Тихие игры.

— Чай.. Чаёвничать хочешь, будешь? Каркаде, чёрный, зелёный. И вот тут какой-то. Забыл как его, хи-хи, ну дурной.. Кеша нервно крутит коробочку в руках, поправляет сползшие с носа очки. Игорь жуёт сухие губы, и шмыгает носом, пытаясь привыкнуть к яркой кухонной лампочке. В голове пустой звон. Квартира инженера тёплая, и, кажется слишком аккуратная для заполошенного хозяина, который вновь рассыпает пакетики, хватается за голову, лепечет извинения, и падает на колени чтобы собрать всё в кучку. Строитель услужливо поджимает ноги. Кудри Кеши взлохмаченные, со спутанным пухом из подушки. По его махровому халату, и красной отлеженной щеке можно понять, что уже далеко не день. — Кипятку налей и сё, если опохмелитц нету. Я ваще вашу эту воду не пю. В ней караси любятся. — серьёзно заявляет Игорь, и с кряхтением опускается на корточки, чтобы помочь вытащить последний залетевший под стол пакетик. Инженер смотрит на него сердито, оскорблённо. — Зато из-за воды под дверью среди ночи не валяются, и никакого Серёжу не зовут! — Эге.. Резонно. Как грица, туше. — в ответ признаётся строитель, и сконфуженно чешет затылок. Неловко вышло. Хотя, ему не привыкать. *** Игорь довольно подминал Кешу под себя. Учёный широко улыбался, сжимая в своей руке чужие, потемневшие от работы пальцы. Ноздри щипал терпкий аромат дешёвых сигарет, и ядовитого пойла. Всё что другие находили уродливым и отталкивающим — инженер сохранял в своём тревожном сердце, с любовью раскладывал по полочкам. Мариновал чувства в лучшем виде. Нежно гладил чёрные отмершие ногти, при любом удобном случае касался губами старого глубокого шрама на запястье. Дышал глубоко, с трепетом и восхищением, когда сопящий Катамаранов невесомо целовал торчащие скулы, опускал косматую голову на чужое плечо, и беспорядочно возил носом по тёплой коже. — Ну ты и с.. Пёс, конечно. — тихо хихикнул от щекотки Кеша, и инстинктивно вжал голову в плечи. Усы Игоря добрались и до шеи. — Одеколон у тя вкусный. Где хранишь? Мне тока марафетик навести, и сё. Чес-слово. Игорь знает, что ему не ответят. В прошлый раз он выпил весь парфюм, и "ни капли не пожалел", как отшучивался учёный. Явно грустил, но пытался скрыть. Поэтому Игорь неуклюже обнимал, массируя пальцем левую лопатку. Кешу не приходилось затыкать, и ждать очевидных слов; охнув, он сам зажимал рот ладонью, и блаженно застывал, щуря глаза. Паршивец Катамаранов знал о его теле больше, чем он сам, и эти знания не вышибало ни одним литром спирта (а двумя). Инженер слегка выгибал костлявую спину, сдавливал губы в тонкую полоску. Его щетинистые щёки вспыхивали чуть заметно. Кеша резко опомнился. Поднялся на локтях, повертел головой. Игорь нахмурился. — Горь, сегодня-ж это.. Не тот день. — Што, красные дни календаря почались? — прогоготал Игорь ухающим смехом, и получил пощёчину. Юмор, кажется, не оценили. — Фу ты! Соседи же ещё не уехали на свои эти.. Анапы. Разбудим их, а потом как? — Ты кнешно мышь, но не пискнешь даже. А если чо, то пусь присоединяюца. Зрить будут. Катамаранов сально ухмылялся, и с каким-то нехарактерным для него напором давил на плечи. Кеша облизывал губы, и неуверенно ложился обратно. Млеющие щёки растягивались сами собой. Поддаваться он не любил, но сегодня руки Игоря были особенно тёплые, и почти без мандража. Игорь знает, что инженер не любит откровенные плотские утехи. Он выше пошлостей, и этот факт распаляет Игоря до такой степени, что чугунное сердце начинает биться сильнее, и испытывает тянущую, медовую нежность от Кешиного взгляда, утомлённого блеском. Инженер тихий. С морщинками вокруг глаз и носа, нервными складками между бровей, и вечно пушистыми усами, в которых стыдливо прячется улыбка. Красивый, но закрытый. Игорь знает его гнев, и не хочет снова добиваться большего. Даже напившись, и отупев к чужим чувствам — отказывается. Игорь гладил его запястья смиренно, неуклюже, как большой медведь, боялся ранить массивными когтями. В ответ Кеша зарывался пальцами в его сальные волосы, и впервые думал о боге. Боге тёмном, тяжёлом, и всеобъемлющем. Подчинённом лесном царе.