Теперь я вот так живу

Ранним утром на одной из виленских лестничных площадок творилось нечто невообразимое. В воздухе разливался тихий перезвон связки ключей, линии мира — перламутрово-белые и голубые — вибрировали, текли сверкающими реками и ликовали: «Он справился!» — так громко, что Эдо только головой помотал, отгоняя непрошеные видения. Когда это он не мог попасть ключом точно в замочную скважину? Так и чесались руки нанести двери хороший удар, но профессор Ланг вовремя вспомнил, что он находится на Этой Стороне, причём уже много часов и не превращается в незваную тень, а значит, не надо беспокоить Граничного полицейского Юстаса, чтобы тот успел его вывести на Другую Сторону. Юстас — мастер по распознаванию Проходов, но именно сейчас они ни к чему: Эдо наконец-то вернулся домой. Даже не верил тому, что ещё несколько часов назад он от души гулял чуть ли не всю ночь вместе с Тони Куртейном, а потом всё-таки вернулся в свою квартиру на Этой Стороне. Эдо решил заночевать именно здесь: до университета идти не так далеко, чем если бы он возвращался с Другой Стороны, хотя из принципа — если страшно, то тут же пойди и сделай, — мог бы пойти на такой эксперимент. Но не в этот раз. — А вот это ты зря, любовь моей жизни, — вдруг сказал Эдо с такими интонациями, что сам же от себя и охренел. Уже сползая на кухонный пол, отметил: хорошо, хоть глинтвейн ещё не успел себе налить, а то бы точно пришлось сразу тянуться за новой порцией. Вдохнул, выдохнул, терпеливо прислушался к себе: не померещилось ли? Да, он же покинул Сайруса в Элливале, его прекрасный мёртвый собеседник, больше, чем друг, теперь находился за две с лишним тысячи километров от его квартиры. Тогда я окончательно сошёл с ума? Как же не вовремя, а — только-только успел порадоваться, что снова может жить на Этой Стороне без превращения в незваную тень, и на тебе. Галлюцинация, которая точно не Иоганн-Георг. А жаль. — Я — точно не он, любовь моей жизни, — снова заговорил Сайрус его устами. — Извини, конечно, что доставляю тебе неудобства, но благодаря твоему роскошному прощальному подарку у нас с тобой теперь вот такая интересная жизнь началась. Ты вдохнул в меня немного жизни, ну а я, в свою очередь, подарил тебе немного смерти, хотя она тебе не особо помешает, ты слишком удачлив. Если уж согласился на мой эксперимент с линиями мира, то и здесь не пропадёшь. Эдо же, пока вещал голосом Сайруса, думал про себя: ну вот и допрыгался. Чокнутым медиумом-чревовещателем мне ещё бывать не приходилось. То ли ещё будет. Но со стороны, конечно, смотрится абсурдно: сам с собой разговариваю. Точно рехнулся. Хоть для смеху представляйся: чокнутый профессор Эдо Ланг, приятно познакомиться. Чертовски жаль, конечно, что Иоганна-Георга нет рядом: тот бы явно оценил шутку. «Да нет, не рехнулся ты, — Сайрус всё-таки сжалился над профессором и продолжал звучать уже голосом в его голове. — Поначалу всегда так: новое тело учится воспринимать вещи, и это нормально. Помнишь, как ты жаловался Марине на многообразие вкусов пищи, а курить вообще не мог, пока линии мира Этой Стороны обживались на новом месте, то есть в твоём теле? Теперь настало время привыкнуть к моему присутствию — чем я хуже линий мира, любовь моей жизни? Вот то-то же». Эдо глубоко вздохнул и сказал вслух: — И теперь ты постоянно будешь со мной? «Не бойся, я сильно вмешиваться в твои беседы и мысли не собираюсь. Живи, как жил до этого. Но вот подслушивать и подглядывать за твоей жизнью мне никто не запретит! — расхохотался мысленно Сайрус. — Ты — роскошное окно в виленскую жизнь, в этом смысле мне чертовски повезло. За бытовой твоей жизнью я могу и не наблюдать — за четыре тысячи лет не-жизни, поверь, это не так интересно в отсутствии настоящего тела! А вот когда с тобой будет случаться что-то удивительное — считай, центральное место в первом ряду моё. Лучше всех театров!». Эдо помешал глинтвейн. С удовольствием выпил его из большой разноцветной кружки с какими-то дурацкими котятами. И наконец произнёс вслух — своим голосом: — Можно считать это очередным экспериментом, не так ли? И сам же себе ответил — голосом Сайруса: — Всё правильно понимаешь, любовь моей жизни. У нас с тобой очередной эксперимент. Только не говори, что тебе не понравится. Данэ Тэре Ахорум тара. — Когда Большая Судьба играет, она права, — перевёл со старого жреческого Эдо. — Что ж, поставим эксперимент! А теперь, будь добр, смерть моя ненаглядная, помолчи немного. Очень уж спать хочется, а я даже свои вещи не разобрал. — Обожаю, когда ты злишься! — восхитился Сайрус. — Но тебе и вправду пора отдохнуть, это только мертвецы усталости не знают. Спи давай, тем более у тебя лекция завтра. Эдо и не заметил, как его начало клонить в сон. Поставив пустую кружку из-под глинтвейна в мойку, он вымыл её и поставил в сушилку. Усмехнулся своим немецким привычкам — всё-таки долгое время жизни на Другой Стороне Берлина даром не прошло. Затем перешёл в гостиную, открыл окно, чтобы впустить свежего живительного воздуха Этой Стороны Вильнюса — слишком долго здесь не был, чтобы довольствоваться чем-то давним, случившимся с каким-то другим человеком. Через пять минут закрыл, выключил свет, разделся и лёг в постель, оставив только ночник, позволяя снам завладеть собой. Спал и видел — не ночные кошмары, которые были его постоянными гостями на Другой Стороне, но текучие, быстрые и звонкие переплетения голубых и перламутрово-белых линий мира. Спал и видел — свои линии, на пять шестых — золотые с зелёными, на одну шестую — перламутрово-белые с голубыми, которые когда-то ловил собственным дыханием в Элливале, самая трудная часть эксперимента, но он справился — и снова остался жив. Спал и видел — Иоганна-Георга и Нёхиси, плетущих свои Сети Счастливых Случайностей, но обернувшихся к нему и одобрительно показавших пальцы вверх. Спал и видел — довольного Сайруса, сидящего на мокром пирсе, курящего сигару и заразительно смеющегося — на всё море. Спал и видел — танец обеих Сторон, переходящих друг в друга благодаря Проходам. Спал и думал — что ж, теперь я вот так живу. Очередной каприз Тэре Ахорум, Большой Судьбы, которая играет всеми нами, как ей взбредёт в голову. Но мне нравится быть одной из лучших её игрушек. За окном пробивались лучи полуденного ласкового солнца Этой Стороны. С кровати Эдо слышалось тихое спокойное дыхание. Профессор Ланг спал крепко и глубоко — его сон не тревожили ни кошмары, ни внезапные пробуждения в горячем поту, ни телефонные звонки. И пусть все Стороны с их чудесами подождут.