Чего тебе надобно, Волче?

Олег как всегда. Он вообще всегда, причём во всех смыслах. Всегда рядом, всегда невозмутим, всегда, всегда, всегда. Когда тебе холодно, он укроет пледом и даст свежеиспечённые тёплые печенья. Когда ты устал, он потыкает и потрёт спину так, что в данный момент, кроме его рук не хочется ничего. Ну и, в конце концов, когда ты пришёл с чуть ли не сломанными рёбрами, весь в синяках и гематомах, он просто закатит глаза и, ничего не спрашивая, достанет аптечку. Но как только что-то случится у него, то Олег Волков становится неприступной и даже агрессивной крепостью. Вот так телохранитель Сергея Разумовского и попал под свинец, а потом до кучи заболел. Героически, ничего не скажешь, но сколько Гром и Разум потеряли волос на голове. Произошло все достаточно быстро и неожиданно, хотя по расчётам Олега все должно было быть примерно так. Казино, золото, роскошь, мужчины в костюмах и женщины в пафосных платьях. Положение Разумовского не даёт возможности отказаться от сей прелести в виде приема какой-нибудь очередной важной шишки, так что приходится терпеть. В тот вечер Игорь вышел в свет роли второго телохранителя и достаточно хорошо справился, что Серёжа оставил мысль где-то на задворках памяти обмозговать этот вопрос и поговорить с Громом, а то вдруг ему опостылела работа в полиции, и он был бы не против такой должности. Но об этом не сейчас. Сейчас нужно получить хоть немного удовольствия от мероприятия, чтобы окончательно тут не стухнуть. Если оглядеться, то с первого взгляда все не так уж и плохо, но потом, со временем (минут 5) уже давит на глаза, музыка слишком громкая, шампанское приторное, свет золота слепит, а бордовые стены вот-вот сожмут присутствующих как пресс. Разумовский с натянутой улыбкой беседовал с толстым лысым мужиком в красном пиджаке и с массивной золотой цепью. Ну мамкин бандит прям, ни дать ни взять. Волков с кресла наблюдает, подмечает своим нечеловеческим зрением каждую деталь, просчитывает все возможные выходки, ситуации. Его забавляло выбирать «жертву», а потом следить за ней часть вечера. Это расслабляло, но одновременно тренировало мозг. Каждому своё. А Игорь… а Игорь просто пришёл чисто похавать. Олег как не глянет, Гром все у фуршета и барной стойки ошивается. Однако пёс он и в Африке пёс, чуйка не подводит, потому чуть что, а игорева рука уже на спрятанной под пиджаком кобуре, и глаза сверлят пространство в поисках потенциальной опасности. Стоит отметить, что еда правда была вкусная, не лучше, чем олегова, конечно, но ладно, сойдёт. Домашний Сереженька превращается в статного Сергея. Ослепляет собеседников лучезарной улыбкой, разговоры всячески поддерживает, правда, порядком подвыпивший, иначе на трезвую голову и сдуреть можно. Рыжая макушка мелькает то тут, то там, уследить невозможно. Ходит-бродит, красуется на лестнице, то на перила облокотится, то, неожиданно развернувшись на каблуках, якобы случайно сталкивается с какой-нибудь дамочкой, извиняется, не забывая про комплименты. В общем, развлекается как может. Рядом с Игорем, закованным в костюм, который он сжёг бы к чертям,— хотя ему такие вещи максимально подходят — крутятся девушки и даже несколько мужчин. Он не обладал даже намёком на жилку бизнесмена, не знал, как выгодно себя п(р)одать, преподнести, к счастью Разумовского и Волкова, иначе бы они разорились или обили чужие пороги у кровати, моля Игоря вернуться домой. Гром с небольшим охуеванием не готов это воспринимать, а Волков ходит за ним тенью, как курочка-наседка и в критических случаях помогает незаметно уйти от образовавшейся кучки обожателей. Например, в уборную. -Волч, это вообще как? У меня ж ебало кирпичом да и разбитое, к тому же… -Игорь, если ты сейчас не заткнешься, я тебе прям в это ебало пропишу, чтоб не пиздел тут лишнего. - Олег хрустнул