Послужи мне

Босым ногам в пустой ванне холодно. Пётр трёт одну ступню о другую и сжимает покрепче вспотевшей рукой лезвие. В голове мечется только одна мысль. Это грех. Это грех. Страшный грех. Он попадёт в Ад. Но не всё ли уже равно? Он просрал всё, что только можно. Зачем ему жить? Когда в квартире слышатся шаги, Пётр отчаянно надеется, что это грабители, которые огреют его по голове чем-нибудь тяжёлым. И тогда ему не придется совершать этот ужасный поступок, ведь он умрёт от чужих рук. Но он прекрасно знает, что это не грабители. Не бывает в его жизни так просто. Демьян вальяжно прислоняется боком к дверному проёму и молчит. Отлично выглядит: новенький костюмчик, острый взгляд. Ничего в нём не осталось от того парня, который несмело пришёл креститься. И Пётр скучает. Скорбит, как по родному человеку. Демьяна ведь больше нет, есть только Антихрист. Смотрит. Так смотрит, что душа переворачивается и рвётся наружу предсмертным хрипом. — Ты не хочешь меня остановить? — спрашивает Пётр и болезненно морщится от того, как жалко звучит его голос. Он весь — жалкий, убогий и трясущийся человечек. Букашка под ботинком. — Нет, — спокойно отвечает Демьян. — Может, тогда поможешь? В этом вопросе мольба и надежда. «Тебе же не впервой избавлять человека от мучений». — Ты не понял, Петенька, — терпеливо поясняет Демьян. — Смотри, ты сейчас умрёшь и попадёшь в Ад за самоубийство, а потом я тебя оживлю, когда придёт время апокалипсиса. И твоя жизнь будет принадлежать мне, а не твоему обожаемому Господу. Будет весело, обещаю. К тому же такой материал для стендапа соберёшь в Аду, закачаешься. Стадионы, как Поперечный, будешь собирать. Знаешь, вы даже внешне чем-то похожи. — Ты безумен, — говорит Пётр и вылезает из ванны. Какое счастье, что он не разделся и не налил воды. Лезвие сползает на пол. Босиком он идёт, шатаясь, на кухню и садится за обеденный стол. Держать спину не выходит. Сидит, сгорбившись и опустив голову. На скатерти в цветочек — вазочка с каменными пряниками и чашка с остывшим чаем. За окном — непроглядная чернота. Демьян проходит следом и включает чайник. — Я был безумен, когда думал, что работа в «Корзиночке» — это мой потолок. А сейчас я здоров как никогда. Я вижу этот мир так ясно, как никто больше не видит. И я собираюсь рассказать об этом всем, всей планете. Петра тошнит от этих проповедей. Его тошнит от самого себя. Наверное, таким же бредом кажется божественное всепрощение, когда он говорит об этом. Их проповеди — из одного теста. Необходимость жалкого человека возвысится над самим собой. Он роняет голову на сложенные в молитве руки. — Я уйду от тебя в монастырь. Я замолю. — Ничего ты не замолишь. Я теперь в тебе навсегда. Раньше Пётр часто представлял, как его будет искушать нечистый дух: деньги, слава, секс. А вот оно как просто оказалось. Понадобился всего лишь обычный парень, который просил о помощи. И Пётр оказался с потрохами во власти Сатаны. Да, маленький Петя воображал, в каком обличие придёт к нему Сатана: соблазнительной ли женщины, обещанием ли богатства или неземных наслаждений. Но зло пришло к нему в обычный день на крещение и одним кротким взглядом забрало душу, отрезало ножом от тела. А он не понял, не увидел, не разглядел. Продолжил жить свою маленькую жизнь как ни в чём не бывало. Петя тогда представлял, как будет сопротивляться искушению и обязательно храбро победит, как бы трудно это ни было. Он был настоящим воином божьим в этих своих