Мы снова встретились

Каждая минута жизни проходила бесследно. Не успел глазом моргнуть, как сразу пошли месяц, год, но как-то так получилось, что одному мужчине приходилось оказаться запертым в четырех стенах учреждения. Это место можно было называть по-разному. И только одно название хранило в себе, вроде, ужасы, но для кого-то оно означало спасение от общества и от самого себя. Перед глазами вновь ослепляла яркая лампа на потолке, вызывая при этом неприятное привыкание к свету. Мышцы заныли адской болью, от которого приходилось выть и продолжать лежать на плоском матрасе. Но потом стоило осознать, что он лежал в смирительной рубашке с кучей ремней, опоясывающих его тело. Ноги недавно обморозились от холодной камеры, в которой Есугей пробыл не первые сутки своей жизни в исправительном центре. Лампа до сих пор жгла глаза, но Есугей все же смог повернуть голову вбок, и от этого действия шея разболелась от напряжения. Руки хотели высвободиться из оков, но ничему не привело. Лень освобождаться, и, скорее всего, за ним все равно должны прийти, развязать и вернуть в нужную палату, где его будет ждать противный обед и наблюдающий за всем этим процессом психиатр. Казалось бы... зачем? Глаза вскоре устало прикрылись, дыхание умеренно успокаивало тело и эмоции Есугея, но уши слышали каждый стук, шаг и грохот. Новый прилив усталости клонил в сон. Мысли Есугея были не только о сне, но и о том, чтобы поскорее высвободиться из центра, как ни в чем не бывало. Но, кажется, что его здесь задержали надолго, если судить по исчерканным полоскам в его палате. Прошло пять лет, но все равно сотрудники центра не спешат выпускать Есугея наружу, боясь, что он опять устроит несправедливость. И правильно делают, а потом сами чуть не попадаются в руки Есугея. Психиатр спокойно заходил тогда в палату заключенного и поставил на столе поднос с едой, но стоило только дойти до дверей, как вдруг обернулся лицом к Есугею, который со всего маху успел оставить рану на лице психиатра. И итогом было то, что психиатр заранее нажал на маленьком пульте красную кнопку, отчего ошейник на Есугее отдал электрический отток, этим вызвав у заключённого боль и бессознательное состояние. Таких заключенных, вроде Есугея, было множество. Их не сосчитать и невозможно каким-либо способом перевоспитать. Никакие проявления ласок не подействуют на исправление или вникание в прошлое. Есугей никак не мог сожалеть о содеянном и не будет. Руки утонуты в лужи темной крови. Лицо матери было настолько прекрасным, отчего хотелось маленькому Есугею его слегка "приукрасить" шрамами от острого кухонного ножа. Разрезанные щеки истекали кровью, вызывая впервые у Есугея радость, что ему мама наконец-то "улыбнулась". Он эту улыбку желал, как и вытащенное из груди бьющееся сердце, которое на мгновение перестало биться. Есугей вдруг стал надругаться над уже мертвым телом. Кричал, рыдал, растаптывал тело матери до брызгов крови по пространству. Бывший психиатр был выдающимся человеком и единственным собеседником, с которым Есугей мог поделиться не только своим прошлым, но и ощущениями от содеянного. Его прям так распирало тогда от адреналина, отчего он чуть не воткнул карандашом в психиатра. Хорошо, что он теперь на пенсии, но Есугей все еще помнил все посещения, разговоры о жизни с ним. И за ним последние два года стал наблюдать новый психиатр. Дверь на мгновение приоткрылась. Есугей открыл левый глаз, но не спешил оборачиваться в сторону того, кто к нему решил зайти. Тяжелое дыхание охранника Есугей смог расслышать и ощутил, как пальцы проникли в плечи и подняли его на ноги. Ноги от неожиданного нахождения на твердом полу слегка онемели. – Вас директор центра решил освободить из изолятора. Но если такое повторится, то... – То я снова окажусь еще на какие-либо сутки. Я понял. Есугей каждый раз у себя в голове это прокручивал. И даже удивительным было то, что он запоминал не только фразы директора, но и привычки. Заходил без стука в палату, в душевую, да хоть в саму кабинку туалета, но самым откровенной находкой было для Есугея то, что директор тот еще извращенец. Интересно, как ему удалось сохранить репутацию, имея темные стороны? Ну, скорее всего, у директора были своего рода связи, с которыми поддерживал хорошие отношения. Есугей еле передвигался на ногах, пытаясь при этом прижаться телом к охраннику, ведь он - единственная опора. От ламп в длинном коридоре глаза неприятно шипели и болели. Холод проникал под одежду, вызывая мурашки по всему телу. Запах медикаментов, конечно, дошел до заключенного, когда он с охранником поднимался на первый этаж. Железная дверь еле открылась, охранник чуть ли не со всей силы толкнул Есугея вперед и закрыл дверь за собой. От такого обращения заключённый ошарашенно удержал равновесие. Сердце хаотично забилось, и дыхание перехватило. Дойти до кабинета психиатра было не сложно, если не столкнуться лицом с директором центра. – Директор решил уехать по делам, так что за старшего здесь будет его подопечный. – охранник трижды постучал в дверь, на что из-за дверей донесся приглушенный голос знакомого Есугея психиатра. – Войдите. Охранник открыл Есугею двери. Свежий ветерок из открытого окна прошелся по лицу заключенного, отчего оно заморщилось не только от этого, но и от очередных запахов медикаментов и прочей гадости. Интерьер в кабинете выглядел довольно просто, хотя больше смахивал на реальный кабинет в клинике. Белый стеллаж с всякими лекарствами и деревянный шкаф с папками о информации каждого заключенного расположились напротив друга. Черные