***
половица скрепит, лиза открывает глаза. в нос бьет запах ужасный и мерзкий, там сигареты вперемешку с потом, чьим-то противным одеколоном и дешёвым алкоголем, раньше тошнило, теперь привыкла. ее любовь вернулась, и плевать, что ее не было четверо суток. андрющенко подскакивает, садится в кровати, обнимая колени руками, она из-за всех сил давит подушечками пальцев на тонкую кожу, покрытую синяками, но это даже приятно, ведь у неё зависимость от боли, от боли которую причинят именно она, и все дни одиночества в запертой квартире лиза сдирала с порезов тонкую корочку, давила на фиолетово-жёлтые галактики по всему телу, лишь бы почувствовать боль, которую каждый раз приносит ей кира. — кисуль, я вернулась, встречай папочку, — кира говорит это так громко, потому что выучила каждое движение ее игрушки, потому что знает, что та уже сидит и ждёт ее. пальто летит к черту куда-то на пол, грязные ботинки остаются там же, как и успевшая опустеть бутылка. сегодня кира другая, такое бывает редко, ведь нет с порога крика, нет тяжелого и омерзительного дыхания, ей от чего-то слишком спокойно и легко. она вплывает в спальню, ползёт по кровати с ядовитой и самодовольной ухмылкой. — моя девочка меня ждёт, — шепчет на ухо, опаляя раковину горячим дыханием. медведева целует в щеку, мажет языком по лицу, от чего тут же хочется помыться в кипятке, а ещё лучше в серной кислоте, потому что не известно, где этот язык побывал за дни отсутствия. кира тянется к губам непривычно нежно, целует, даже не кусает, водит носом по шее, тяжело дыша. — моя маленькая, — произносит медведева через каждые пол секунды, — расслабься, я не обижу, — холодные и грубые руки ведут по телу, будто исследуя каждую оставленную своими же руками рану. — ударь меня, я прошу, умоляю.1.
5 декабря 2022 г. в 22:14
мажет. кроет. выворачивает. и ещё десятки глаголов, которыми можно описать состояние киры, идущей в богом забытой подворотне каких-то хрущевок и сталинок, которых на окраине города больше чем много, их количество можно всего-навсего приравнять к количеству цифр после 3.14, всем известного как число пи.
ей кажется, что она видит атомы и молекулы воздуха, вот прям сейчас вдыхает в себя атом азота, а теперь поглощает аргон, но больше всего видны атомы кислорода, их бесконечное количество, и разум девушки воспринимает их как-то что-то невесомое, легкое и полупрозрачное, словно мыльные пузыри, которые вчера на площадке у дома выдувала маленькая темноволосая девочка, ее звали настя. кира помнит это слишком отчётливо и ярко, будто это не вчерашнее воспоминание, словно это часть ее старой, давно забытой жизни, которая импульсами и яркими вспышками приходит в ее нынешнюю жизнь, где мыльные пузыри — не детская забава, где мыльные пузыри — атомы кислорода после очередной дороги мутно-белого порошка в месте, которое такими же как и она зовётся «раем».
свет фонаря сейчас больше походит на лабораторную работу по физике, когда ты пытаешься понять что есть дисперсия света, и как она вообще работает. однородные бело-жёлтые лучи для обычного человека, кире представляются целой палитрой радуги, вот красный, он кажется выжигающим и слишком ярким, глаза болят от него, как от перцового баллончика, а вот синий и зелёный вполне себе хороши, приятные и мягкие. а еще медведевой кажется, что на неё одели очки-микроскопы настолько мощные, что она замечает даже фотоны света, движущиеся в воздухе с невероятной скоростью.
«зачем изучать физику в школе или университете, если все так просто познаётся лишь после нескольких грамм?» — киру смешит эта мысль, и на лице растягивается неприятная, мерзкая улыбка, кривая от того, что все тело абсолютно вне контроля.
медведева идёт так медленно, что со стороны, наверняка, похожа на ленивца из зверополиса, в одной руке бутылка почти пустая, ведь мало лишь наркотиков, нужно больше, нужно сильней, так чтобы таращило всеми цветами радуги, а в другой сигарета, она дотлела почти до фильтра и вот-вот обождёт пальцы. да даже если и так, кире плевать, ведь боль сейчас не чувствуется вообще. а она вообще существует? девушка забыла о том что значит это слово, что боль испытывают люди, кира ведь создана из стали целиком и полностью, это ее защита, а психику защищает доблестный страж полиции, тот самый, что через минуту повяжет тебя, сломав пару рёбер за безобидный пикет, наркотики действуют также, также как полиция и служба безопасности.
от киры веет безнадежностью и смертью, не той, что с косой в мультфильмах приходит, той от которой пахнет страхом и тревогой, той в которой умирают бездомные, и той, о которой люди говорят, что умершие сами виноваты, а дети лишь глумятся над этими трупами, ведь это дядя вася, он живет на помойке, и от него воняет.
медведева не помнит, что такое быть трезвой, не помнит, что такое быть чистой, и не понимает как вообще люди живут без всего этого, ведь мир так сер и уныл, что хочется голодным волком взвыть где-то на горе в полнолуние. зато об этом всем знает она — девушка, которая спит самым чутким сном, и лишь стоит половице у входной двери скрипнуть, она откроет глаза, и сердце начнёт биться в сотни раз чаще, пока психика перестаёт выдерживать и просто безмолвно внутри неё орет: «помогите! спасите! SOS!».
она — личная игрушка киры, и имя ей лиза. хотя даже андрющенко не уверена, что кира помнит ее имя. медведева в ее жизни — самый большой и яркий красный флаг, от которого просто некуда деться. уйти нельзя — найдёт и принесёт почти мёртвую домой, ударить в ответ невозможно — изобьет до полусмерти и будет с улыбкой смотреть на кровь, что так красиво растекается по старым половицам в съёмной однушка. выхода нет и не будет уже никогда, ведь лиза ее любит, а ещё любит город стокгольм, забавно, не так ли? и да, это не любовь, это зависимость, но она точно такая же как у киры с наркотиками, алкоголем и табаком, она не видит жизни без неё, без синяков и ссадин, без замысловатых порезов на теле, что так любит оставлять медведева, без разбитой губы, которая уже несколько месяцев не может зажить, и без сломанного носа, который мешает нормально дышать.
лизе все поголовно говорили, что она идиотка, ведь кира рано или поздно убьёт, проблема чужих слов решилась слишком легко — лиза теперь ни с кем не общается. и вовсе не из-за запрета медведевой, сама так решила. по крайней мере, думает, что сама.