детских фантазиях. Но вот он — не сопротивляется, повесил голову, как верный пёс, и ждёт, когда в следующий раз замахнутся. Кипит чайник. Демьян по-хозяйски выливает остатки чая в раковину и наполняет чашку кипятком. Нашаривает в верхнем шкафчике чайный пакетик из пачки и опускает в воду. Добавляет сахар из сахарницы, не спросив. Три ложки. Ставит перед Петром. — Я тебя ненавижу, — слабо говорит Пётр. Кажется, что чай отравлен, что всё, весь мир, отравлено злом. И это зло такое простое, такое понятное, такое родное. С ним не хочется бороться. — Так ведь это грех, Петя, — притворно удивляется Демьян. — Ты что? А как же «возлюби ближнего своего»? — Ты мне не ближний, ты — Антихрист. — Вот ты во всём винишь меня и отца моего. Правда, Петя? Считаешь, что мы разрушили твою жизнь? Разожгли в тебе тщеславие? Но ты и раньше был таким! Есть ли кто-то более тщеславный, чем священник? Вести проповеди, отпускать грехи — вот это ты на себя взвалил. Что ещё? В чём я виновен? Заразил тебя похотью? Но Петя, милый Петя, возможно, дело не в том, что матушек нет в Тиндере? Возможно, тебе просто не нравятся матушки? — Прекрати. Замолчи. Только не об этом. Только не сейчас. Демьян садится напротив. И глаза его горят всеми огнями Ада, обещая Петру нечеловеческие муки. — Что, думал не замечу, как ты на меня смотришь? — Ты больной, — мотает головой Пётр. — Это ты больной, — бросает Демьян почти зло. — Идти туда, где тебя заведомо ненавидят? Ты не только гомик, но ещё и мазохист, что ли?.. А вот в Аду таким, как ты, очень даже рады. Пётр крепко жмурится. Почему он позволяет так с собой разговаривать? Почему не пытается бороться? Он ещё не проиграл. Он сохранил что-то… Свою душу, например. Он может ещё побороться. Может ли? — Зачем я тебе? — спрашивает он обречённо. — Ну зачем, Демьян? Ты же Антихрист, ты можешь получить любую, любого. Демьян ухмыляется и берёт его за трясущуюся руку. — Ты себя недооцениваешь. — Дело в том, что я священник? Хочется соблазнить служителя Господа? Так меня отлучили. Всё, ты меня сломал. Эта игрушка больше не интересная, можешь переходить к другой. — Ты знаешь, что я хотел повеситься? — внезапно говорит Демьян, отбрасывая руку Петра от себя. — Да, представь. Я и повесился. Ну, умер, покончил с собой. Раскрестился. Так вот перед тем, как это сделать, я звонил тебе. Ты не ответил. Три раза. Бог любит троицу, да? Не в моём случае, видимо. Пётр чувствует, как щиплет у него в носу. Он что, умудрился разреветься? — Прости. Прости меня… Так это месть? Ты желаешь мне зла? Давай, пожалуйста, я всё приму. Ударь, и я подставлю вторую щёку. — Я никому не желаю зла, кроме Белова, но с этим подонком я уже разобрался… Я звал тебя, Петя, в самый страшный момент своей жизни, взывал к тебе, а ты не услышал. Совсем как твой хозяин. Он молчит, потому что ему страшно. На его шестиметровой кухне с убогими клетчатыми шторками и гарнитуром из рогожки сидит Антихрист и хочет от него… чего-то. Пётр боится, что хочет Демьян всего. И он, бывший служитель Господа, никак не может отказать. — Я… — начинает он, и предатель язык не слушается. — Я виноват. Меня ослепило тщеславие. Но меня уже наказали. И я буду молиться. Я буду… Я наложу на себя страшную епитимью. Взгляд Демьяна теплеет. Он снова берёт руку Петра и неспешно целует раскрытую ладонь. — Ты спрашивал, кому тебе служить, Петя. Я пришёл, потому что у меня появился ответ. Хороший ответ. Тебе понравится. Мне. Послужи мне, Петенька.