***
Хан чувствует, как по его телу вместе с маслом разливается гнев, отчаяние и собственное бессилие, когда он обнаруживает на утро Узи в комнате раненой. Она копошилась в попытках самостоятельно остановить кровь, но её навыки обработки ран не были достаточно хороши, чтоб ловко перевязать собственно плечо без сторонней помощи. Девушка ни за что не расскажет, как это произошло, но мужчина видит предупреждения о критически низкой зарядке на дисплее дочери и понимает: замучила себя тренировками и потеряла от перегрузки контроль над телом — это самый вероятный ход развития событий. Острые предметы не терпят, когда с ними обращаются беспечно, халатность всегда остаётся глубокими ранами на теле в наказание. Старший Дорман не настаивает на объяснении ситуации, покорно забирая из родных дрожащих рук бинты и помогая своему ребёнку остановить потерю масла. Его ладони также подрагивают, Хан боится, но не столько ситуации, сколько самого себя. Но даже так перевязка получается достаточно уверенной. Он не позволит случиться очередному приступу — не сможет объяснить своей дочери сейчас всё то, что похоронил в собственном сердце на многие годы. Девушка отводила глаза, явно чувствуя стыд за свои раны, полученные по неосторожности, — корила себя, считала слабой. Этот ребёнок перестал угасать на глазах, но теперь начал терзать себя другими методами, будучи пожираемым собственным чувством вины. Обмен шила на мыло был малоприятным, честно говоря. Старший Дорман догадывался, что эту проблему придётся решить, но откладывал, ведомый обеспокоенностью, что снова потеряет своё драгоценное сокровище, свою девочку. Но нельзя было вечно топтаться на одном месте из-за собственного страха, необходимо было двигаться вперёд, раз он принял решение измениться. Бинты слой за слоем оказывались на плече Узи, пропитываясь неспешно её маслом. Хан замечает, как подрагивает её экран, а на секунду в глазу мелькает символ, ставший роковым в его жизни, но уже не вздрагивает, как раньше. Крепко прижимая тело бунтарки к себе, мужчина мягко поднимает, укладывает её на кровать и помогает подключиться к зарядке, желая спокойной ночи. Визор девушки меркнет, оповещая о процессе восполнения энергии. Старший Дорман тяжело вздыхает, мучимый собственными мыслями. Он не был тем, кто может помочь этому ребёнку избавиться от чувства вины на плечах. Проблему можно было решить, вырвав её корень, но Хан весьма предвзято относился к такому исходу — потребуется вмешательство постороннего. Мог ли он довериться тому, кого даже не знал? Узи доверяла тому монстру, верно? Стоило набраться смелости и попытаться, хотя бы ради собственной малышки. Разве она когда-нибудь подпускала к себе кого-то безосновательно, с каким-то легкомыслием? Мужчина нерешительно смотрит на входную дверь и собирается с силами. Совершить безумство ради своей дочери казалось не таким уж сложным теперь после всего пройденного. Хан застегивает куртку повыше и направляется на выход, хватая свой старый гаечный ключ ради своего спокойствия. Он намерен найти того, кто стал первопричиной беспокойств маленькой бунтарки. Взгляд напоследок падает в сторону прикроватной тумбочки дочери, на которой расположился рисунок, от которого процессор Узи постоянно находился не на месте. Что ж, может, этот дрон не столь ужасен, как кажется, раз заслужил трепетную тоску по себе от его девочки. Тем более у него нет никаких проблем с тем, чтобы выйти наружу. Кто вообще посчитает подозрительным, что создатель дверей захотел починить что-то в оной снаружи? Никого из этих идиотов даже не смутил тот факт, что он отпустил туда своего же ребёнка! А ведь на тот момент особенность Узи оказывала влияние лишь на него. Он знал это — его дочь не понимала, сделала это неосознанно, но склонила его к решению отпустить её в ту ночь насильно. Можно ли винить ребёнка в том, что он неосознанно использовал свой защитный механизм, о которого даже не