Рождественская песнь Льюиса Риттерхайта

Рождественская песнь Льюиса Риттерхайта Это не был первый день в году, когда Льюис покидал офис после заката – задолго после окончания рабочего дня и сильно после ухода последнего сотрудника своей юридической фирмы. Так он давал им понять, каков единственный способ удержаться на своем месте. За исключением того, что лифт не приехал, когда Льюис нажал кнопку вызова – никакой реакции не последовало. Льюис вздохнул, оценивая перспективу спускаться двадцать четыре этажа по ступеням и величину судебного иска, который он выдвинет к обслуживающей здание компании, и направился к пожарной лестнице, но дверь не поддалась. Льюис подавил приступ паники, дыша так, словно он ничуть не беспокоится о перспективе умереть в запертом помещении – в небоскребе первоклассная противопожарная система. Он просто позвонит вниз на стойку регистрации и выяснит, что за чертовщина творится… Телефон не ловил сеть. И вай-фай. «Кто-то должен ответить за этот бардак!» – раздраженно подумал Льюис. – «В здании должен быть дежурный каждый день… Ах да!» Рождество. Вот почему ничего не работает – в его рабочий почте лежит письмо с предупреждением о «консервации» здания после окончания рабочего дня. Льюис не удосужился выяснить, что означает эта процедура, поскольку пообещал себе в виде исключения уйти вовремя. Он даже отпустил сотрудников на пятнадцать минут раньше, чтобы ему не пришлось сталкиваться с ними в коридорах и отвечать на фальшивые пожелания «Счастливого Рождества», но углубился в пометки по очередному делу, и… похоже, теперь он вовсе не попадет домой. Разумеется, сеть перегружена – все звонят тем, кого не вспоминали весь год. И даже если бы он дозвонился до экстренной службы, он не в смертельной опасности. В ночь пьяных дебошей, домашних скандалов и самовоспламеняющихся дешевых гирлянд его все равно попросят подождать до утра. Он мог бы поднять тревогу, чтобы кто-то приехал и запустил лифты… но это будет ложный вызов – он не в непосредственной опасности. А ложный вызов означает многотысячный штраф – Льюис с легкостью выиграл бы такое дело как адвокат, так что не стоит становиться в нем ответчиком. Но он может и подождать до утра, верно? Утром сеть снова заработает, он дозвонится до охранной компании и они кого-нибудь пришлют, чтобы освободить его. Проклятая «консервация» ведь не должна проводиться, пока кто-то остается в здании? Не то чтобы эта была первая ночь в году, когда он предпочитал диван в офисе возвращению в пустой дом и дешевый кофе из офисной кофеварки своей медной турке. Рождественская ночь не отличалась от любой другой для Льюиса Риттерхайта. Он хорошо знал звук пустого офиса – полностью опустевшего и оставшегося совершенно в его распоряжении. Степень повисшей в воздухе тишины и неподвижность замершей до утра работы. Сегодня что-то было не так. Как будто кто-то двигался в комнате еще совсем недавно. Как будто его ботинки на мягкой подошве внезапно начали вызывать эхо. Как будто кто-то шуршал на кухне и выдвигал ящики в поисках пустой кружки и остатков печенья. Рождество не могло сделать все это. Что могло быть хуже, чем застрять в рождественскую ночь в офисе одному? Только застрять там с кем-то из его раздражающих едва ли компетентных сотрудников. Льюис уже подумывал прокрасться в своей бесшумной обуви в кабинет и закрыться там до утра, оставив кухню своему незадачливому товарищу по несчастью, но его взгляд упал на большие офисные часы, и вид приближающейся к полуночи стрелки заставил его замереть. Почему этот тип все еще не обрывает в панике телефон, чтобы попасть к своей семье или пьяной компании в баре? Даже если он всеми силами решил претендовать на повышение – не мешало бы запомнить его имя в таком случае – это слишком поздно для кого-то без определенной – подозрительной и возможно преступной – цели. Льюис должен был узнать, с кем он оказался заперт на этаже. Шагая к дверям привычно вкрадчивым шагом – он так часто пугал людей, появляясь за их спинами – Льюис перебирал в памяти имена, пытаясь угадать, кого он увидит. И лишь каплю жалея, что не держит в офисе оружия. Он мог бы прихватить пресс-папье, но с ним он выглядел бы нелепо, столкнувшись с кофеварки с мисс Тэм или мистером Сью или… Что ж, этого имени в его списке не было. – Что вы здесь делаете, мистер Лайтнинг? – спросил Льюис громко, выдав свое присутствие