ты мираж

глубокая ночь, а Катя вновь идёт на крыльцо, которое всегда пустует, особенно в такое время суток. из комнаты Анны Петровны доносится едва слышное бормотание. походу Макс был прав: бабка эта, совсем сбрендила. входная дверь в прихожке неприятно скрипнула, когда Катя, стараясь вести себя как можно тише, попыталась еë отпереть. ничего удивительного – старый дом, старая дверь. как только Лебядкина оказалась на улице, то все проблемы будто улетучились, и девушка со спокойной душой выдохнула. в нос ударил прохладный, свежий воздух. настолько свежий, что заставляет кожу покрыться мурашками. плотно прикрыв за собой дверь, Лебядкина оказалась на крыльце, и тут же задумчиво уставилась в хмурое, ночное небо, оперевшись на ограду. она хотела постоять так в одиночестве, но мечты медленно сгорели, когда периферийным зрением Катя заметила чью-то, приближающуюся фигуру. нахмурившись, она повернула голову и столкнулась взглядом с карими, почти чëрными глазами. Эля. Эля Мусаева. нельзя сказать, что они прям подружились за всë время этой поездки, просто... она была какой-то другой. не такой, как этот самоуверенный Макс с вечным недотрахом. не такая, как ëбнутый на всю бошку Денис, факин, Титов. и уж тем более не такая святоша, как эта Соня. не такая, не такая, не такая. конечно, в ней определëнно были другие качества, которые, возможно, могли бы оттолкнуть. но Катя не уверена, что смогла бы презирать такую, как Эля. только почему, сама не могла понять. — ты чего не спишь? — прервала неловкое молчание Эля и подошла ближе, становясь рядом. от неë веяло холодом, аура такая... или, может, всë дело в ветренной погоде? — то же самое хочу спросить у тебя, — саркастично усмехнулась Лебядкина, от чего-то внимательно всматриваясь в эти чёрные глаза. Эля отзеркалила усмешку. — я первая спросила, — склонив голову на бок, ответила она. но, впрочем, тут же легко сдалась, будто под воздействием гипноза серо-голубых глаз Кати. — не спится. здесь как-то... — ненадолго она замолчала, пытаясь правильно сформулировать, — неуютно что-ли... и это было правдой. засыпать и просыпаться здесь, в этой местности, – просто невыносимо. везде запах сырости, да дело и не только в запахе. какое-то гадкое, неприятное место, вызывающее дискомфорт и возобновляющее старые тревоги. никто из их компании даже не пытался разобраться в чëм проблема, все как зомбированные ходят, делают вид, что всë нормально, что всë так и должно быть. Кате плохо – она растворяет своë беспокойство и гнетущее чувство животного страха в пепле от сигарет. и это помогает. правда. вот только где брать новые, если пачка почти израсходована? ехать в город не получится – машина сломана, а капитан Козлов, сукин сын, противится этой просьбе. да все эти местные жители будто приклеены к этому месту и ни за что не станут его покидать даже за предложенные деньги. неразбериха какая-то. а курить всë равно хочется... и будто по щелчку пальцев прочитав мысли Кати, Эля спохватывается и выуживает из кармана джинсов мятую пачку сигарет, а затем и зажигалку. — покурим? — Катя безумно радуется этому предложению как ребëнок, тут же принимает из лядяных рук Эли сигарету, крутит в пальцах. следом Мусаева достаëт зажигалку, щëлкает несколько раз и поджигает сначала сигарету Кати, а потом и свою, до этого зажатую в зубах. курят они в тишине. ни одна из них не пытается завести беседу, наслаждаясь этим спокойствием, умиротворением. буквально недавно Катя узнала, что Эля спит с пистолетом под подушкой, а в течении дня прячет его поглубже во второй карман джинсов – так, на всякий пожарный. вдруг случиться что-то. и Лебядкиной правда нравится мысль о том, насколько предусмотрительна оказалась Мусаева даже в таких мелочах. да, поехать в незнакомую деревню, считай, в самую глушь, с компанией совершенно незнакомых людей, (к тому же, двое из этой