***
Погожим утром четверга Тилль Линдеманн ненадолго исчез, вернулся же качественно навьюченным, и в благодушнейшем расположении духа. Отогнал самых любопытных Дума и Пауля от пакетов и закрылся на кухне. В течение полутора часов товарищи слушали треск, скрипы неведомого генезиса цветистые выражения, которые восхищённый Флаке порывался записать, жаль, не нашел чем. Как тут… Бах! Бум! Дзынь! Хрясь! Все как один поспешили на источник звуков, которым позавидовал бы и самый жаркий их перфоманс. Обеспокоенный Оливер хрупким плечом высадил фанерную дверь (о чём потом, когда адреналин спал, очень пожалел… Кто бы ему сустав вправил?..), остальные стайкой устремились внутрь. Шнайдер при виде живописных руин присвистнул и смачно ругнулся, Лоренц неверяще снял очки, Рихард выронил изо рта незажжëнную сигарету, Ландерс запричитал и бросился к хихикающему и по-детски счастливому фронтмену. Тилль сидел на полу на россыпи осколков хозяйского хрусталя, вертел в руках нечто обугленное и истекал кровью из предплечья и щеки. Будто лезвием полоснуло, таким потоком по коже текла алая кровь. Ожоги, и Тилль и Поль были уверены, тоже где-то наверняка были. Чуткие соседи никак не могли проигнорировать шум, вызвали хозяина жилплощади и самым подлым образом!.. Наябедничали! Сильно при этим лукавя. По словам из их поганых ртов, чуть не оргии устраивались здесь на протяжение последней недели. Ну, ни капли не удивительно, что легендарных (в будущем…) «Rammstein» без возможности оправдаться и забрать уплаченную за два месяца вперед ренту, выгнали. Хмурые металлисты упаковали вещи в рекордные сроки. Убраться нужно было быстро. И не то, что бы они злились. Поделом, ведь они взорвали кухню. Нужно было слиться, пока никто не придумал ещё денег с них спросить. В сборах особенно отличился Ландерс. Хитрец. Он нудную работу кинул на Дума, сам же взял на себя ответственность перевернуть все ящички, но найти перекись, вату, пластырь и бинты. Это было сложно, но теперь Поль — герой! — А сейчас, Тилльхен, попрошу не дëргаться… — сказал Ландерс и с нажимом обтëр левую бровь ватой, выполощенной в перекиси. После брови и щеки он попытался забинтовать и пережать руку, чтобы Тилль, в конце концов, не помер от кровоизлияния…***
И вот грозные парни оказались на улице. Насовсем. Чтобы не поддаться отчаянию, временами накатывающему, все занимались чем-то бесполезным. Чем угодно, только бы не думать. Рихард и Тилль курили, Оливер подкручивал струны, раскручивал, снимал, надевал, снова подкручивал, Кристоф отбивал бёдра палочками, наигрывая, видимо, «Lick it up», Кристиан проверял свой альбом с марками, пытаясь удостовериться, что ничего не потерял. А Пауль устремил всё внимание к Тиллю, всецело отдаваясь осуждению. — Слушай, ну, я не хотел. Хотел, но не так. Я найду нам жильё, это д… — пробубнил Тилль, не в силах терпеть этот взгляд обычно весёлых (как он совсем недавно) глаз. — Не в этом дело. Нужно быть осторожнее! Вокалисты с неба не падают! — Пауля понесло. — Если Тилль ещё раз так сделает, может и начнут падать, почему нет? — мрачно буркнул Шнайдер. Оливер усмехнулся, осторожно выглядывая из-под ресниц. Флаке толкнул его плечом, тоже посмеиваясь. — Шутники, блин! — взвизгнул Хирше, грозя пальцем. — Пауль, я придумал, — тихо сказал Тилль, беря гитариста за руку. — У меня есть в Шверине дом. Небольшой. Помнишь? Это всё ещё