показательно пальцами, - Запомни, что ты крутой, очень красивый и вообще четкий пацанчик… ладно, мужчина. Волков закатывает рукава, осторожно кладёт свою массивную ладонь аккурат на игореву шею между высоким воротом рубашки и волосами, чуть надавливает, опуская вниз. Высоченный Игорь сгибается в три погибели над раковиной, кряхтит что-то по-дедовски и слышит шум воды. Олег в это время включил кран, набрал в ладонь воды и начал умывать Грома, как мамаша свое дражайшее чадо. Прохладная вода приятно скатывается тонкими струйками по лицу, успевает закатиться в рукава и под рубашку, но до чего же хорошо! Это как глоток свежего воздуха, так же приятно и так же отрезвляет. Волч осторожно массирует громову голову, перебирает волосы, шепча на ухо такое, что майор аж краснеет (хотя в его случае это вовсе не удивительно). -Ну что, больше не считаешь себя кирпичом?- Игорь в ответ лишь мычит, обвивая длинными ручищами, и утыкается в шею Олежи,- Тогда пошли, а то Серый нас ищет. Серёжу было найти легко: где Разумовский там и людей много. Но в этот раз очередное «шоу» восхищенными криками и всеобщим весельем не сопровождалось. Все как-то наоборот притихли с ужасом на лице. -Волч, нас пять минут максимум не было, что успело тут произойти? - шепчет Игорь, наклоняясь к Олегу, а в ответ слышит только глубокий выдох. Волков заебано трёт глаза и оглядывается. Картина не обнадёживает, слишком обольщаться не стóит, не стóит также надеятся остаться незамеченным. Раздаётся выстрел. Треск. Звон. Подкашиваются люстра и ноги присутствующих. Волков выхватывает свой пистолет и опрометчиво и слепо бежит в сторону Сергея. Рука Грома не успевает задержать телохранителя и нервно сжимает кулак, когда пальцы совсем легонько касаются ткани пиджака вместо тяжелого хвата. Ноздри раздуваются, буквально в каждом действии чувствуется раздражение, но майор отлично понимает, что идея кричать и звать Волкова очень опрометчива. Он не раз на своей шкуре чувствовал подобное, лишний звук ведёт к поиску предмета, издавшего его, лишнее движение - к прочесыванию всего по периметру комнаты, здания или же просто территории. Бывший наёмник пытается применить все свои навыки, чтобы остаться незамеченным, однако то ли он растерял знания былой молодости, то ли эти ребятки оказались поумней и попроворнее. Всё-таки заметили. Конечно же, дуло пистолета приставлено чуть ли не в упор ко лбу, но пыл и желание спасти своего миллиардера дают о себе знать, поэтому хоп-хоп и Волч уже бежит к Разумовскому, благо, найти его не составляет труда. Только заметив телохранителя, Сергей сразу начинает что-то одобрительно мычать и понятно сказать хотя бы одно слово. Не будь он таким пьяным, догадался бы, что сейчас нужно только молчать и не подавать виду, что что-то происходит. Олег бежит, подхватывает на руки Разумовского, будто тот ничего не весит, но тут же резко оседает. Пуля прошлась где-то у подмышки. Однако что может помешать человеку, охваченного жаждой любви и помощи? Поэтому он встаёт и кое-как все же берет тело на руки. Что-то опять прилетает в спину и, чуть звякая, падает на пол. Обернувшись, Волков увидел лежащие на полу ключи и Игоря, который пытался до него докричаться: -Волче, бери и дуй в мою квартиру. Постараюсь побыстрее вернуться. Считай, я на задании. * На улице противно, промозгло, ну прям Петербург во всей красе, и дождь льёт, судя по лужам, очень давно. Буквально через несколько минуток в ботинках образовался океан, не меньше. Все мокрое, сырое, грязное. Волосы липнут к лицу, сухого места на одежде не осталось, да и Серёжа брошенным уличным котиком жмётся к насквозь промокшему даже не пальто — оно так и осталось в казино —, а к пиджаку. До квартиры Игоря идти ещё далековато, но все же лучше, чем чапать до башни с Разумом на руках и со свинцом в теле. Подул сильный