был в курсе? Когда-нибудь Хану придётся рассказать бунтарке правду об её рождении и о всех тех изменения, которые претерпевало её тело в последние недели. Улица встречает мужчину мягкими хлопьями снега, кружащимися в воздухе, словно стараясь скрыть своим белоснежно-невинным видом тот ужас, что творился в этой разрухе: обломки зданий, погнутые детали техники и искорёженные мертвые тела. Столько безумия находится под этим мягким белым одеялом, хрустящим под ногами при каждом шаге. Целый мир был похоронен под жалящим слоем холода. Взгляд натыкается на огромный шпиль трупов вдалеке, будто маяк, сигнализирующий о требуемом направлении. Необходимо идти вперёд, к месту, от которого все, напротив, убегали в страхе. Мужчина сильнее сжимает в руках свой инструмент, не теряя своей решимости — если его девочка не может найти в себе силы столкнуться с правдой лицом к лицу, он должен ей помочь. Спасением от страха может стать лишь встреча с ним. Дорога неспешным шагом выходит не особо короткой, требуется время, чтоб дойти до пункта назначения. Решимость лишь сильнее нарастает, даже перед видом мертвецов, ставших кирпичами пристанища чудовищ, отправленных за головами работяг. Хан усмехается, понимая, что не ощущает ненависти к демонтажникам за всё, что они натворили. И страха в его глазах тоже нет. Их общество заслужило такой исход. За всё, что на самом деле сделало. Старший Дорман отгоняет навязчивую мысль, кочующую из его старых воспоминаний. Он пока не готов мириться с правдой, что лежит прямо перед его носом. Хотя бы из уважения к покойной возлюбленной. Он потерял её так давно, что едва ли сможет вспомнить, чего она желала перед своей смертью. Весь тот трепетный, нежный и очаровательный образ оказался перепачкан уродливыми масляными пятнами, ставшими символом ненависти и отчаяния в ядре Хана. Белые глаза замечают движение сбоку. Мужской силуэт приземляется, цепляясь за одну из дыр в шпиле и ловко заползая внутрь, скрываясь внутри конструкции. Это он, тот, кто нужен Хану, чтоб решить проблему дочери. Им необходимо поговорить. Но захочет ли демонтажник увидеться с его дочерью? Можно ли вообще было доверять ему свою девочку, когда она находится в таком ослабленном состоянии? Старший Дорман похлопывает себя по щекам, с небольшой задержкой решаясь довериться выбору своего ребёнка. Она прожила в таком жутком месте некоторое время с этим существом, так что можно было рассчитывать на конструктивный диалог. Пока существовала надежда, отступать было нельзя. Кто-то должен вразумить Узи до того, как она снова пострадает от своего безумного желания себя изводить до перегрузки ради результата. Неспешные шаги ведут внутрь безумной конструкции. Эн оказывается внутри, поправляя после приземления свою шапку мягкими движениями. Хруст снега привлекает его внимание, и он сразу вздрагивает, оборачиваясь и переходя в режим охотника, но вскоре замирает, видя перед собой отца Узи, строго хмурящегося при взгляде на него. Демонтажник моментально прячет когти и выпрямляется, чувствуя неловкость от собственного поспешного поведения. Смятение и непонимание ситуации проявляется в его слегка напуганных жёлтых глазах. Внешний вид такой потрёпанный, ничем не лучше того, как выглядит в последнее время бунтарка. — Нам нужно поговорить, — строго заявляет Хан, не спуская хмурого взгляда с собеседника. Он не уйдёт отсюда, пока не добьётся своего. Его девочке нужна помощь. И как бы ни противно это было признавать, помочь ей мог лишь тот, кто стал камнем преткновения в её эпопее чувства вины. Тот, кого она вспоминает раз за разом с болью в ядре наедине, выискивая в тёплых воспоминаниях очередную мотивацию к изнурительным тренировкам. — Это на счёт Узи. — Прошу, дайте мне объясниться! — сразу выпалил Эн, нервничая из-за сложившейся ситуации. — Я ни в коем случае не собираюсь приближаться к вашей дочери и вредить ей. Она меня больше не увидит, могу пообещать! — его