Молчит, лежит - кажется умирает

      — Блядь, ну дайте чтоль тряпку какую-нибудь, — девочка, кажется, ее зовут Клэр, моментально скрывается за барной стойкой. — Пиздец, такого раньше не случалось?       — Случалось… — ее темноволосая макушка выглядывает из-за бара и ему в руки летит мокрая тряпка. — Но так, чтобы он терял сознание, наверное, впервые.       — Блядь.       Немного не этого ожидал Евродин, когда Ви заявил ему о том, что вернулся из мёртвых. Хуй знает, чего Керри в принципе ожидал, но явно блять не этого. Не того, что среди ночи ему позвонят из «Посмертия» и попросят забрать их лучшего наемника с того света — не буквально, конечно, но в бессознательном состоянии Ви мало чем отличается от покойника. Разве что кожа была теплее и кончики пальцев мелко подрагивали. Пиздец, короче.       Здесь, в общем-то, все по прежнему. Ебучий голубой неон, запах пота и спиртяги, ну и, конечно же, блять — ебаные пятна крови на каждом углу. Ему в принципе было поебать на весь этот набор «типичного заведения Найт-сити», раньше в таких местах он околачивался чаще чем в сортире — пачкал нос какой-нибудь новомодной хуйней, дрочил под кайфом в туалете, а потом блевал, пока на ум накручивались новые строчки песен. Пиздатое было время: с одной стороны бесконечный ахуительный трип из которого не хочется вылезать, с другой — ебаная депрессия, ноотропы вперемешку с антидепрессантами и ебанная сублимация на музыку, пока трахает кого-то. Ебано, но хотя бы весело.       Но вот сейчас че-то нихуя не весело. Не весело ему от этого ебаного неона, запаха бухла и мочи. Не весело, потому что посреди этой горы дерьма лежит Ви, а лучше бы, сука, лежал дома и в постели; хоть с бухлом, хоть с какой-то шлюхой — Керри не был бы против, если бы знал, что Ви от этого банально полегче. Чем его, собственно, и кормили последние дни, бесконечно напездывая про охуительное самочувствие. Да-да, он делал вид что ебется в глаза и не замечает чужих кровавых харчков в раковину или не слышит надрывного кашля по утрам. Делал вид, потому что не хотел, чтобы Ви парился об этом — если свет его очей хочет играть в сильного и здорового, то пусть играет, Керри и слова поперёк этого не скажет. Но не сейчас. Сейчас, глядя на Ви, что лежит на диване в одной из комнат и подбородок его залит кровью из носа — Керри может только принять суровую правду жизни.       Ви, блять, умирает.       И теперь это предстало перед ним в полной своей мере.       Он придирчиво оглядывает его рожу — не избит, нос не сломан, а он сам почти мертвенно бледен. Да, в глубине души была надежда, что Ви просто хорошенько приложили рожей об какую-нибудь твердую поверхность — где бы нашелся такой умник он хуй знает, но ради собственного успокоения был готов поверить и в подобный бред, да вот только нет. Не в этот раз.       Сука, ему даже страшно подумать о том, насколько же все хуево, что из всего списка номеров в телефоне Ви — позвонили именно ему. Не о такой он чести мечтал, когда его мужик из охуенного наемника превратился в охуенного фиксера. Совсем не об этом, блять.       — Ви? — Ви не реагирует. Ни на его голос, ни на прикосновение пальцев к своей бледной щеке. Молчит, лежит — кажется умирает. — Ну пиздец…       Керри садится на низкий стол, повернув лицо Ви к себе и сам не понимает до конца, что именно он чувствует, пока аккуратно стирает запекшуюся кровь с лица. С одной стороны вполне логичную грусть, тоску даже — не каждый день он влюбляется по-настоящему и не каждый день его пассия грозится скопытиться. Было в этой тоске и что-то особенно болезненное, наверное, страх потерять еще раз то, что было ему наиболее важно: поебать на бабки, поебать на эти виллы и дорогущие тачки, он вполне неплохо будет чувствовать себя и на помойке с парой евродолларов в кармане, но только если рядом будет кто-то близкий. Кто-то как Дэнни, Генри или Нэнси. Или Джонни.       Или, блять, Ви.       Он кучу времени потратил на то, чтобы наконец успокоиться, положить на Сильверхенда большой жирный хуй и попытаться всмотреться в будущее: у него в башке ебаное озарение, вилла сменилась квартирой с нормальной планировкой, а под боком ходит апатичный Ви, — он даже не сомневался, что вытащит его. Даст ему вдоволь настрадаться ощущением неизбежного и хорошенько въебет подзатыльник, чтобы наконец перестал хандрить — все наконец налаживается. И теперь это.       Он стирает последний кровавый развод и оставляет родное лицо в покое, сжимая тряпку в руках.       С другой стороны, он чувствует невероятную злость, даже ярость, гнев; его заставили поверить, что теперь наконец-то все наладилось, что ебучая белая полоса наконец наступила и теперь не видно ей конца — и именно в этот момент его пацан решил напомнить о том, что скоро умрет. Он даже не чувствует себя обманутым или преданным, он чувствует, что ему хорошенько настучали по башке и теперь сказочный сон начал растворяться, обретая черты надгробий, серости и отчаяния. Ви даже не наебал его, Ви просто показал, что все может быть не так уж и хуево: засосал, трахнул, подарил короткую жизнь на двоих и съебался в свое небытие.       Он мнет эту кровавую тряпку, что цепляется за кольца, бросает в угол дивана и достаёт пачку сигарет.       Он просто хочет, чтобы хотя бы один человек в его жизни умер от ебаной старости, обосраный, провонявший мочой, но, сука, счастливый и невредимый.       