ветер, Олег чихнул два или три раза. * Игоря квартира встречает осыпавшейся штукатуркой, острым запахом, как будто он в медпункте и прекрасным рассветом из огромного окна. Тут вполне объяснимо все, кроме запаха. Во-первых, кто, во-вторых, откуда. Стараясь не шуметь, он переодевается в затертые растянутые треники и осторожно приземляется на кровать. Серый спит закутанный во все одеяла, плед и все, что нашёл тёплого в шкафу. Из этого всего кокона вылезают две ноги: одна в шерстяном носке, а у второй, босой пятки, он валятся рядышком. Ухмыльнувшись, Игорь любовно и совсем нежно провёл кончиками пальцев по голой ноге, пощекотал и натянул сползший носок. А потом заметил блестящий блистер, видимо, с аспирином и стакан воды. Вот после этого можно усомниться, человек ли Волков. Как можно быть настолько правильным, педантичным, заботливым, хотя у самого проблем не меньше? Майор каждый раз поражается, но не спрашивает, просто принимает как данность, потому что разобраться в чужой голове не менее сложно, чем в своей, а он к своим годам из личных тайн за семью печатями разгадал примерно две, а остальные так и остались, так что ломать голову над бывшим наемником он передумал на второй месяц совместной жизни. У Олега под боком аптечка (Гром даже не знал, что у него такая имеется). Из-под футболки торчат не очень аккуратно обрезанные бинты и пластыри, а на наволочке маленькие капельки крови рядом с разбитой, недавно кровоточащей губой. Игорь вынимает из аптечки бутылёк перекиси с ватными дисками и совсем невесомо прикасается к коже, стирая красные следы. Сон у Волкова чуткий, просыпается он от каждого шороха, прикосновения. -Т-ш-ш-ш, Волчик, хороший мой, спи, спи, все хорошо,- ладонь легонько ерошит волосы, слегка массируя и расслабляя в миг напрягшееся тело,- я вернулся. Гром тихо переодевается и ложится к ним в кровать. Олег сразу же жмётся к нему побитым псом и тихо скулит. Игорь давно заметил, когда Волкову снятся кошмары, то нужно просто говорить. Обнимать и говорить. Дальнейшие полчаса прошли в тихой — чтобы не разбудить Сереженьку — громовской болтовне о еде, работе, детстве. Когда его история начала третий виток, а он совсем запутался в теме и к чему вёл, глаза предательски начали слипаться, и все его существование говорило о желании поспать хотя бы чуть-чуть. В молчании тело Олега несколько напряглось, но его удержала рука, перекинутая поперёк живота, а потом и голова Серёжи, уткнувшаяся куда-то в ключицу. Ближе к утру первым проснулся Разумовский, Игорь же в это время мирно посапывал. Голова кружилась, а первая мысль была о количестве выпитого за вечер алкоголя. Увидев таблетки и стакан воды, он сразу же чмокнул Волкова в нос и прошептал, какое же он все-таки чудо. Выпив таблетки и потянувшись-улыбнувшись, Серёжа услышал тихий-тихий скулеж. Он был знаком ещё с возвращения Олега из горячих точек, поэтому не сильно удивился, а только вздохнул что-то буркнул под нос, мол, Волче, Волче, что ж тебя эти кошмары отпустить не могут, и лёг вплотную к нему. -Олежик, ты слышишь меня? Олежа, откуда у тебя эти бинты?- Разумовский напрягся, потирая виски, и продолжил дальше, бурча себе под нос,- На кой черт я вчера столько выпил… да тут не выпил, тут уже набухался… все! С этого дня больше ни шагу к спиртному! Полежав и так, и сяк, извертевшись, будто уж на сковородке, не находя себе места, Сергей вывел из деловой беседы с Марго, которая делилась кричащими новостями, что в казино была перестрелка. Пазл потихоньку складывался по кусочкам. Стоило прийти к ужасной догадке, как пальцы сами застучали по клавиатуре, а мышка то и дело кликала на сайты разных клиник. «Олежик, как же тебя так угораздило-то… так, важно не беспокоится, не беспокоится… блять! А если он много крови потерял?» Мысли прервали громкие зевки за спиной и шлепанье босых