и заставив обозначенного человека почти уронить дешевую кружку, забытую кем-то из стажеров. Идея об использовании пресс-папье исчезла из его головы, как стертая ластиком. Несмотря на то, что Элиас Лайтнинг, которого все в офисе быстро начали звать просто Эли, был минимум на полголовы выше Льюиса и на добрых полметра шире в плечах, бояться его казалось таким же нелепым, как верить в рождественских эльфов. Изображенных, кстати, на его рождественском свитере вместе со снежинками и оленями. Одном из самых уродливых рождественских свитеров, что Льюис когда-либо видел, который при этом нелепо и необъяснимо Эли шел. Льюис под угрозой увольнения не надел ничего подобного – он как обычно прибыл в офис в своем безукоризненном черном костюме. Единственной уступкой Рождеству с его стороны был темно-зеленый галстук, десять лет назад подаренный мисс Тэм. – То же, что и вы… сэр? – добавил тот в последний момент. Как всегда. – Я не припомню за вами привычки задерживаться на работе. Даже до того дня, как вы были уволены, – сухо заметил Льюис. – Да, глупо было думать, что ты забудешь, – пробормотал Элиас. – Кстати, увольнять кого-то прямо перед Рождеством совсем не в духе праздника. – Это все еще не объясняет, почему ты здесь, – нахмурился Льюис, подавляя любые намеки на вину. Увольнение… то есть, разрыв контракта был абсолютно законным. – И как ты вообще попал в офис? – Просто небольшая подработка, – неловко улыбнулся Элиас. Льюис нахмурился. Кто-то из его подчиненных осмелился нанять бывшего сотрудника в качестве фрилансера? – Законная? – уточнил он. Немного странный вопрос, но Элиас еще не научился безукоризненно лгать, а в его истории оставалось много белых пятен. – Не все вещи упомянуты в законах. – Все подчиняется закону, – отрезал Льюис, профессионально занимающийся нахождением и использованием лазеек, противоречий и пробелов в законах. – Все, кроме рождественских чудес, – возразил Эли. «Украшение офисов», – подумал Льюис. – «Это точно слоган какой-то фирмочки, впаривающей пластиковые венки и уродливых лосей. Мне стоит подать в суд, на охранную фирму, которая заперла меня в офисе с сезонным рабочим». – Вообще-то, нас должно быть трое, – добавил Эли, заставляя брови Льюиса подняться вплотную к линии роста волос. – Но произошли кое-какие… технические накладки. Льюис поморщился, услышав эти слова. Обычно использующие их пытались прикрыть свою некомпетентность этим фиговым листком. – И объяснять тебе, что происходит, было не моей задачей, – добавил Эли, начиная выглядеть слегка не в своей тарелке. – Но в последний момент выяснилось, что Роана придти не сможет. Несмотря на абсурдность ситуации, Льюис не мог не усмехнуться. – Да, это похоже на нее. Его бывший старший партнер. Золотой голос в зале суда, способный покрыть позолотой убедительности самые паршивые факты. Но приехать не к самому закрытию дверей становилось все большей проблемой с каждым годом. От убеждений клиентов в том, что их адвокат приедет вовремя и последним наставлениям, Льюис постепенно перешел к замене Роаны на незначительных, а потом все более заметных слушаньях – и однажды к выкупу ее доли в фирме. Наверное, стоило позвонить ей перед Рождеством. – Да уж, – хмыкнул Льюис, пытаясь скрыть теплоту в голосе. – Роана из тех людей, что опоздают даже на собственные… По спине Льюиса как будто пробежал холодный ветер – должно быть кондиционер переключился. Льюис отчетливо помнил, как распоряжался послать цветы с карточкой «От бывших коллег». Он не мог выдумать такой факт. Но Эли не казался шутником ли наглым лжецом. Должно быть Льюис все же что-то перепутал… или мисс Тэм перепутала? Может быть несчастье постигло кого-то из семьи Роаны? Ему придется разобраться в ситуации – и возможно еще кого-то уволить. Но увольнение могло подождать возвращения сотрудников в офис, решил Льюьис, чувствуя, как холод пробирается под его прекрасно сшитый и очень представительский, но не слишком приспособленный бороться со стихиями пиджак. Льюис посмотрел на кондиционер, собираясь отрегулировать температуру вручную, и обнаружил совершенно темную панель управления. С этим он уже не мог работать, и ему претила мысль обратиться за помощью к Эли. Лучше уж замерзнуть до смерти! К счастью тот не стал спрашивать – ему хватило обеспокоенного и растерянного вида Льюиса или же свитер не так уж хорошо грел. Но даже ловкие пальцы