компании мужчины) без оружия или какого-нибудь другого средства для самозащиты – ужаснейшая дикость. это такой девушке, как Кате – плевать, потому что поехала она сюда с одной целью: исчезнуть. и страшно не было. ну, хотя, может быть, только чуть-чуть. — знаешь, у меня плохое предчувствие, — внезапно поделилась своей тревогой Эля каким-то остранëнным голосом, — будто грядëт что-то поистине ужасное, — она поднимает глаза и тут же осекается, — я, наверное, брежу. не воспринимай мои слова всерьëз, ладно? это нисколько не бред. предчувствие Элю не подводило, ведь Катя тоже чувствовала что-то неладное. наверняка и все остальные тоже, просто продолжают играть в дурачков и отшучиваться. с Мусаевой можно было говорить открыто, ничего не скрывая и не прикрываясь шутками. в который раз Лебядкина ловила себя на мысли, что познакомься они с Элей при других условиях, то определëнно стали бы близкими подругами. а возможно, даже чем-то большим, чем просто подруги... — о чëм думаешь? — заметив, что Катя уже долго время молчит и не даëт ответа, поинтересовалась Эля, — боже, надеюсь, я не напугала тебя своими причудами... так и знала – нужно было за языком следить. Эля сконфузилась, а Катя тут же подняла на неë ошеломлëнный взгляд и поспешила заверить, что это здесь вовсе не причëм: — нет-нет, — помотала головой она для пущей правдоподобности, — всë в порядке, я не из-за этого. — тогда что? — у тебя... — Катя закусила нижнюю губу, придумывая оправдание. может немного пофлиртовать? — у тебя просто улыбка очень красивая, обворожительная, вот и не могу сосредоточиться на том, что ты говоришь. Мусаева взглянула на неë заинтересованно и снова расплылась в улыбке, слегка удивляясь такой прямолинейности. сейчас они были как никогда близки, говорили о том, о чëм бы никогда в жизни не стали бы, будь всë по-другому. поэтому, раз уж Катя начала эту тему, то Эля решает принять правила игры. — знаешь, если со мной здесь вдруг что-то случиться... всякое ведь может быть, — не сдержав нервного смешка, начала она, тут же посерьëзнев, — то пожалуйста, будь осторожна. хаотично кивая, Катя скидывает пепел с сигареты и тяжело вздыхает. что-то ведь и правда может случиться, а они и не догадываются... что-то может случиться, чëрт, возьми. уж точно не так хотела умереть Лебядкина. больше всего на свете ей хотелось умереть во сне, ну или как-то по другому. возможно, готова была бы перетерпеть любую боль, только бы не жить в вечном страхе и тревоге, как сейчас. она не хочет бояться за кого-то ещë помимо себя. не хочет... — ты ведь мне единственная из всей нашей компании импонируешь, — призналась она и пожала плечами, опережая возможные вопросы, по типу: «почему?» «за что?» и «правда?». Катя не спрашивает ничего, молчит, лишь пристально глядит на Элю, словно ожидая какого-то продолжения или пояснения. но Мусаева уже давно не смотрит на неë. еë глаза стали заметно потускнели, а на лбу образовалась складочка, говорящая о том, что Эля находится в глубоких раздумьях. кажется, она и вправду думает, что хорошего исхода для них обеих не будет. да и на себе она уже давно поставила крест. Лебядкина не хочет даже думать об этом пиздецовом кошмаре. ей неприятно от мысли, что всë это чëртово время она тратила на каких-то полудурков и мудаков, когда где-то рядом по той же Москве ходила такая девушка, как Эля. хуйня то, что они смогли познакомиться и найти общий язык только при таких обстоятельствах, хотя всë могло сложиться по другому. могло быть намного лучше, чем вот это вот всë... — спасибо за этот разговор, Кать, — внезапно говорит Эля, отвисая и натянуто улыбаясь Лебядкиной. не показалось, и вправду озадачена, и даже испугана, — он очень много значит для меня. после этого она выдыхает сигаретный дым, тушит сигарету об перила, выкидывает, и – уходит обратно в дом, оставляя Катю наедине со своими мыслями.