ног по кафелю -Сереж, я тут это, Олеже его горе-повязку поменял, там, конечно, жесть,- Игорь почесал затылок,- давай ему скорую вызовем или отвезём сами, потому что кто знает, может, ему не долго осталось… -Игорь, блять! Не нагнетай! - Разумовский в порыве стукнул по столу, но потом стал говорить тише,- Я уже написал, сейчас жду ответа. * Неделю назад Волкова увезли со словами, что если бы ещё малейшее промедление в несколько денёчков, то следующая встреча была бы уже на похоронах. Игорь обложил себя работой, ночевал в участке так, что даже Фёдор Иванович звонил Сергею, чтобы тот его забрал, потому что так нельзя, пускай хоть проветрится, разомнется, а то совсем загнулся с этими бумажками, не ел вот уж сколько, только кофе и питался. А Разумовский кодил и систематически выпивал, хотя недавно зарекся, что ни-ни, чуть все оставшиеся бутылки не вылил. Хлопок двери немного отрезвил, потому что Игоря он не ждал уже как дня четыре, а тут сам явился. -Игоряш, я так скоро облысею с вами двумя!- проговаривает Серёжа, несколько раз икнув и выдохнув. -Фу, Серый, ты сколько выпил, шлейф твой перегарный за километр унюхать можно.- Игорь морщит нос и усмехается,- Ты ж завязал. На все это Разум только фыркает не презрительно, конечно, но как-то ядовито, мол, ну да, и че, че ты мне сделаешь, я сильный, независимый и вон вообще какую компанию отгрохал, сиди и молчи. На что Гром капитуляционно поднимает руки. Серёжино предложение заказать еду Игорь отметает сразу же и идёт кашеварить на кухню. -Уж утку по-пекински не обещаю, но съедобное сейчас что-нибудь сварганю ,- крикнул он сквозь шум гремящих всяких кастрюлек и сковородок. Во время молчаливого ужина, потягивая вино из бокальчика, переодически покручивая его в руках и задумчиво глядя в бордовую жидкость, Сергей вздрагивает от неожиданного телефонного звонка. Нехотя встав на шатающихся ногах, оглянувших в поисках телефона, он-таки принял звонок, но перед этим, икнув, буркнул в сторону Игоря, что звонит это олегов врач. -Да… да… ага… хорошо… Спасибо, до свидания,- он положил трубку и весь такой светящийся от радости, улыбаясь, кинулся обнимать Грома. Игорь, конечно, слегка ошалел от такой смены настроения, но, отбросив эти ненужные мысли, тоже обнял в ответ, бездумно проглаживая вдоль позвоночника и расплываясь в глупенькой улыбочке. Такая резкая радость могла обозначать в данной ситуации только одно, так что ментовская чуйка быстро сориентировалась что к чему, что он чуть аж не подпрыгнул в сторону двери. -Игоряша!! Игорь! Поехали за Олежиком! -Серёнь, ты че? Давай я сам доеду, а то ты вон сколько выпил, что и двух ступенек не пройдёшь. В итоге после детских препираний Разум поднялся на мысочки и смачно поцеловал, буквально вгрызаясь, сразу же доминируя, не давая перенять контроль. Сам в волосы вцепляется, сам кусает, посасывает нижнюю губу, а Игорь… а что Игорь? а Игорю ничего не остаётся, кроме как подчинится этому обманчиво хрупкому мальчишке. -Мы. поедем. вместе.- после каждого слова он все ниже и ниже с поцелуями перебирался от челюсти к шее, от шеи к ключицам, пока не оказался совсем на коленях. Чмокнул в живот. И все же после небольшой паузы самозабвенного лобызания продолжил: - Игоряш, сам-то подумай, как Олеже будет приятно, если мы вместе приедем к нему, м-м-м, как он обрадуется,- и с этими словами он встал с пола, отряхиваясь и поправляя съехавшую в бок ткань халата. -Сереж, ты изверг, знаешь?- Игорь с разочарованным стоном поправляет джинсы, слыша хихиканье и что-то похожее на извини, дорогой, но это подождёт, а вот Олег - нет. Сия процессия (бонусом ещё шло время ожидания Разумовского, пока тот выбирал, что надеть, а потом оценивающим взглядом осмотрел майора и, цокнув языком, заставил и его переодеваться) заняла минут сорок, не меньше. Последний раз посмотревшись в зеркало на произведённый марафет, Серёжа резко остановился, прислушиваясь. -Игоряш, тс-с-с, подожди. Слышишь, там кто-то со стороны лифта звякает?