язык чуть заплетается, а движения оказываются дёрганными. Хвост порывисто снуёт из одной стороны в другую, следуя за нервозностью своего хозяина, а руки неосознанно поднимаются вверх в примирительном жесте. Демонтажник помнит тот недовольный взгляд мужчины на него, когда нашёл свою дочь в перепуганном состоянии. — Если хотите… Если это необходимо, я просто возьму и… — Ты ей нужен, — Хан прерывает его короткой, но уверенно произнесённой фразой. Он сказал это не только собеседнику, но и себе самому. Необходимость демонтажника в жизни дочери сейчас была очевидна. Этим двоим было необходимо поговорить и решить свои проблемы между собой, иначе они их поглотят окончательно. — Погодите. Не думаю, что я понимаю, о чём вы… — парень начинает отступать, словно загнанное животное, ничем не похожее на гордого и опасного хищника, которым его считают. Замученный чем-то или, скорее, кем-то. Вероятно, самим собой, как и в случае Узи. Совершенно нерешительный и лишённый уверенности в себе, как промокший до нитки щенок. — Я не думаю, что она будет рада видеть меня рядом. Если я буду от неё на расстоянии, так будет безопаснее. Но если ей что-то нужно… то я могу передать ей это через вас и… — Так, молокосос, закрыл свой дверной проём и слушаешь меня внимательно! — мужчина несдержанно огрызается, не давая себе перечить. Внутри него разливалась волна неприглядной ярости — и как существо перед ним может вселять страх в работяг этой планеты? Сейчас перед ним был лишь трусливый мальчишка, бегущий от ответственности. Как когда-то он сам. И от этого ещё противнее. — Моя дочь была на грани смерти после вашего расставания уже несколько раз. От твоего присутствия хуже уже точно не станет, — голос почти срывается, а глаза горят искренним отцовским гневом. Он не позволит парню перед ним повторять его чёртовы ошибки. — Так что будь мужиком и иди поговори с ней, вместо того, чтобы, поджав хвост, сидеть тут, как тварь дрожащая! — Хан скрипит зубами и выпаливает всё на одном дыхании, грубо тыкая пальцем в грудь Эна, не отводя взгляда от глаз напротив. — Я понятно выражаюсь или мне вставить тебе дверь в лицо, чтоб стало лучше слышно?! — Д-Да, сэр! Так точно, сэр! — выпаливает демонтажник, не ожидая такого внезапного напора со стороны работяги. Эну раньше казалось, что мужчина его боялся, он ведь даже бросил свою дочь из-за страха перед ним, разве нет? Теперь казалось, что тот эпизод был всего лишь сном, старший Дорман оказался весьма грубоватым дроном, даже ощущалось, что свою дерзость Узи унаследовала именно от отца. Прежде это не бросалось в глаза. Перед ним не запуганный работяга, а суровый мужчина, переполненный собственным негодованием, — Стоп, погодите, что вы сказали?! Узи плохо? Она в порядке? Что произошло? Её кто-то обидел?! На неё напали?! — сотни вопросов посыпались моментально, стоило лишь осознать смысл гневной тирады. — Ох, так теперь тебе интересно? — голос сквозил ядовитой иронией, а на лице собеседника мелькнула едкая усмешка с ноткой отчаяния. — Тогда поднял металлический зад и пошёл разбираться с ситуацией! — лицо тут же сменилось обратно на серьёзное. Хан без зазрения совести пригрозил собеседнику гаечным ключом перед лицом, давая понять, что шутить не намерен. Оказывается, у этого старика ещё был порох в пороховницах, кто бы мог подумать. Эну оставалось лишь согласно кивнуть и последовать за мужчиной, грозно уходящим в сторону колонии. Тревожное чувство нарастало внутри демонтажника, пока он шёл следом: все эти дни он думал, что Узи счастливо живёт в окружении себе подобных, развлекается и строит великие планы. А тут выясняется, что, похоже, у его подруги всё это время были серьёзные проблемы, а он даже не знал! Смесь противоречивых чувств накрыла его с головой: он ей нужен, так приятно, но ей больно, а это уже просто мерзко! Все эти эмоции требовали выход, но не получали его, теряясь в непонимании, как именно они должны проявиться. Что означают слова о том, что она несколько раз была на грани смерти? Эн уверен, что когда оставил девушку, та была вполне здорова, хоть и сильно напугана, он убедился, что она в надёжных руках, прежде чем уйти. Так что же стало причиной близости к смерти? Неужели абсолютное решение не было уничтожено, и бунтарка подверглась нападению? Всё же стоило её проведать раньше. Хотя бы убедиться ещё раз в её безопасности!***