Дым расплывается вокруг лица Ви. Растворяется в темных прядях, забирается под веки, забивается в нос — он такой красивый, такой молодой и такой… бля. Керри цокает языком, укладывая ладонь на чужую щеку; когда все это дерьмо только закрутилось, он бы не особо жалел о его смерти. Да, наверняка его бы нехило подкосило, но он бы устоял, покачал головой сочувственно и двинулся бы дальше, не парясь об этом. Теперь же страх вырос до уровня башни Арасаки, а его симпатия к Ви могла смело называться любовью. Возможно в чем-то осторожной, в чем-то раздраженной — они как и все срались, ломали вещи, рвали друг-другу душу, нервы, а потом сутками могли валяться в постели, лобызаясь, обнимаясь и ведя себя как сопливые влюбленные придурки.       В такие моменты Керри забывал, что Ви умирает и он надеялся, что Ви забывает тоже.       Он привязался к нему: видел его в новых строчках альбома, слышал его отголосок в струнах гитары, слал ему тупые сообщения среди ночи и ревностно косил глаза, когда-то какая-то то телка-нетраннер обжималась вокруг Ви; чувствовал себя ебланом под тяжёлым взглядом его рипера; чувствовал себя нужным, получая СМС о назначенном свидании; чувствовал себя важным для Ви, когда тот звонил ему под утро и просто хотел поболтать, с хриплым от кашля голосом, со сквозящей в словах тоской — Керри продирал глаза, вливал в себя два ебаных стакана кофе и разговаривал с Ви до тех пор, пока его не отпускало. Он действительно не хочет его потерять, он, блять, боится его потерять.       Сигарета тушится прямо об стол. Он касается губами виска Ви и закидывает руку ему за плечо — все так же пахнет потом, кровью и каким-то из тех одеколонов, что Евродин подарил ему на какой-то повод.       Он просто хочет, чтобы с ним все было в порядке, чтобы Ви не терял сознание, чтобы не харкал кровью и та не лилась из всех его щелей. Чтобы Ви мог просыпаться каждое утро и не думать о том, что ему осталось на один день меньше. Неужели он о многом просит? Пятьдесят лет ни о чем, сука, не просил, так теперь-то он имел на это право? Имел он право на то, чтобы ебаное Дитя Улиц лежало у него под боком в целости и сохранности?       — Только не говори, — хриплый голос коснулся его слуха и Керри отстранился. Голубые глаза Ви смотрели на него через сетку лопнувших сосудов. — Что меня отключило…       — Ага, оно самое.       — Пиздец, — он поморщился, попытался приподняться и с болезненной гримасой опустился обратно. — Я ебал…       — Я заметил. У тебя вся рожа в крови была, народ подумал, что ты себе ебало расквасил, когда приложился.       — Это ты злишься или…       — Это? — он поднимается, уперев руки в бока. На него давило несколько вещей сразу: волнение, злость, усталость — ему хотелось сложиться пополам прямо здесь. — Это я уже не знаю, что тебе сказать, Ви. В какую очередную хуйню я должен поверить, чтобы ты перестал сюда таскаться?       — Кер, остынь.       И ему приходится это сделать. Приходится втянуть воздух носом и медленно выдохнуть, чтобы не разораться. Что он может сделать? В действительности сломать Ви нос? Ну да, ему же недостаточно того, что Ви и так хуево, надо бы усугубить ситуацию, блять. Он зачесывает волосы и не отводит от Ви взгляда.       — Я пиздец как не хочу делать тебе скидки, Ви. И… — от очередной тирады его спасает только то, что ему приходится придержать Ви за плечо, когда тот пытается сесть. — Так не может продолжаться вечно.       — Да что ты? — его усмешка беззлобная и лишена ехидства, но Керри она все равно трогает весьма болезненно, заставляет нахмуриться. — А то я сразу не понял, когда начал кровью плеваться. Послушай, Кер — все нормально. Просто слегка приложило, ничего страшного не произошло, это…       — Ты этой хуйней кого-нибудь другого корми. Мисти, Вика — кто там еще в курсе всего пиздеца? Так вот им эту хуйню заливай, Ви, а не мне. Я больше и слышать об этом не хочу.       — Ну пиздец, — весьма исчерпывающий ответ, считает Керри. Ви проводит ладонью по своему лицу и он, блять, видеть не может эти покрасневшие от постоянного кашля глаза. — Ты для этого сюда приехал? Чтобы мне ебаные морали читать?       — Да, и чтобы забрать тебя отсюда. Так что поднимай свою задницу, Ви.       Он уже собирается съебаться из комнаты и подождать его на улице в тачке, но его хватают за запястье. Керри на рефлексе хочет заехать кулаком по чужой роже, но останавливает себя, когда понимает, что стоит между расставленных ног. Ви обнимает его. Смотрит опустошенным взглядом в пол и просто обнимает. Ну на него просто рука, блять, не поднимется.       — Ну что у тебя в голове? — он пропускает между пальцев темные пряди волос, поглаживает кожу затылка и старается поднять со дна души хоть что-то кроме усталости и раздражения. — Если ты задумал играть в самоубийцу, то я тебе глаз на жопу натяну, Ви.       Мягкий бархатистый смех расходится по комнате.       — Пока не собираюсь.       — Спасибо, прям пиздец успокоил. Мне аж самому сильнее жить захотелось после твоих слов.       — Кер.       — Ну что?       — Спасибо, что приехал.       Раздражение превращается в усталость, усталость — в тоску. Да, он не может знать, что творится в его голове, но что бы там ни было, он просто хочет, чтобы все было хорошо.       Пожалуйста?