- после его слов Гром тоже напряг слух: и в правду, кто-то топал у двери. Игорь в спешке ставит ладонь на бедро, где должна висеть кобура, а потом со вздохом вспоминает, что табельного-то у него и нет. Ну что ж, кто бы там ни ходил, Волков ждёт их. Держась вдвоём ( майор все же закрывал телом Разумовского), они открыли дверь. От шока Игорь выронил сумку с едой из рук (челюсть, видимо, упала заодно), апельсины покатились по коридору, Серёжа взвизгнул и побежал прям в раскрытую дверь с распростертыми объятиями. -Олеж, Олежа, Олежик…- он хаотично перебирал руками по телу, дабы удостоверится, что это не сон, не плоды больных фантазий, не какая-то глупая шутка. Оправившись от небольшого ахуя, Игорь просто выдает тихое ебать, ты че, товарищ капитан, как попал сюда-то. Волков отстранился от Серёжи и невозмутимо начал собирать апельсины. Хотя было видно, что он устал, изнемог, его штормило в разные стороны, а на вопросы как-то не стремился отвечать. -Товарищ Волков, мы ждём пояснений,- и с этими словами Игорь подхватил на руки Олега и понёс в кровать, а сзади бегал и суетился Сережка с апельсинами в руках. Звуки расспросов с двух сторон работали, как барахлившее радио — то пропадали, будто заглушенные ватой, то были настолько громкие, что хотелось заткнуть уши и убежать подальше. -Олежик, любимый, ты как?- Серёжа обеспокоено клюнул в щеку.- Ливень же на улице… да ты ж весь мокрый!! Марш переодева… а, ой, я сейчас тебе помогу. -Да, Волче, как тебя угораздило-то так? Мы вот ехать уже собирались, а тут ты, как снег на голову. Хорошо, что не упал, а то не откачали бы.- Игорь потрепал по голове, а потом резко приложил ладонь ко лбу. - Вот это ты попал, товарищ капитан. Снимай штаны, ща лечится будем. В ответ послышался лишь кашель и грозное шмыганье носом. Не было сил лягнуть ногой в ответ. Да даже пальцами лишний раз не хотелось шевелить, какие там ноги. Тёплое местечко под боком обдало холодом; мозг отказывался что-либо воспринимать, однако на последних крупицах оставшейся логики и из оборванных услышанных фраз Серёнь, пойду ему чаю сделаю горячего… отогреть надо замерзшего нашего… Игорь, он такой горячий… жаропонижающий нужен… , а дальше все как-то само и вспомнилось. Вот ему говорят в больнице, что он свободен, главврач разговаривает по телефону, — скорее всего с Разумовским — а моральных сил не хватает даже на обдумать и подождать, пока его заберут… его обязательно должны забрать… они не должны забыть… их долго нет… они наверняка забыли… На улице дождь и ветер встречают своими порывами прям в лицо, его одежда не подходит для такой погоды, она сразу же промокает, становится тяжело идти. Мокро, грязно, тяжело, липко, но он должен идти. Должен. Его ждут… наверное, ждут… Уныло воет ветер, буквально пронизывая каждую клеточку холодом, ноги не слушаются, ощущение, будто вот-вот упадёшь в ближайшую лужу и останешься долёживать в ней последние часы жизни, ибо с такими чувствами дорога только в могилу. Сколько он пролежал? Час? Три? Пять минут? Это ужасное чувство полусна, когда вроде бы в сознании и все понимаешь и осознаешь, только через призму нереальности. Пробормотав что-то невнятное и явно нецензурное, Олег, кряхтя, оперся на заботливо подоткнутые под спину подушки. В нос ударил острый запах бульона, а рот обжог горячий чай. Волков закашлялся. Игорь закинул на него ногу и обнял. Серёжа потихонечку скармливал суп с ложечки. Олег заболел. Через несколько дней, окружённый опекой и невообразимой заботой, Волков был готов лезть на стену или оправдывать свою фамилию, воя. А выть он готов был и на луну, и от скуки. Жизнь его стала похожа на день сурка, все протекало по одному сценарию: лежать в кровати, позавтракать (он даже не готовил, а ел доставку), опять лежать в кровати, поговорить с Серёжей, который ненадолго оторвался от работы, навернуть десять кругов по всему жилому этажу башни, поспорить с Марго, снова полежать в кровати, пообжиматься с Громом и Разумовским Ради такого дела как забота об Олеге, и Гром, и Разумовский стали уделять ему больше времени, следить буквально за каждым действием, после каждого его шага слышалось Олег! Ты же болеешь! А ну марш в кровать, а то не выздоровеешь! Олег! Это ледяное молоко из холодильника? Как мы тебя дальше лечить будем? и все в этом духе. Да эти два изверга даже с ним в комнате спать отказывались, видите ли ‘а вдруг заразишь’ или ‘Олеж, тебе покой нужен’. Ну и как объяснишь им, что за последнее *** количество лет его радуют лишь эти двое. И выздоровление пойдёт быстрее, если он будет видеть, чувствовать, осязать их каждый день. -Я так больше не могу,- Олег грозно приподнялся на локти, а потом чихнул, смешно морща нос. -Да, да, мы это уже слышали,- Разумовский подносит к чужому рту стакан воды, дабы запить горстку таблеток,- но пойми, что это для твоего же здоровья. Если не хочешь думать о себе, то всегда вспоминай, что у тебя есть как минимум два человека, которым на тебя далеко не плевать. Например, я и Игорь. Знал бы ты, как мы волновались… После этих слов он заботливо отставил стакан и обнял Волкова, уткнувшись куда-то в живот. Волков опять закашлялся. -Серый, ты не представляешь, как я заебался,- Олег горестно выдохнул,- я так больше не могу. А Серёжа только сильнее прижимается к нему. Понимает ведь, что все и прямо, и косвенно из-за него. С самого детства Олег был для него всем, жизнь без него не представлялась, а даже если и подумать, то это как от всей слаженной работы организма вырвать незаменимый орган, без которого он не будет функционировать. Это он притащил его в казино. Это он напился до потери памяти. Это из-за него в Волкова стреляли. Олег сам нёс его на руках в дождь. Олег его спасал. Олег шел со свинцом в теле. Разум просто продышался, опохмелился и все, а вот Волкову пришлось отлёживаться в больнице, а потом и дома. Разумовский был не из тех, кто не мог словами и через рот, поэтому все признания и извинения давались ему легко. А вот у Игоря и Олега такого качества не наблюдалось, им легче через действия и поступки. И поэтому, не медля ни секунды, Серёжа поднимает голову и уверенно говорит: -Олежик, дорогой, прости меня пожалуйста. Правда, я не хотел, чтоб так вышло, я… я- -Серёнь, не надо, я все понимаю,- Волков взъерошил рыжую макушку,- не кори себя. Меня же никто не заставлял, я сам решил. Сию идиллию прервал звук воды из ванной, а потом грохот и отборные ругательства. Вот поживёшь с Громом месяц-другой и услышишь такие слова, о существовании которых и не подозревал. Так и Олег и Серёжа, прожив с Игорем чуть меньше года, каждый раз узнают что-то новое и уже не удивляются игореву словарному запасу. Вышел Гром в спортивных полумокрых серых штанах, потирая бок и бормоча под нос: -Вертел на хую я эти порожки в ванной… руки бы в жопу засунуть тому, кто их придумал. Серёжа даже не оборачивается и смеётся куда-то Олегу в грудь, а потом, отсмеявшись, все же смотрит на Игоря. Оборачивается, и челюсть немного отвисает. В принципе, отвисает она перманентно при виде своих мужчин, но сейчас не об этом. Капли стекали вниз по телу, очерчивая литые мышцы, прятались под резинку спортивок, оставляя за собой мокрый ненавязчивый след. Во рту мгновенно набралась слюна, нестерпимо захотелось слизать эти самые капли. А Гром все болтал что-то, не отдавая себе отчёт о произведённой реакции, и шёл медленно по коридору к кровати. Он чувствовал на себе два прожигающих взгляда, но не особо обращал на них внимание, поэтому где-то глубоко в душé Волков и