Узи пришла в себя ближе к вечеру, когда её сенсоры просигнализировали о полной зарядке. Она была в настолько критическом состоянии, что не успела даже ограничить свой спящий режим по времени, как делала это обычно. Столько часов, потраченных впустую на никчёмный отдых. Девушка небрежно опускает ноги на пол, инстинктивно ощупывая травмированное плечо. Подобная рана будет заживать какое-то время, тренироваться с ней будет сложновато, Тэд точно прочитает ей целую лекцию о важности собственного здоровья, не даст ей погрузиться в новую тренировку с головой. С каждым днём парень всё уверенней вёл себя рядом с ней и смог научиться дерзить, забавно. Бунтарка неспешно встаёт и бросает по привычке взгляд на прикроватную тумбочку, рассматривая неровные каракули Эна. Это стало своего рода ритуалом после пробуждения. Далеко не самый красивый рисунок, но сделанный от всего сердца, с искренней благодарностью, посвящённой ей. За спиной тихо скрипит дверь, открывший её гость стоит в явной нерешительности, не ступая за порог, и Узи уверена, что знает того, кто потревожил сейчас её покой. По крайней мере, ей казалось, что в доме мог быть только один известный ей дрон. — Пап, я не в настроении сейчас обсуждать с тобой произошедшее, пожалуйста… — девушка качает головой измученно, не желая слышать сейчас вопросов о том, как же она получила свою травму. В ответ до её слуховых сенсоров доносится едва различимый скулёж, похожий на щенячьи тихие завывания. Узи сразу зашуганно оборачивается, осознавая, что такие звуки не могли принадлежать её отцу, и запинается о собственные ноги, прижимаясь к стене, видя знакомую белую макушку, виднеющуюся в дверном проёме. Она узнает эти золотистые глаза даже в полусне, — Эн?.. Почему ты?.. — Я хотел с тобой поговорить? — голос кажется таким неуверенным, надломанным, будто парень находился где-то на грани срыва. Он плавно заходит в комнату и сразу жалеет о своём решении — Узи сильнее жмётся к стене, ощущая иррациональный страх. Перед глазами снова неосознанно мелькают старые кошмары. Ей не хочется расстраивать Эна, она понимает, что ей нечего бояться, но жуть всех прошедших дней наваливается на её плечи новой волной, заставляя задыхаться. Её сломленную психику не могут вылечить лекарства, только время и терпение, так говорилось в одной книге. — Ты в порядке? — демонтажник пытается приблизиться, но бунтарка зажимается в углу, закрывая лицо руками, и прижимая колени к груди. Она не была готова к их встрече, не подготовилась морально и не могла собрать силы в кулак, чтобы успокоиться. Ужас, не поддающий логическому объяснению, переполнял её. Никого девушка не подпускала к себе близко в последнее время, никому не давала себя касаться без причины, выстраивая высокие стены между ней и реальностью. Так ей было проще справляться со стрессом. Но с её первым другом всё было иначе, он был той травмой, которая терзала её процессор многие ночи, разрывая её тело между чувством вины и инстинктом самозащиты, вызванным психическими отклонениями в ней. Построенные преграды между ней и внешним миром дали трещину, вызывая панику. Эта встреча состоялась слишком рано для её измученного разума. Она чувствует, как у неё начинается приступ паники и внутренней агонии. Узи было страшно думать, как её тело неосознанно отреагирует, если Эн приблизится к ней или коснётся. Она могла снова его сильно обидеть, ранить или того хуже. За пару недель девушка удостоверилась, что не может доверять даже самой