Следы без контроля

      Эндрю не понаслышке знает, что значит слово «контроль». Оно преследует его повсюду. На сеансах психотерапии Би рассказывает о самоконтроле. Аарон во время ломки мог крикнуть, чтобы Эндрю сначала научился контролировать себя, а потом других. Ваймак, прекрасно знающий, что успокоиться Эндрю может только, когда попросит Нил. Но цену контроля из всех этих людей не знает никто. Непомерную цену, которую Эндрю больше не может платить. У него нет для этого ресурсов. У него нет для этого сил.       Капли крови проступают медленно. Постепенно. Сначала с одной стороны раны, затем с другой. Одни растекаются быстрее, другие задерживаются на месте. Первая. Вторая. Третья. Больше капель нет. Их заменили тонкие струйки, ручьем стекающие вниз и окантовывающие браслетом запястье. Пустого пространства на коже не осталось. Острие перочинного ножа режет по старым шрамам на предплечье, вскрывая их вновь. Пройдет несколько месяцев, прежде чем они обратятся из розоватого в белый. Местами все равно цвет будет неоднородным. Шрам будет рваным внутри, с уродливыми крапинками, потому что лезвие дошло до жировой прослойки. Эндрю не обратится в больницу. Не позволит наложить швы. Он будет до последнего перебинтовывать, а сверху бинтов натягивать черные повязки.       У Эндрю трясется тело. Болит спина и руки от напряжения. Голова кружится. Все вокруг плывет и кажется нереальным. Реальны только жгучая боль, покалывание и пульсация. Реально тепло, еще не остывшей крови. Реальны ее разводы на кафеле. И реален тихий стук в дверь. Миньярд готов поверить в Бога и начать молиться, чтобы с обратной стороны стоял кто угодно, но только не этот идиот.       — Эндрю? — голос спокойный, размеренный.       Стук не повторяется. У Эндрю зазвенело в ушах еще громче, чем прежде от злости, ненависти, отвращения. Дурак. Идиот. Придурок. От чувств просто разрывает изнури. Хочется биться головой об стену, упасть на пол и барахтаться, разбрасывать вещи, кричать. Хочется выпустить это все. Хочется ничего не слышать. Хочется лишиться эмоций. Но вместо этого Эндрю отводит руку в сторону, покрывает порезами внутреннюю сторону плеча. Единственное пустое и нетронутое место. Плевать, что ему понадобятся высокие повязки. Плевать на все. Он не может контролировать это. Он не может контролировать себя.       — Пошел к черту, наркоман, — отрезает Миньярд, стискивая зубы от отрезвляющей боли, когда лезвие входит глубоко мучительно медленно.       — Эндрю, я могу войти?       — Уходи.       — Я могу помочь?       Ярость затмевает разум. Эндрю ненавидит Нила сильнее, чем обычно. И на этот раз действительно ненавидит, а не подавляет другое чувство, вызывающее только ужас и желание сбежать подальше. Эта ярость сильнее всего на свете. Сильнее, чем страх перед словом «пожалуйста», сильнее, чем паника после очередного кошмара с Дрейком, отдающегося болью во всем теле. Сильнее, чем желание умереть. Эту ярость ничто не может контролировать. Даже Эндрю.       Миньярд хватает со стиральной машины фен, оставленный Рене, и швыряет его в дверь. Грохот, летящие по всей комнате пластиковые части. Все падает на пол, оставшиеся целыми детали трескаются. Это лишь на мгновение помогает перевести дыхание, но злость никуда не уходит. Она преследует по пятам, мешает просыпаться, мешает вставать с кровати, мешает существовать, и с ней не получается сделать ничего.       Слышатся шаги. Нил уходит. От этого факта у Эндрю все распирает внутри. Он со всей силы сжимает шторку душа, тянет ткань в стороны, сдергивает вниз, наступает босыми ногами на упавшие кольца, пытается разорвать и хрипит от ослепляющей боли. Нил ушел. Как Эндрю и хотел. Он попросил об этом дважды, и его требованию последовали. От этого было только хуже. Миньярд ненавидел. Так сильно ненавидел, что слезы лились по щекам, а в горле застрял крик. Он не хотел никого видеть, не хотел ни с кем говорить. Все его раздражало. Абсолютно все. Он ненавидел, прогонял, но не хотел, чтобы его бросали.       «Я ненавижу тебя, только не бросай меня».       Эндрю бессилен перед самим собой. Только он может себя контролировать, и никто не знает, чего ему стоит этот контроль. Остальные лисы считают его психом, но они и не подозревают, что перед ними предстает самая здоровая часть Эндрю. Все остальное он запихивает внутрь себя, подавляет, сдерживает. Каждый день он расплачивается за это. Каждый день хочет послать все к черту и потерять контроль. Но каждый день выбирает другой путь, потому что он слишком сильно ненавидит Нила, чтобы потерять и его вместе с контролем.       — Блядь.       Он осматривает ванную. Разбитое несколько минут назад в начале срыва зеркало, сломанный фен, разорванные полотенца, душевая шторка, разводы крови и ошметки блондинистых волос, которые Эндрю срезал тупыми кухонными ножницами в порыве злости, стараясь отказаться от самоповреждения. Ни то, ни другое ему не помогло.       — Я принес тебе мороженое.       Нил. Нил вернулся. Он все еще здесь. Все еще спокоен, все еще бесит, все еще говорит. Он опирается спиной об дверь и съезжает вниз, оказываясь на полу.       — Знаешь, ты в следующем году выпускаешься. Не думал продолжить играть в экси? У тебя явно талант.       — Заткнись, — Эндрю шипит, оседая на бортик ванны, трясущимися руками растирая не остановившуюся кровь, — Просто, блядь, заткнись и уйди к чертовой матери отсюда.       Он снова прогоняет. Но хочет, чтобы Нил остался. Он никогда не сможет понять сам себя. Понять, чего он хочет. Он хочет оттолкнуть и послать на все четыре стороны, и в то же время хочет, чтобы его не бросали.       — Нет, — отвечает Джостен, и Миньярд сжимает кулаки. Абсолютный придурок, — Я никуда не уйду. Можешь не открывать мне и не отвечать. Можешь меня прогонять, но я никуда не уйду.       — Ты идиот.       От этих слов не становится легче. Эндрю вообще редко становится легче от чего-то конкретного. Обычно ему просто нужно время или выпустить хотя бы часть пара. Сейчас его ярость просто стихает. Остается пустота, остается ощущение, словно весь мир растворяется, остается ненависть, но больше ему не хочется физической боли. Желание метать и ломать вещи становится не таким оглушающим. Пульс учащенный, дыхание сбитое, голова раскалывается, порезы горят огнем. Хочется курить до безумия. Задохнуться едким дымом.       — Принеси мне сигареты, — просьба звучит, как приказ, но Эндрю никогда не волновали подобные вещи. Шорох. И мягкий стук. Видимо, Нил достал свою пачку, — Сейчас открою.       — Дверь не заперта. Утром замок заел, и Мэтт выломал его.       Миньярд поднимает взгляд. Ему было слишком плохо, пиздец как плохо, чтобы закрыть за собой. И замок правда был сломан. Он слетел с петель. Джостен знал об этом. Прекрасно знал. И все равно не зашел, несмотря на то, что, наверняка, хотел. Он не зашел, потому что услышал просьбу Эндрю. Потому что ему не плевать на границы.       — Ненавижу тебя.       — Знаю, — Нил хмыкнул, слегка приоткрывая дверь и просовывая в щель упаковку Chapman с зажигалкой. Но сам не заглядывает.       Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу тебя так сильно, что тошнит.       — Ты можешь войти.       Только теперь Нил встает и входит. Его лицо не меняется, когда он видит весь этот беспорядок. Он лишь достает одну сигарету, подкуривает и протягивает Эндрю. Дым заполняет комнату. Пока Миньярд курит, он достает обеззараживающее средство и бинты. Подходит ближе.       — Могу я обработать?       Эндрю смотрит на него несколько секунд. Какой же идиот стоит перед ним. Непроходимый тупица, которого хочется ударить или вырвать ему язык за то, как сильно выводят из себя его фразы. Как сильно вызывают новые приливы ненависти. Уже другой ненависти, скрывающей опасное чувство. И в итоге Нил получает одобрительный кивок.       Под запах сигарет и тишину Джостен приводит Эндрю в порядок: смывает всю кровь, перевязывает, помогает надеть его рукава и дойти до узкой кровати. Лишь затем занимается комнатой. Собирает осколки зеркала, выбрасывает части фена и разорванные полотенца, возвращает шторку на место, вымывает пол, сметает пряди волос. Когда он заканчивает, Эндрю уже лежит переодетым спиной к Нилу. Толстовка скрыла руки. Он перебирает пальцами неровную стрижку.       — Ты не против, если я лягу рядом?       — Заткнись.       Миньярд придвигается ближе к стене. Стоит только Нилу лечь, как Эндрю наощупь находит его руку и неуверенно кладет себе на талию, призывая прижаться и обнять.       — Я тебе до смерти ненавижу.       — Я тоже тебя… — Нил не успевает закончить.       — Я же сказал тебе заткнуть рот, — выдох, — Я дам знать, когда буду готов услышать ту дерьмовую фразу, которую ты собирался выплюнуть.       — Тогда просто знай, что я тоже.       Хотя бы никчемное признание Нила Эндрю может контролировать.