе. Что-то, импульсом проникающее в голову, и остающееся там навсегда. Стоит ли говорить, что он догнал её за считанных два шага? Сестрица уже присела около корзинки, руками став разгребать снег вокруг, игнорируя упавшие на грудь белоснежные локоны — благо, что на ней перчатки, — как вдруг замерла, поскольку тишину холодной, морозной ночи разрезал тихий детский смех. Мириэль подняла взгляд удивленных небесно-голубых глаз в оправе светлых ресниц на брата, осторожно подняв корзинку на руки, пока Адам слегка приподнял край пледа, и поднес канделябр к плетёной корзине. Под теплым светом огня тут же нарисовалась картина, приведшее в недоумение обоих Светлых. Это был маленький ребенок, нежно розовые глаза которого чудно поблёскивали, рассматривая брата и сестру, слегка морща носик при столь ярком, неожиданном свете. Любопытная, румяная мордашка расплылась в улыбке, потянув одну из ручек к девушке и кулону на её груди в заинтересованном жесте. Богиня, как он не погиб на морозе?! Хотя, возможно, его совсем недавно здесь оставили, да и тепло от кучи пледов и подстилок сделало своё дело. Но кто додумался оставить своё дитя здесь? А если бы вместо них был кто-то другой? Мириэль охнула, судорожно переведя дыхание, а затем взволнованно слегка улыбнулась, тепло и умилённо, стараясь удержать в хрупких руках достаточно увесистую корзину, но через мгновение её округлое личико приобрело очень обеспокоенные ноты : — Смотри, какая прелесть! Адам, у него ушки Эльфа! Но… Кто мог его оставить здесь? Кошмар, он же простудится! Внезапно Адам немного присел к земле и тут же выпрямился, разворачивая поднятый с белоснежного, хрустящего снега небольшой клочок бумаги : кажется, он выпал, когда Мириэль поднимала корзинку. На нём размашистым, неаккуратным, но твердым подчерком было написано короткое и лаконичное послание : «Я не смогу дать ей лучшей жизни. Но я надеюсь, что её даст кто-то другой. Благослови вас Алая Луна. » Мужчина слегка нахмурил седые брови. Как эгоистично, бросить своего ребенка зимой на улице, возле храма, и ещё надеяться, видимо, что она попадет в «надежные руки»! Почему нельзя было сделать это в дневное время, или, во всяком случае, отдать сразу в приют? Почему с этим крохотным комочком обошлись, словно с котёнком? От своих же мыслей мечник возмущённо оскалился, плюнув куда-то в сторону, в сугроб, а Мириэль осторожно укутала малышку потеплее, приподняв бровки, наблюдая за реакцией своего братца — по одному лишь выражению его грубого лица она понимала всё без слов. Так и сейчас, ей стало ясно, о чём он думает и что было в письме, пусть и самого текста та в глаза не видела. — Какой ужас… Мы же не оставим его здесь, Адам? — На мужчину теперь смотрел взгляд, полный мольбы и кроткости, говорящий и действующий лучше любых слов. Эльф в свою очередь поморщился, отведя глаза в сторону, словно не желая принимать своё очевидное поражение. Помолчав ещё какое-то мгновение под эту звеняющую тишину и шорохи со стороны корзинки он вздохнул, поправив железную перчатку на одной из своих рук. — Нет, Мир, мы её не оставим здесь. Возьмем к себе… — он на мгновение запнулся, но затем скептично добавил, уловив разочарованный взгляд Мир после. — На какое-то время. Пока не найдем ей новых родителей, или же её старых. Но им я бы не стал доверять её вновь. Девушка немного кивнула, грустно поджав губы, понимая, что спорить уже бессмысленно, да и не самый подходящий момент - ребёнка нужно нести домой, в тепло, а затем снова посмотрела на корзину в руках. — Так, значит, это девочка? — Легкая улыбка вновь расцвела на мягком лице Эльфийки. Когда та улыбнулась, даже появилось ощущение, что стало как-то в разы теплее вокруг, в эту холодную зимнюю ночь… — Значит, я могу смело сказать, что малышка попала в самые надёжные руки, в какие только могла. Адам посмотрел на эту картину, а затем, дослушав последнее предложение сестры слегка сведя брови в угрюмом жесте поднял голову вверх, на тёмное небо с множеством сверкающих точек – звёзд. Невозможно оторвать глаз от блеска и красоты сверху. Как будто там есть своя особенная, наполненная движением, яркими красками жизнь. Огоньки загадочно подмигивают из бескрайней таинственной высоты, и иногда можно даже рассмотреть какие-то фигуры в небе, как рассказывала ему Мириэль всякий раз, стоило им выйти на улицу ночью. К сожалению, Эльф никогда не видел ничего, кроме хаотично разбросанных пылающих точек.