списки.

Саша двигает кран левее, так что пар становится только гуще, поднимается под потолок быстрее; запотевшие отпечатки на высоких стенах и зеркалах делаются ярче, кожа, опалённая кипятком, — краснее. Над поверхностью воды остаются только ладони, сжимающие корпус телефона, и половина головы. Он всё гипнотизировал последнее отправленное ещё утром сообщение Мише, выжидая, когда на нём хотя бы отобразится значок «прочитано». Саша уже ждал лёжа в кровати, сидя за столом, в очереди в магазине, и надеялся, что горячая ванна его отвлечёт и избавит от маниакального желания каждую секунду заходить в диалог с Москвой, но тщетно. В какой-то момент вселенная сдалась и послала Саше входящий вызов, но не от Миши, а от Софии. Питер, прекрасно зная, по каким причинам ему звонит Гатчина, сбросил. Он совершенно не настроен сейчас что-то слышать про работу, а особенно про ту, которую нужно переделывать. Второй раз вселенная сдалась правильно: вверху экрана высветился любимый контакт Миши, и Саша, по неаккуратности перелив воду через край ванны, выпрямился, прижимая телефон к уху. — Ты занят? — вопрос в динамике раздаётся в тот же момент, как только Питер принимает звонок. Саша критически оглядывает обстановку вокруг себя, но решает, что для Москвы он вполне свободен. — Пересмотри свой отчёт о финансах. — А что с ним не так? Я проверял его перед отправкой. В ответ Саша услышал искаженное сотовой связью цоканье. — Статьи расходов пересмотри, — на фоне раздражённого голоса послышался спешный стук клавиатуры. — Сразу поймёшь. Петербург устало помассировал виски. — Миша, я не умею читать мысли, — мягко возразил он. — Скажи, что нужно исправить, и я исправлю. Цоканье повторилось, но в этот раз к нему добавилось загнанное «пу-пу-пу». — Блять, ладно, я сам исправлю, — Саша практически видит, как Миша на том конце провода махнул рукой. — Отдыхай. — Подожди, — спешно позвал его Питер до того, как звонок бы завершился. — Ты видел, что я отправил тебе? На пару секунд повисла тишина, в которой спрятались или попытки вспомнить, или попытки догадаться. — Конечно, — фыркнул Москва, выбрав самый безопасный ответ. Саша же был строго не уверен, что Миша говорит правду. — Хорошо, я специально тебе отправил это сегодня, чтобы у тебя было время до пятницы, — вкрадчиво произнес Питер, выделяя интонацией каждое слово. — Пожалуйста, не забудь. — Надеюсь, это не похоже на бред, который мы на прошлых выходных делали, — откровенно кинул Миша и тем самым лишь подтвердил, что ещё не видел ничего из того, что ему отправил Саша. — Я не забуду. — Не забудь, — вторит Питер, и в этот раз звонок обрывается. Сашу даже не задело, что Москва назвал их занятие на прошлых выходных бредом. Саша сам не в восторге. Петербург был научен горьким опытом прошлого столетия и до смерти напуган собственной интуицией и поведением Миши. Откровенно говоря, Саша метался в сомнениях, ставить ему крест на Москве или нет; нужны ему такие отношения или нет. Короткий ответ: «Да», длинный: «Нет». К сожалению, Питер не может просто так перечеркнуть историю длиною во всю его жизнь и оставить Мишу откисать в одиночестве. И в это же время, Питер как раз не может перечеркнуть свою историю, чтобы лечь плашмя на минное поле и надеяться, что взрывы его не заденут. Фигурально. Вместо того, чтобы найти психолога, хотя бы семейного, с которым минимальную терапию мог получить и он сам, и Миша, Саша врачом возомнил себя. Он положил перед Москвой свой художественный набор и приказал рисовать самого себя, и, чтобы всё было честно, сел рядом делать то же самое. Эта практика познания (а именно это Питеру и нужно — познать новую ипостась Москвы) могла бы и привести к успеху, но Саша не умеет считать, поэтому все его расчеты были пусты. Питер изобразил себя прекрасным цветком в высокой вазе: пусть и в неволе, но он смог зацвести. Москва изобразил себя собой. И никакой образности, никакого потаенного смысла. Саша нервно сгибал края листка в руках, пока Миша негодующе причитал: «не знаю, как ты, Саш, а я себя цветком в горшке никак не вижу». Не сказать, что вечер был полнейшим разочарованием. Петербург смог для себя уяснить, что Москва всё ещё прямолинейный и несколько приземлённый. Каким он всегда и был, впрочем. На основе этого Саша уже мог двигаться дальше и на эти выходные подобрал им другое занятие, не требующее никакой образности. — Я не