Разумовский облегченно выдохнули. И все же Гром чисто и искренне любит их двоих, не за деньги, не за какие бы там ни были блага, а просто за то, что они есть. Олега он любит за его внутренний стержень, несгибаемость, но в то же время за мягкость, податливость и покорность, за то, что за ним будто за стеной. Сережу он любит за его светлую голову, заботу, ласки, за то, что его тут любят. Подобные мысли всегда согревали душу, но тут послышалось дыхание со свистом. У Олега тяжело опускалась и поднималась грудь, а выдохи были наполнены жуткой хрипотцой и простуженным свистом. Провожая взглядом очередную капельку и облизывая пересохшие губы, Волков только разочарованно опустился на подушки от безысходности ситуации. Когда Гром осторожно присел на кровать, Олег, не в силах терпеть, все же воплотил желанное и задуманное — провёл языком по косым мышцам. От неожиданности вздрогнул даже Сережа, майор немужественно ойкнул, не ожидая необычно горячего (речь идёт не о том, что он горячий от возбуждения и тд, а именно из-за болезни, температуры) языка. Разума опять пробрало смехом, а Олег, насупившись, сложил руки на груди. -Я устал ничего не делать, я устал от вашей гиперопеки, я вам благодарен, но я так больше не могу. -Тс-с-с, Волче, не раскисай,- Игорь пощекотал шею, будто Волков был не человек, а самая настоящая собака,- А ну-ка, капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка — это флаг корабля. Что-то ты, товарищ капитан, расклеился… тебе прям плохо? а температура есть?- и тут он сначала потрогал лоб рукой, а потом нагнулся и прижался чуть обветренными губами, измеряя температуру. Волкова будто током прошибло от такого. Да, он знал, что Гром любит, что Гром нежен, аккуратен, но тем не менее на себе в полной мере прочувствовал только сейчас. До этого вся любовь рассеивалась пополам, а тут сконцентрирована на нем одном. Непривычно, но приятно. Один раз получив эту долю нежности и ласки Грома, никогда не не забудешь, один раз попал в эту паутину и больше не выкарабкаешься, все будет не то, не в той мере, слишком мало. Серёжа вспомнил про свою недоделанную работу и ретировался к ноутбуку, накинув на себя плед на манер плаща. Игорь сунул Олегу градусник и ждал, пока тот пикнет, извещая о конце измерения. Он шёл на поправку, температура была уже не 38.5, а 37.8, кашель, понятное дело, остался, и что уж говорить про насморк. Гром в очередной раз отвлёкся, задумался, смотрел в одну точку и пропустил Олегов слюнявый кусь в потерпевшее бедро. -Ну Олеж, чего тебе? - Игорь положил руку Олегу на голову,- Хочешь, могу быстренько тебе подрочить? Ну вот как объяснить, что просто подрочить не хочется, а хочется чтобы вместе, чтобы полноценный секс, чтобы Игорь распластался под ним, чтобы Серёжа наблюдал за этим и командовал, чтобы… да вообще ещё целая куча ‘чтобы’ , которая различает обычную дрочку и секс. -Нет, товарищ майор, ‘быстренько подрочить’ не та формулировка,- Волков горестно усмехнулся куда-то в бороду,- быстренько дрочат подростки в пубертате, а мы, вроде бы, не относимся к этой группе, не так ли, товарищ майор? Уже хорошо, что Олежа не огрызается на каждое слово и не говорит, что все может сам, хотя сил хватает максимум поднять чашку с чаем, думает Игорь. Олег же в свою очередь думал о том, как же ему настоепиздела эта ебатория (слова взяты из громовских фраз). Как же он хочет вести полноценную, в конце концов, жизнь, влиться опять в рабочий процесс и заниматься хоть чем-то, иначе он сойдёт с ума, по его расчётам, через несколько дней. Он же даже не готовит! Его мысли подтверждает Серёжа, пришедший к ним из соседней комнаты, известив, что доставка еды будет минут через пятнадцать. После ужина Серёжа куда-то быстренько убежал и вернулся с небольшой старой книжкой, углы которой были немного помяты, а переплёт протёрт. Игорю