New Year

— До сих пор не верю, что ты продлил аренду этой квартиры,– верилось, во истину, с трудом. Даже сам Фёдор с трудом верил, а он, на минуточку, как раз тот, кто сам лично договорился с владелицей и вручил ей оплату – галеоны, переведённые в фунты, спасибо гоблинам из банка Гринготтс – к тому же, между прочем, сразу на пару месяцев: — как и в то, что ты решил остаться в Хогвартс на рождественские каникулы. И в то, что ты смог договориться с профессором Макгонагалл, Дамблдором и даже Снейпом! О, а также в то... — Коль, я уже понял, что у тебя приступ дереализации. Просто поставь пакет на стол и продолжай,– Достоевский тихо хмыкнул, наблюдая, как Гоголь шустро поднимает пакет с продуктами на высоту стола и с некоторым трудом медленно его опускает. Пускай именно Фёдор был тем, кто настоял на покупке этого всего продуктового набора – сегодня было 31 декабря, поэтому, чтобы заполучить его пришлось пройти девять кругов ада – нёс его Николай. ”Ты бросишь его ещё на полпути, заявив что-то в духе «пицца, так пицца»” — Достоевский с этим заявлением, конечно, был категорически не согласен: во-первых, он слишком упёртый, чтобы бросить идею с праздничным ужином на половине пути; во-вторых, Гоголь был слишком оптимистичен в своих расчётах — он бы начал искать другие варианты доставки груза домой ещё на одной третей дороги. А может, и того раньше. Собеседник слабо улыбнулся, вскоре переключив внимание на Подозрение, вбежавшее вслед за ними на кухню. Канун нового года. Достоевский неторопливо разбирал купленное, ставя в воображаемом списке продуктов – вполне материальный тоже имелся, но на самом дне пакета – уже второй ряд галочек «присутствует». — На черта нам столько овощей? – Оперившийся руками в столешницу, Николай оторвал ноги от земли, теперь покачивая ими, с долей недовольства поглядывая то на всё ещё растущую кучку, правда, ну куда столько, то на сосредоточенного слизеринца: — Ничего хоть не забыли? — Мы собираемся приготовить к застолью как минимум два салата. — Мы? Как минимум? – Он встал на ноги. Нелёгкое это дело, все свои килограммы на весу удерживать. — Мы,– встряхнув пакет, Фёдор со свойственной ему педантичностью начинает складывать пакет – на это со стороны Гоголя слышится плохо прикрытый, а может вообще не прикрытый, смешок: — а оставшиеся продукты ещё доедать будем. Негоже их тут оставлять, до следующего нашего приезда успеют эволюционировать и захватить планету,– ибо это же пакет, зачем его складывать в идеальный квадрат – а после откладывает его в сторону. Сложенный столько раз пакет, конечно же, без дополнительной поддержки тут обратно раскладывается. Слабо поморщившись, Достоевский закатывает рукава рубашки: — Поэтому иди мыть руки. Будешь нарезать овощи,– собеседник фыркает, явно не оценивая по достоинству всю красочность перспективы, подработать помощником повара, но руки моет. Подозрение, на которое уже дважды чуть не наступили – сначала Фёдор, после Николай – благоразумно нырнуло под стол. От греха подальше. — Федь, разве ты умеешь готовить? – Запоздало, однако некоторые подозрения всё же появились. Наследник чистокровного рода как-никак, откуда такие навыки: — Мы кухню не спалим? Достоевский обижено фыркает: — Что ты обо мне думаешь? Я озаботился тем, что узнать подробный рецепт необходимых блюд,– и стряхивает с рук воду, прежде чем добавить: — и Марта наглядно показала основные моменты,– в навыки готовки Марты, судя по всему, верилось куда больше — волнение Гоголя сошло на «нет». Если только оно изначально не было напускным. — Стоп, ты должен был это планировать ещё..,– он широко улыбнулся, принимая из рук Фёдора вчера купленный нож; со стороны, думается, выглядит почти пугающе. Понял, что во время пребывания в Хогвартсе домой эльф из родового поместья ну никак не смог бы ничего наглядно показать, значит, это произошло на ближайших каникулах, а это аж летние, почти полгода. — Згинь,– Достоевский его перебивает: — Вон тебе нож, вот тебе доска,– кивком указывает на деревяшку где-то слева от плиты: — вот тебе работа,– также