забыл, — язвительно произносит Миша, небрежно кидая на стол сложенный пополам квадратный стикер. — Я ценю это, — тяжко вздыхает Саша и кладёт на столешницу свой лист. — Сначала списки вещей, которые мы бы друг в друге изменили. Кто начнёт? Москва деловито что-то пролистнул в своём телефоне, пожимая плечами. — Одновременно? Петербург согласно кивает: самый резонный вариант. Они разворачивают листы вместе, и в воздухе повисает напряженное молчание. Саша поджимает губы и поднимает взгляд, пытаясь различить хоть какие-то эмоции на безучастном Мишином лице. Затем снова возвращает внимание на листок и чувствует, как собственное сердце учащает ритм. — «Ничего»? — Саша возвращает лист на стол, будто напоминая его содержимое Мише. — Да, я в тебе ничего не хочу менять, — невозмутимо подтвердил он. Нахмурился, зачитывая с листка: — «Нежелание что-либо делать с режимом дня». Что это значит? Питер переминался на стуле, робко пытаясь подобрать слова. — Понимаешь, я думаю, что у тебя могло бы появиться больше свободного времени, если бы ты пересмотрел своё расписание, — осторожно объяснил Саша. Миша напротив него прыснул. — А работу куда мою денешь? Или хочешь сказать, я на ней хуи пинаю? Отнимаю у себя время? Может, ты, бездельник, мне расскажешь, как лучше быть столицей? — Не в этом дело, — строго возразил Питер. — Я лишь хочу сказать, что тебе удобно жить как попало. — Как попало, — передразнил Миша и вновь уставился на листок, перепрыгивая на другой пункт. — Хорошо, а «Излишний драматизм»? Ты меня в излишнем драматизме обвиняешь? — Я не обвиняю, — всплеснул руками Саша. — Но и не я устроил истерику из-за фразы «Лучший чизкейк в моей жизни был в Нью-Йорке». Москва сложил руки на груди и нервно затряс ногой, не выдав ни слова. Только окинул Питер разъярённым взглядом. Саша этот зрительный контакт стойко выдерживал, возвращая Мише недовольное выражение лица. — Перестань воспринимать каждый комплимент иностранным городам как предательство, — сдался Саша, ударяя ладонью по столешнице. — Надо было это в список добавить. — Я тоже бы дописал: присоединил бы тебя к твоей любимой Финляндии, — Миша рывком поднимается из-за стола. — Чтобы загнивающая Россия больше тебе жизнь не портила. За Мишей дверь с грохотом закрылась. Саша опустил голову на руки. «Мда» — мрачно буркнул он себе под нос. Это был вечер пятницы, а впереди маячили ещё два выходных, заведомо не самых приятных. И Миша не знает, но он только что завалил ещё один тест «Есть ли смысл пускать тебя на порог дома или уже нет». Ссориться с Москвой стало новой привычкой. Ещё в прошлом году Миша лишь любовно подъёбывал Сашу за всё то, от чего сейчас взрывается. Их шутка о шпионаже Питера в пользу Европы, основанная на высмеивании Мишиной шизы из прошлого века, какое-то время назад перестала вызывать у него улыбку, а теперь и вовсе стала оружием, мол, Саша же всегда тонко намекал, что нечестен. Когда-то Питер уже проходил этот путь смирения к непрекращающимся обвинениям и, видит бог, если бы Миша не выкинул из своей памяти шестьдесят лет жизни, тоже мог бы проследить некоторые знакомые паттерны в своём поведении, тревожные звоночки. Саша прокрутил в мыслях несколько последних конфликтов с Москвой, и злость вспыхнула с новой силой. Он подтянул к себе телефон и настучал сообщение так быстро, как только смог: «Вэйно бы относился ко мне и к тому, что для меня важно с большим уважением, а не писал бы один пункт, не содержащий никакого смысла в себе». Ах, а как же яростно Мишенька в своё время обещал, что никогда такого больше не повторится. Саша, наивный дурак, беспрекословно верил. И пусть Миша теперь не приходит к нему в кровать: некомильфо должно быть столице с предателями родины спать. Дулся Питер, конечно, сильно, но, когда Москва действительно ночью не пришел, напрягся. Обижаться друг на друга и избегать встречи в огромной квартире легко, но неужели Миша даже не заинтересован в примирении? Саша открывает их диалог и не находит там никакого ответа на последнее сообщение, но оно хотя бы просмотрено. Выше, в закрепленном, он видит свою просьбу составить список из пяти вещей, которые Миша бы в нём изменил, и из пяти вещей, которые Миша в нём особенно любит. До второго списка они так и не дошли, да оно и к лучшему. Саша не удивился бы, увидев в списке от Миши лаконичное «Всё». Или, ещё хуже, такое же «Ничего» — ничего не хочется менять, ничего