🕷Рождественский не Невермор🕷

      Уэнсдей до конца не могла понять, как пролетел еще один год. Казалось, только вчера было лето, и она проводила его в прекрасно-мрачном особняке Аддамс. Выслеживала сталкера, иногда получала сообщения от Ксавье, тренировалась с дядей Фестером, улучшая навыки борьбы, и писала роман. Время пролетело слишком быстро, это особенно тревожило Уэнсдей, ведь Мэри Шелли выпустила "Франкенштейна" в 19 лет, и он стал чуть ли на самым известным фантастическим романом. Оставалось меньше двух лет, чтобы превзойти соперницу.              Большинство студентов покинули академию на каникулы, но интерьеры кампуса продолжали радовать оставшихся учеников украшениями к празднику, всех, кроме Уэнсдей. Невермор выглядел слишком отвратительно во всем своем рождественском убранстве. Во внутреннем дворе установили елку, пестрящую разноцветными шариками и огоньками. Гирлянды больше прочего беспокоили Уэнсдей, они были повсюду: их протянули под потолком холла, вдоль лестницы, в классных комнатах и в общем зале. Иногда ей казалась, что ее вместе со всем Невермором засунули внутрь Снежного шара, и если их хорошенько потрясти, то с потолка посыпется снег.       С праздничным помешательством примиряли Уэнсдей лишь зеленые ветви мертвых деревьев: в них чувствовалось что-то прекрасное и логически завершенное. Точка, которой часто многим не хватало, например, ее соседке Энид. Синклер пребывала в праздничном помешательстве, особенно отвратительном, которому подвержены все жизнерадостные люди. Половина комнаты, принадлежащая соседке, выглядела так, словно она ограбила на ярмарке не меньше 10 палаток, которые в порыве привлечения внимания покупателей, использовали весь свой запал: мигали, переливались, издавали звуки тематических песен, обвешивались мишурой, предлагали прохожим дегустацию имбирных пряников в виде человечков и разливали глинтвейн. Уэнсдей была уверена, что Энид прихватила и парочку продавцов, иначе, кто все эти странные люди, которые уже несколько дней нарушают ее покой, ошиваясь в их спальне. Синклер, правда, говорила будто это тоже студенты академии, просто с других курсов, и будто Аддамс сама виновата, что не уделяла должного внимания людям, которые проводят с ней время бок о бок уже второй год.              Этим особенным вечером, чем выше поднималось настроение Энид, тем хуже чувствовала себя Уэнсдей. После очередной песни про снег, оленей, бубенцы и что-то там еще, Уэнсдей потерпела поражение и просто сбежала.              Она прошлась по коридору, наслаждаясь звуком собственных шагов в тишине. Сегодня сочельник, все заняты подготовкой к празднованию, поэтому она может побыть в одиночестве. Ноги сами привели ее в оранжерею, и, по понятным причинам, вместо Торнхил в этом году был новый преподаватель ботаники. К удовольствию Уэнсдей менее заинтересованный в налаживании с ней дружеских контактов. Как показала практика выходит где-то 50/50: на одного Хайда — Ксавье, а на мстительную последовательницу Джозефа Крэкстоуна, желающую истребить всех изгоев — Энид. Уэнсдей не успела продолжить цепочку и подставить в уравнение Юджина, директора, сирену, что помогли ей. Стоило ей коснуться дверей оранжереи, как ее тело дернулось против воли. Голова резко откинулась назад, ноги подкосились — ее поглотило видение.              Она различила одинокую фигуру посреди серой вьюги, в которой она угадывает Торпа. Он отчего-то или кого-то убегает, по колено проваливаясь в снег. Уэнсдей не видит преследователей, но Торп все время оглядывается, его глаза широко распахнуты: в них ужас и паника. За какие-то пару секунд длинная тень накрывает Ксавье, Уэнсдей слышит его крики, наблюдает, как неподвижное тело падает в снег, и красные следы крови расползаются в месте падения.              Она открывает глаза и хочет поскорее отыскать Ксавье в стенах Невермора, не дать ему умереть, но Уэнсдей видит только белую снежную тропу. Ветер задувает с протяжным свистом, лицо сразу же начинает покалывать от снега и мороза, девушка обнимает себя руками, чтобы прогнать смертельный холод.       Уэнсдей не знает, сколько прошло времени, она давно заблудилась в снежной буре. Вещь дрожит за воротом ее пиджака и это все, что может чувствовать сейчас девушка. — …дей? Уэн…? Уэнсдей Аддамс? — раздается голос, который глушит ветер.              Девушка оглядывается по сторонам, она не может поверить, что в этой пустоте, есть еще кто-то живой. Уэнсдей, наконец, замечает фигуру, за падающим снегом она не может сказать наверняка, но ей кажется, это Ксавье. Ведь у него талант оказываться в ненужном месте в ненужное время. Но Аддамс рада, что он здесь, страх закрадывается в сознание, подбрасывает картинки недавней смерти Торпа из видения. Девушка лишь машет головой и идет на звук голоса, преодолевая стихию. — Это и правда ты, Аддамс! — Ксавье бледный, с синими губами, а волосы покрылись белым инеем.              