кивком указывает на разложенные продукты: — чисти. Мысленно прикидывая, в каком порядке что надо сделать, чтобы вышло быстрее и не возникла путаница, он переставил сметану в холодильник, скиснет же, а после покосился на кастрюлю. Её, к слову, в квартире ранее не было, только вчера появилась. Совсем новая, буквально девственная. Новый год — семейный праздник, который проводят в кругу дорогих людей. По крайне мере так говорил дедушка, в Англии традиции немного иные и праздником «для семьи» считается рождество. — Может я... — Цыц,– его перебили, вручив в руки взятую со стола картофелину: — Чисти это, а потом это..,– Фёдор отложил от общей кучи несколько крупных свёкл: — это..,– несколько морковок: — и вот это,– положив ко всему прочему луковицу, а немного погодя ещё две, махнул рукой, мол «приступай, чего сидим», и развернулся к плите. Необходимо наполнить водой небольшую кастрюлю, чтобы после поставить её на огонь. Нет чего время терять, будем варить некоторую часть картошки и морковки: — О, и нарежь всё кроме свеклы. Лук мелко, его тушить ещё будем,– в ответ последовало лаконичное «как скажешь». — Э? Федь, ты чего там такое делаешь? – Изредка поглядывающий на Достоевского Николай удивлённо вскинул брови, когда тот ко всему прочему добавил в кастрюлю яйца, как только вода закипела. — У нас дефицит кастрюль. Ни картошка, ни морковь не обидеться, если пару минут потеснятся. — А вдруг? — А вдруг ты палец себе отрежешь? Не отвлекайся. Гоголь радостно накинул на шею Фёдора мишуру, в простонародье «дождик». Зелёный такой, пушистый и с белыми краями, как бы намёк на снег. В ответ на это он получил тёплую, пускай не такую же широкую, улыбку. Достоевский по-доброму фыркнул, наблюдая за Николаем, подключившем к розетке гирлянду, что тут же замигавшую всеми цветами радуги – слизеринец настаивал купить однотонную, но его не слушали, как и аргументы в духе «это же я оплачиваю» – и повесил на ближайшую ветку цветной шар, усыпанный блёстками. Всё бы ничего, но гирлянда была буквально обмотана вокруг Гоголя. Видимо соревнуется с купленной ёлкой в «кто из них двоих наряднее». Положа руку на сердце, Фёдор не смог бы ответить, что ёлка. Дремавшее на диване поодаль, Подозрение резко свернулось в колючий шарик, испугавшись внезапно громкого смеха, но через пару мгновений высунул носик — проверить обстановку. Достоевский не смог сдержать смешок. Они прибыли в магловский Лондон добрые три часа назад, тут же отправившись по магазинам. Добывать всё это за день до Нового года было ужасно, особенно ель, и Фёдор подозревал, что зря они отложили покупку продуктов на завтра. По меньшей мере по тому, что ужинать им придётся случайно купленной гречневой крупой. Впрочем, хотя бы кухонная утварь в доме появилась. На этом настоял непосредственно Достоевский, ибо, с его же слов, «в квартире есть только пол кастрюли, одна доска, две вилки и полторы тарелки», а это, опять же с его же слов, «никуда не годиться». — Закончил? — Да. — Отлично,– Фёдор поставил на конфорку рядом с первой кастрюлей, меньшего размера, и жестом указал Николаю, чтобы тот сбросил туда нарезанное: — Стой,– он остановил его: — я же сказал, лук тушить будем. Только картошку и морковь,– удовлетворительно кивнув, когда Николай закончил, Достоевский обернулся к столу. Прежде, продолжать самому, надо поручить новую работу. — Смотри. Вот это..,– ещё некоторая часть была отделена: — всё необходимо нарезать. Сначала капусту. — Может поможешь мне? — Во-первых, у нас только один нож. Во-вторых, поверь на слово, меня лучше к режущим не подпускать,– машинально потерев тонкий шрам на пальце, появившийся во время одной единственной практики за всё наглядное обучение Марты, Фёдор взял почищенную свеклу. Рука тут же окрасилась в розовый, сочная. Тёрку он сразу поставил на сковороду, лишних мисок у них не наблюдалось, чтобы перекладывать продукты туда-сюда. — Мы... Готовим борщ? – Гоголь крайне скептично посмотрел на то, как Достоевский жарит свеклу. Узнай он о таких мыслях, поправил бы — свеклу Фёдор тушит. — Да, мы готовим