Часть 1
5 декабря 2022 г. в 09:01
"Ариэль помнит то, что другие позабыли."
Так она убеждала себя, силясь сохранить связь с реальностью, – несмотря на то, что ее состояние было далеко от принадлежащего к чему-то материальному и осязаемому. Счет времени она давно уже потеряла: часы, дни, года – разницы не было никакой, они все слились в один невыносимо тягучий поток. Ощущения и события тоже смешались в комок, в котором уже сложно было различить, что было ее собственным опытом, а что принадлежало другим, и большую часть своего вынужденного "досуга" она проводила, гадая, какие воспоминания настоящие, а какие – попытки ее воспаленного воображения поставить себя на место всех, кого она знала.
"Но знай, что касается тебя и этого чистилища, из которого ты так жаждешь выбраться… ты едва у его порога."
Вот опять. Раз за разом у нее в голове возникают эти слова, но она безнадежно забыла, кто и когда сказал их. Но кто бы это ни был, он явно предвидел весь тот вторящий самому себе кошмар, который она сейчас переживала. Мог ли произнесший эту фразу предсказывать будущее? Возможно, это был Хранитель времени? А может, это была очередная насмешка от Каина, при виде которого она каждый раз впадала в бессильную злобу, но ничего не могла с ним сделать? Ариэль прислонилась лбом к тому, что осталось от Колонны равновесия и сжала руку в кулак в тупом приступе тоскливого гнева. Если бы у нее было тело, то из-за впившихся в кожу ногтей у нее выступила бы кровь, но вместо этого фантомные кончики пальцев просто прошли сквозь ее же ладонь.
И тут до ее слуха донеслись осторожные шаги.
Она встрепенулась. Это был звук, который заставлял ее позабыть о своих страданиях хотя бы на короткое время. Это был звук, означавший, что она наконец-то не одна в полуразрушенном зале с обвалившимся Колоннами, в заточении стен которого она провела уже не одно столетие. Покалеченный и иссохший силуэт был редкой, и, пожалуй, единственной усладой для ее взора, ведь за ним скрывалась все еще живая, а главное – родственная душа.
Он тоже пострадал от гордыни Каина, он тоже провел сотни лет в казавшейся бесконечной пытке, его лицо тоже было изуродовано, но в конце концов это не имело такого уж большого значения, потому что Ариэль видела в нем прежде всего того, кто разделял ее одиночество с пониманием и состраданием.
– Ты вернулся. – Ее губы дрогнули в едва заметной улыбке.
– Да, – коротко ответил Разиэль.
– Если ты здесь, то, полагаю, твоя охота еще не окончена, – осторожно отметила она.
– У меня есть вечность, чтобы добиться своего.
Хотя она прекрасно понимала его желание отомстить Каину, каждый раз, когда он появлялся у Колонн, она ловила себя на эгоистичной мысли, что хочет, чтобы он никогда не достиг своей цели, а продолжал приходить сюда до скончания времен. Конечно, она не могла сказать ему этого – ей пришлось сделать усилие, чтобы признаться в этом хотя бы самой себе. А когда это произошло, воспоминания о ее прежней, давно потерянной любви взметнулись волной и накрыли ее с головой, отчего она почувствовала одновременно укол совести и отвращение к своему прошлому.
Разиэль сел на краешек платформы, на которой были возведены Колонны, и уставился куда-то вперед взглядом пустых, тускло поблескивающих глаз.
– Почему ты молчишь?
– А что мне сказать? Я снова поднял руку на одного из своих братьев. Есть грехи, отмыться от которых не получится никогда.
Она не нашлась, что ответить, поэтому, осторожно приблизившись, молча положила руку ему на плечо.
Блеклое носготское солнце угасало с каждой минутой, уступая место ночи. Ариэль наконец решилась пристроиться рядом, на что ее друг отреагировал рефлекторным напряжением обнаженных мускулов, но через мгновение расслабился, как бы позволяя ей придвинуться еще ближе. Она легонько провела пальцами по его волосам, а затем мимолетным движением коснулась его лица. Тот лишь молча прикрыл глаза, принимая ее жест. В немом понимании они провели еще какое-то время, пока она не подняла голову и не взглянула сквозь зияющие дыры в куполе на черное небо.
– Посмотри, Разиэль! – В ее голосе еле слышно прозвучала радость.
Он последовал ее словам, и его взору предстали… звезды.
Их едва заметное мерцание с трудом пробивалось сквозь мутную поволоку, затягивавшую небо умирающего мира, но это были самые настоящие звезды, взиравшие сверху вниз на двух одиноких призраков. Завороженный, Разиэль не мог оторваться от их созерцания, но в конце концов он чуть дрожащим голосом вымолвил:
– Я уже забыл, как они выглядят… Как давно я в последний раз смотрел на ночные светила?
– Моя память подводит меня все чаще и чаще, но ночи, когда я видела звезды, я помню все до единой. Небо, усеянное ими, похоже на ночной город, где я росла и жила, любила и скорбела, пока смерть не настигла меня. Я позабыла лица, места, образы, но все еще помню свет тех огней…
Так они просидят до утра, прижавшись друг к другу и держась за руки, но с первыми лучами солнца Разиэль снова уйдет – и уже в последний раз. Снова потянутся часы, дни и месяцы, снова тоска будет сдавливать тисками ее душу, снова она будет с затаенной болью смотреть на то, что стало с ее родным миром.
Пока однажды ей не откроется истина.
Говорят, что правда горько-сладкая на вкус – она может быть суровой, страшной, и даже опасной, но принятие ее избавляет от тяжести на сердце. Когда Ариэль узнала правду, сначала она испугалась груза ответствености, что внезапно лег на ее хрупкие плечи. Потом ей стало невыносимо грустно от того, что судьба была немилостива к тем, кого она знала. Но затем, когда настал момент выполнить ее предназначение, она почувствовала облегчение, лишь немного омраченное тихой печалью, и в миг, когда она снова предстала перед Разиэлем, в ее глазах появился давно угасший свет.
"Пелена спала с моего взора. Моя душа, воссоединившаяся с моими предшественниками, была призвана сюда для последнего крещения клинка."
Ариэль поймала на себе его удивленно-тревожный взгляд. Он еще не знал всей правды, но очень скоро ему тоже предстояло встретиться с ней лицом к лицу – и она была уверена, что какой бы горькой она ни была, послевкусие останется сладким. Поэтому, когда он, снедаемый смятением, неуверенно протянул ей трехпалую ладонь, которая по сравнению с ее собственной казалась чудовищной, она подала ему руку без тени сомнений.
Она произнесла свои финальные слова с чистой совестью и легким сердцем. Она знала, что он не будет снова бежать от своей судьбы, и втайне надеялась, что в награду за это сияние стихии духа сможет исцелить его истерзанную душу. И последнее, что она увидела перед тем, как крупицы ее сущности окончательно растворились в призрачном клинке – яркие всполохи пламенных звезд, теплых, как давно забытые чувства.