не нравится. Да и встречаются они вообще только для удобства. А вот Питер со своим списком запарился. Он в эти пять пунктов больше души вложил, чем в финансовый отчет, к которому Миша приёбывался. Даже в списке вещей, которые Саша хотел бы изменить, он не написал ни про музыкальный вкус, ни про халатное отношение к культуре — проявил максимальное почтение к предпочтениям Москвы. Пусть «приятный» топ-5 уже был составлен и на эмоциях порван, Саша почувствовал невероятное желание переписать его. Пошелестев фантиками в прикроватной тумбочке, он вытащил записную книжку и карандаш. На вырванном из середины листе сразу же было выведено хладнокровное «Ничего». Чтобы мысленно уничтожить Москву, Саша ещё закинул его в чёрный список, и только тогда со спокойной душой лёг спать ровно на середину кровати, чтобы у Миши не было даже шанса прилечь рядом, если бы он пожелал извиниться. Проснулся Саша благодаря Неве. По привычке принял странное копошение у себя под боком за Москву, но быстро вспомнил, что они друг друга избегают. — Какой козёл, — поражённо вздохнул Питер, не обнаружив в прихожей обуви Миши. — Если я узнаю, что он в свою Москву от меня сбежал, я ему шею сверну. Нева поддерживающе мявкнул и завертелся под ногами. Он, вероятно, больше мечтал сейчас о еде, нежели о мести, но обсуждать Мишу ему тоже всегда нравилось. Саша был раздражённым, обиженным и преданным. Уйдя в свой внутренний монолог, он забыл, куда поставил чашку, и щедро пролил молоко мимо. Обвинил в этом Мишу: он приучил пить по утрам кофе с молоком. Перспектива что-то ещё готовить вообще не улыбалась. Саша накормил Неву сухим кормом, себя — печеньем, и вернулся в постель доживать эти драматически отвратительные выходные. Ближе к двум часам дня входная дверь тихонько открылась. Слух Питера уловил этот знакомый скрип с первого этажа и последующие мягкие звуки шагов. — Дорогой, ему хватило наглости вернуться, представляешь, — фыркнул Саша, важно подтягиваясь выше на подушках. Нева на соседней стороне кровати перевернулся на другой бок, повторив фырканье. У Питера оставалось меньше минуты, чтобы состроить самое страдальческое выражение лица, на которое он только физически способен. Миша, проявляя чудеса воспитания, постучался в дверь и даже не сразу поспешил войти в комнату, оставляя Саше возможность послать его нахуй. Но Саша не послал — гордо молчал и не поднимал взгляд, когда Москва-таки оказался в спальне. — Удивлён видеть Вас у себя дома, Михаил Юрьевич, — Питер монотонно щёлкал кнопки на пульте, переключая каналы. — Что же Вы в родную Москву не отправились? Москва шумно вздыхает и преграждает Саше обзор, усевшись на кровать перед ним. — У меня для тебя есть кое-что, — загадочно стрельнул глазками Миша, демонстрируя Питеру небольшой подарочный пакет. Питер без особого восторга переводит взгляд на лицо Москвы, с которого ещё не сошёл румянец от февральского холода, и пакет не трогает. Конечно, Михаил Юрьевич у нас только откупаться может. Миша настроение Питера считывает безошибочно и потому сам решает сделать обзор на подарки. Причём сразу начал с козырей, чтобы поскорее закончить этот спектакль. — Саша, это билет в Париж, — Москва взял его двумя руками, с гордостью вручая. — Ты должен успеть слетать, пока Пьер не превратил твою рабочую визу в тыкву. А. Питер последнюю фразу не совсем понял, но, чего греха таить, это может быть потому, что он искренне поражен. Он отлип от подушек и, не веря, взял билет пальцами за свободные края, читая текст. Миша действительно притащил ему настоящий билет во Францию. Миша, который с нового года трясётся от каждого упоминания Запада. Во Францию, вполне себе европейскую. — Но это не всё, — перебил Москва едва открывшего рот Сашу. Он оставил билет в его руках и снова нырнул в пакет, вытаскивая из него красивую коробку. — Я полночи гуглил, где у тебя продаются лучшие чизкейки. С твоим Нью-Йорком это, может, и не сравнится, но я специально дегустировал — вкусно. — Миша, я… — И смотри, там билет на следующие выходные, — опять перебил Миша и потянулся к прикроватной тумбочке: поставил на неё коробку с чизкейком. — Мне давно нужно заехать к Алёше, подключить ему колонку, а это обычно надолго. Ты эти выходные как раз в Париже проведешь. Я буду скучать, но переживу одну недельку. Москва трепетно заправил волосы Саши ему за ухо, хлопнул в ладоши и на секунду сделал очень