себе, её тело могло выкинуть что-то инстинктивно, не дав права выбора её здравому смыслу. Она чувствовала, что в ней зарождалась паника, сравнимая с той, что она испытывала первую неделю расставания, сгорая изнутри. Только не это. Прошу. До слуховых сенсоров бунтарки доносятся тихие шаги и звук шуршания одежды об твёрдую поверхность. Мир Узи сжимается до маленького ада вокруг неё, сдавливая её корпус беспощадным приступом, пока она теряет ориентацию в пространстве, ощущая лишь бешеное биение собственного ядра и ожидая, когда её окончательно раздавит насмерть. Но ничего не происходит. Девушке требуется время, чтобы прийти в себя благодаря полной тишине, но когда убирает подрагивающие руки от своего дисплея, не видит никого перед собой. Взгляд бегает по комнате, пока она не замечает своего друга в противоположном углу комнаты, максимально далеко от неё, словно даря ей свободное пространство, дабы не позволить страхам её задавить. Он прижимает колени к груди, словно повторяя её позу. И смотрит на неё не сверху-вниз, как обычно, а наоборот, словно желая стать меньше с её точки зрения, лишь бы внушить ей каплю контроля над ситуацией… над ним. Глаза его полные тоски и искренним переживанием за неё, причёска небрежно растрёпана, а фуражка пилота мягко сжата его пальцами по краям, скрывая его зубастый рот хищника. Так зажат, боится её испугать, не хочет показывать те части себя, которые можно счесть монструозными или опасными. Бережёт её от новых потрясений, приступов, вселяет чувство безопасности. Приступ отступает, позволяя рассудку проясниться и позволить осознать развернувшуюся ситуацию. — Эн, я… — девушка набирается смелости, у неё наконец-то выходит выдавить из себя новые слова. — Мне жаль, дело не в тебе, правда. Я просто не ожидала и… — Узи чувствует, как путается в словах, не в силах подобрать нужные. Прижимает руки к груди, прощупывая биение собственного ядра. Парень перед ней отводит взгляд так робко, будто стыдливо, ощущая свою вину. Он мечется, не зная, стоило ли ему приходить. — Я знаю… ты мне не навредишь. Но не могу бороться с чувствами, которые сама не понимаю, — девушка хочет донести свои мысли до друга, но выходит скомкано, едва разборчиво. Вот бы её страх хоть немного отступил, переставая сковывать её тело. Иначе она всё больше будет переставать быть похожей на себя настоящую. Эн сделал всё возможное, дабы она почувствовала себя уверенней в его компании. — Я… мне жаль, я тебя разочаровала, — бунтарка сдаётся, утыкаясь в собственные колени. Нервозность сменяется опустошающим смирением в её груди. — Узи? Я не совсем понимаю, о чём ты говоришь? — смятение в голосе почти осязаемо. — Ты никогда меня не разочаровывала, почему ты думаешь иначе? — непонимание ситуации смущало демонтажника, экран в его глазах странно рябил и дёргался. От страха ли? Эн не улавливал хода мыслей подруги, не мог разобраться, как она пришла к такому странному выводу о нём. Как он мог разочароваться в ней, если всё было на деле наоборот, как ему казалось. Парень чувствует подступающий комок к горлу и лёгкое головокружение, будто его механизмы проржавели изнутри. Что с ним? Что происходит? Это так страшно. — Разве не я — сплошное разочарование здесь? Я чудовище. Я Монстр. Я… Бунтарка вздрагивает, слыша странный ржавый скрежет напротив. Она поднимает голову и видит, как сильно рябит дисплей Эна, пока на нём в районе глаз не появляются небольшие окошки ошибок, одна за другой. Руки сжимают фуражку до почти заметных вмятин, а ноги оказываются вдавлены в грудь с такой силой, что вызывают пульсации боли. Жуткое зрелище. Резко аварийные окошки рассыпаются в золотистые пиксели слёз. Его система не ожидала зарегистрировать такую эмоцию в его программе, поэтому изначально даже восприняла ситуацию, как аварию. У настоящих чудовищ не может быть слёз, верно? Программный код тоже так считал поначалу, но произошло непредвиденное — противоречивые