Я не знал, как называется то, что между нами происходит, но мне это нравилось.
Р. Риггз. "Дом странных детей."
Снег тихо заметал всё: дома, деревья, улочки... Он был везде и всё продолжал и продолжал падать на радость детям всех возрастов. И, пожалуй, некоторым взрослым. "Роад наверняка сейчас доводит всю оставшуюся семейку" — Аллен усмехнулся, утыкаясь лбом в холодное стекло. — "Юная с виду, но уже давно такая взрослая Мечта". Ему и самому бы радоваться, улыбаться — искренне — всем. Как-никак канун Рождества, вольно-невольно появляется нужное настроение. Да и как бы нет? Везде огоньки, фонарики, украшенные ёлки... Всё красиво и завораживающе, только вот лично Уолкеру сейчас не до веселья. Каждый год одно и то же, всё те же воспоминания, который никак не получается загнать обратно в глубины подсознания и просто забыть. Наверное, Мана не хотел бы видеть своего сына в таком состоянии. Аллен каждый раз извиняется, мысленно, и каждый раз ничего не может с собой сделать. Именно тогда ведь, перед Рождеством, он и убил Ману... акуму с душой его отца. Пусть даже это был не его отец в полном понимании, от этого не становилось легче и хоть как-то спокойнее. Немного легче было при Кроссе, там вообще думать было некогда. И всё равно ночью — всегда — всё повторялось, как бы он не был вымотан. Все мысли, чувства, переживания... Кажется, это ещё одно его проклятье, от которого не получается избавиться. И вряд ли когда-то получится. Сейчас же нужно просто пережить этот Рождественский бум, сделать вид, что всё хорошо. Уж что-что, а держать лицо за это время пришлось научиться. Для всех у Уолкера всё было в порядке, не смотря на всю душевную боль. О таком говорить не получалось, а любая случайно проявленная слабость обязательно повлекла бы за собой расспросы. Совершенно ненужные и лишние. Разве что Тиму можно было выговориться, когда становилось совсем тошно. Голем выслушает, недовольно дёрнет крыльями и укусит. Это всегда приводило в чувства, возвращало из памяти обратно в реальность, в которой надо двигаться дальше. Аллен ведь обещал. Сейчас с Тимом поговорить никак бы не получилось. Во-первых, Мариан в кое-то веки в Ордене, а это событие редчайшее, надо брать, пока есть, а голем предпочитает в таких случаях находиться рядом с непосредственным хозяином. А во-вторых, он тоже поддался всей этой атмосфере, даже где-то миниатюрный колпак нашёл и таскал на себе, было как раз впору. Так что даже Тиму не до страданий второго хозяина. Что ж, видимо, очередное Рождество пройдёт в одиночестве.* * *
Аллен находит в себе силы, чтобы пару часов следующего вечера провести в кругу друзей, знакомых и союзников. В самом деле, традиция ведь, отмечать Рождество всем Чёрным Орденом. К тому же сейчас затишье, у Графа, видимо, своих забот хватает, не до создания новых акума. Что ж, оно и к лучшему, хотя бы ненадолго получится расслабиться, им всем нужна передышка. Кажется, он даже улыбается, шутит, подхватив общий настрой. Всё правильно, так и должно быть. И не так важно, что это — одна из масок, главное, никто не должен волноваться и расстраиваться из-за него. Вся жизнь экзорцистов состоит из таких вот моментов счастья, которые можно было бы вспоминать. Уолкер покидает главный зал около десяти часов, когда уже нет сил находиться в толпе и поддерживать общий настрой. Он просто шатается по коридорам без особой цели и смысла, в какой-то момент с удивлением обнаружив себя рядом с комнатой Канды. Что ж, не самое худшее завершение вечера. Тем более что Юу такой же поломанный и снова собранный, как и сам Аллен. У них были странные отношения, на самом деле. Ни в коем случае не друзья, не приятели, просто работают вместе. И при этом готовые протянуть друг другу руку помощи. Аллен-то понятно, он всегда и за всех, даже если ситуация совершенно безнадёжная, а вот Юу... Для него раньше таким человеком была только Линали, а ещё раньше Алма. А теперь вот, третий и, вероятно, последний экзорцист, который удостоился. Седовласый не гордился, но очень ценил. К тому же они могли прийти друг к другу, когда было совсем уж хреново и никто не задавал вопросов, просто отодвигался на кровати, давая место ещё одному телу. Юу приходил три раза, Аллен немного чаще. Иногда просто нужно было немного тишины и понимания, а нигде в другом месте это невозможно было найти. Аллен коротко стучит два раза и заходит, не дожидаясь разрешения. Мугена у лба можно не ждать, мечник и так знает, что это он. Линали было бы слышно задолго до, а больше никто сюда не сунется, все пока хотят жить. — Мелкий. — Баканда. Юу, кажется, усмехается, только в темноте не видно. Что ж, ничего удивительного, Мелкий как-то делился кусочком своей жизни относительно этого периода. Так что Канда даже в некотором роде ждал, когда тот появится на пороге. Сам он в силу своего характера на такие сборища вообще не заглядывал, а если и вдруг, то линял в первые полчаса. Сегодня получилось не появляться вообще. Старший экзорцист сдвигается, давая место второму человеку и Аллен, сбросив ботинки, залезает под одеяло, стараясь занимать как можно меньше места и, желательно, поближе к краю. Всё-таки это чужая постель, чужая комната, надо быть гостем, а не наглеть. — Дурной стручок. За вечер, как и всегда, вряд ли будет сказано хотя бы с десяток слов, впрочем, в этом есть и своё очарование. Они друг друга понимают без слов, похоже, сами души резонируют и откликаются, зная, что нужно каждой из них. Канда сгребает младшего ближе к себе, обнимает одной рукой — необычайная роскошь для посторонних. Аллен, кажется, даже дышать перестаёт, настолько всё непривычно и выходит за их обычные рамки общения. И всё же это приятно. Тепло чужого тела окутывает, согревает навеки, казалось, замёрзшую душу. Наконец-то получается расслабиться по-настоящему, ненадолго забыть обо всём и просто греться, прижимаясь к кому-то, как раньше он грелся рядом с Маной. Если так пройдёт вся ночь то, кажется, всё встанет на свои места и будет уже легче идти дальше, как Уолкер и обещал. Хотелось бы, чтоб эта ночь никогда не заканчивалась.