Он в легком пальто и полосатом шарфе. Уэнсдей понимает, что им обоим необходимо тепло другого человека, она делает шаг навстречу. Ее руки оказываются на спине парня, и она прижимается к нему всем телом. Ксавье стоит неподвижно, словно ледяная статуя, и, кажется, даже не дышит. — Тебе стоит обнять меня тоже. Так будет теплее, — говорит Уэнсдей.              В лице Торпа, похожим на белую маску, что-то меняется, мельком пробегает разочарование в глазах, между бровей появляется складка. Но когда Уэнсдей ощущает руки Ксавье на своей спине, лицо парня вновь ничего не выражает.              Они замирают в таком положении, Уэнсдей чувствует себя в коконе из тепла, запаха и дыхания другого человека. Это ее самые долгие объятия, и ей немного неловко, что все становится слишком интимно: больше, чем свидания, совместные поездки и поцелуи. — Надеюсь, ты больше знаешь об этом месте, чем я, — чуть отстранившись, говорит Уэнсдей, закинув голову вверх, чтобы установить зрительный контакт.              Ксавье смотрит на нее пристально, как будто изучает. Уэнсдей и представить не может, что переживает парень, который впервые увидел ее так близко, и его сердце почти выпрыгнуло из груди. Наконец, его взгляд становится осмысленным, и он отрицательно мотает головой.        — Понятия не имею, помню, как вышел из кампуса за выпивкой, а потом оказался в этом месте.              Уэнсдей, не моргая смотрит на Торпа, а он отводит взгляд, чувствует себя одновременно смущенным и виноватым, что совершенно ничем не может помочь.        — Знаешь, кажется, тут неподалеку в горах…лес…я видел его во сне, — вдруг вспоминает Ксавье и смотрит вдаль, — там можно укрыться, я видел какое-то строение. — Уверен, что в той стороне? — Уэнсдей тоже поворачивает голову, следуя за взглядом Ксавье, но за вьюгой и тьмой ничего не может рассмотреть. — Да, — уже более уверенно говорит он, — доверься мне, сейчас я вспомнил, что во сне уже преодолевал этот путь. Тут совсем рядом. Двигай ногами, Аддамс.              Они отправляются в путь. Между их телами нет лишнего пространства, бок о бок они жмутся друг к другу, пытаясь прогнать холод и немного согреться. Ксавье укрыл голову Уэнсдей своим шарфом, и она была благодарна, что он остановился на этом широком жесте и не стал стягивать с себя пальто в порыве благородства.              К удивлению Аддамс стоит им пройти чуть дальше в горы, они укрываются от ветра за кронами деревьев. Холод все еще пробирает до костей, но морозный воздух больше не обжигает легкие при каждом вздохе, а глаза не заметает снег.              Еще издалека Уэнсдей замечает строение, упомянутое ранее Ксавье. Точнее полуразрушенный замок, что рассекает черным силуэтом башен небо. Он выглядит величественным и мрачным, его левое крыло почти превратилось в руины. Уэнсдей отмечает что, от этого он смотрится совершенно очаровательно.              Они добираются до каменного моста и уже вблизи Аддамс может рассмотреть зубчатые башни и лаконичность форм романского стиля. Уэнсдей хочет запечатлеть в своем сознании образ этого замка, который вырастает из горы, как часть ландшафта, построенный руками человека из мертвого камня и разрушенный изменчивой природой. Девушке еще не доводилось видеть ничего настолько совершенного.              Пока в душе Уэнсдей взрываются маленькие фейерверки от созерцания прекрасного, Ксавье берет ее под руку и тащит ко входу. Тяжелая дверь поддается, и они оказываются внутри. Интерьеры замка выглядят в разы целей, чем его внешний вид. Путников тут же обволакивает тепло, они замечают разведенный огонь в камине и переглядываются. Очевидно, кто-то есть в замке помимо них. Но идти больше некуда, потому они решают стать соседями таинственных незнакомцев, обитающих в замке, и садятся погреться у камина.       Вещь выползает из-за шиворота Аддамс и, немного пошатываясь на окоченевших пальцах, подбегает ближе к огню. Стоит ему отогреться, как он тут же начинает жестикулировать. Из его бесконечно долгого рассказа Уэнсдей понимает, что подобное место может быть вампирским родовым гнездом. Аддамс и Торпу незачем бояться каких-то диких вампиров в лесах Румынии, когда еще в этом году они сражались с Хайдом и Крекстоуном.              Ксавье молчит, а Уэнсдей, как ей кажется, совершенно незачем начинать разговор. — Ты не ответила ни на одно из моих сообщений, — прерывает тишину Ксавье. — Я их прочитала, — тут же без раздумий отвечает Аддамс.              На что Торп лишь хмыкает и бормочет себе под нос: «это вполне в твоем стиле».              