она показалась до боли знакомой. Поймав вопросительные взгляды, он выразительно прочитал название и передал книгу Игорю, который, в свою очередь, то открывал, то закрывал рот, не находя подходящих слов. Это была книга, которую купил ему папа Костя, когда ему было девять. Они проводили не так уж много времени вместе, но и в новогоднюю ночь случается же небольшое чудо. Маленький Игорь под бой курантов бежит в сторону елки. Под ней лежит тоненькая, но очень красивая книга. Гром как сейчас помнит его восторг, когда он прочитал название «Маленький принц». Хоть он и строил в девять лет из себя саму строгость и серьезность, как подобает сыну полицейского, но детский восторг при перелистывании страничек с картинками нельзя было затмить ничем напускным. А потом зимними вечерами, папа читал ему про Маленького принца, Лиса, Розу, а он завороженно слушал и наслаждался моментом, когда отец дома. Он точно знал, что вечером придёт папа, что на ночь он будет читать Игорьку сказку, а потом, в конце, поцелует в лоб, взъерошит волосы и пожелает спокойной ночи. Гром быстро откинул все воспоминания и только спросил (но голос дал предательскую трещину), откуда это у Серёжи. Олег слушал все, подняв бровь. Видимо, он запутался примерно сразу и теперь даже не пытается вникнуть, иначе голова треснет сию же секунду. -Горь, извини меня пожалуйста,- Разумовский аккуратно присел на диван,- после казино, когда Олег принёс меня в твою квартиру, я, хоть и был овощем, но заприметил ее на твоей полке. Я не знал, что ты так отреагируешь, изви… -Нет-нет, что ты, никаких извинений не нужно! - Игорь поспешно взял руки Серёжи в свои,- Даже наоборот. Я благодарен тебе. В итоге Разумовский презентовал книгу и сказал, что вечер они проведут за чтением. Олег лежал зажатый между Игорем и Серёжей и тяжело дышал, то и дело срываясь на кашель. Как удивительно, что обычная книга стала для всех них поводом для воспоминаний и раздумий. У них в детдоме тоже был «Маленький принц», он уверен, что Сережа это помнит, раз из всего обилия книг выбрал именно эту. Погрузившись в тяжелые, но тёплые воспоминания, как он и Серёжа сидели вместе под одеялом и с фонариком читали. Гром и Разумовский читали по ролям, обволакивая своими голосами сознание, растворяя последние мысли. -«…-Если любишь цветок — единственный, какого больше нет ни одной из многих миллионов звёзд, этого довольно: смотришь на небо — и ты счастлив. И говоришь себе: «где-то там живет мой цветок…» Но если барашек его съест, это равно как если звёзды разом погасли!…». Эй, Олеж, ты слушаешь?- Серёжа пихнул Волкова под бок, но Игорь его успокоил. -Пусть отоспится, не нервничай. … «Так Маленький принц приручил Лиса. И вот настал час прощанья. -Я буду плакать о тебе,- вздохнул Лис. -Ты сам виноват,- сказал Маленький принц.- Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно; ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил… -Да, конечно,- сказал Лис. -Но ты будешь плакать! -Да, конечно. -Значит, тебе от этого плохо. -Нет, - возразил Лис… <***> И Маленький принц возвратился к Лису. -Прощай…- сказал он. -Прощай,- сказал Лис. - Вот мой тебе секрет: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь. Люди стали забывать эту истину. Когда ты вернёшься на свою планету, тебя будет ждать твоя Роза. Она тебе так дорога, потому что ты отдавал ей свои дни. Помни, что ты всегда в ответе за тех, кого приручил.» Обрывками доходило до Олега прочитанное, клонило в сон, но все же это он отметил для себя. Ну куда ж он денется от его двоих мужчин? Никуда. Он с ними до конца, «мы в ответе за тех, кого приручили». И впервые с момента болезни он заснул спокойным сном. А на следующий день он уже с утра стоял у плиты и готовил завтрак под возмущённо-умилённые замечания в его сторону от ещё не просунувшихся Игоря и Серёжи.