задумчивое лицо, перебирая в голове все этапы своего плана. — И! Мы вчера не обменялись списками вещей, которые нам друг в друге нравятся. Саша одними губами прошептал что-то едва ли цензурное. Он в одно мгновение меняет билет в своих руках на лист из блокнота, скользя взглядом по скупым буквам. Нет, ему не приснилось: он действительно написал там только одно слово, передразнивая противоположный список Миши. Вчера ночью это не казалось таким непростительным решением, как в данный момент. Москва был на кураже. Он полностью удовлетворился реакцией — легким оцепенением и удивлением — Саши на его подарки и чувствовал себя на вершине мира. Миша поэтому выхватывает у Питера лист, не реагируя на возмущенные восклицания. Саша по выражению лица Москвы отмеряет, как с каждой секундой он с вершины вселенной опускается на землю, мрачнеет и затихает. — Миша, я писал это на эмоциях, — оправдывается Питер, хватая Москву за плечи. Миша понимающе кивает и даже растягивает губы в улыбке. — Я понимаю, — он сминает бумажку и убирает в карман брюк. — Я вообще не выспался сегодня. Я пойду пару часиков поваляюсь. И он, наверное, действительно понимает, что Саша писал это не просто так, а в отместку за нервозность, но огонёк азарта в сапфировых глазах неизбежно потух. Саша давно не чувствовал себя таким мудаком. Когда Миша прикрыл за собой дверь, он ощутил очень стойкое желание самому себе въебать. Интересно, Москва видел, что Саша его ещё и в черный список добавил? Было бы славно, если нет. Миша в свой выходной проснулся пораньше, чтобы купить Питеру и торт, и билет на самолёт, и всё это, чтобы загладить свою вину — а его в унизительном чёрном списке держат и одним «Ничего не нравится» добивают. Петербург подтягивает к себе пустой пакет, собираясь механически убрать туда все подарки, но замечает на дне последний сложенный лист. «Только этого не хватало» — восклицает в своей голове Саша и очень несмело подхватывает листок. Перед тем, как прочитать первые слова, задерживает дыхание. «1. Несмотря на то что в последнее время я постоянно на тебя срываюсь ты не обижаешься, а стараешься разговаривать со мной. А я стараюсь держать себя в руках.» …Ну нет. «2. Ты заставляешь меня говорить с тобой о нас. Мне кажется мы до сих пор вместе потому что ты заставляешь нас всё обсуждать. И писать такие списки. :)» Питер приложил свободную руку ко лбу. Лист а4 был исписан полностью мелким Мишиным почерком. «3. Я знаю что ты хотел бы готовить филе элитных эскортниц тушеное с алмазами в соусе из золота, но ты готовишь для меня мои любимые самые простые блины и борщи. Ты вкусно готовишь» Блять. Блять. «4. Ты ходишь со мной в церковь когда я предлагаю. 5. Возможно ты никогда не сможешь трахнуть меня но тебе на это всё равно. Из-за этого ты даже никогда не изменял мне хотя знаешь, что я бы воспринял это нормально» 6. Мне никогда с тобой не скучно (даже в театре)» Чёрт. «7. Я постоянно ругаю твоих друзей, но ты продолжаешь их защищать, поэтому я знаю что ты защищаешь меня когда они меня ругают. 8. Ты красивый» Саша недосчитался десятка запятых, но глаза у него уже на восьмой строчке заслезились явно не от безграмотности. Миша писал щедро, уйдя далеко за намеченные пять пунктов. «9. Ты смешной когда набухаешься» На этой строчке Саша смог отдохнуть от сентиментальных чувств, недовольно закатив глаза от прочитанного. «10. Ты никогда не работаешь но с какого-то хуя у тебя всё всегда хорошо сделано 11. Ты знаешь обо мне слишком много, но никогда не воспользуешься этим против меня (я не считаю тебя шпионом) 12. Даже час лежать с закрытыми глазами рядом с тобой меня восстанавливает лучше чем пять часов сна дома 13. Тебя моя кошка обожает» Господь. «14. Ты не будишь меня и не прогоняешь на другую кровать когда я мешаю тебе спать 15. Как я влюбился в тебя два века назад так до сих пор не могу разлюбить. Наверное, ты меня приворожил» Саша смотрел на этот лист ещё с минуту, не моргая. Не сказать, что ему хотелось расплакаться, но уголки глаз неприятно жгло, и всё внутри позорно сжалось. Петербург сложил лист, как было, приглаживая подушечками пальцев линию сгиба. Вместе с ним в пакет вернулся билет и чизкейк. Нева, провожая все безмолвные действия своего хозяина внимательным взглядом, махал хвостом. Потом Саша наконец-то улегся на кровать, потрепал кота между ушей и потянулся к тумбочке выискивать свой блокнот.

***