Мечты

— Я хочу переехать к брату. Слова звучат слишком громко в тишине отцовского кабинета. Кажется, что даже настенные часы, привычно отбивающие свой секундный ритм, вдруг остановились и вовсе затихли, поражаясь подростку. Эррор нервно переступает с ноги на ногу, без особого интереса разглядывая интерьер небольшой комнаты, тем самым пытаясь отвлечься от давящей тишины. Кабинет выполнен в своеобразном стиле, под стать его хозяину: пол выложен из светлого линолеума, стены обклеены однотонными молочными обоями, окна прикрыты жаккардовыми¹ шторами синего цвета, украшенными золотистыми кружевными узорами; такой же узорчатый шерстяной ковёр под крепким рабочим столом, подаренный начальством за выдающуюся работу; и пара грамот и дипломов на стене за какие-то заслуги, которые парню не интересны (Эррор жалеет, что вообще надел сегодня линзы). Помещение так же заставлено несколькими резными стеллажами из светлого дуба, на которых аккуратно, по алфавиту, выставлены многочисленные книги разного рода и жанра. В основном можно разглядеть произведения авторства Льва Толстого, например та же "Война и Мир", что так нравилась отцу и отзывалась тихой ненавистью в душе Эррора, как самая скучная и бесполезная история, не несущая в себе особого смысла как такового. По крайней мере, среди его одноклассников пока ещё не находилось самоубийц, которые смогли бы прочесть эту вселяющую первобытный ужас своими габаритами книгу до самого конца. Поэтому многих деталей черноволосый подросток, к недовольству отца, может и не знать, что уж говорить о том, чем всё это дело кончилось. Это всего лишь его мнение, да и книжным червём он не был никогда. Кроме стеллажей в кабинете полным полно антиквариата. Те же лакированные резные стулья с седушками и спинками из натурального шёлка, за которые глава семьи может голову оторвать, случись что с ними. Пара картин, например вон та, у небольшого пластикового окна с видом на город, — хрен знает что на ней нарисовано, и если уж быть до конца честным, Эррор вообще без понятия, как эти наляпанные от балды разноцветные кляксы на холсте могут столько стоить, и что в них такого находят люди, якобы разбирающиеся во всём этом ... искусстве. Он бы смог так же буквально за пару минут, выставит фотографию в соц.сети и скажет что изобразил лошадь, а на следующий день её, картину в смысле, заберут на какую-нибудь выставку или продадут как ценность. Все эти художники вообще очень странные и непонятные в поведении. Сегодня у него артблок и депрессия, а завтра вдохновения через край, кисточка в кружке с чаем и вода из под неё же во рту, принятая по ошибке за выше упомянутый напиток. Ужас, одним словом, аж передёргивает. За разглядыванием пристанища Афтера старшего, в котором не так часто удаётся бывать по причине запрета посещать данную локацию их дома в приципе, подросток не сразу замечает, как к нему обращаются с вполне логичной просьбой, которая скорее звучит как приказ (хотя нельзя отрицать, что это он и есть): — Обоснуй мне причину, из-за которой я должен давать тебе разрешение. Вся накопленная за день решимость парня тут же испаряется, стоит отцу оторвать очи от важных документов и смерить своего сына — почти полную свою копию, кроме карих глаз, доставшихся от покойной матери — безразличным взглядом, в котором плескались глубокие воды необъятного Атлантического океана. Кареглазый крупно вздрагивает. Холод этих глаз всегда заставлял Эррора задуматься, стоит ли им перечить, потому что отец — по своей натуре человек харизматичный, жёсткий, не терпящий своеволия, но в то же время он достаточно справедливый и всегда отвечает за свои слова, которые даёт, от чего они имеют значительный вес не только в повседневной жизни. Этого человека стоит слушать и уважать, что и делали как коллеги по работе, так и домашние. Хотя вторые скорее вынужденно, не желая лишний раз раздражать и усугублять ситуацию, чем по собственной воле. Ведь пока они с братьями не высовывались за черту дозволенного и не возникали по поводу расширения свободы своих действий, всё было относительно стабильно. Отец любил порядок и часто о нём напоминал. Однако без бунтов всё же не обходилось. Как то Фреш выкрасил волосы в маджентовый², не спросив при этом одобрения у отца. Это заставило Эррора запомнить что бывает, когда глава семьи пребывает в гневе. Потому что в отличии от большинства других людей, у которых эта эмоция достаточно ярко выражена, у него гнев был холодным, настолько же, насколько ледяным был взгляд голубых глаз, больше напоминающий ощущение прикосновения ко льду в антарктике. Это причиняло телу боль почти физически, и парень ещё долгое время избегал прямой встречи с ним. Гено, к слову, был похож этим на Афтера старшего. Это единственный оставшийся в семье человек, который способен дать серьёзный отпор голубоглазому мужчине, и не получить какой либо отдачи в ответ. Их бабушка говорила, что истинному злу может противостоять только другое, такое же истинное зло. И была права. Старший брат всегда защищал их от чужих негодующих нападок и даже