Ксавье хочет спросить, почему она его избегала весь год: не садилась вместе на лекциях, не появлялась в зале тайного общества, он ни разу не видел Уэнсдей у мастерской, а когда он сам пытался поговорить с ней, то девушка словно исчезала. Ксавье был уверен, когда не считал себя просто помешанным параноиком, что она делала это специально, оставив для него только сухое приветствие или кивок головы. Это ранило сильнее, чем могло бы, что тоже стало открытием для Торпа. Ведь Аддамс уже отвергла однажды его дружбу, не поверила, выбрала Тайлера, ложно обвинила и посадила за решетку. В те моменты Ксавье казалось, что все мосты сожжены. Но эта невыносимая девушка опять появлялась в его жизни, смотря открыто немигающим взглядом из-под челки цвета вороново крыла. Стоит Торпу закрыть глаза, и он снова видит ее спину, развивающиеся длинные косы, когда она загораживает его от летящей стрелы. Парень совсем не понимает мотивы ее поступков, однако не может перестать ждать, что же она сделает в следующий раз. Но есть один вопрос, который не дает покоя Ксавье больше прочего. — Почему Тайлер? — спрашивает Торп. Это действительно тревожит его. Как девушка, больше всего желающая знать правду, ведется на ложь. — Это какая-то викторина? — Бииип, — Торп издает звук, похожий на гудок машины, — кто-то решил уйти от ответа?              Уэнсдей морщится, она не собирается быть таким человеком, самым худшим из всех видов собеседников, по ее мнению. Но в ее планы не входило делиться подобной информацией с кем-либо, особенно с Ксавье.        — Потому что он хайд, разве для меня могла бы найтись кандидатура логичней? — отвечает Аддамс вопросом, который не требует ответа, и хочет уйти, в попытке закончить разговор.              Но Торп успевает схватить ее за руку.        — Это лишено всякого смысла, если вспомнить, то хайдом ты считала меня.        — Очевидно, что мне нравятся настоящие чудовища! — на губах Аддамс появляется улыбка. Она злится, что этот разговор все еще продолжается.              Ксавье притягивает ее ближе к своему лицу. В полумраке залы, освещенной лишь камином, она видит блики пламени в широко распахнутых глазах Торпа.        — Так, значит, он тебе на самом деле нравился? Что это все значит? Почему ты избегала меня весь год? — платина спокойствия развалилась, столкнувшись с холодным тоном Аддамс. И Ксавье захлебнулся чередой вопросов.              Повисла тишина, тяжелый взгляд девушки прожег Торпа насквозь. Уэнсдей словно осуждала его, как будто он нарушил какое-то негласное правило.        — Я не собираюсь комментировать подобное, — Уэнсдей вырывает руку и бросает в лицо Ксавье его шарф.              Быстрый стук шагов эхом разлетелся по пустым залам. Однако, не успела девушка завернуть в коридор, как позади нее раздался крик. И он точно принадлежал Ксавье, что опять кричал от боли. Уэнсдей остановилась и оглянулась назад.              Входная дверь была распахнута и через нее со свистом залетали снежные комья. Торп лежал на спине, он снова был в крови, а к его шее склонялось существо, похожее на помесь человека и грызуна. Оно стояло на четвереньках, у него было непропорциональное голое тело с большой головой, вытянутой мордой и короткой шеей, местами покрытое серой шерстью. Существо, скорее всего, от удовольствия, получаемого от еды, шевелило длинным, лысым хвостом, который извивался словно червь.              Уэнсдей побежала обратно, бросив взгляд на Ксавье. Когда их глаза встретились, он все еще был жив.        — Уходи, — одними губами проговорил он. — Готовься, Вещь, — тихо сказала Аддамс, собираясь атаковать монстра со спины.              Вертикальные зрачки желтых глаз уставились на Уэнсдей, существо открыло пасть, из нее стекала кровь Торпа вперемешку со слюной.        — Уэээнсссдееей! — слышит она свое имя, сопровождаемое истошным ревом.               Девушка в замешательстве. Живой и невредимый Ксавье зовет ее по имени, смотря с тревогой, придерживает за талию, чтобы она не свалилась на пол. Аддамс понимает, что в какой-то момент ее накрыло видение. Чем больше она использовала свой дар, тем сложнее было отличить реальность от альтернативной картины будущего.        — На чем мы остановились? — хрипит Уэнсдей — Ты хотела сбежать, после того, как сказала: «кандидатура Хайда самый логичный вариант».              Аддамс поморщилась и уже более уверенно встала на ноги.        — Пошли спустимся в подвал, — Уэнсдей хотела как можно скорее убраться из залы, где произошло нападение монстра. Существо пришло снаружи, и раз они не могут покинуть замок, то стоит отыскать в нем наиболее безопасное место.        — Что, зачем? С чего ты вообще решила, что тут есть подвал? — Кажется, ты хотел раздобыть выпивку, а у каждого уважающего себя замка должен быть винный погреб, — сообщила Уэнсдей, как будто ничего не могло быть логичней в этой ситуации. — Время встречать Рождество! Часы на башне пробили полночь.