Vergib mir, mein Edelweiß...

POV: Австрийская Империя Март... Прелестный месяц, не так ли? Если бы только этот месяц не добивал меня окончательно. Приступы астмы всё учащались, я понимал, что не протяну долго. Австро-Венгрия, благо, уже берёт на себя большинство обязательств, думаю, она готова к тому, чтобы стать полноправной императрицей... Помнишь, как за несколько лет до распада Священной Римской Империи ты пытался отговорить меня от выхода из этого чертового "союза"? Я всегда отказывал. Отец был очень строг ко мне, тебя же воспитывал как лучшего наследника. Везёт кому-то же родиться старшим. Конец POV Австрийская Империя Австрийца вновь охватывает приступ кашля, хотя единственной его причиной мог быть легкий поход по комнате. Болезнь прогрессирует, все сильнее давая о себе знать, да и в целом существование австрийца наверное подходит к концу. Тот прислонился к стене. Образ немца вновь возник в его мыслях. АИ даже пожалел, что не увидит реакцию брата на его смерть. Было крайне интересно понаблюдать за подобным зрелищем. Не то чтобы Австрия никогда не присматривался к немцу, просто он... Был крайне непредсказуем. Нельзя было понять по его поведению, переживает ли он за брата, или тому на него плевать. Облик в голове рассыпался на тысячи мелких кусочков, каждый из которых отдавал отдельным воспоминанием. Ива у ручья, порванным листик с надписью "Brüder für immer", венок из Альпийских Эдельвейсов, теплые руки, оглаживающие лицо австрийца в полной темноте, мягкий голос Чехии, поющий о любви... Всё это не несло какой то политической или моральной ценности для других, но было невероятно важно для австрийца. Хрупкое тело сотрясает очередной приступ кашля с хрипом и едва заметными тонкими струйками крови, стекающими со рта. Невольно всплывает воспоминание, сопровождаемое ощущением дикой, неистово разрывающей болью в районе крыла, где уже много лет болтался лишь какой-то обрывок, не способный ни на что из того, что мы привыкли называть крыльями. Австриец сползает вниз по стене, мягко оседая на пол. Нарастающая боль в горле вызывает слёзы на глазах, а точнее лишь на одном целом. Тонкая струйка соленоватой, немного мутной воды стекает по щеке, оставляя после себя влажную дорожку, отблескивающую на свете солнца из окна. В глазах темнеет, и, пока австриец пытается мысленно успеть попрощаться с дочерью, с Веной, с сестрой, со всеми своими союзниками, в голове вновь предстает гордый силуэт Пруссака. На календаре 15 марта 1867 *** Немец стоит у себя в кабинете, держа в руках то злосчастное письмо с известием о смерти его брата – Австрийской Империи. Тот зло сжимает его и бросает в камин. В странном приступе бессильной ярости немец опирается на стену, пытаеюясь угомонить бурю эмоций в себе. В мыслях лишь одно – бросится сейчас в австрийский дворец и как можно быстрее понять что это лишь глупая шутка, ну или неумелый план его братца объявить о себе вот так вот. Но только бы это не оказалось правдой. На глазах невольно собираются слёзы, и по левой щеке уже оставлена блестящая дорожка той самой слёзы. Это была даже не тоска по умершему родственнику, нет... Это была тоска по человеку, которого ты любил больше жизни, даже несмотря на вражду. Без этой вражды, обоюдных насмешек и его нахальной ухмылки жизнь теряла весь её смысл и краски. Где-то в глубине души немца скулил щенок, оставшийся в полной тьме, без любой надежды продолжать искать выход. - Vergib mir, mein Edelweiß...