борщ,– слизеринец тут же качнулся вправо, попытавшись избежать объятий взвизгнувшего Николая. Едкий комментарий, «а ты ещё сопротивлялся», остался при нём. Пережив бурю эмоций – ай Достоевский, ай змей, до последнего не уточнял, что именно они готовить будут, а по списку продуктов понять было сложно – Гоголь насвистывая незамысловатый мотив, продолжил быстро орудовать ножом. Заметив Подозрение у себя в ногах, он наклонился и дал ему небольшой кусочек капусты. Фёдор осторожно выловил сваренные «в крутую» яйца и погрузил их в наполненный водой стакан. Лишних мисок, опять же, для этого дела не было. — Дай, я капусту возьму,– Николай поднял руки словно в оборонительном жесте и сделал шаг назад, тем самым чудом не наступив на Подозрение. Забрав разделочную доску, Достоевский часть капусты ссыпал в миску на столе, а остальную в бóльшую кастрюлю. Гоголю доска была возращена со словами «нарежь помидоры и редиску»: — Так точно, матушка,– Фёдор на это лишь хмыкнул. Конечно, Николай настоял на том, чтобы ёлку они наряжали вручную, без использования магии. И Достоевский даже не стал этому возражать, «руками, так руками; так даже лучше», но роста, дабы уместить на самую верхушку остроконечную пику, не хватало ни одному, ни второму. Фёдор взялся за палочку, собираясь левитировать украшение, когда его остановили: — Нет, нет, нет, так не пойдет,– из его рук буквально выхватили палочку. Он вопросительно поднял брови, не понимая, как Гоголь себе это представляет. Собирается отправить вновь задремавшее Подозрение карабкаться по ёлке с верхушкой в зубах? — Держи,– он торжественно вручает Достоевскому ёлочную игрушку: — Я тебя подсажу. — Коль, ты уронишь меня и мы разобьём себя, на пару с половиной игрушек. Гоголь сложил руки в молитвенном жесте, жалостливо протянув «пожалуйста». Временно отставив стакан с яйцами в сторону, Фёдор поставил рядом с Николаем миску, в которую ранее насыпал капусту: — Сюда скидывай. — А что это будет? – Он переложил туда редиску и помидоры, сок которых уже успел заляпать все ближайшие объекты. — Овощной салат. — Да кто такое ест-то? – Риторический вопрос. — Я ем. Нарежь ещё огурцы туда, мелко. — Обычные или маринованные? — Обычные. Сняв с огня тушеную свеклу, Достоевский кое-как скидывает её в основную кастрюлю, попутно чуть не скинув туда же саму сковороду. Большой комок с высоты упавшей в воду создаёт брызги и Фёдор шипит, когда одна из таких капелек попадает ему на руку. Горячо же! — Обжегся? – Гоголь откладывает в сторону нож, но от него только отмахиваются: — Нет,– правда палец всё же в рот суёт: — кинь лук в сковородку,– а сам берёт отложенный стакан с уже остывшими яйцами и неспешно начинает их чистить. — Крышкой накрыть? — Крышкой накрой. — Колбасу и яйца кубиками,– Достоевский ставит на разделочную доску неприглядно выглядящих три очищенных куриных яйца, а после заменяет уже заполненную миску пустой. Второй салат на очереди. Почти законченный салат он ставит на свою, образно говоря, половину и начинает туда кромсать руками взятые со стола листья салата: — Может нарезать? — И так пойдёт,– нарл нарезает вокруг его ноги уже третий круг, чуть ли не пихать её начинает и слизеринец сжалился — дал ему небольшой кусочек салата. Подозрение тут же резво его схватило, вскоре поспешно скрывшись под столом. Усмехаясь, Фёдор добавляет соль, перемешивает, а после ставит в холодильник. — Что дальше? – Николай закончил нарезать кривые кубики. Если с колбасой дело ещё хоть куда не шло, то яйца крошились прямо в руках. — Секунду,– с помощью вилки, он вылавливает из меньшей кастрюли морковку, ждёт, пока стечёт вода, и кидает её на уже грязную доску. Должен был положить, но она соскользнула с зубчиков: — её тоже кубиками. Под вопросительным взглядом Гоголя, Достоевский, умело игнорируя его, добавляет в сковородку щедрое количество томатной пасты. Вскоре, пододвигая гриффиндорца бедром, чтобы освободить себе больше места, он возвращается к листьям салата, начиная рвать его уже в миску с яйцами, да прочем. — Дай я его нарежу. — Не возникай, я