Не по приказу

Когда последний высокий гость холодно попрощался, и последний блестящий автомобиль, урча мотором в настороженной тиши, отъехал от ворот, Интегра Уингейтс Хеллсинг придавила окурок каблуком и скрылась за тяжёлой дверью. Её трясло от ярости и горя. Никогда прежде за всю историю организации лондонская штаб-квартира не подвергалась столь масштабному и тщательно подготовленному нападению. А главное – это случилось в самый разгар совещания с рыцарями Круглого Стола. Такое впечатление, что братья Валентайн знали обо всём заранее… Но откуда? Вероятнее всего – утечка информации со стороны кого-нибудь из этих государственных мужей. Проклятье!!! Одиннадцать взрослых мужчин – и всех, похоже, более всего волновала не безопасность страны, а целость собственных шкур! А внизу за эти шкуры гибли бойцы ударных взводов «Хеллсинга», ведь она сама отдала приказ удерживать третий этаж любой ценой… Цена оказалась слишком высокой. Под зубами упырей и пулями нечестивых братьев полегло сто тридцать пять человек из ста девяноста двух – более двух третей личного состава, а почти половина оставшихся в живых нуждалась в помощи врачей. Интегра даже не разобрала, кто доложил ей об этом – некоторое время она почти ничего не замечала вокруг и начала приходить в себя лишь узнав, что старший офицер, которого она считала погибшим, жив, хотя и серьёзно пострадал. Сейчас он наверняка уже в больнице… Отворив внутреннюю дверь, Интегра вошла в холл первого этажа – и, в который раз за сегодняшний день, застыла на месте. Словно в страшном сне, проплывала мимо вереница носилок с ранеными – те, кому больше повезло в этом кошмаре, несли своих товарищей в больничный корпус. Господи, неужели это всё, что осталось от подразделения «А»? Она скрипнула зубами, понимая, что никогда не сможет простить себе этот день. Что с того, что никто не ожидал от противника столь беспредельной наглости, информированности и точного расчёта? Её долг — не только самой в любой момент быть готовой к чему угодно, но и держать в постоянной боевой готовности хотя бы треть воинов Ордена, а теперь… Перед глазами Интегры с неумолимой ясностью возникли картины ближайшего будущего. Закрытые пустые гробы – ведь тела погибших, превращённые в упырей, после упокоения исчезают бесследно… Недоумевающие взгляды родственников, которым не дали даже попрощаться с теми, кто был им так дорог… И во всём этом виновата она, глава организации «Хеллсинг»! Чем и как можно искупить её вину? Неизвестно. Проще было предотвратить атаку, а сейчас остаётся только одно – безжалостно уничтожить тех, кто стоит за братьями Валентайн. Да, она это сделает – и очень скоро!!! Шаги солдат стихли. Интегра уже ступила на лестницу, чтобы вернуться в кабинет, но тут из-за поворота показались ещё одни носилки – их несли Виктория Селес и рыжий Эдвард, ассистент хирурга. Она обернулась, узнала раненого – и отвела взгляд, не в силах смотреть на залитое кровью и слезами лицо старого ирландца. Капитан Фергюсон лежал неподвижно, закрыв глаза – только на щеке, пониже шрама, еле заметно вздрагивала жилка. Тем временем из рации на поясе у Эдварда послышался тревожный женский голос: – «Рябина», ответьте «Доннику». Что у вас? Приём… Интегра сама взялась за ручку носилок, чтобы врач смог ответить, не останавливаясь. – Двадцать четыре человека, Джейн, пятеро в тяжёлом состоянии. Готовьте все операционные. Приём… – Почти все пострадавшие уже поступили. У нас всё готово. Приём… – Молодцы. Конец связи. – Эдвард повесил рацию обратно, снова подхватил свою ношу и тихо сказал: – Спасибо, сэр! Дальше мы сами… Они шли в ногу, ровным шагом, стараясь не колыхнуть носилки: впереди Виктория, сзади Эдвард, а слева – Интегра. Вдруг рука раненого соскользнула с бортика, беспомощно