Давно забытая любовь

В этом доме ему как будто нет места. Слишком длинные руки, слишком широкие плечи. Голову не повернуть, рукой не пошевелить, он застыл в не очень удобной позе, лишь бы ничего не задеть, не уронить, не сломать. Стул под ним опасно трещит. Да и вокруг все яркое, цветное, шумное. Как будто бы каждый день в этом доме праздник и солнце. Что-то шипит в сковородке, нож сам нарезает хлеб, ветчину и томаты. В одной из кастрюль громко булькают яйца, в огромной печи что-то тушится, парится. Грэхем надеется, что урчание его живота теряется среди всех этих звуков. Где-то сверху звенят какие-то цепи. Он не верил рассказам, но похоже упырь существует. В углу стоит огромная ёлка, большая пушистая, с кучей игрушек. Грэхем слегка усмехается, замечая резиновых уток и зайцев: палочки-надувалочки пригодились. Но даже не будь этой ёлки, здесь все равно был бы праздник. И это в гостиной ещё нет кучи рыжих голов. Грэхем шумно вздыхает, стул трещит ещё громче. Лучше, пожалуй, вообще не дышать. На странных настенных часах несколько стрелок сместились, а за окном слышны хлопки аппарации. Грэхем нервно пытается как-то уменьшить силой мысли слишком длинные руки и слишком широкие плечи. Никогда ему не было ещё так н е у м е с т н о. Слишком чёрные волосы, слишком хмурые брови, ему только двадцать, а между бровей уже глубокая впадина. Еще взгляд исподлобья. И одет он весь в чёрное. И сидит здесь один уже полчаса, абсолютно чужой, чужеродный. Сразу видно, не Уизли. — Так и знал, что сидишь с кислой миной, — яркий, сияющий Фред озаряет всю комнату. Без него, оказалось, было так тускло. Грэхем не отвечает, просто кивает. Хорошо, что Фред первый. С ним не так страшно. Его принимают как-то... легко? Слишком просто? Как-то буднично даже? Словно каждый день какой-нибудь сын, благо их много, приводит домой знакомиться парня. Все просто кивнули, слегка улыбнулись и вот через десять минут Грэхем втянут в обсуждение последнего Чемпионата. Вот Билл хлопает по плечу, вот Чарли гордо показывает ожоги и шрамы, Перси просто что-то бубнит, мистер Уизли азартно предлагает посмотреть коллекцию батареек и штепселей (Грэхем без понятия что это, но покорно кивает.) Слишком яркие, шумные, любопытные, его принимают в семью за пару минут, и он все ещё чужеродный, в глазах немного рябит от обилия рыжести, но почему-то очень тепло, только признаться неловко. И лишь миссис Уизли косится, ворчит как-то странно, вздыхает. Грэхем ёрзает под её хмурым взглядом. Стул снова трещит. Не дай Мерлин он всё же развалится. — Не обращай внимания, она всегда такая, — Фред нежно сжимает ладонь под столом. — Я рад, что тебе сегодня весело. Грэхем снова кивает, переплетает их пальцы и улыбается. Рядом с Фредом не может быть плохо. И только лишь миссис Уизли ворчит и вздыхает, что-то бормочет под нос. Грэхем уверен, что ей не понравился.

***

— Кто последний тот дурак! — кричит Джордж и пулей вылетает из комнаты. — Засранец!!! Нечестно!!! — за ним следом, путаясь в обеих ногах бежит ещё сонный растрёпанный Фред. Грэхем слегка удивлённо провожает их взглядом. Впрочем, чего ещё от них ждать? Он не спеша одевается, умывается, а когда наконец-то спускается, внизу вместо пола цветастая подарочная обёртка, шуршит и скрипит с каждым шагом. Каждый Уизли в том самом свитере: Фред рассказывал, но увидеть вживую это другое. Забавно, смешно и уютно. И снова слегка чужеродно. — Эй, Монтегю, — Джордж никогда не начнёт его звать по имени, — во-первых, ты что не слышал, что я сказал: "кто последний, тот дурак"? — и не дожидаясь ответа продолжил,— тебя тоже подарок там ждёт. Брови Грэхема резко взлетают, он смотрит на Фреда, тот указывает подбородком на ёлку. Под ней завернутый бережно свёрток. Для него. Руки немного дрожат, если честно. Верёвка немного колючая, а бумага похрустывает под неуклюжими пальцами. Внутри все замирает, аж звенит в предвкушении. Он чуть медлит и резко срывает до конца все обертку. Коробка печенья, наверно, домашнее. Похоже на то, что они ели с Фредом. И свитер. Черный свитер с огненно-рыжей "Г". Такой же как у всех остальных. Вот только... — Так и знала, что мал! — почти вскричала миссис Уизли, заставив всех вздрогнуть, когда Грэхем с трудом в него втиснулся. Буква "Г" бесформенно растянулась на широкой груди, рукава оказались три четверти. — В нашей семье ни у кого не было таких широких плеч, да и руки!.. Она причитает и охает, обещает связать ему новый, только надо снять мерки. Где-то слева движение: это Фред задыхается со смеху, пока Джордж снимает на камеру. Миссис Уизли требует прекратить и снять свитер, но Фред перебивает сквозь слёзы: — Сначала семейное фото! Все кучкуются, не дают миссис Уизли командовать, мистер Уизли её обнимает, где-то рядом с ними Джинни и Рон похихикивают, Билл и Чарли стоят как атланты, Перси что-то бубнит с левого края. Грэхем стоит позади, чуть покрасневший от тесноты, весь взърошен, волосы в разные стороны. Свитер впивается в горло и руки. — Теперь ты Уизли, — весело шепчет Фред и напяливает рыжий парик ему на голову. Щёлк. — Спасибо, — шепчет Грэхем и широко улыбается. Впервые на колдографии он широко улыбается, затерявшись в ярко рыжем зареве Уизли. Не чужеродный, родной.