тебе, между прочем, помогаю,– пожав плечами, Николай даёт вновь появившемуся Подозрению ломтик моркови, всю остальную же ножом скидывая в миску. Заметив это, Фёдор на время кладёт листья на столешницу, только чтобы вынуть из кастрюли картофель, однако за то время Гоголь уже начинает тот салат резать. Достоевский фыркает и отправляется проверять готовность лука, следуя логике «чем бы дитя ни тешилось, абы не...». Решив, что хватит его уже тушить, он выключает конфорку под сковородкой и высыпает её содержимое кастрюлей. Под маленькой, ныне опустевшей, кастрюлей газ тоже выключает, а её саму ставит к сковороде, в раковину. Когда-нибудь завтра, помоют ту посуду. В кастрюлю летит сборник специй и прежде чем накрыть её крышкой, Фёдор тщательно мешает ингредиенты внутри неё. Нельзя, чтобы половина ко дну прилипла. Оставшись без дела, он выдвигает стул, садиться за него. Некоторое время, понаблюдав за Николаем, Достоевский подпирает голову рукой и прикрывает глаза: — И маринованные огурцы кубиками. — И горох... — Кубиками,– Фёдор на это вяло приоткрывает один глаз. — Да. Кубиками,– стало интересно, что из этого выйдет. Слизеринец пожимает плечами: — Как хочешь,– в конце концов, шею с такой высоты не свернуть, а сломанные игрушки можно будет восстановить парой заклинаний. За то сколько эмоций! У Гоголя. Широко улыбнувшись, тот обходит Достоевского, чтобы оказаться за его спиной. Он приседает, обхватывает его за талию и резко выпрямляется. Дёрнувшись от неожиданности, Фёдор вцепляется рукой в игрушку, более нет, за что ухватится. Сделав широкий шаг к ели, Николай дожидается, пока Достоевский водрузит завершающий элемент. С этим возникают некоторые проблемы, тому приходиться вытянуть руки, из-за чего Гоголь теряет равновесие, только Фёдор ставит игрушку. Сразу же он делает шаг назад, пытаясь его всё же сохранить, и отпускает Достоевского, пока не утянул вслед за собой. — Я же говорил. — Но мы же ничего не разбили! Через некоторое время – Фёдор правда думал, что произойдёт то быстрее – раздаётся жалобное «у меня не выходит». Он прикрывает смешок рукой: — Тогда закинь в миску как есть,– и поднимается со своего места, чтобы заправить салат майонезом, а после убрать в холодильник. — И что теперь? — Будем ждать, пока свариться; изредка мешать. — И сколько ждать? — Не меньше часа. — И всё же не зря корёжились! – Николай отправляет в рот ещё одну ложку борща, с щедро добавленной сметаной. Достоевский кивает, деловито поедая овощной салат, с ногами – которые были в тёплых красно-зелёных носках и изображением оленей, что вручил гриффиндорец, мол, нельзя встречать Новый Год не наряженным, ещё и ноги всё время холодные же, надо греть – забравшись на диван. Оливье привлекло к себе меньшее внимание, поэтому одиноко стояло рядом с гудящим телевизором. По другую его сторону размерено тикали принесённые с кухни часы; не нашлось гвоздя, на который их можно было бы повесить, поэтому Фёдор просто опёр о телевизор. Подозрение тоже присутствовало: сидело между ними, посередине, грызло свой ужин – вареную морковь, положенную на платочек – и с интересом смотрело новогоднюю трансляцию на каком-то канале. Её включил Гоголь, опасаясь пропустить отсчёт до полуночи. — 10..,– гриффиндорец подхватывает отчёт ведущего программы, крупным кадром показывали Биг-бен и Достоевский слабо улыбаясь также начинает считать: — 9... — 8... 7... 6... — 5... 4... — 3... — 2... — 1! Обе стрелки оказываются ровно на двенадцати и начинают раздаваться удары, или может колоколов, также ровно двенадцать. — С новым Годом, Федь! – Николай откладывает тарелку на подлокотник, хочется верить, что потом он же не скинет её на пол, и лезет обниматься. — С новым Годом,– тот не возражает, приобнимет одной рукой. Оказавшееся между ними Подозрение пытается забраться к Достоевскому на руки, небось тоже обниматься хочет, даже если суть не понимает. С искренним смешком тот помогает нарлу это сделать. — Спасибо,– Фёдор не отвечает, не спрашивает за что, просто легко целует белобрысую макушку и кладёт на неё подбородок.