опытного жителя дешевых квартир с невнимательными домовладельцами не вернули навороченный прибор в строй. – Похоже, система отключена, – сообщил Эли, сдаваясь. Должно быть, «консервация» включала также и это, Льюис не разбирался в подобных процедурах. Он сосредоточился на том, как раздражает бесконечный оптимизм Эли, который тем временем дружелюбно улыбался. – Ну, у нас есть горячий кофе, остатки чьего-то рождественского печенья и… может быть найдется плед? Льюис стиснул зубы. У него был плед. Один плед, потому что он ведь не жил в офисе, чтобы обзаводиться ящиком спальных принадлежностей, верно? И только когда Эли развернул ткань, накинул половину на себя и любезно оставил второй край поднятым, чтобы Льюис мог проскользнуть под него и сесть рядом как молодая леди на пикнике под звездами, он вспомнил, откуда вообще взялся чертов плед. Проклятые рождественские подарки. Он предпочел бы жизнь, в которой ему не нужно находиться под одним пледом с Эли – но из всех пледов, под которыми они могли бы оказаться, этот был зеленым и с узором из золотых колокольчиков. – И о чем должна была мне поведать Роана? – спросил Льюис, чтобы отвлечься от мыслей о том, насколько близко его колени находятся к коленям Эли. – О прошлом, – ответил тот. – Она… думаю, она спросила бы тебя, помнишь ли ты, почему решил стать адвокатом? «Да», – поморщился Льюис. – «Она хотела поговорить о чем-то таком на своей прощальной вечеринке, но была слишком пьяна, чтобы связывать слова». Он ни в малейшей мере не собирался обсуждать свои мотивы ушедших в историю поступков с бывшим подчиненным. Но он почему-то не мог не открыть рот и не произнести: – Потому что у моей матери не было денег на хорошего адвоката и она проиграла дело об опеке моему папаше, которому было плевать на меня. Чтобы я не мешал им с мачехой он в конце концов засунул меня в школу-интернат. Эли приоткрыл рот, словно тоже не ожидал этого услышать. – Я бы решил, что ты сочиняешь трагичную историю для популярного журнала, – сказал он честно, любезно «не замечая» насколько сам Льюис ошарашен своим откровением. – Но я знаю, что ты не можешь лгать – это часть рождественского чуда. «Или эффект какой-то дряни, которую ты подлил мне в кофе», – подумал Льюис, потому что версия о промышленном шпионаже имела много очков перед «рождественским чудом». Даже если последнюю чашку кофе он допил до того, как оказался заперт в офисе. – Кроме того… я просто не слышал о бедных мамочках, которым ты помогаешь остаться с детьми? Ты считаешь, что такие дела испортят твой имидж? От искренней надежды в голосе Эли Льюиса затошнило. Как он мог верить в том, что ублюдок-босс, вышвырнувший его перед Рождеством, занимается втайне благотворительностью? – Дело, которое ты вел, было единственным таким лет за десять, – безжалостно разбил его иллюзии Льюис. – На делах об опеке много не заработаешь… если только не представлять тех, у кого есть деньги на школы-интернаты. По крайней мере, этого он избежал, не сделав дела об опеке специализацией их фирмы. – Кроме того, – добавил Льюис, потому что чертова рождественская сыворотка правды не давала ему закрыть рот вовремя, – мамочки без денег хотят закончить все без суда, а я слишком люблю выступать с заключительной речью. Эли понимающе хмыкнул. – Не то, чтобы ты сказал что-то новое о себе. И хотя эта фраза даже не была вопросом, Льюис почувствовал, что его рот снова открывается. – Делами об опеке не сделаешь карьеру. А пока я занимался карьерой, у меня было оправдание для того, чтобы не заниматься чем-то еще. Отец мог придираться ко всему во мне, но не к тому, что я не забочусь о карьере. И он умер с уверенностью, что моя занятость – причина, по которой у меня ни разу не было второго свидания. Эли неловко откашлялся, и Льюис к своему удивлению почувствовал злорадство, перекрывающее даже удушающий стыд. Эли сам на это напросился. – Почему бы тебе не пригласить кого-то на второе свидание? – спросил он. – Не могли же все твои свидания пройти настолько неудачно, что ты не брал номера телефона? Внезапно Льюис решил поверить в рождественские чудеса – если одно из них прямо сейчас помешает ему признаться Эли в том, что его первые и единственные «свидания», как правило, заканчивались в задних комнатах – в лучшем случае – а то и в туалете какого-нибудь подозрительного бара. Может, достаточно будет сообщить о том, что