стулья на колесиках всегда стояли рядом с письменным столом, на котором и так остался беспорядок. Психиатр средних лет с светлыми волосами задумчиво сидел и осматривал вчерашние записи, но потом отстранился от дела, жестом пригласил Есугея сесть на стул. Охранник все еще стоял возле двери и наблюдал, как заключенный еле сел на место без помощи рук, которые очень хотелось освободить. – Ну... – психиатр взял покрытый крокодильей кожей футляр, вытащил оттуда выпуклые очки с черной оправой и расположил их на переносице, сфокусировав взгляд на собеседника, – Есугей Чингисханович, как ваше самочувствие в изоляторе? – Да так... не особо, – пожал плечами Есугей и закатал глаза, – холодно как в морозильнике, не тесно как вне толпы. И еще спасибо вам за то, что продолжаете беседовать со мной. Психиатр на такое ответить не мог при присутствии охранника, но одарил заключенного улыбкой, от которой щеки подтянулись. Шариковая ручка начала расписывать первые записи на чистом листе блокнота. – Как ваше тело реагирует на такую скованность? Есугей вскривил брови, не понимая данного вопроса, и оглядел себя. – Ну... вроде, тесно, даже руки немного затекли. – пожал плечами Есугей. Психиатр вскоре концом ручки указал охраннику на Есугея. Охранник без слов смог понять требование психиатра, подошел к заключенному и аккуратно расстегнул ремни со спины Есугея. В какой-то момент Есугей ощутил долю освобождения от этой рубахи, встал со стула и снял без помощи охранника, который все еще не отстранялся от него. – Надеюсь на то, что вы больше не совершите поблажек, а то сами знаете, что будут последствия, – психиатр встал с места и легонько похлопал пациента по плечу, – ведь возможно что-то измениться в этом месте. Есугей от слов психиатра съежился, не только от холода. Пройдя порог кабинета, Есугей не успел даже глазом моргнуть, как мимо него прошел высокий мужчина, одетого поверх красного пиджака в медицинский халат. Очки с прямоугольной оправой блеснули бликами от ламп, но сквозь стекла заключенный смог развидеть полные серьезности голубые глаза с примесью неприязни и недоверия. Нужно было всего три секунды, чтобы Есугей понял, кто перед ним стоял, и он пропустил человека в кабинет психиатра. Тут даже спрашивать не пришлось у охранника - все это доказывал бейджик на пиджаке, где чуть ли не мелким шрифтом написаны инициалы и фамилия... сына директора центра? – Пошли в душевую, – охранник все также не сильно толкнул оголенного Есугея дальше по коридору, – вам стоит отмыться и хорошо отоспаться. «Надеюсь на это», – закончил мысленно Есугей, продолжая шагать по холодному коридору. Душ в этом случае смог облегчить заключенного от всех негативных эмоций, даруя при этом прилив расслабления и наслаждения от каждой стекающей по телу капель. Кафель под пальцами протяжно издавал звук скольжения и блистал от света с потолка. В этот момент Есугей просто не мог себя сдерживать, протяжно выдохнул весь пыл, прижался больной спиной к стене душа и начал касаться ладонями всех участков тела. Вода все также смывала срамоту. Тело постепенно привыкало к жидкости, и Есугей не желал выходить из душа, нежаясь от теплых ладоней. Без воды Есугей просто не мог, как любой человек. Словно змея, он смывал с себя грязь, ожидая выйти из душа чистым. Ну только внешне. Мысли о преступлении все равно затмевали его разум, но он научился контролировать это, глубоко вдыхая запах хлорки. Скорее всего, здесь до него была уборщица и решила сделать уборку. Как же он этого не отметил? Рука медленно обхватила винт и повернул его в другую сторону, отчего вода сверху прекратила течь. Пар приятно обволакивал тело, и стоило только выйти из душа, как вдруг волосы на теле встали дыбом. Охранник грубо с кем-то разговаривал за дверью душевой, но это Есугея не волновало. Он свободно вытирался полотенцем, который, скорее всего, охранник заранее здесь оставил. Не найдя чистой одежды, Есугей решил дойти до своей палаты и отыскать там. Грязное белье и брюки и с носками, конечно, взял с собой и вышел наружу. И вот намечалась такая картина: охранник листал в сенсорном телефоне личные сообщения, что-то печатал и отправлял. Все же он заметил заключенного и быстро убрал в карман телефон. – Следуйте за мной. Есугей снова последовал за ним. Запах одежды в руках неприятно витала под носом, отчего Есугею хотелось просто бросить их на пол. Но сдержался и продолжил путь за охранником, который, как ни странно, привел к кабинету директора центра. Есугей недоуменно осмотрел двери и табличку с номером и названием кабинета. – Зачем ты меня к этому привел? – Есугей в итоге бросил одежду из рук и начал возмущаться, – Я в чем-то провинился опять? Охранник молчал и не спешил обратить взглядом заключённого. Вскоре мимо проходящая уборщица заметила лежащую одежду, быстро подбежала и подняла с полу, еще спросив у охранника, чье это. Охранник ответил лишь цифрой: – Сорок три. И так у каждого заключённого был свой номер, который отмечали в журнале. И под каждым номером пряталось не только имя заключённого, но и вся его характеристика, начиная с документных данных, заканчивая личными. Скорее всего, личными считали психологические отклонения, секреты и тайные желания. Есугей со всего маху ударил уборщицу, а потом и охранника, при этом показывая гневную гримасу. За все время «балагана» успели сбежаться почти все психиатры, удерживая и вкалывая в пациента еще новую порцию слабительного. Укол казался для Есугея не то, что комарик укусил, а конец ножа проник вглубь болезненной кожи, отчего из рта доносились крики.