Я нарушила закон, я попала на любовь Чтобы больше не нашёл, меняла сотни адресов Миллионы тысяч раз обещала, что уйду Я сама не понимала, я была будто в бреду
Анечке, оказывается, уже исполнилось восемнадцать, и она может приехать на вечеринку без предупреждения и без особого приглашения. Её хитрые коньячные глаза так и сверкают желанием получить всё от этой жизни, и некой вседозволенностью. У Анечки внешний вид с иголочки, жемчужная нитка на тонкой шее, красивые золотые сережки (кажется, с рубинами), перчатки шелковые, и на фоне всей этой идеалистичной картинки почему-то выделяются губы, потрескавшиеся от холода. Как будто на бальзам времени не нашлось. Шлейф цветочных духов, куда бы она не шла, мягкие, почти шелковые каштановые волосы. В тусклом свете бара Щербакова все равно выглядит великолепно, пусть она и не привлекает к себе особого внимания, но Женя все равно не может оторвать от нее взгляда, ну и черт бы с этим. – Привет, – обворожительно улыбается Анечка. – Здесь есть, где упасть со стаканом воды? – Может, чего покрепче? – предлагает Женя, и склоняет голову. Аня, тебе же восемнадцать. Не будь занудой. – О, нет, спасибо, мне завтра на съемки. На Анечке длинное черное платье, которое делает её ещё более изящной, даже пусть и не так видно ноги, но ей этого и не нужно. Небольшой каблук – максимум. Женя непроизвольно думает, когда снова искоса смотрит на Аню: черт, в это можно влюбиться. В это нужно влюбляться. В таких тонких девушек с искристым взглядом, легкими взмахами тонких запястий; внутри которых есть какой-то секрет, который они никому никогда не расскажут, даже при смерти. Такие никуда не денутся, не исчезнут. Она не знает, как влюбляться в таких идеальных девочек. Она знала только, как любить Этери, но здесь это уже не имеет никакого значения. Никакого, мать его, значения с прошлого года. – Здесь так много людей, – подмечает тихо Щербакова, когда оказывается рядом с Женькой. Та согласно кивает. Некоторые люди кажутся незнакомыми, но в основном здесь все их знакомые из фигурного катания, некоторые – из СМИ, даже парочка блогеров и певцов затесались. Медведева хоть и чувствует себя уже уверенно в такой толпе, чувствует, что Анечке здесь не совсем уютно. – Пришла по приглашению? – наклоняется с вопросом Женя, и в её легкие внедряется аромат мимозы, оседает осколками под ребрами, и она пытается вдохнуть ещё раз, но воздух уже закончился. Весь. – А, почти. Мальчики позвали, – так легко и непринужденно. Медведева отпивает немного шампанского из своего бокала. Её уже активно зовут обратно на танцпол, но она не хочет. Она хочет остаться рядом с Анечкой, от которой так дурманяще пахнет мимозой, с которой так комфортно, к которой так хочется поближе прижаться. – Как твои дела? – спрашивает Женя, и пузырьки алкоголя ласкают нёбо. – Все хорошо, – отвечает она просто и спокойно, – знаешь, я думаю, нужно уехать в следующем году в Европу, потренироваться. Просто попробовать. Сменить обстановку. Женя закусывает нижнюю губу, отставляет свой бокал подальше, и как будто ненароком придвигается к Ане ближе. Здесь шумно, не правда ли?.. – Ты ведь всегда отказывалась. Анечка пожимает плечами, и будто задумывается над ответом, хотя Женя чувствует: вот он, на поверхности. Здесь не нужно отмазок и долгих слов, только искренность. – Я подумала, что это хорошая возможность, пока я, ну... не участвую. Медведевой привычно больно от таких слов, ведь своя травма похоронена где-то под паутинкой прошлого. Хочется ещё бокал шампанского, а ещё лучше – сигарету, выйти на веранду в трескучий холод, чиркнуть колесиком зажигалки, и успокаивать Анечку, говорить, что всё обязательно будет хорошо. Неискренне улыбаться и подбадривать, как умеет. Вместо этого она наклоняется к Ане, и её аромат не оставляет ничего, кроме как сказать тихо на ухо: – Ань, давай уйдем в более укромное и тихое место. Та соглашается, и берет Женю за руку, отчего в груди отчаянно колет. *** Аня сдается, когда её спрашивают, не потеряла ли она после травмы искру. Так ведь бывает со многими известными фигуристками, особенно которые уже выиграли все самые важные турниры. И после такого сложно вернуться на соревновательный лёд. Аня не знает, как объяснить, существуют ли вообще слова, чтобы описать, что она потеряла. Нет, не смысл жизни, Щербакова продолжает жить, чувствовать, что-то делать. Но какая-то связь между ней и Хрустальным потеряна. Хотя одна ниточка, связывающая её с этим местом, осталась, и тревожит её натянутостью в груди. Поэтому она приходит на вечеринку, где есть Женя Медведева, отлавливает её взглядом, встает рядом, будто ненароком, заводит светскую беседу. Женя теплая, очень. Она будто изнутри наполнена этой жизнью, сверкает, оставляет вокруг себя мириады искорок, что-то говорит ей на ухо, прижимается, чтобы лучше было слышно, и Анечка чувствует что-то тянущее внутри. Она уже чувствовала это раньше, но всё закончилось разбитым сердцем и последующей