Его увертюра

«Не могу» — эта фраза так и звучала в голове Иви. V исчез во тьма, прошло уже несколько минут, но его голос звучал так отчётливо… Столь же отчётливо лезвие, приставленное к вене. Боль.       Да.       Да.       Да.       Гул, шум, выстрелы, крики. Под землёй, в этих залах и коридорах отличная акустика. Прекрасное эхо.       Танцевать здесь. Ах, было бы здорово. V непременно пел бы, вальсируя. Могла бы Хэммонд думать об этом. Если бы могла — было бы чудно. Но в голове не осталось мыслей, в душе чувств, в горле слов. Пустота.       Казалось, что она умерла. Девушка, не пустота. Было сложно верить в реальность. Это правда было похоже на смерть. Билось ли её сердце? Она не могла поднять к груди рук. Не было сил.       Не было желания.       Да.       Да.       Да.       Вдруг она услышала звуки приближающихся шагов. «Жизнь или смерть! Счастье или боль!» — твёрдо решила Хэммонд, поднимая взгляд.       Это был V.       Да!       Да!       Да!       Но… Ох, он истекал кровью, едва стоял на ногах. Внутри что-то оборвалось, Иви бросилась к человеку в маске.       Такая анархия. Точно ли это «он»? Что за бред! Конечно!       V упал в руки Иви и сжал её хрупкие плечи. Оба понимали, что это конец. Но никто этого не принимал. Понять — принять. Тонкая грань, но такая важная. -… Я полюбил тебя…       Как больно было слышать это. Теперь, когда всё кончено, V раскрывает карты. Он оставляет Иви с правдой. Всё по его принципам. Принципам, не щадящим никого.       Такая молодая, но столько пережившая, девушка не хотела снова страдать, не хотела верить в смерть V. Он не мог умереть! Каждый раз, когда она думала, что выхода нет: тогда на улице, в комендантский час, в студии, во время нападения террориста V (как бы ни было парадоксально), дома у Гордона, в плену… Всегда, когда она думала, что это конец — он приходил и спасал её. Он был рядом. Даже если молчал, ничего не делал, не останавливал пыток — был готов помочь. Всё держал под контролем.       Что же теперь? Бездыханное тело на её руках… Кто поможет?..       Боль. Это боль, прорвавшаяся из глубины души.       Да.       Да.       Да.       Только боль. Казалось, что Иви уже не в силах что-то чувствовать, нет же. Даже когда ты в отчаянии, когда падать ниже просто нельзя, когда уже… Когда уже со стволом у виска… Всегда найдётся место боли. «Помню не зря пятый день ноября и заговор пороховой…» «Проходят века, но скорбь и тоска всегда остаются со мной…»       Эти страдания будут частью жалкой жизни. Дурацкой жизни без любви. — Без тебя… — Иви посмотрела на маску.       Нельзя было снимать её. Неуважительно. Нечестно. Так обмануть человека, стремившегося к справедливости. Бороться с ним плечо к плечу и предать. Подло. Низко. Грязно.       Перетащить тело в вагон было крайне и крайне сложно. Но это никого не остановило. Прибывший вскоре Эрик — тоже.       Рычаг опущен. Это 5 ноября войдёт в историю. На долгие годы.

***

      Иви Хэммонд осталась жива, заняла важный пост (вроде бы почтение) как приближëнная V. Она держалась как могла в этом пустом и ставшем бессмысленным мире. Зачем она?       Девушка часто думала о смерти, сидя на крыше дома. Того самого, на котором V демонстрировал симфонию. Увертюру Чайковского 1812 года.       Для чего, почему, какой смысл, для кого, с какой целью, что будет потом, итог? Нужно ли это? «Ох… V, пожалуйста, появись…» — каждый раз Иви говорила это, уходя домой. Сегодняшняя ночь не стала исключением. — Ох, V… Зачем это всё? Неужели я до сих пор нужна здесь?       Эти слова будто стали командой. Из оставленных народом громкоговорителей раздалась музыка. Увертюра Чайковского… 1812…       Иви расплакалась. Немая скорбь и тоска обернулась истерикой. Так захотелось не слушать до конца и шагнуть вниз. Словно бы в объятия. Нет, не смерти. А её безликой любви. — V, опять твои фокусы?.. — девушка попыталась улыбнуться, глядя на развалины политических зданий — мёртвых символов. — Да… Да… Да… — послышалось за спиной.       Хэммонд вскочила на ноги и обернулась. — V?! Ты… — слëзы в её глазах и на миг застыли, но потом вновь потекли ручьями.       Слишком больно. Слишком страшно. «Да… Да… Да…» — Это я. Тебе ведь правда интересно, почему я не сгинул? — по голосу казалось, что V, некогда террорист, а теперь освободитель, улыбался.       Иви кивнула, утирая слëзы, робко шагая навстречу. — Было сложно в последний момент найти в себе силы, очнуться, подняться и выбраться в окно. Мне кажется, что я призрак. Как мог выпрыгнуть из поезда и уцелеть. Ах, неважно! Я чуть не погиб. Но я знал, за что ещё могу бороться. Я надеялся, что ты будешь скорбеть. Около месяца прошло, а ты всё страдаешь. Приходишь каждый день и плачешь.       V приподнял маску, оголяя низ изуродованного лица. Иви увидела дрожащие губы. — Я плакал вместе с тобой, — к подбородку скатились слëзы. — Почему же ты не явился ко мне сразу, как выбрался? — спросила она, поглаживая плечи V, затянутые чёрным фраком. Она знала ответ, была уверена, что знает. Но нужна была правда.       Правда, правда и ничего кроме правды. — Я думал что… — мужчина снова опустил маску. — Думал, что ты отпустила меня и живёшь счастливо. Я был бы грузом для тебя. Жуткими воспоминаниями. Частью старой жизни, от которой всем нам хотелось избавиться. Я… — Нет. Это не так. Ты самое лучшее, что происходило со мной. Сколько себя помню, не было у меня чувств. Ничего не было. Исчезни ты навсегда — существование утратило бы малейшие краски. — Так смешно… — перебил вдруг V. — Я всегда в чёрном. Какие бы краски утратила твоя жизнь?       Было бы смешно, не будь обоим так тяжело. — Я, в любом случае, рад, что ты помнишь мою увертюру. Помнишь меня. И радуешься. Я просто счастлив.       Да.       Да.       Да.