he was sunshine

Ченле никогда не просил, чтобы его превращали в вампира. Конечно, его студенческий график, возможно, был не так уж и далёк от образа жизни кровососущего существа, которого даже не должно было существовать в реальном мире, но у него никогда не было выбора. Превращение против воли в отвратительном университетском туалете на кафедре биологии посреди январской ночи дезориентированным, также недавно обращённым парнем из класса алгебры оставило его слабым, изнемождённым и голодным на холодном, покрытом плесенью полу, просачиваясь зябкостью в его тело и никогда больше не исчезая. Кости обморожены, кожа ледяная, сердце холодное. Вдали от человеческой обыденности, которую он так любил. Не имея выбора, одна решающая ночь сделала Ченле сварливым и озлобленным. Таким образом он пытался защитить себя, потому что он никогда больше не хотел чувствовать себя таким беспомощным как тогда. Он всегда любил солнце, его тёплые лучи нежно обнимали его пугающе бледную кожу, лаская её и выхаживая двух зависимых от солнечного света родинок, словно бездомных котят. Он любил греться в его объятиях посреди школьного поля, играя в баскетбол с друзьями. Мать научила его делать венки из одуванчиков, а брат водил его на пробежки по городу. Уехав учиться в университет, он по-прежнему любил бегать трусцой в солнечные дни и связывать безупречные одуванчики. Ченле всегда любил солнце и врождённое тепло, которое с ним связано. После той ночи он боялся вспоминать, он был полностью уверен, что никогда больше не увидит её своими глазами. Если бы только он не выбрал драматический способ покончить с собой, дождавшись восхода солнца на берегу в Италии. По крайней мере, это звучало не так уж и плохо. Это звучало не так уж и плохо, ровно до того момента, когда Ли Донхёк ворвался в его жизнь с самой яркой улыбкой, известной среди вампиров, и больше никогда не уходил, бессознательно становясь личным солнечным лучом Ченле. Это была дождливая ночь, капли дождя беспрестанно стучали по окнам библиотеки в устрашающей мелодии, сопровождая последние несколько промежуточных учебных занятий стоя, когда легкое постукивание по плечу Ченле разбудило его от алгебры, вызванной оцепенением в 3 часа ночи. — Хм? — пробормотал Ченле, ещё не отойдя от сна, медленно поворачиваясь и устало моргая на стоявшего позади него человека. В ту ночь он казался ангелом, одетым в толстую белую толстовку с капюшоном, накинутым на плечи зелёным библиотечным одеялом, с растрёпанными и слегка вьющимися чёрными волосами. — Я хотел спросить, могу ли я подсесть к тебе? Мне не очень нравится учиться одному, — объяснил мальчик самым прекрасным голосом в мире, более сладким, чем трепетание волшебных крыльев в росистое утро, более соблазнительным, чем водоворот мороженое наполняет детскую чашку. — Конечно, — пробормотал он и слегка улыбнулся, собирая рабочие листы и учебники, отодвигая их в сторону, чтобы освободить место для 'ангела'. — Кстати, я Донхёк, — представился Донхёк, но Ченле подумал, что его имя должно было быть солнцем. Он привнёс столько тепла и сияния в мерцающие огни догорающих библиотечных ламп, превратив всё измученное стрессом здание в лучшее место, где Ченле мог бы находиться в этот самый момент. С тех пор прекрасный человек Донхёк никогда не покидал его, несмотря на их различия. Во всём своём человеческом великолепии он вторгся в жизнь Ченле сахарными поцелуями и мозолистыми руками, чтобы так нежно держать его холодную кожу. Всегда с слишком горячим телом, он таял на боку Ченле каждую ночь и каждое утро, когда мог, равномерно распределяя тепло и любовь между ними самым простым актом прикосновения. Наличие Хёка в его жизни тоже не было выбором, мальчик занял место в его сердце, даже не спросив, но на этот раз Ченле вовсе не возражал. — О чём ты думаешь? — Хёк мило ворчит, его голова уткнулась в изгиб шеи Ченле, а тело снова обвилось вокруг него, в то время как Ченле тихо печатает на своём ноутбуке, работая над домашним заданием, которое он должен был сделать до заката. Хёку уже пора спать, что подтверждается самым коротким зевком в мире. Это наполняет оттаивающее сердце Ченле сюрреалистическим приливом любви. И напоминанием о том, что он может быть бессмертным существом, которое может выполнять домашнюю работу всю вечность, но Хёк, его Хёк такой человечный, такой хрупкий, и каждый момент, проведённый вместе, бесценен. — Ничего, солнышко, — напевает Ченле в птичье гнездо на волосах Хёка, оставляя там поцелуй. Он закрывает свой ноутбук, не заботясь о том, сохранил ли он файл с домашним заданием, и кладет его на ночной столик. Работа с Excel может подождать. С другой стороны, обниматься с Донхёком? Его руки скользят по спине Хёка под слабые звуки его спокойного дыхания, и он притягивает его ближе, стараясь не причинить боли. Хёк бескостно следует за ним. Настенные часы бьют полночь. Хёк счастливо прижимается ближе, готовый увлечься в приветливые часы сна, пока Ченле выскальзывает из постели, чтобы продолжить свой день. Потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к тому, чтобы покинуть теплое уютное тело Хёка, тихонько поправить одеяло, чтобы он не чувствовал холода, пока Ченле на кухне, готовит им любимую домашнюю еду Хёка, ставя всегда две порции рядом друг с другом. К этому моменту это совершенная рутина. В эти дни ни один из них, кажется, не возражает против долгих зимних ночей, потому что они означают больше свиданий и приключений на свежем воздухе. В конце ночи Ченле ждёт тёплая постель, чтобы уложить Хёка спать. Иногда по ночам Ченле позволяет себе немного лени и остается в постели, обнимая Хёка до восхода солнца, лаская его спину широкими теплыми поглаживаниями по мятой ткани любимой футболки летнего лагеря, накручивая его окрашенные в цвет жевательной резинки розовые волосы. Пальцы, гладят безупречные щёки, оставляет крошечные поцелуи и планирует своё будущее под низкий звук музыки, доносящийся из его наушников. Будущее, которое не будет тянуться вечно, как бы он этого ни хотел. Так что пока он смакует каждый душ вместе, каждый «пикник» в 11 вечера, для которого они вместе готовят закуски. Время тикает с каждым неприятным поцелуем на захватывающих дух родинках Хёка. — Сегодня ты ужасно погружен в мысли, любовь моя, — выдыхает Хёк в потрескавшиеся губы Ченле, чувствуя вкус мяты, вишневого бальзама для губ и любви, когда Ченле отвечает на нежный поцелуй. Толстые одеяла, на которые Хёк любит жаловаться, потому что им слишком жарко, идеально скрывают их от холодного мира, прячут от всех их проблем, хотя бы ещё на одну ночь, когда Хёк мечтает в объятиях Ченле и сладко посапывает. В таком виде они недосягаемы. В конце концов, Ченле всё ещё любит солнце. За исключением того, что теперь солнце зовут — Ли Донхёк.