эмоции, которые до этого не получали выхода, наконец-то разбили защиту внутри тела и вырвались наружу. Эн плакал. Плакал, не осознавая этого. Это были его первые слёзы. Демонтажник нервно ёрзает, совершенно потерявшись в сигналах, поступающих из ядра, не понимая, что с ним происходило. Ситуация вышла за рамки его возможностей. В панике он запускает диагностику, боясь, что случился системный сбой, и его срочно было необходимо устранить. Парень мечется взглядом по сторонам, не зная, куда себя деть, пока он пребывает в неизвестном состоянии. Ему страшно, вдруг это было начало потери контроля над собой, а рядом с ним сейчас находилась беззащитная девушка. Он был готов сбежать подальше, если что-то пойдёт не так. Узи заворожено наблюдает за нелепо-трогательной картиной испуганного демонтажника перед ней. Скованные движения, испуганный взгляд — казалось, ему было страшнее, чем ей самой. Её друг был в полном смятении, нуждался в помощи и поддержке, объяснении, что с ним происходило. Как загнанный в угол ребёнок, впервые испытавший чувства обиды и отчаяния, не знающий, что это они. Не понимающий, как с ними быть. Бунтарка ощущает укол жалости в ядре, не может отвести взгляда от создания, в котором сейчас нельзя было найти и тени «монстра», коим он себя назвал, коим её инстинкт самосохранения его идентифицировал. Комок страха внутри ослабевает, уступая место пожирающему чувству вины и стыдной привязанности, которую раньше не хотелось признавать. Руки Эна подрагивают, а система бьёт тревогу от такой внезапной перегрузки без видимых причин. Парень болезненно стискивает зубы, но сразу вздрагивает, когда ощущает касание чьих-то огрубевших подушечек пальцев до собственной щеки. Демонтажник приподнимает голову и видит перед собой фиолетовые глаза, расширившиеся от беспокойства. Его подругу наконец-то удаётся рассмотреть за столько дней расставания. Волосы растрёпанные и спутанные, шапка валяется где-то около кровати, на теле нет привычной толстовки, лишь растянутая футболка с черепом и полосатые чулки. Как давно её ладони стали такими шершавыми от едва заживших царапин? Когда она получила ранение в плечо, перемотанное сейчас несколькими слоями бинта? И почему вся её комната находится в хаосе, будто по ней прошёлся ураган? Девушка почти невесомо проводит подушечками пальцев по пискелям слез, словно надеясь убрать их с дисплея. Этот её жест был неосознанным, потому она вскоре одёргивает руку, обозначив небольшую дистанцию между ними. Узи долго смотрит в его золотые глаза на дисплее, загипнотизированная заплаканным взглядом хищника напротив. Но больше не появляется желания сбежать и спрятаться. Их заглушили вина и привязанность, разливающиеся в груди бунтарки липким дёгтем. — Эн, ты не монстр. И ты не виноват в том, что внутри тебя сидит нечто необъяснимое, — Узи всё же собирается с силами, чтобы донести до друга свои мысли. — То чудовище — не ты. А всего лишь гадкая ловушка чёртовой компании! Она сама по себе не вырвется на свободу. И я… — губы преодолевают собственную дрожь, — не считаю тебя разочарованием, идиот, — последнее она бурчит себе под нос, обнимая себя за плечи, в попытках защититься. — Если бы… Если бы я не была такой неподготовленной… И самонадеянной… Я совершила так много ошибок и… — Погоди-погоди!.. Забудь о них! — парень судорожно размахивает руками, жестом прося притормозить. Демонтажник делает паузу, давая девушке притихнуть, прежде чем продолжить. — Прошу, не торопись. Никто не мог быть к этому готовым. Это является частью меня самого, мне и нужно было быть осведомлённым об опасности. Ты не могла знать, — тело замирает в осознании. — Именно мне стоит попросить у тебя прощения. — Эн виновато хочет опустить взгляд, но подобное смиренное преклонение перед её ошибками заставляет бунтарку закипать. Она набралась смелости высказать ему всё, что было на душе, а он так бестактно начал ей перечить. И с каких