закачалась в такт шагам, оставляя на паркете неровную череду алых капель, и тут же что-то негромко звякнуло. Все остановились. Интегра, бережно уложив руку командира обратно, подняла с пола его часы – точнее, то, что от них осталось: пустой корпус на расстёгнутом браслете, без стекла и нижней крышки. Затем покачала головой и сурово обратилась к Виктории: – Как получилось, что Фергюсон до сих пор не у врачей? Он тяжело ранен, без сознания – почему вы несёте его в больницу последним? – Капитан сам так приказал, сэр Интегра! – ответила девушка. – Он держался в сознании до тех пор, пока из подвала не унесли всех остальных пострадавших. Понимаете… у него был такой взгляд, что уж этот-то его приказ я не осмелилась нарушить… – Значит, какой-то ещё – нарушила, так ведь? – Интегра гневно подняла брови. – Отвечай немедленно, Виктория Селес! Что это был за приказ? – Ну… – замялась Виктория, решительно не зная, как быть дальше. Не ответить она не могла, ответить – тоже, ведь распространяться о своих поступках такого рода она считала совершенно недопустимым. Глава организации «Хеллсинг» в ожидании ответа шла молча, и выражение её лица не сулило ничего хорошего. Но тут воздух с другой стороны носилок задрожал, пошёл волнами, и из кривящегося пространства выступила высокая фигура Алукарда. – Давай я сам расскажу тебе об этом, Интегра, – тихий голос носферату неясным гулом отдавался где-то высоко под потолком коридора. – Дракулина обнаружила своего командира у селектора на втором этаже, в то время как Валентайн-младший забавы ради расстреливал его в упор. Жалкий сопляк успел выстрелить только трижды, зато полицейская разрядила в гадёныша весь магазин, а пока он восстанавливался, унесла Фергюсона в безопасное место. Да, капитан приказывал ей оставить его там: не зная истинного соотношения сил и положения дел, он был уверен, что сейчас подоспеют его солдаты и уничтожат Яна Валентайна, потому и отдал приказ, равносильный самоубийству. Виктория же понимала, что это невозможно – и отказалась подчиняться. В противном случае Фергюсона уже не было бы в живых. А теперь, когда ты обо всём знаешь, Интегра Хеллсинг – тебе решать, кого казнить, кого миловать… Алукард широко улыбнулся, отвесил церемонный поклон и исчез. Остальные между тем миновали западный выход и шли теперь по замшелым, растрескавшимся плитам дорожки, ведущей в больничный корпус. Виктория всё так же глядела вниз, искренне радуясь тому, что, став Изменённой, по крайней мере, разучилась краснеть. Первой нарушила молчание Интегра. – Виктория Селес, я благодарю тебя от имени всей нашей организации! – проговорила она бесконечно усталым голосом. – И… не сердись на меня, пожалуйста… – Ну что вы, сэр, я и не думала сердиться! – воскликнула девушка. – Нам всем сейчас тяжело… Вскоре дорожка закончилась у подъезда приземистого двухэтажного здания. Почти все его окна были освещены, а за ними мелькали чьи-то тени. Их ждали – невысокий парень в халате врача, вылетев навстречу, перехватил у Виктории ручки носилок. Они с Эдвардом внесли капитана в вестибюль, уложили на каталку, обернулись и почти в один голос крикнули «Спасибо!». Затем парень обратился уже к кому-то внутри: – Всё, двадцать четвёртый! И тут же послышалось сразу несколько голосов, удаляющихся по коридору: – Ничего себе! Это же Фергюсон! – Да уж, досталось старику на этот раз… – Третья операционная свободна, сейчас свяжусь с доктором Трэвельяном! – Да вы не беспокойтесь насчёт возраста, ребята – этот мифрильный организм и не такое выдерживал, справится… Всё стихло – дверь закрылась. В третьем от неё окне первого этажа вспыхнул яркий свет. – Да поможет вам Бог… – прошептала Интегра, сминая в кулаке пустую жестянку из-под сигар. – Аминь! – отозвалась Виктория.