моя собственность. Почему я сразу про него не вспомнил?.. Все тут же приободрились и подхватили сумки (бедный Кристоф, ему пришлось тяжелее всех). Раммы вышли к трассе и стали ждать попутку. Долго страдать не пришлось, очень скоро их подобрали какие-то хиппо-панки, как оказалось, знакомые Оливера. Они были рады встречи и, не планируя ехать в Шверин, всё равно отвезли новых друзей, куда им надо. — Спасибо, Луц, — сказал Оливер. Он вышел из мини-автобуса, подошёл к окну водителя и, слегка нагнувшись, поцеловал того в губы. — Обращайся. Номер мой у тебя есть, так ведь? — Луц отстранился, придерживая Риделя за щеки обеими руками. — Да, записан под нашей песней. До встречи, буду скучать, — басист, ещё сильнее шокируя кентов, вновь поцеловал друга, углубляя поцелуй. «Ошалеть…» — так подумали все пятеро. Хипанки уехали, а раммам предстояло пройти ещё пару километров, прежде чем они доберутся до «хаты». — Это что было?.. — спросил Пауль, приближаясь к Оливеру. Оливеру, который теперь был я наилучшем распоряжении духа. Он выглядел веселее, чем Линдеманн, взорвавший кухню. — Тоже хочешь? — Ридель распустил руки, обнимая Хайко. — Нет. Кристоф засмеялся и походкой от бедра подплыл к Риделю. — Я хочу. Ридель не воспринял этого всерьёз и рассмеялся. А вот Кристоф, видимо, не шутил и очень расстроился. Аки гитара. На это обратил внимание сам Рихард Круспе! — Шнаечка, — он коснулся тыльной стороны ладони ударника и улыбнулся. — А, Шанечка? — М?.. Круспе пару раз моргнул, а потом легонько ударился головой о плечо Шнайдера. Как кот. — Рикорт Круспет, — тихо сказал Дум. Чтобы слышали только они вдвоём. Если бы это уловил Пауль… Ох-х-х… Кристоф бы умер!***
Дом Тилля был заперт, чему фронтмен был рад. Значит, там никто не поселился, а злая бабка померла или съехала. — Почему мы с самого начала сюда не съехали? — негодовал Рихард, рассматривая комнаты. — Не знаю… — пробормотал Тилль. Понятно было, что он не хочет говорить об этом. Вот его и не стали пытать. Гораздо важнее было сделать небольшую уборку до захода солнца. В процессе уборки Оливера придавили шкафом к стене. Свидетелей не было, а виновник не сознался. Зато Пауль смеялся как не в себя, Ридель прищурился и вдруг подхватил мелкого злодея на руки. — Эй! Куда?! — верещал Полька, дёргая ногами. Басист молчал, но потом вдруг сорвался на бег. — Ему конец, — спокойно констатировал Тилль. — Почему? — тревожно спросил Дум. — Он побежал к озеру. Он кинет Хайко в озеро. Флаке хмыкнул, Рихард радостно хлопнул в ладони и потëр одну об другую, Кристоф покачал головой, поглаживая щëку. Вскоре вернулись мокрые насквозь гитаристы. Оба злые и продрогшие. — Пошёл ты, — бросил Пауль, когда Оливер мягко коснулся его плеча. — Ты сам виноват, — всё же выговорил басист. Тилль, скрывая улыбку, подал друзьям свою старую тёплую одежду, пока те раздевались и вешали мокрые штаны и рубашки на двери. Оливеру вещи оказались слегка малы по длине, а Паулю, неудивительно, слишком большими.***
Уборка закончилась. Происшествий больше не было. И вот совсем скоро знаменитые «Rammstein» уже сидели на траве у домика и курили, пили чай, пиво, болтали, мирились. И радовались, что теперь можно было экспериментировать, петь, играть и беситься, не боясь оказаться на улице. Это был их дом, из правила, их жизнь. Прекрасная жизнь, за которую парни смогли бы сложить не один такой сказ.