он никогда и не просил номера? Если рождественские чудеса и существовали – что Льюис начал с большой осторожностью допускать – то не для него. Зато Эли, наконец, замолчал. По крайней мере, до тех пор, пока ему не пришло сообщение. Льюис тут же проверил сигнал на своем телефоне – по-прежнему ничего. Эли откашлялся. – Роана не придет, – подтвердил он. – И наш третий гость задерживается из-за внезапной пробки на пятой авеню. – «Внезапной» пробке на пятой авеню в Рождество? – произнес Льюис голосом, из которого только не капал яд. Эли пожал плечами. Он довольно быстро оправился от шокирующих откровений бывшего босса. – В общем… мы застряли вместе еще на некоторое время. И если думать о худшем в людях – как всегда делал Льюис – у него теперь имелся некоторый материал для шантажа. Достаточно для того, чтобы рассчитывать на восстановление на прежнем месте и даже повышения зарплаты. – Как ты вообще согласился на эту работу? – выпалил Льюис раздраженно. – Тебе понравился шанс поиздеваться надо мной или так сильно требовались деньги? Он подавил тень вины, связанную с идеей о том, что безработному в большом городе не особого выбора. – Это даже не было о тебе, – запротестовал Эли и вдруг замер на секунду. – Ну, я так полагаю, хотя почему-то не могу вспомнить, как я получил эту работу. У меня уже есть другая, но не мешает немного подстраховаться. – Ты уже нашел новую работу? – Льюис вцепился в оброненный факт, пытаясь скрыть облегчение – и странное чувство ревности. – Да, – кивнул Эли с улыбкой. – Меня взяли в «Спасем пчел». – Я думал, работа – это место, где тебе платят. – Мне платят! Правда, не так много, так что придется отказаться от квартиры, как бы она мне не нравилась, но я нашел неплохое общежитие… Эм, ты выглядишь расстроенным? «Нет», – очень хотел сказать Льюис. – «Нет, нет, нет». – На таком месте работы ты не скоро снова окажешься в зале суда, – вместо этого честно признался он. – Тем более против меня. Хотя мне же лучше, если этого не произойдет. Эли растерянно заморгал – со своего места Льюис зачарованно смотрел, как его ресницы бросают тени на щеки. – Но почему? – с нервным смешком спросил Эли. – Разве ты избавился от меня не потому, что мое выступление в зале суда никуда не годилось? – Как ты мог так подумать? – в свою очередь поразился Льюис. – Ты заставил судью отдать опеку над двумя детьми домработнице с проблемным здоровьем. – И ты решил, что меня нужно уволить? – недоверчиво уточнил Эли. – Да, – кивнул Льюис. Он мог бы заткнуть себе рот печеньем… но он определенно задолжал эли немного честности при последнем расчете. – Я видел твое выступление и понял, что если бы я стоял по другую сторону зала суда… мой клиент проиграл бы. Льюис хотел бы добавить еще много чего, но его мысли перестали складываться в слова. Как он мог передать всего лишь словами, что Эли в зале суда походил на солнце, к которому склоняются подсолнухи-слушатели? Льюис умел жонглировать фактами с ловкостью шулера – прятать в рукав неудобные и демонстрировать подходящие, но свет, исходящий от Эли, высветил бы всю суть его фокусов. Что бы ни говорили об усердной работе, если в тебе нет зерна таланта зубрить – это все равно, что поливать пластиковый цветок в ожидании цветения. – Жаль, что по правилам рождественской ночи, я ничего из этого не запомню, – улыбнулся Эли. – Хотел бы я знать, что меня уволили за хорошую работу, а не плохую. – Он хихикнул и добавил: Прости. – Нет, это действительно смешно, – безэмоциональным голосом признал Льюис. – Старший партнер фирмы так испугался конкуренции, что предпочел избавиться от перспективного работника. – Я не так удивлен теперь, когда знаю, что выступления в суде – твоя единственная радость? Значит, вот это настоящая причина моего увольнения? Истинная причина? У Льюиса было примерно три секунды, чтобы убедить себя, что потенциальная конкуренция за место ведущего адвоката – не просто весомая, а основная причина. И, разумеется, ему не удалось. – Настоящая причина, – заговорил он, чувствуя, как волосы на теле встают дыбом, – в том, что каждый раз, когда я подходил к твоему столу, чтобы о чем-то распорядиться, мне хотелось позвать тебя на свидание. Тишина в кабинете установилась такая, что можно было услышать, как оседает пыль. – Эли… – начал Льюис. Потому что он был старше, опытней и ответственен за появление в комнате слона, и он должен