пор у её временами бесхребетного друга столько упрямства в споре с ней?! — Засунь свои извинения знаешь куда?! Это я должна была извиняться, придурок! — срывается девушка, впервые за последние дни давая волю своим эмоциям, теряя над ними контроль. — Из нас двоих именно я накосячила, сначала вылетев из битвы, а затем ещё и оттолкнув тебя после оказанной помощи, — аргументы вылетали один за другим. — И посмей мне только заявить, что тебя это не задело! — Узи несдержанно тыкает пальцем в грудь друга, стиснув зубы. Эн сквозь слёзы трогательно улыбается. Второй раз за сегодня получает тычок в ядро. Уморительно. — Хорошо, ты права, меня это задело, — покорно соглашается парень, не отводя взгляда от своей подруги. Не так важно, чья вина, главное, что девушка наконец-то находится перед ним, настоящая и живая, не страдающая от приступа и не скрывающая своих эмоций. Она не винит его ни в чём и не злится на него. Эн выдерживает паузу, а на его губах пропадает улыбка, указывая на серьёзность его намерений. — Я скучал по тебе. — Такая короткая фраза, но бунтарка от неё замирает и на глазах начинают появляться пиксельные слезинки. Не нужно обилия слов, чтоб достичь самого сердце собеседника. То, что он произнёс, было сказано не в порыве, а с явно осмысленностью. Он хотел, чтоб она поняла, насколько он искренен. — Ты… плачешь? — Не смотри, идиот! — Узи резко перекрывает дисплей парня ладонями и опускает голову вниз. Она не может позволить ему видеть себя в таком беспомощном положении. Сейчас девушка как никогда ощущает себя хрупкой, но свободной от оков. Эн уважает её желание, но предпочитает умолчать, что его глаза находятся несколько выше, чем место, которое бунтарка попыталась закрыть. — Мне надоело разбираться со всем одной, — признание слетает с губ небрежно. — Если хочешь… ты можешь ругаться. Или кричать. Или плакать. Всё в порядке, обещаю, я не буду слушать и смотреть, если ты того просишь. Я стану могилой всего, что ты хочешь спрятать, — ладони Эна заботливо касаются её рук. — Только не бойся меня, прошу, договорились? — у демонтажника всего одна просьба, выполнение которой драгоценно для него. Его разум за прошедшие недели оказался истощён собственным одиночеством, ему была необходима искра надежды. Узи сдаётся и роняет собственную голову на грудь Эна обессилено, давая ему безмолвное обещание. — Ты не одна. Ты не обязана в одиночку решать все проблемы мира. Я здесь для тебя. Чтобы помочь. — Делай, что хочешь, чёрт возьми. Только перестань нести эту дурь с беспочвенными извинениями, — девушка вздыхает и даёт себе наконец-то полностью расслабиться, прислушиваясь к биению ядра друга. Какая сладкая безмятежность. Но вскоре, когда наваждение от встречи отходит на второй план, к ней приходит осознание курьёзности ситуации. — Стоп, а как ты вообще попал в мой дом, черт тебя подери?!***
Два часа ночи. Планета Купер-9. Ещё работающие системы слежения регистрируют аномальную активность со стороны космоса, поступает оповещение о приближение чужеродных объектов к поверхности планеты. Но эти сигналы некому прочесть и перехватить, человечество здесь было уничтожено чудовищной трагедией. Система распознавания идентифицирует объекты как космические корабли, делая заметку о том, что программа, вшитая в них, соответствует стандартам компании. Приземление рассчитывается для мягкой посадки, но в момент вхождения в стратосферу планеты поступает предупреждение о разрыве связи с капсулами. Программа сигнализирует о внезапной потере управления в каждом из кораблей, покрываясь ошибками о невозможности расчёта места приземления объектов при таких обстоятельствах. В десять минут третьего часа ночи поступает последняя запись — автоматический отчёт о месте падения гостей. Система оповещает о полной поломке механизмов внутри кораблей. Связь с ними вышла из строя. Органической жизни внутри не оказывается зарегистрировано. Но движение явно есть.