***
Москва в двадцатом веке - одна из самых великолепных творений сей господя, чудесна и роскошна даже для обыкновенных граждан, чиновников или тех же дворян, к которым, кстати, относился и Кир Курседов, которому, кажется, единственному не было дела до красот столицы. Его богатство, знатный род и связи давали ему большой вес в губерниях, где находилось его имение. Соседи рады были угождать малейшим его прихотям; губернские чиновники трепетали при его имени; Кир Курседов принимал знаки подобострастия как надлежащую дань; дом его всегда был полон гостями, готовыми тешить его праздность, разделяя шумные, а иногда и буйные его увеселения. Никто не дерзал отказываться от его приглашения или в известные дни не являться с должным почтением в село Лемское. Курседов так же гордился сим прекрасным заведением великолепного сада и никогда не упускал случая похвастаться оным перед своими гостями, из коих каждый осмотривал его по крайней мере уже в двадцатый раз. Он расхаживал по керамическим дорожкам, окруженный своими гостями, сопровождаемый Рейзовым и главными садовниками; останавливался пред некоторыми экземплярами, то расспрашивая о редчайших видах цветов, то делая замечания более или менее строгие но справедливые, то подзывая к себе знакомых и ласково с ними разговаривая. Гости почитали обязанностию восхищаться садом Кира. Один Акумов молчал и хмурился. Он ненавидел чужой сад. Его состояние позволяло ему лишь злостно оглядывать самодовольную ухмылку господина; он не мог удержаться от некой зависти при виде сего великолепного заведения. «Что же ты, Акумов, ни слова за вечер не проронил? - спросил его Курседов, - или сад мой тебе не по нраву?» «Нет, - отвечал он сыро и суровато. - совсем не по нраву! и цветы у вас, знаете ли, вялые!» - только безумец мог нагрубить Курседову. «Нахал!» - обиделся один из садовников. Кир громко рассмеялся. Оперся локтем о каменный столб и стал рукой придерживать себя за грудь, от части поглядывая на мальчишку перед ним. А гости вслед за ним захохотали, хотя чувствовали некую долю сочувствия к Акумову, когда видимая мать черноволосого юноши побледнела и рукой ухватилась за сердце.***
По нынешним понятиям об этикете выражение сие было бы весьма неприличным, но оно рассердило Ольгу не странным слогом и расположением, но только своею сущностью: «Ты что, совсем сдурел?! — загремела Акумова, притащив натерпевшегося Сергея в поместье, — он волен тебя миловать, наказывать! да что ты в самом деле задумал; да знаешь ли ты, с кем связываешься? Вот я ж тебя... Наплачешься ты у меня, узнаешь, каково идти на Курседова! Опозорил себя, мать опозорил, пустоголовый!» Акумов привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума, поэтому терпеть наготу со стороны матери не стал: «Нет мне дела до него! Я не обязан прогибаться под ним, не обязан!» - грубо отвечал Сергей, а потом и вовсе замолчал, решая не продолжать и без того бессмысленный спор. Курседов с крестьянами и дворовыми обходился строго и своенравно; несмотря на то, они были ему преданы: они тщеславились богатством и славою своего господина и в свою очередь позволяли себе многое в отношении к их соседям, надеясь на его сильное покровительство. Но Акумов был совершенно не таким, ведь все завидовали согласию, царствующему между надменным Курседовым и "бедным" его соседом, и удивлялись смелости сего последнего, когда он за столом у Кира прямо высказывал свое мнение, не заботясь о том, противуречило ли оно мнениям хозяина. Некоторые пытались было ему подражать и выйти из пределов должного повиновения, но сплитовый юноша так их пугнул, что навсегда отбил у них охоту к таковым покушениям, и Акумов один остался вне общего закона. Нечаянный случай все расстроил и переменил. Не долго думая, Серёжа вновь решается отвлечься от сегодняшней суматохи, успокоить себя новым произведением: у юноши отлично получается писать маленькие рассказы, стихи или баллады, в которых тот подражает Лермонтову, но другие лишь называют мальчишку гением русской литературы, ссылаясь на статус его семьи, которая скоро, кажется, потонет. Не смотря на статистику в обществе, Акумов умудряется усугублять ситуацию в разы, а в открытую оскорбить заведение чуть ли не самого влиятельного человека сей Москвы - пустышка. Курседов никогда не был груб по отношению к Серёже, черноволосый делает вывод, что Кир буквально специально пытается вывести парня из себя, хотя, с его дурной натурой это получается: Курседов извращенно тянет буквы, чрезмерно тактилен и если честно, то Акумов даже под дулом пистолета не поверил бы, что этот сынок богатенького мужчины являлся чем то большим, чем просто разбалованным дворяниным, конечно, если бы не знал Курседова в лицо. Довольно!