был хоть как-то попытаться исправить ситуацию – в его случае предложить пойти на кухню, оставив кабинет Эли… Но произнести неловкие извинения ему помешали губы Эли, прижатые к его губам. Льюис не мог сказать, сколько времени они провели, целуясь на диване – пять минут или несколько часов. Он мог бы не останавливаться еще по меньшей мере сутки, но выработанное годами чувство времени дало ему знать, что срок истекает. Навык помогающий укладываться с завершающей речью ровно в отведенное время и при этом не смотреть на часы каждые две минуты. Но до чего на этот раз отсчитывал секунды таймер? «По правилам рождественской ночи я ничего из этого не запомню», – промелькнуло в голове Льюиса. – Льюис? – в голосе Эли проскользнула нотка тревоги. Он смотрел поверх головы Льюиса в окно и, очевидно, понял то же, что и смотрящий на часы Льюис – до рассвета время измеряется уже не минутами, а секундами. Рождественская ночь почти кончалась, а Льюис не успел задать по крайней мере десяток важных вопросов. Или хотя бы один – ему не впервой было выбирать. Но Эли внезапно замер – не просто как человек в шоке, а как-то неестественно, словно изображение на экране при нажатии кнопки «стоп». В ошеломляющей тишине Льюис услышал звук открывающейся входной двери. Он этому уже не удивился – как и тому, что на пороге стоит не вызванной тревогой охранник, а упирающейся головой в без малого трехметровый потолок существо в балахоне, полностью скрывающим его лицо. Несмотря на то, что Льюис не видел под кромкой ткани ничего, кроме темноты, у него было ощущение, что он смотрит в чьи-то глаза – или вернее, что он смотрит в ледяную бездну, которая смотрит на него в ответ. И так же отчетливо он услышал слова, раздающиеся как будто изнутри его головы: «Продолжай в том же духе – и на следующее Рождество тебя найдут в этом же офисе без дыхания и движения. И твои подчиненные выберут вместо визита в церковь попойку в честь повышения одного из них». Льюис на мгновение зажмурился от прострелившего по телу холода и испуга, а когда открыл глаза, то понял, что смотрит на пустой дверной проем, в одиночестве сидя на диване. Рождественская ночь закончилась. Все, что осталось Льюису – это память о нескольких неловких диалогах и нескольких восхитительных поцелуях. И смертельная угроза, конечно, на каждый, кто курит, сталкивается с угрозой мучительной смерти ежедневно – хотя плакаты в курительной комнате не были и в сотую долю так выразительны. Но он мог просто запихнуть их поглубже в память и жить дальше ровно так же, как и раньше. Или он мог попытаться что-то изменить. Мисс Тэм не имела привычки переспрашивать приказы, но сегодня она рискнула это сделать, потому что не настолько доверяла своим ушам после рождественского грога. – Вы хотите снова нанять Эли… аса Лайтнинга? – уточнила она. Все в офисе были расстроены его уходом, но она скорее ожидала увидеть розы на рождественской ели, чем признания своей неправоты от мистера Риттерхайта. – Но он мог уже найти другую работу… Она сделала паузы, придумывая как намекнуть на то, что эта работа могла еще и получше оплачиваться. – Он теперь работает в «Спасем плеч», – кивнул мистер Риттерхайт. – Позвони им и скажи, что мы будем представлять их интересы бесплатно, если Лайтнинг вернется к нам. – Мы будем представлять «Спасем пчел»? – переспросила мисс Тэм уже второй раз за диалог – немыслимо. Она начала думать, что во вчерашний грог было подмешано что-то помимо … . Мистер Риттерхайт, которого она знала почти двадцать лет, не стал бы и думать о благотворительной организации в качестве клиента – из-за возможного конфликта интересов, поскольку фирмы, против которых подаются ими иски обычно из тех, что не слишком пристально разглядывают выставленные счета и не считают доллары и количества потраченных на них часов. – Лайтнинг будет их представлять, это хорошая возможность засветиться, – сказал нечто совершенно немыслимое мистер Риттерхайт. – Зайдите позже за приказом о рождественской премии, – добавил он, окончательно убеждая мисс Тэм, что она спит и видит сон, навеянный рождественскими фильмами, которые крутили весь день. Только поэтому она произнесла, поднимаясь: – С Рождеством, сэр! Подтверждая ее идею, мистер Риттерхайт, улыбнулся – второй или третий раз за их знакомство – и ответил: – Счастливого Рождества, мисс Тэм, и пусть все наши мечты сбудутся! Конец.