огрызался, если его что то действительно не устраивало. А Фреш, ну ... на самом деле, Эррор не уверен, видел ли когда-нибудь своего младшего брата злым. Раздражённым — да, но гнева в его глазах, в большей степени скрытых за тёмными очками, никогда. Тот всегда какой то отшибленный от мира сего, словивший дзен и прибывающий в собственной нирване. К тому же, список его допускаемых проказов уже давно перерос черту (видимо нахватался этого от Гено), вот только отцу об этом знать было совсем не обязательно. Эррор прокашливается. — Ты сказал, что мне нужно поступать в юридический, — парень медленно вдыхает и выдыхает, пытаясь успокоить чувство волнения и унять дрожь в собственном голосе, чтобы не звучать уж слишком жалко и фальшиво, чем есть сейчас. Естественно, что ни в какой юридический он поступать не собирается, но не придумай парень аргумента лучше этого, и выбраться из этого капкана у него вряд ли получится ближайшие года полтора. Эррор собирается с мыслями и продолжает более уверенно, замечая заинтересованность в глазах взрослого: — Но самый лучший институт находится в том же городе, в котором сейчас живёт Гено. Поэтому я бы хотел освоиться в городе заранее, чтобы не дёргать брата лишний раз и не отвлекать его от учёбы, когда мне будет что то необходимо. Афтер старший прикрывает глаза, склоняясь над собственным столом, и несильно сжимает большим и указательным пальцами правой руки переносицу. Отец обдумывает его слова, чтобы принять решение. Подросток не зря выбрал именно этот день, именно для этого разговора. Глава семьи не спал несколько ночей подряд, работая днями на пролёт над условиями одного очень важного договора, который должен принести не малые деньги компании, в которой он работает, а плюсом множество контрактов с популярными партнёрами из разных стран и существенная прибавка к зарплате сотрудников. Если что то пойдёт не так, то он может с большой вероятностью остаться без работы и репутации, а следовательно — без средств к существованию. Так же Эррор помнил золотое правило отцовских слов — не откажется, так что момент просто идеальный. Но волнение всё же берёт верх, как бы он не пытался скрыть его и отвлечься на что-нибудь другое. Пара минут затянувшего молчания длятся как пара часов напряжённого ожидания своей казни предателем страны, сидящим перед решётчатым окном с видом на красивую виселицу. Однако перед Эррором вовсе не виселица, а кое-кто, кто оставит его в живых, но жить спокойно не даст. Черноволосый мужчина тяжело вздыхает, явно немного забывшись в блаженной темноте закрытых перенапряжённых глаз. Он откидывается на мягкую спинку стула и всё так же, не открывая уставших глаз и явно борясь с диким желанием зевнуть наконец отвечает, избавляя Эррора от томительного ожидания вердикта. — Хорошо. Я ещё раз обдумаю твоё решение по поводу переезда и, если что, позвоню Гено в течении оставшегося дня, обговорим с ним все возможные нюансы. Можешь идти. Подросток кивает, не зная зачем, отец всё равно не увидит, и тихо покидает комнату, в которой поселился настоящий ледяной дьявол, не иначе. Однако этот дьявол как никогда преисполнился милосердием сегодня, чему Эррор не может не радоваться. — Я рад, что ты образумился. Подросток останавливается на пару секунд, до боли закусив нижнюю губу. Образумился? Серьёзно? Так хочется ответить что-нибудь едкое и неприличное, но всё, что кареглазый может сейчас, это с силой сжимать ручку деревянной двери и кивнуть ещё раз. Как нибудь потом. Обязательно. Он облегчённо выдыхает, когда замок издаёт привычный звук щелчка, оповещающий о закрытии двери, и беззвучно идёт на кухню, чтобы выпить воды и выйти на балкон. Фреша сейчас нет дома, потому что на каникулах отец заставляет его ходить в школу на дополнительные факультативы по предметам. Но как всегда, он либо успешно прогуливает их дома у своего друга, либо гоняет балду сидя на последней парте тех же факультативов. Парень усмехается беспечности младшего брата, вглядываясь в яркий рисунок стакана, который держит в руке, и думает о том, что у него стоило бы поучиться многим вещам. Кафель неприятно морозит босые ноги, но Эррор не обращает на это должного внимания, только открывает окно на улицу и вдыхает свежий холодный воздух полной грудью. Беспокойное чириканье воробьёв, наверняка обсуждающих, что есть этой зимой абсолютно нечего, успокаивает и приносит некое подобие умиротворения, как бы жестоко это не звучало по отношению к голодным птицам. У каждого своя косточка поперёк горла. Подросток подставляет лицо навстречу прохладному ветру и вглядывается в загорающиеся огни различных вывесок магазинов и кафе. Их серый город постепенно погружается в раннюю зимнюю темноту и перестаёт быть таким уж невзрачным. Туда сюда ездят по делам машины, прохожие кутаются поглубже в свои шарфы и спешат, кто куда, подростки во дворе громко смеются над товарищем, неудачно спрыгнувшим с турника прямо в сугроб. Не так уж и безжизненно, как казалось ранее. Эррор улыбается. Но вовсе не поэтому. Скоро он переедет и заживёт новой жизнью. Подальше от прошлого.