тревожностью. – Видишь, здесь никого нет. Она кивает. Какая-то полутемная комната на втором этаже здания с диванчиком и телевизором с приставкой. Комната отдыха, как она правильно понимает. И здесь их точно никто не достанет, так как у Женьки есть ключ от комнаты. С нижнего этажа громким гулом колонок доносится: Ты знаешь – это не больно Ты знаешь – это серьёзно Я просто так и хотела Быть с тобою слишком взрослой Анечка слегка вздрагивает. Слишком похоже было на её жизнь. Прошлую. – Ты взяла шампанское? – спрашивает она у Жени. – Ты же не пьешь. Завтра съемки, – поднимает она левую бровь и смотрит хитро. – Бокал можно. – Я скоро вернусь. Анечка остается одна, и откидывается на спинку невероятно мягкого дивана. Да, ей определенно нужно расслабиться. Особенно в компании с Женей. С ней хорошо и комфортно. И есть что-то ещё, что волнует Щербакову, заставляет быть с ней дольше наедине. Она не понимает, почему Женя не всегда ей отвечает в телеграме, пытается избежать приглашений на встречи под соусом "много дел", а затем на случайных встречах или шоу встает около неё и прижимается ближе. Будто Аня дура и ничего не понимает. В этом нет никакого смысла. – Тебе подойдет белое полусладкое? – спрашивает Женя, тихо вернувшись. Будто за секунду обернулась. Аня кивает. Конечно, подойдет. И конечно, бокал, не нужно меньше. Они говорят о каких-то дурацких вещах, о фигурном катании, о сплетнях, о Саше с Марком, о любви Этери к собакам, о новой арене, съемках, Первом канале, предстоящем Новом годе, страхах, обещаниях, первых подростковых влюбленностях... А потом Женя её целует. Не так, как она представляла – не нежно, не ласково, кладя руки на талию; а прикусывая нижнюю губу, обводя языком сухие губы (да, Ань, бальзам все же стоит прикупить), подаваясь вперед телом, увлекая в долгий и пьяный поцелуй с послевкусием того самого белого полусладкого. У Анечки спазмом сводит ноги, а ногти цепляются за полуоголенные плечи Женьки. И больше отказывать она просто не может. У нее отсутствует в крови специальное противоядие Жене Медведевой – её глазам, её рукам, её губам. Они целуются жадно, отчаянно страстно и совсем не нежно. Будто обе берут от этого момента всё, что можно. Всё, что они обе желали где-то на задворках сознания. Анечка кусает шею, приятно пахнущую древесно-цитрусовым ароматом, ставит небольшой засос на ключице, и собирается расстегнуть первые пуговицы рубашки Жени, чтобы добраться до груди. Где-то внутри бьется мысль, что, возможно, им просто нужно поговорить. Прямо сейчас, пока ещё можно сделать шаг назад, прийти в себя, обсудить этот момент и жить как раньше. Но как поется в песне, "Я просто так и хотела, быть с тобою слишком взрослой". И Аня не хочет останавливаться. С губ Жени срывается тихий стон, потому что Аня уже водит языком по ее ключицам и ниже, касаясь упругой груди, обводя языком темно-розовые соски. И задыхается от запаха её тела, потому что это сладко, так тягуче, так томно-приятно, что свои последующие действия уже как идут в тумане. Словно на одном выдохе. В какой-то момент она будто видит себя со стороны: она заперта в одном помещении с Женей, которая ей на самом деле нравилась уже более полугода (ещё с чертовой Олимпиады, где Медведева все свое свободное время проводила с Камилой), они целуются, и сейчас это перерастет в что-то большее. Аня была с ней настоящей: влюбленной, страстной и живой. – Анечка, – прерывает её приглушенный вздох Жени, – Аня, ты... Ты серьезно этого хочешь или это просто под алкоголем? – Серьезно хочу, – отвечает Аня, положив голову ей на грудь. – Просто я не знаю, у тебя было, ну, с девушками... Щербакова молчит. Она не знает, что ответить на этот вопрос, поэтому опускается на колени к Жениным бедрам, чтобы ловить сдавленные стоны одни за другим. Чтобы чувствовать себя живой. *** Женя до сих пор не знает, как относиться к Ане и её визитам, внезапным, как она сама. Она для публики приторно-хорошая, немного озабоченная своей репутацией, послушная девочка в жизни и в постели, которая умеет подобрать ключик к Жениным желаниям. У нее вкусные духи, краткие, но важные разговоры по душам, и неизменный секс по пятницам, если нет других планов. Какая-то параллельная реальность, но другой и не нужно. Она уважает Аню, и поэтому не говорит, что любит. Анечка достойна только правды. – Придешь на следующей неделе? – спрашивает Медведева, когда та одевается. Невольно провожает взглядом роскошное белье от Hilfiger, так идеально подчеркивающее линии её тела. – Я уезжаю, – коротко отвечает Аня, застегивая блузку. – Куда? – В Европу. На тренировки. Я же говорила об этом. Сердце Жени пропускает удар. И снова. И снова её окутывает холод потери, который ощущается даже в кончиках пальцев. – Надолго? – На полгода. А там посмотрим. По крайней мере, у нее есть ещё пара дней. А там действительно посмотрим.Ты знаешь – нам уже поздно Ты знаешь – просто так надо И снова мы потеряли Наши чувства – пропаганда